Однажды в Берлине

Эмма надела кожаную куртку и нахлобучив на голову кепку, посмотрела на Дафну, которая провожала её у двери. За спиной блондинки стояли Гензель и Гретель, которая держала уже одетого Рафи. - Поспи, - улыбнулась Шван. – У тебя сегодня первая ночная смена. - Я справлюсь, - широко улыбнулась Дафна. И посмотрев на брата с сестрой, кивнула. – Вы можете на меня положиться, - она указала пальцем на свои глаза и ухо, а потом прикоснулась к значку. - Только не свети его, - предупредила Гретель. Девушка кивнула. Эмма была недовольна, но она не могла запрещать Дафне, это был её выбор. Циперович сама встала на путь сопротивления. И как бы Шван ни боялась, что с той может случиться всякое, она смирилась. Солнышко прогрело воздух и в эти послеполуденные часы на улицах Мюнхена было тепло. Блики лучей отражались в начищенных стёклах магазинов, лёгкий снежок, выпавший с утра растаял и от мокрого асфальта тоже отражалось солнце. Лишь реющие со всех сторон красные флаги с чёрной свастикой в белом круге напоминали о том, кто стоит у власти. Но даже они не могли помешать наслаждаться хорошей погодой, и ты на какое-то мгновение забывал, что где-то идёт война, а людей сжигают в газовых камерах. Тут Эмма на одном из зданий увидела надпись, сделанную красной краской: «Высшее военное командование лжёт вам!» Она остановилась и уставилась на неё, в удивлении захлопав глазами, но Гретель взяла её под руку и заставила идти. - Не стоит так реагировать, - прошептала девушка, наклонившись к уху блондинки. – Ты часто будешь такое видеть. Это делаем мы. Таким образом, мы привлекаем внимание простых людей к тому, что на самом деле происходит в нашей стране. - Это же опасно, - нахмурилась Шван. – За это могут и повесить. - Не разбив яиц не сделаешь омлет, не так ли? Пока полиция нас не трогает. Пару раз наши товарищи попадали к ним в лапы, но всё ограничивалось разъяснительной беседой. А вот подонки из Гитлерюгенда не так давно зарезали одного из наших ребят. Вот эти отморозки нам пытаются противостоять. Но мы тоже, знаешь ли, не лыком шиты. Со стороны казалось, что парень с девушкой идут в обнимку и девушка что-то шепчет на ухо своему спутнику. В принципе, оно почти так и было. Если бы молодой человек сам не был переодетой девушкой, а нежные слова не были бы рассказом о действиях «Пиратов». - Улыбнись, Эмма, а то со стороны мы выглядим странно. Блондинка улыбнулась и легонько похлопала по руке свою спутницу. Позади них шли Гензель, державший за руку Рафаэля. Они проходили мимо кафе и Гретель предложила им войти, где взрослые выпили по кружке пива с брецелем (Прим. Крендель из сдобы, посыпанный крупной солью, чаще всего с ветчиной и сыром), а Рафи с удовольствием выпил кружку какао и схомячил сладкую сдобную булочку. Последнее время мальчик наслаждался едой, которая в отличии от той, что была в лагере была просто «вкуснятина». Даже живя в доме коменданта ему редко что перепадало и было это лишь благодаря Эмме. А когда были живы родители, то они редко баловали его чем-то таким. А ещё он с восхищением смотрел на Гензеля. Тот казался мальчику сказочным героем, смелым рыцарем, который борется со злом. И была Эмма. Которая была очень с ним добра. Когда никто, даже сестра, не видел, он молился богу и почему-то верил, что всё образуется и нельзя становиться злым. Зло не может победить, лишь справедливость всегда побеждает. Рано или поздно. Однажды кто-то в бараке в «Дахау» увидел, как он читал шёпотом «Шма Исраэл», единственную молитву, что он запомнил наизусть. - Бог умер, малыш. Он сразу не отреагировал, дочитал весь текст, убрал руку от лица и посмотрел на высохшего мужчину, который напоминал скелет и улыбнувшись, покачал головой. - Я верю. Верьте и вы. Люди ошибаются. Они считают, что они чем-то лучше нас? - Мы – иудеи, тоже думаем, что мы – богоизбранные. - Я не знаю, Михаэль, - честно тогда сказал Рафи. – Я не знаю, что такое богоизбранный. Но я верю, что мы все равны перед ним. – и мальчик поднял глаза к потолку. Сейчас же Рафаэль Циперович не знал, во что верить. Он восхищался Гензелем и тоже мечтал, что ему вскоре подарят значок с эдельвейсом. Но с другой стороны принципы, которые были в нём, не сочетались с мировоззрением Хауффмана: всех нацистов и гитлерюгендцев следует убивать. Даже своим детским мозгом мальчик понимал, что даже «Пираты» могут просто ошибаться. Они сидели в парке, а Рафи бегал перед скамейкой, изображая самолёт, когда Эмма вдруг напряглась. - Что такое? – спросил Гензель. Эмма кивнула в сторону, где в компании пожилой пары прогуливался штурмшарфюрер СД (Прим. высшее звание унтер-офицеров) - Я знакома с этим гестаповцем. - Эмма, спокойно, - прошептала Гретель. – Не забывай свою легенду. Ты – Хорст Геббельс, комиссованный солдат. А то, что ты похожа на какую-то там девушку, так он просто мог перепутать. - Я реактивный бомбардировщик! - воскликнул Рафи. – Тррр…Я иду на посадку, - склонив голову, врезался в блондинку. Та уже смогла взять себя в руки и улыбнулась: - Отто, сорванец! – чуть громче, чем нужно воскликнула она, стараясь сделать голос ниже. Кольбе, прогуливающийся, похоже со своими родителями, посмотрел на троицу, сидящую на лавочке. Он нахмурился, когда встретился взглядом с блондинкой. Ему показалось, что молодой человек, в колени которого уткнулся ребёнок никто иная как Эмма Шван. Но почему она одета как мужчина и рядом с ней лежит трость? Мужчина что-то шепнул родителям и подойдя к лавочке, посмотрел на Эмму: - Прошу прощения, мы с вами не знакомы, случайно? Шван взяла в руки трость, встала почти по стойке «смирно» и чуть повернув голову правым ухом, переспросила: - Прошу прощения, штурмшарфюрер, у меня контузия. Что вы спросили? Даниэль нахмурился. Неужели он обознался? Неужели этот юнец, почти мальчишка, комиссованный солдат? - Мне ваше лицо показалось знакомым. Вы когда в последний раз были в Берлине? - Ещё до войны. - Где служили? - Двенадцатая пехотная дивизия вермахта. К сожалению, меня практически сразу ранило осколочной гранатой. В следствии этого частичная потеря слуха и хромота. Мужчина пристально смотрел на паренька перед ним и всё же не мог поверить. - Как ваше имя? - Рядовой Хорст Геббельс. – Хайль Гитлер, рядовой. Эмма немного покачнулась, делая вид, что её беспокоит нога, но вскинув руку в приветствии, громко произнесла: - Хайль Гитлер. Её примеру последовали и Гензель с Гретель. Даже Рафи, понимая всю ситуацию, несмотря на свой возраст, тоже немного неуклюже вскинул руку. Опустив взгляд на мальца, Даниэль улыбнулся краешками губ. - Сколько тебе лет? - Шесть. - Через четыре года станешь полноправным членом общества, малыш. Ты живёшь в прекрасное время, а когда придёт время вступать в Гитлерюгенд, наша страна станет самой великой и могущественной державой. Ладно, я прошу прощения, что помешал вашей прогулке, господа. Кольбе развернулся и подошёл к родителям. Только когда они отошли на несколько шагов, все присели на лавочку. Шван достала сигареты и нервно закурила. Выпустив дым, прошептала: - Ублюдок. А если он начнёт копать? – она посмотрела на Гензеля. Тот хмыкнул: - Не дрейфь. Хорст Геббельс и правда служил в двенадцатой пехотной. Когда он вернулся с фронта, он вступил в нашу организацию, - тут лицо парня помрачнело. – Это его убили подонки. - А его, типа, братья? Парень чуток задумался. - Будем надеяться, что он этим удовлетворится. Она взяла билет Дрездена. Уложив Рафи спать, она написала короткую записку и оставила её на столе. «Дафна, прости меня. Я уезжаю в Кельбра. К Регине. Я надеюсь, что она меня ждёт. Если так, то прощай. Спасибо тебе. Но если я её не найду, я вернусь. И я буду с тобой... Эмма.» Было уже поздно и бабушка ушла спать, а Рути стояла возле открытого окна своей комнаты и курила. Она видела, как к дому Шванов подъехало такси, из которого вышел молодой человек и, прихрамывая, подошёл к двери и постучал. Шван доехала поездом до Дрездена, где сумела найти такси, которое её до домика, принадлежащего её родителям. Расплатившись с водителем, девушка подождала, пока машина уедет и, всё ещё зачем-то придерживаясь легенды, опираясь на трость, чуть прихрамывая подошла к двери и постучала. Было поздно, стемнело и лишь уличные фонари ещё освещали округу. Она постучала ещё раз, но ответом была тишина. В этот вечер начала декабря жизнь в Кельбра застыла. Если летом в это время ещё можно было застать кого-то из праздношатающихся или ребятишек, но в конце осени и зимой городок будто впадал в анабиоз. Она дёрнула дверь, хотя знала, что это было тщетно. - Блять, - пробормотала она и в отчаянии отбросила свою трость. – Регина, ты здесь? – Она спросила, наклоняясь к двери. Она подошла к окну, но там были задёрнуты шторы. Ответом была тишина. Если бы там был Генри, он бы подал знак… Шван в отчаянии начала бить в дверь ладонью, когда на другой стороне улицы вдруг открылась дверь. - Там никого нет! – услышала Шван и застыла. Этот голос она помнила. Эмма резко обернулась на голос и уставилась на девушку. - Рути? – спросила она, нахмурившись. - Эмма? – в свою очередь удивилась та. - Она ждала тебя до последнего. Девушки сидели на кухне. Лошак поставила почти пустую бутылку водки на стол, ту, которую они не допили с Региной. - Я смотрю, вы нашли запасы моего отца, - усмехнулась блондинка. – Он был не прочь выпить. Эмма опрокинула в себя стопку и вздохнула. Лошак тоже выпила водку и посмотрела на блондинку. - Я тоже рада тебя видеть. Знаешь, не проходило и дня, как Регина не вспоминала бы о тебе. Но она боялась задерживаться здесь. И сегодня утром она ушла. Я проводила её и Генри до вокзала. Она не сказала, куда уезжает. Она просто попросила оставить их в зале ожиданий. Шван сцепила пальцы и посмотрела на тонкую брешь между занавесок. Если бы она приехала вчера. Да всего лишь на сутки раньше. Блять, она же чувствовала, что нужно спешить! Зачем она согласилась на эту прогулку, вместо того, чтобы сразу поехать в Кельбра? - Ты говоришь, она вспоминала обо мне? – тихо спросила девушка. Рут кивнула. - И Генри тоже. Эмма достала сигареты и закурила. Ну почему она опоздала всего на несколько часов? Каких-то двенадцать-пятнадцать часов, чёрт возьми! Если бы не это время, то они были бы вместе! А теперь она даже не знает, в каком направлении уехали они: Регина и Генри. Рут тяжело вздохнула, и Эмма подняла на неё глаза. Но подруга детства почему-то отвела взгляд. - Что ты хочешь мне сказать, Рут? Лошак покачала головой. - Я же вижу. - Эмма, прости…- пробормотала Лошак. Она не в силах была скрывать то, что произошло. - Простить за что? – блондинка уже начала догадываться, что собирается сказать ей подруга. - Мы… с Региной… - Стой, нет, не говори ничего! – Шван затянулась сигаретой, налила себе остатки водки полную стопку и выпив, встала из-за стола. Было больно. Больно от осознания того, что Регина занималась этим с Рут. Блондинка подошла к окну и оперлась о раму одной рукой. Снова затянулась. Мозгом она понимала, что не имеет никакого права обижаться на это. Обвинять Мильц в измене она тоже не могла. Она сама в это время спала и с Лили, и с Даф. Так почему же так было мучительно на сердце? Она резко открыла шторы и посмотрела на пустую улицу, на которой тускло горели фонари и бледный месяц светил через облака. - Ты не должна просить у меня прощения, Рути. Я же могла и не приехать. – девушка посмотрела в небо. - Меня могла схватить полиция за то, что я убила Келлера. - Ты что? Эмма развернулась и, сделав последнюю затяжку, затушила сигарету в пепельнице. - А ты думала, что мой муженёк просто взял меня и отпустил? Он отошёл от дел не по состоянию здоровья, он просто отошёл из жизни, - усмехнулась девушка. - Блять, подруга… - пробормотала Лошак. Она встала и пошла к бару. После такой новости нужно было срочно выпить. Эмма Шван убила собственного мужа! - Когда мне Регина рассказала, что ты вышла замуж, я, честно говоря, была в шоке. Я же тебя знаю. И я, знаешь ли, помню всё, - Лошак открыла чуть отпитую бутылку шнапса и плеснула по рюмкам. - Это было давно, Рути. Нам было по тринадцать лет, - отмахнулась блондинка. - Между прочим, мне было двенадцать. И ты меня соблазнила. - Ой, не надо, кто ещё кого соблазнил? – рассмеялась блондинка. Но как-то грустно. - Я была в тебя влюблена, - Лошак подняла рюмку и отсалютовав Эмме, выпила. Шван тоже последовала её примеру. Почему-то хотелось напиться и расслабиться. – Я влюбилась в тебя ещё тогда, когда ты спасла Мими. Он, кстати, всё ещё ловит мышей у бабули в кафе. Ты помнишь этих мальчишек? Близнецы Адольф и Арман Беккеры и Одо Фишер? Одо погиб в первые же дни войны. А Беккеры отучились на медиков и сейчас работают как раз в «Дахау». Ставят опыты. Эмма нахмурилась при упоминании концлагеря и повела плечами от отвращения. - Не произноси это слово, прошу тебя, - пробормотала Шван с неприязнью. - Хорошо. Эмма? - Да? - Не уезжай, пожалуйста. Хотя бы несколько дней. Лошак положила руку на ладонь Шван, лежащую на столе. Блондинка посмотрела на Рути и аккуратно высвободила свои пальцы. Регина с Генри уехали и её ничто не держало в Кельбра. Но и возвращаться в Мюнхен ей не хотелось. Там была влюблённая в неё Дафна, которой она не могла ответить взаимностью. А тут была Рути Лошак. Которая, похоже, была не прочь замутить и с ней. Эта девушка всегда легко относилась к жизни и отношениям, на сколько помнила Эмма и может быть, ей следовало согласиться? Она могла спокойно прожить какое-то время: у Шван были деньги, после того, как она сдала в ломбард свои украшения. Но куда мог устроиться работать комиссованный солдат? Надеяться, что фрау Абель возьмёт её на работу в кафе? Зачем бабуле рисковать? - Мне нужна работа. - Для Эммы или для Хорста? Хорст Геббельс устроился в кафе фрау Абель охранником. Каким-то образом Рути всё же сумела убедить бабушку, которая знала, что Хорст – это Эмма. Бабуля не знала, что Шван была убийцей. Что наплела Лошак бабуле, блондинка не интересовалась, но она знала, что в кафе срочно нужен был ночной сторож. Так прошёл месяц. У Эммы был выходной. Она собиралась сегодня сходить погулять с Рути, когда вдруг утром при пробуждении у неё сильно скрутило живот и она едва успела добежать до уборной, где её вывернуло. В желудке было пусто, ничего кроме желчи. Эмма с трудом встала на ноги и добредя до кухни, налила себе стакан воды и выпила. Но её снова вывернуло. Что это было? Да, накануне они с Рути немного выпили, но не до такой же степени, чтобы её рвало. Дрожащими руками Шван взяла портсигар и достала сигарету. Прикурила и выпустила дым. Лоб покрыл холодный пот. Руки подрагивали. Что с ней такое было?