Однажды в Берлине

Реджина взяла билет на поезд до Глазго, но вышла на перроне маленькой станции Парадайз Вилладж. Ей понравилось название, и женщина посчитала это знаком. Если её будут искать, то явно не в этой деревушке, которой скорее всего нет даже на карте. Было раннее утро и тело Хамберта наверняка ещё не обнаружено. Как ни странно, у Миллс не было угрызений совести за свой поступок. Да, она осознавала свой его и понимала, что совершила это в состоянии аффекта. Но иного выхода у неё не было. Сколько бы ещё продолжал её истязать мужчина? Сколько времени она бы терпела эти моральные мучения? Да, она вынуждена была пойти на этот шаг в своё время. Но она выплатила свой долг перед Хамбертом сполна. И что получила? Её заперли в клетке, как зверя. И, быть может, это бы не закончилось ещё долго, но этот человек посмел поднять руку на её сына, её мальчика! Он не только ударил его, но он хотел забрать игрушку, единственное, что им осталось от Эммы. Где она сейчас была? А Эмме Шван скоро нужно было вставать. Она устроилась на работу на почту. Платили меньше, чем у Франков, к тому же приходилось отдавать часть жалования за жильё, но они с малышкой были свободны и ни от кого не зависели. Это было главное. Утром, перед работой женщина отводила Кристен в детский сад и направлялась на почтовое отделение. Обедала она обычно в ближайшем от почты кафе. В конце она обязательно выпивала чашечку кофе под сигарету. Обычно за соседним столиком от неё сидела женщина лет сорока. Шван сразу обратила на неё внимание, так как она очень сильно отличалась ото всех. Год назад в Швеции объявили, что гомосексуальность не является противозаконной, но эта женщина всё равно бросала вызов обществу. Несмотря на то, что её каштановые волосы достигали плеч, всё равно она выглядела мужественно для женщины. Она неизменно всегда была только в брюках и рубашке. Кроме того, она всегда была в кожаной куртке, которую вешала на спинку стула, а на стол клала кепку. Выглядеть таким образом было очень смело с её стороны, потому что несмотря на отмену уголовной статьи, гомосексуальность в Швеции всё ещё осуждалась и иногда подвергалась лечению. Даже Эмма бы не рискнула выйти так на улицу, так, как эта дама. А то, что женщина была лесбиянкой, Шван не сомневалась. Прошло уже много времени, как она рассталась с Линн. После того, как она съехала, женщины не виделись. Адрес она свой не оставила, а значит бывшая любовница не смогла бы её найти. Разве что они могли случайно столкнуться на улице. Специально блондинка не высматривала в толпе жертву. Ей было комфортно в своём одиночестве. Женщина лишь ждала окончания войны. Тогда она бы могла поехать в Шотландию и быть может, разузнать что-нибудь о Регине. Надежды было мало, но в редакции, где была напечатана книжка, всё же могли знать. Гензель очнулся в бараке на вонючем матрасе от боли. Он был жив? Как он мог быть жив, если какой-то безумец начал палить по ним из пулемёта? Это было просто невозможно! Бок горел, было очень больно и Хауффман застонал. - Заткнись, - услышал он. Голос был с акцентом. Мужчина повернул голову и увидел на соседней кровати парня. Тот явно был из дивизии СС «Гомбёс» (прим. Одно из венгерских формирований СС) – Ты должен был сдохнуть! - Ты, блять, тоже должен был! - Ну прости, гер Хауффман! Скажи, каково тебе, что твою сестру сожгли в крематории? – с презрением спросил парень. - Откуда ты зна…?! Гензель хотел встать, но его ноги подкосились от резкой боли в боку, и он свалился на грязный пол и взвыл. - Тут все всё знают. Ты – предатель! - Такой же, как и ты, - прохрипел Хауффман. - Я пошёл на это, чтобы спасти своих близких, а не свою шкуру, - услышал Гензель. – И я готов понести наказание. А ты, готов, унтерштурмфюрер? - Нас оставили в живых, - мужчина с трудом забрался на то, что напоминало койку. - Временно, друг мой, - усмехнулся парень. – Нас или расстреляют, или повесят. Это только вопрос времени. Миллс, поставила чемодан на крыльцо и, чуть сильнее сжав ладошку сына, постучала в деревянную дверь монастыря, которая открылась спустя несколько секунд. Через минуту массивная деревянная дверь открылась, и Миллс на пороге увидела монахиню. Та ей приветливо улыбнулась. - Доброе утро, - вернула улыбку брюнетка. – Могу я попросить пристанище в вашем монастыре? Через пять минут она уже сидела перед матерью настоятельницей. Эмма в очередной раз сидела в кафе. Она пообедала и достала портсигар. Это уже был своеобразный ритуал. Женщина за соседним столиком уже окончила трапезу и расплатилась с официантом. Она встала из-за стола, но не пошла к выходу. Она подошла к столику Эммы и чуть усмехнувшись, спросила: - Может уже хватит меня разглядывать? Дырку протрёте. - Вы заметили? – чуть смутившись улыбнулась Шван, выпуская дым и делая глоток кофе. Кажется, на неё не злились. - Сложно было не заметить, фрёкен. Или, может, фру? – женщина посмотрела на руку блондинки, держащую сигарету. На той не было обручального кольца. Эмма проследила взглядом за взглядом женщины и покачала головой. Та тоже достала портсигар и, взяв папиросу, прикурила от спички. Присела напротив. - Меня зовут Клеопатра Форс, - увидев взметнувшиеся вверх брови блондинки, издала смешок. – Мои родители были или изрядными шутниками или … - Она пожала плечами. – Клеопатра. Я понимаю, странное имя. - Эмма Шван. Смело так вот одеваться, - Эмма намекнула на стиль новой знакомой. Та беспечно пожала плечами. - Кому не нравится, пусть проваливает к чертям собачьим. Не привыкла подстраиваться под кого бы то ни было. Ты работаешь на почте. - Откуда…? Вы… Ты следила за мной? Клеопатра, склонив голову посмотрела на блондинку чуть исподлобья и улыбнулась. Улыбка преображала её лицо, делая черты мягче. - Просто стало любопытно, кто за мной шпионит. - Прости. - Слушай, завтра суббота, может я могу тебя пригласить куда-нибудь вечерком? Шван понимала намёк, но Форс была не в её вкусе. Да и Кристен не с кем было оставить. Но вот просто прогуляться можно было бы. Что ни говори, она не отказалась бы от компании. - У меня дочь. - Так значит замужем. По крайней мере была. - Это было давно, - скривилась Шван. - И я не хочу об этом вспоминать, Клеопатра. - Хотя бы до работы я могу тебя проводить? А вечером до дома? Эмма открыла дверь квартиры и сказала: - Кристен, заходи. Я сейчас приду. Когда дверь закрылась, Эмма оказалась прижатой к стене. Клео попыталась её поцеловать, но Шван, покачав головой, положила женщине руки на грудь. - Нет, - просто сказала блондинка. - Но почему? Ты не…? - Прости, Клео. Мы можем быть друзьями, но не более того. Форс непонимающе смотрела на Эмму. Блондинка у улыбнулась и положив ладонь на щёку Клеопатры. Она снова покачала головой. - Мне не нужен секс ради секса. Ты хороший человек, Клео. Привлекательная женщина. Но… Ты просто не мой типаж. Женщина как-то отчаянно вздохнула. - У меня была подруга до войны, - вдруг призналась она. - Любимая. Я с ней познакомилась в Штатах. Ты на неё очень похожа, Эмма. С началом войны мне пришлось вернуться в Швецию. Кайли была лётчицей. Военной лётчицей. За всё это время я не получала от неё вестей. - Война скоро закончится. Форс стукнула кулаком по стене. На её глазах вдруг выступили слёзы. - Я думала, ты сможешь её заменить. Когда я увидела тебя первый раз в кафе, я вначале думала, что у меня галлюцинации. Ты очень на неё похожа. - Не нужно искать замену, Клео. Никто тебе её не заменит. И быть может твоя Кайли жива. Клеопатра покачала головой. - Вряд ли. Она отправилась в Пёрл-Харбор. А это была мясорубка, ты же знаешь! Вряд ли она жива. - Не нужно отчаиваться. Я тоже надеюсь найти одного человека, когда война закончится, - грустная улыбка тронула губы блондинки. – Её зовут Регина. Регина Мильц. Может, всё же зайдёшь и я угощу тебя пивом? Их сортировали: солдат вермахта, членов СС… В спину Гензеля ткнули автоматом. Он едва стоял на ногах. Мужчина пошатнулся и упал на колени. Скарлетт хотел замахнуться и ударить немца прикладом, но почему-то не стал. - Встань, - приказал он на немецком, который немного выучил за годы войны. Хауффман оглянулся и посмотрел на англичанина. Усмехнулся. - Ты меня убьёшь? Но тот отрицательно покачал головой. - Я хочу. Но не буду. Будет суд. - Они меня повесят? - Я не знаю, - честно сказал парень. Его и немногих других охранников должны были загрузить в поезд, в котором ещё недавно были трупы заключённых. Трупы же провезли по городку, в котором находился концентрационный лагерь и похоронили в братской могиле в лесу. Это было сделано специально. Многие горожане видели повозки с телами. Некоторым становилось плохо, как и днём ранее солдатам. И быть может, кто-то из них задумался о зверствах, которые творились совсем рядом от их домов. У Гензеля мутнело в глазах. Раны причиняли адскую боль. Они были хуже той, что появилась, когда его били цепью. - Убей меня, - прохрипел Хауффман. – Я заслуживаю смерти. Я предал дело. Я предал товарищей. Я отправил сестру в газовую камеру. Уилл схватил мужчину за шкирку, помогая тому встать на ноги. - Я, блять, был членом сопротивления! – Гензель повернулся к солдату. – Но меня схватили, и я выбрал предательство. Я недостоин жить! Застрели меня, прошу! – умоляюще простонал мужчина. - Совесть твоя судья. Иди! – рядовой несильно толкнул Гензеля дулом автомата в грудь. - Спусти курок! Тебе это ничего не стоит! Тебя никто не обвинит за то, что ты меня убил. - Хочешь смерти? – встрял один из конвоиров, невысокий мужчина с бородой - Я могу устроить. - Так, Лерой, угомонись, - послышался голос лейтенанта Бута. – У нас приказ. Тот, кого звали Лероем, недовольно вздохнул. - Жаль, О’Брайан не пристрелил его тогда, - проворчал мужчина. – Меньше бы было хлопот. Реджине и Генри предоставили маленькую комнату, скорее клетушку. Но женщина и на это была рада. У неё было пристанище хотя бы на какое-то время. Она сделала небольшое пожертвование женскому монастырю Парадайз Вилладж. А его настоятельница мисс Горм была весьма приветлива. - располагайтесь и чувствуйте себя как дома, - сказала женщина. – Здесь вы в безопасности. Она ни о чём не расспрашивала, просто приняла Реджину и Генри так, как требовали законы церкви: всегда давать пристанище страждущим, ни о чём не спрашивая.