Суммация

вторник

— Выглядишь получше, — буркнул Кагеяма практически в сэндвич, который держал в руках, пока Хината открывал ланчбокс, вываливая все его содержимое на траву перед собой. Он громко мычал себе под нос — типичный Хината и то, как он себя ведёт. Он выбирал между бананом и упаковкой чипсов, постукивая кончиком пальца по нижней губе. Кагеяма позволил себе украдкой глянуть на него, вылавливая любые признаки того, что у Хинаты есть какие-то подозрения по поводу всяческих извращенных занятий его сокомандника с прошлой ночи. Если бы он что-то знал, он бы не сидел и не обедал с ним сейчас, да? — это очевидно, но можно ли винить Тобио за его маленькую и вполне себе нормальную паранойю? Так как Хината все еще явно оставался в блаженном неведении, Кагеяма принялся наблюдать за тем, как тот облизывал свои губы и чистил банан, абсолютно не зная, что Тобио хотел схватить его за эти тощие плечи, с силой вдавить его в землю или, может быть, прижать к забору- — М-м-м! — Хината начал говорить с набитым ртом. — Я чувствую себя замечательно! Немного переживаю по поводу домашней работы по математике, которую не сделал. — Он сглотнул и притормозил на секунду, пялясь на банан перед тем, как сделать следующий укус. Он определенно не выглядел так, будто переживал. Нет, он выглядел… типа, веселым? Кагеяма не доверял себе настолько, чтобы позволить себе открыть рот и ляпнуть на это какой угодно ответ — любой из них будет по меньшей мере дико глупым и унизительным, так что он просто нахмурился, наблюдая за тем, как Хината ел. Хмурая рожа куда-то подевалась, когда эти большие карие глаза уставились прямо на него. — Думаешь, у нас теперь будут проблемы? У меня уже проблемы, — подумал Кагеяма, смотря на то, как Шое вытирал уголки рта большим пальцем. Тобио что-то прокряхтел и снова вернул все свое внимание к обеду. — Что? — спросил Хината, подавившись и хватая чипсы. — Что-то случилось? Оскал вернулся на лицо Кагеямы, и он обернулся на сокомандника. — Да нет, ничего. Просто один мудак мне всю ночь спать не давал! — Едва ли там была вся ночь. Мы от силы полчаса разговаривали. — Хината скривил брови, пытаясь открыть чипсы. Черт. — Ну, а по ощущениям, так всю ночь, — проворчал Кагеяма перед тем, как откусить кусок от сэндвича. Больших усилий ему стоило не пялиться украдкой на очаровательные маленькие пальцы Хинаты, безрезультатно дергающие упаковку. От усердия он даже язык вытащил — это все настолько Хината сам по себе и его привычки, что Тобио приходится заставлять себя агрессивно пялить в землю. Он не говорил об этом, но ночь для него прошла абсолютно без сна. После окончания разговора он пытался, и пытался изо всех сил придумать способы как-то деликатно разорвать дружбу с единственным человеком, который был способен заставлять его сердце биться в бешеном ритме (кроме Хинаты на это был способен только волейбол/ и то это другое) но каждый раз, когда у него получалось сварганить более-менее надежный план, этот тонкий, разбивающей сердце голос снова балякал в его голове, а грустные карие глаза прожигали дыру в его груди. Он снова и снова обнаруживал себя на исходной точке. Так что да, кое-какой мудак не давал ему спать всю ночь. Он не уточнял, какой конкретно. Только одно у него получалось придумывать хорошо — с кое-чем другим он справлялся настолько удачно, что и правда думал о том, чтобы подрочить еще раз. Он думал об этих карих глазах, в которых застыла мольба, просьба объяснить, почему Кагеяма больше не может продолжать с ним дружить, — в итоге он захотел успокоить Хинату, что возможно привело бы к объятиям, что возможно привело бы к поцелуям, что возможно привело к касаниям всяческого характера, что привело к- — Дай сюда! — прорычал Кагеяма, положив сэндвич на колени и выхватывая пачку чипсов. Он открыл ее без всяких усилий и протянул обратно, даже не поднимая головы. — Возьми. Хината не выхватил упаковку в ту же секунду, так что Тобио глянул на него. Одного взгляда на чужую крохотную ухмылку хватило, чтобы его лицо вспыхнуло, так что он просто пихнул пачку прямо в грудь Шое. — Мой герой! — вздохнул этот раздражающий мелкий засранец, продолжая ухмыляться. — Ненавижу тебя, — пробормотал Кагеяма, снова откидываясь назад, на забор, пытаясь как-то скрыть факт своего поражения. — А вот и нет. — Хината отвернулся, начиная жевать. — Ждешь вечеринки Нишинои? — Наверное. — Кагеяма звучал максимально не взволнованно. Он мог точно таким же тоном сказать и «нет». — А ты… — Шое неловко сглотнул, облизывая пальцы, что для Кагеямы по ощущениям было сравнимо с непроизвольным самовоспламенением. — …ты планируешь оставаться там на ночь? — Я… Пока не знаю. — А он и правда не знал. Не потому что он пока не думал об этом, нет. Он думал. И думал много. Он обдумывал все варианты, взвешивал за и против, сделал даже пару математических вычислений (теперь математика никогда не будет для него такой, как прежде), и в итоге к настоящему моменту в его голове крутилась целая куча причин, почему проводить ночь поблизости от Хинаты еще раз — ужасная идея. Причина номер один довольно проста. Он знает, что на вечеринке будет алкоголь. Но вообще, настоящая причина номер один другая. Он не уверен, что у него получится контролировать себя — вне зависимости от того, будет там вообще алкоголь или нет. Кагеяма знает, что скорее всего не будет пить ничего крепкого и что Хината тоже скорее всего тоже не будет пить ничего такого, хотя в принципе представить Шое, распивающим алкоголь не так уж и сложно — достаточно вообразить себе десятилетку, прикладывающуюся к бутылке. Впечатление такое же и выглядеть будет так же. Но еще Кагеяма в курсе, что иногда в этой жизни случаются крайне странные и неожиданные вещи. На самом деле, у него не так уж и много опыта взаимодействий с пьяными людьми, не считая того случая на свадьбе его дяди, когда ему было двенадцать. Это событие оказалось настолько травмирующим для него, что он тогда проторчал в гардеробной большую часть ночи. И тот бокал вина, который мать позволила ему выпить пару лет назад, — после него он чувствовал себя плохо и хотел спать. Хотя, какое-то представление об алкогольном опьянении он все же имел, по большей части благодаря тому, что видел в кино и по телевизору. Он знал о том, что о комплексах в таком состоянии можно было забыть, что ты перестаешь уважать чужое личное пространство. Еще это ассоциировалось с громкими голосами, грязными танцами и даже грязными поцелуями. Он не настолько тупой, чтобы думать, что в фильмах все показывают достоверно, но слишком далеко от реальности они тоже не уходят, ведь так? И сейчас он полностью провалился в мысли о Хинате. Шое до ушей красный и пьяный, громкий как пиздец, потому что он и без алкоголя не может быть тихим. Он слишком приставучий, слишком решительный и… смотрит на него. И говорит… всякое. Зная везучесть Кагеямы — именно его скорее всего и оставят сиделкой с этим мелким придурком. Может быть, Танака предложит этому малолетнему пьянчужке свою кровать, чтобы тот отдохнул немного, так что Кагеяме, скорее всего, придется волочить его через всю лестницу. Хината обязательно будет сопротивляться, брыкаться и психовать, так что держать его придется крепко, держать до самой спальни, где Кагеяма просто постарается закинуть его на кровать и слинять настолько быстро, насколько вообще возможно (ага, да), но Шое скорее всего вцепится в него и потянет за собой вниз, завалит на себя- Случайно. — Может и останусь, — буркнул Кагеяма, пытаясь звучать вальяжно и рассевшись со скрещенными ногами. Он собирался демонстративно доесть сэндвич, несмотря на то, что у него свело челюсть и он весь вспотел. Потому что, черт, он типа, и правда хотел бы, чтобы это все случилось. — Оу… Ну тогда хорошо, — тихо ответил Хината, дергая шнурки толстовки. — Без тебя не так весело будет. — А со мной весело? С каких пор я веселый? — нахмурился Кагеяма. Нет, он был в курсе, что Хинате нравилось ошиваться рядом с ним, но слышать, как Шое называет такое времяпрепровождение «веселым»? Это, должно быть, какая-то шутка. Ну так и есть. Типа того. Потому что Хината хихикает, прикрыв рот ладонью. — Ты не веселый. И тем не менее, по какой-то дурацкой причине мне нравится быть с тобой. Так. «Подавился» — это не то. Не то слово, чтобы описать, что произошло с Кагеямой, когда он услышал эти слова. Но он как минимум подавился, так что, ладно, так тоже можно сказать. Потому что Хината сказал это крайне беззастенчиво и бесстыже, позволяя себе разбрасываться словами типа «нравится» так, будто это — самая обычная вещь в мире. И, может быть, это чистейшей воды импровизация и случайность, из-за чего его так и тряхнуло, потому что Хината смотрел на него так, будто они говорят о погоде. Нет, он вообще понял, что сказал? Хината должен был смутиться (Кагеяма определенно это сделал), он должен был начать заикаться, запинаться, дать задний ход и начать делать прочие эти свои хинатские штуки — что-то из разряда тех, к которым Кагеяма так привык. Должен был, потому что Шое никогда, никогда не говорил ничего такого раньше. Почему ПОЧЕМУ нет?! Пялясь на наивно улыбающегося Хинату, пока тот протягивал ему лакрицу, Тобио понял, почему. Шое просто нечего смущаться. У него нет причин чувствовать себя странно, когда он говорит, что ему нравится что-то касаемо Кагеямы. Потому что самого Кагеяму он не любит. Люди, которые в тайне кого-то любят, не используют слова типа «любить» или «нравится» рядом с человеком, к которому испытывают чувства такого характера, — и тем более не говорят их по отношению к этому человеку. Но Хинату не разрывало волнение, он не вступал в мысленную полемику с самим собой — это все должно идти вкупе с секретным чувством привязанности, — он бы прикусывал язык и старался держать его за зубами, когда слова вроде таких рисковали сорваться с его губ. Чувства, которые есть у Хинаты, просто… не такие сильные. Не то что Кагеяма думал, что они вообще были, честно говоря. Не то что к разряду «типичных для Хинаты вещей» не относится тупая привычка говорить нечто подобное в любой неподходящий момент. Да ладно. Не то что Тобио серьезно думал, что Шое любил его. Влюбленность? — ну да. Вот, чем это было. Но обдумывание ситуации привело Кагеяму к двум выводам: 1) он думал, что Хината любил его, и 2) он хочет, чтобы Хината любил его. Потому что сейчас, когда он знает, что это несомненно не так и Хината не любит его, — земля уходит из-под ног. — Кагеяма? Ты в порядке? — Хината хмурится, махнув конфетой перед чужим лицом. Тобио моргнул. — Да, — буркнул он, выдергивая лакрицу из пальцев Шое и отворачиваясь в сторону двора. Он уперся локтем в колено, положив подбородок на ладонь, пока бездумно жевал лакрицу и пялился в никуда перед собой. Они закончили обед в относительной тишине, хотя каждые несколько минут Хината над чем-то хихикал и что-то вякал, как всегда это делал. Не суть — Кагеяма все равно не особо слушал. Он… он просто отвлекся. Ну давай, смутись! Покрасней, черт тебя подери! — он хотел прокричать. Тобио всецело понимает волнение подобного характера, волнение из-за того, что ты и правда любишь и говоришь нечто подобное человеку, к которому испытываешь эти чувства. Он понимает это волнение, потому что сам никогда бы, никогда не смог сказать ничего такого. Скорее всего — никому в принципе, но определенно точно — не Хинате. С пониманием этого навалился еще один неизбежный вывод. Его в себе Кагеяма постарался закрыть, прокашлялся и быстро собрал за собой весь мусор под недоуменным взглядом Хинаты. Он понятия не имел, почему чувствовал себя так, будто ему нужно было уйти, но ему правда, правда нужно было свалить отсюда к чертям собачьим. Воздух казался таким плотным и густым, что он практически не мог дышать. — У нас еще пятнадцать минут осталось, ты в курсе? — подал голос Хината, когда Кагеяма встал и вытер руки об штаны. — Да… Мне еще кое-что нужно сделать, — пробормотал он, избегая зрительного контакта и поднимая рюкзак с земли. — Домашку по математике? — усмехнулся Хината, откидываясь спиной на забор. — Заткнись, тупица, — он отвернулся, все еще пытаясь дать отпор. Но потом- — Ну тогда пока-пока, Кагеяма-а. Тобио застыл и медленно развернулся. Хината перекатился в траве и разлегся на животе, подперев подбородок кулаком. Он махал ему другой рукой, быстро перебирая пальцами, как если бы он был застенчивой школьницей. вот же- Мелкий флиртующий гаденыш. Кагеяма понятия не имеет, что нашло на Шое, и он не может понять, нравится ему это или он это ненавидит. Ну да, он определенно не ненавидит это. Он выдавил из себя расстроенный выдох и развернулся на пятках, запуская руки в карманы и уходя, не забыв пробормотать «увидимся на тренировке», что вышло до унизительного рвано. Он не отрывал взгляда от земли, пока спасался бегством, снова пряча в себе свой последний вывод из ситуации — он выползал из глубин его души, и там он должен был остаться. На самом деле все, что делал Кагеяма — распихивал это осознание по всем тем уголкам сознания, где его еще не было. Живот у него скручивало узлами от страха, а сердце- Господи, его сердце. Тобио завернул за угол, как раз когда все то, что он старался спрятать в себе, прокралось колючками под кожу, начало сочиться из его ладоней потом, заскользило в грудной клетке, оборачиваясь вокруг легких и выжимая из них весь воздух. Неважно, какое расстояние он мог пройти, пересекая эту часть школы на такой скорости с его длинными ногами — куда он вообще идет? — он не мог обогнать это, не мог убежать от самого себя. Кагеяма мог справиться с сексуальным влечением — пускай и едва ли. Ну, это по крайней мере терпимо. Обычно. Чувство привязанности, неподдельной симпатии, желание быть рядом даже без всякой причины, может быть, именно такие ощущения и должны быть, когда у тебя есть хороший друг, может быть, даже лучший друг. Он знает, что есть, должно быть, множество людей и кроме него, которые влюблялись в лучших друзей, и это ни во что в итоге не выливалось. Ну и что, что он думал о Хинате, который бы по пьяни прицепился к нему на этих выходных? Ну и что, что он мастурбировал, думая о нем, — это же не значит, что он хочет на нем жениться. Ну мечтал он о том, чтобы тот от алкоголя стал слишком вспыльчивым и чувствительным и утащил Кагеяму за собой в кровать, прижимая его теплые губы к чужому уху и шепча «останься со мной, Кагеяма». Ну и? И он бы остался. Конечно, остался бы, но только потому что хотел воспользоваться шансом снова с ним поспать. Только чтобы обнимать его, гладить его волосы. Хинате точно стало бы плохо, потому что он идиот настолько, что переборщит даже с алкоголем, так что он выпьет слишком много, чтобы его организм мог с этим справиться. Кагеяма принес бы ему воды и помог дойти до ванной, чтобы вырвать, он помог бы ему добраться обратно до кровати, позволив повисуть на себе, потому что «Кагеяма, мне плохо». И он бы держал его, обнимал. И в конце концов Хината заснул бы, свернувшись рядом с ним калачиком так, как если бы так оно все и должно было быть. Блять. Он будет хвататься за это чувство до конца своих дней, если так все произойдет. Кагеяма остановился в тени школы, приваливаясь к холодным кирпичам затылком и сползая в траву. Он закрыл лицо руками. Прохладный ветер взъерошил его волосы, сдул листья с тропинки. Он был предвестником конца теплых осенних дней, но даже несмотря на свежесть воздуха, он все еще душил Кагеяму. Тобио задыхался, захлебываясь им. Он провел руками вниз по покрасневшему лицу. Господи, он и правда хотел почувствовать, как эти тонкие пальцы сжимаются, хватая его за футболку, хотел чувствовать мягкие покрасневшие щеки под своими пальцами, видеть яркие, медово-карие глаза, полные благодарности и тепла, и доверия, и… И любви. И он хотел бы сказать, что осознание ситуации ударило ему в голову, было как ушат ледяной воды, но это не так. Это больше походило на кульминацию, на последнюю каплю. Чаша переполнилась, все стекает с краев, заглушки нет, нет плотины, нет ничего, чем Кагеяма мог бы остановить этот поток. Он промок насквозь, он тонет, он облажался, он далеко от всякой надежды на спасение. Потому что он безнадежно любит Хинату. И, блять, как же ему будет больно.