Господи Иисусе, но ведь есть вероятность и кое-чего другого, ты же знаешь.
Кагеяма моргнул, смахивая снег с ресниц. Есть другая вероятность.Ну да, идиот. И даже несколько, если бы ты только-
А мог Нишиноя солгать?Что? Нет! Почему ты-
Ладно, нет… нет, Нишиноя бы такого не сделал. Так что тогда… что могло-ДУМАЙ, Тобио.
Но что если… что если он все-таки солгал.Это не-
Что если они все как-то замешаны в этом? Что, если они все сошлись на том, что Кагеяма неприятен, и это все — какой-то новый, хитроумный способ отделить его от команды- «Дело времени», да? Не это ли сказал Тсукишима? Так точно — просто дело времени. Потом он опять скатится к своим старым привычкам, ровно как и тогда, когда сокомандники отвернулись от него, решив, что другого отношения Тобио не достоин. Что его таланты не покрывают его ужасный- — Прекрати, — пробормотал он, мотая головой в попытке заставить гнетущее бормотание голосов в голове замолчать. Он провел ладонью сверху вниз по вспотевшему лицу. Сжал пальцами телефон, сдавливая его, когда зрение поплыло, — сумерки будто скрутили его глотку, завертелись вокруг него, мешая дышать. Они все знают, не так ли? Они знают — по крайней мере, большая часть команды, — они знают, что Кагеяма чувствует к этому идиоту, и сейчас они именно это и делают, пользуются этой «королевской слабостью». Думают разбить его сердце, просто потому что больше не хотят мириться с его дерьмовым характером. Не хотят, чтобы он был в их команде. С чего он вдруг заслужил, чтобы другие люди подстраивались под него. Может, лучше пережить пару-тройку проигрышей, чем постоянно терпеть кого-то вроде Кагеямы рядом на площадке. Лучше бы у них был кто-то… кто-то, блять, нормальный, кто может шутить и смеяться, и- — Пожалуйста… Хватит. — Он спрятал лицо в ладонях. -они собираются наконец «свергнуть» тирана их площадки раз и навсегда, командой сломать его, разорвать в щепки, выбросить, победить и убедиться, что он больше никогда ни до одной площадки не доберется. Они хотят кого-то лучше, кого-то, кто, ну, во всех смыслах — не он. Они все устали от него, Тобио больше не заслуживает того, чтобы его терпели, и Хината… Хината может быть инициатором? Из-за него все эти чувства, и он придумал, как замучить Кагеяму до смерти, дразня его этой идеей любви и изображая, что Тобио наконец-то стал для кого-то важным и нужным, — все это для того, чтобы потом отобрать это у него и- — ХВАТИТ! Вскрик Кагеямы скользнул эхом по пустому внутреннему двору. Телефон выпал из его рук. — Хватит. Блять, хватит! — прорычал он сквозь сжатые зубы, потирая глаза нижней частью ладоней. Тобио сделал один глубокий вдох, потом еще. И навязчивый голос в мыслях отступил. Ему пришлось сконцентрироваться и собрать в себе максимальное количество сил, чтобы перестать трястись и избавиться от спазма в легких. Он опустил руки. Здесь все по-другому. Сейчас ты другой. Еще немного времени постояв, удерживая ровное дыхание, Кагеяма наклонился, чтобы поднять телефон. Ты в безопасности. Ему приходилось напоминать себе это, он напомнил это себе и сейчас, выпрямляясь и засовывая телефон обратно в карман. Здесь у него есть друзья. Нишиноя, Танака, Ямагучи, возможно Юу тоже сюда можно отнести, и да, даже долбаного Тсукишиму. Они все его друзья. И несмотря на то, что за чертовщина у него творится с Хинатой, это не умаляет их дружбы. Хината все еще его друг. Даже если Кагеяма влюблен в него, Шое все еще его друг. И в ближайшее время он никуда не исчезнет. Так что… так что, да. Что бы это ни было, оно пройдет. Может быть, Хинате просто нужно время, чтобы разобраться в том, что происходит. Время, чтобы переварить пару мыслей. Все хорошо. Все будет хорошо. Он повторял это себе мысленно, разворачиваясь и делая осторожный, размеренный шаг обратно к раздевалке. Кагеяма медленно прошел мимо стойки для велосипедов, не отрывая взгляда от того места, куда Хината обычно ставил свой велосипед и где сейчас было пусто. Если Шое нужно время, чтобы разобраться в своих личных вопросах, тогда, черт подери, Кагеяма даст ему это время. Это меньшее, что он может сделать, учитывая тот факт, что он вытворял до этого. Вне зависимости, что он там по факту-то вытворял и творил, чтобы заслужить такое отношение в ответ. Это все стоит того, Хината стоит той боли, которую Кагеяма почувствует в его отсутствие. И это будет продолжаться так долго, как только потребуется, чтобы все устаканилось, уложилось по полочкам в этой лохматой рыжей голове. Чтобы Хината… Чтобы он вернулся. Кагеяма выбрасывает из головы все причины, всю логику, всю ту систему взаимосвязанных элементов, которую он собирал в те дни, что они провели вместе как партнеры, сокомандники. Как дуэт в принципе. Он забывает решимость, силу, импульсивность и гребаное упрямство Хинаты — именно они в первую очередь привели его к Кагеяме в принципе. Старается не думать о том, что Шое не сдается, как только решает сделать что-либо. «Я всегда прощаю тебя, Кагеяма». Так Тобио поймал слабую вспышку надежды, затеплившуюся глубоко под ребрами, и, может быть, если он сможет ухватиться за это чувство и держаться за него, то найдет в себе силы, чтобы бороться. Его сердце скрутилось, свернулось вокруг этой боли, которую он решил держать в себе так долго, как только потребуется. Но даже если в нем появилось что-то такое сейчас, нотки отчаяния никуда не делись, и сам Кагеяма это знал. Знал, что если сейчас он не будет принимать решения осторожно, не будет опираться на какую-то стратегию и играть в эту игру правильно, тогда Хината в этот раз действительно… Он действительно просто уйдет.***
Для Кагеямы ситуация становилась все хуже и хуже как-то слишком быстро. Вся эта хрень, что он придумал — «дать Хинате время» и все такое, — это сложнее, чем он ожидал. Ну, хорошо, «все хуже и хуже» — как-то это громко сказано… короче говоря, не так бы он это сам описал, но по-другому не получалось. Что-то в любом случае было не так и становилось хуже. Он сам, возможно. Он сам, блять, становился хуже и хуже. Прошло около трех недель с тех пор, как Нишиноя рассказал ему ту самую историю о том, Что Же Там Такого Случилось На Диване, но пазлы как-то не складывались. Кагеяма часами обдумывал каждую деталь, которую только помнил, сопоставляя все с тем, что он знал о Хинате и что сказал Нишиноя, прибавляя к этому дальнейшие изменения в поведении сокомандника. Ага, да. И в этом всем вместе не было абсолютно никакого смысла. Действия Хинаты продолжали сбивать его с толку, казалось, что его вменяемость от попыток переварить их, крошилась на части, — он разваливался, мысли его становились такими запутанными, что он не мог быть уверенным в… Да в чем? Блять, Тобио даже не знал, в чем он там мог или не мог быть уверен. Отборочные соревнования для турнира проходили один за другим, и несмотря на то, как он отдалился от своего партнера, они оба работали так же синхронно и гладко, как и всегда. Остальные члены команды тоже работали на пределе, зарабатывая местечко в списке команд на грядущие летние игры. И, да, Кагеяма был счастлив, конечно — да как могло быть иначе? Волейбол все еще был значительной по важности частью его жизни. Но без Хинаты рядом, на каждом шагу этого пути, все просто… Как-то помрачнело. Он чувствовал себя потерянным, пробираясь сквозь тьму без всякого источника света, который бы показывал ему путь. Шое все еще не позволял Тобио касаться себя (хотя нельзя сказать, что тот прямо уж и пытался после той истерики на обеде, которая его так смутила). Связующий почти потерял надежду, привыкая чувствовать постоянное разочарование, погружаясь все глубже и глубже в самого себя. Он заметил некую обеспокоенность, которая мелькала во взглядах его сокомандников. Ну, замечал. Поначалу. Он особенно не смотрел никому в глаза — его это не интересовало, если это были не знакомые карие глаза, горящие чем-то, что Кагеяма когда-то мог назвать… черт, может даже чем-то, похожим на любовь. Прекратились постоянные расспросы. Никто больше не спрашивал, все ли у него в порядке. Ну потому что играть он хуже не стал, так кого там должно что волновать, да? Но изначально не холодность Хинаты заставила Тобио чувствовать себя так, будто он трещал по швам (хотя только одной ее хватало, чтобы хотеть выдрать себе сердце к чертям собачьим), а скорее всяческие несоответствия с этим того, что иногда происходило. Его швыряло вверх и вниз — это вроде американских горок от горя до надежды, а потом обратно к отчаянию. Это опустошает его. Даже не опустошает, а опустошало. Сейчас — нет. Всю душу покромсало уже, ничего не осталось. Он сделал выбор, решил позволить всему идти своим чередом, а Хинате просто… просто быть как-то самому по себе или типа того. И это сработало. Вроде. Через несколько дней Хината снова ждал его около шкафчиков в коридоре, болтал с ним, когда они обедали, ждал у ворот после тренировок, шел с ним вместе домой, будто все было действительно так, как оно должно было быть. Кагеяма надеялся, что не выдавал своего облегчения голосом. Хотя в один день Хинаты не было около шкафчиков. Его не было в классе, в местечке, где они обычно обедали. В спортзале тоже. Его нигде не было. Ушел и все. Но на тренировке появился, смеялся и скакал по всей площадке кругами во время упражнений, как обычно раздражая Кагеяму этим и еще своим нытьем по поводу того, что они не будут играть еще несколько недель. Да, здорово. Если не считать того факта, что после занятий он не ждал Тобио, чтобы они вместе пошли домой. Он просто ушел и даже не попрощался. И вот так они и жили теперь. Нормальный Хината сегодня и абсолютно никакой завтра. Этим утром он бежит к спортзалу наперегонки, следующим его уже не найти. А потом он начал пропадать не на один день, а два. Три. Потом на четыре. И каждый день Кагеяма думал о том, как бы вывести его на чистую воду, каждую ночь, лежа без сна, он печатал ему сообщения, которые потом не отправлял. Потому что заставлял себя ждать. Убеждал себя в том, что нужно немного потерпеть, даже если с каждым днем это становилось все сложнее и сложнее, и он все меньше чувствовал себя, ну… Тем человеком, каким он стал после того, как Хината появился в его жизни. Да. Как и было сказано, это просто он сам становился хуже. В конце концов, это вылилось в то, что Кагеяма неделями жил в состоянии, когда волосы себе хочется драть от недоумения и убийственного одиночества. Единственный раз, когда они поговорили, — это на тренировке. Если вообще можно это назвать разговором, потому что- — Какого хера, тупица?! Сфокусируйся, блять! — Мне нужно сфокусироваться?! — ошеломленно вскрикнул Хината, сжимая кулаки по бокам, когда он вскочил на ноги после очередного падения. — Да кто вообще может такие пасы пробивать?! — Ты, например! Мог бы, если бы только вытащил башку из жопы. Забыл невзначай, как играть, или что?! Тогда тебе повезло, что это не на отборочных случилось, или бы ты вообще конкретно проебался и всех подвел- — П-прощу прощения?! — Хината чувствовал, как кровь поднималась к его щекам. Пульс ускорялся от ярости, когда он зашагал в сторону связующего. — Это ты тут мне пасы прямо в лицо швыряешь постоянно, как какой-то психопат. Как я, блин, по-твоему, должен- — Психопат! Я покажу тебе психопата, ебаный- — Богом клянусь, если вы оба не заткнетесь к чертовой матери, я вас выкину из спортзала! — прокричал Энношита, и его голос эхом пролетел по всему помещению. Кагеяма захлопнул рот и прищурился, смотря на Хинату сверху вниз. Сам Шое смотрел на него с таким же злобным выражением лица, тяжело дыша. У него буквально кожу покалывало — руки чесались, потому что он уже даже не был против драки — если только Тобио хоть слово еще ляпнет, то он выкинет его из зала самостоятельно. Да. Ну что? Сможет, если захочет. Потому что пошел он к черту, вот почему. Гребаный пиздецки тупой Кагеяма, пошел он к черту за все то, через что приходилось проходить Хинате последние недели, эти последние… годы! Он так долго страдал в тишине, а теперь просто нельзя придумать уже, как бы это еще меньше заботило Тобио. Нельзя сказать, мол, Шое прямо ожидал, что связующий будет преследовать его после того, как он начал его отталкивать. Но хоть какая-то обратная реакция была бы кстати. Пару вопросов о том, почему Хината такой опустошенный, почему так себя ведет и- Кагеяма моргнул. А потом вздохнул, и с лица его сползла вся краска раньше, чем он опустил голову, устало потирая глаза. Хината широко распахнул глаза, немного заколебавшись перед тем как решить, что до этого всего ему нет никакого дела — он все еще слишком распален ссорой, определенно все еще дымился, пока стоял там. Волосы дыбом, лицо красное, горит… Да потому что… Сколько времени он провел вот так вот? Неделями рыдал каждую ночь из-за того, как сильно скучал по лучшему другу, а Кагеяме плевать. Ни разу он не дал ему даже крохотный намек на то, что его волнует тот факт, что Шое исчез из его жизни. Но когда взгляд темно-синих глаз, полных грусти, вдруг поднялся, сердце Хинаты бешено застучало, заполняя грудь чем-то далеким от злости по своему содержанию. Кагеяма захрипел. — Хината- — Итак, парни. У меня небольшое объявление. Господь тебя благослови, Укай. Голос тренера отдавался громким бурчанием по всему спортзалу. Хината сглотнул, моргая и отворачиваясь от Кагеямы, чтобы быстро уйти и побежать к тому месту, где собирались в кучку остальные члены команды. Связующий медленно последовал за ним. — Я быстро, так что не садитесь. Как вы все, очевидно, знаете, — Укай прокашлялся, — то, как вы сыграли на прошлой неделе на отборочных, позволило нам получить место на соревнованиях в июне, но- Что бы там еще ни говорил тренер, все было перебито возгласами и криками Нишинои и Танаки. Хината к ним присоединился, чисто инстинктивно повернулся, чтобы широко улыбнуться Кагеяме, но вовремя вспомнил, что все еще был зол на него, так что резко покраснел, и лицо его помрачнело. Тобио нахмурился, и Хината показал ему язык перед тем, как шустро отвернуться. Укай продолжил, когда радостные возгласы затихли. — Я бы хотел подчеркнуть одну важную вещь, которую планирую ввести прямо с этой минуты. Сейчас, как некоторые из вас знают- Хината провел рукой по загривку и его передернуло. Он стоял, перекачиваясь с ноги на ногу и пытаясь слушать тренера. Неожиданно, единственным, на чем он мог сосредоточиться, был тот факт, что Кагеяма стоял прямо за ним, буквально в паре дюймов. Из-за всего этого избегания и игнорирования, которое устроил Шое, он теперь слишком сильно чувствовал чужое присутствие рядом, и тем более такое близкое. А они и правда не были ближе аж со времени вечеринки у Нишинои, если не считать секундных маневров, которые приходилось проворачивать на площадке. Он хорошо справлялся с тем, чтобы избавляться от воспоминаний о том, какие были по ощущениям прикосновения Кагеямы… Хотя, ладно, Хината готов был признать, что в самом начале он немного перегнул палку, серьезно — он не хотел кричать каждый раз, как Кагеяма приближается к нему, но при этом понятия не имел, что еще можно сделать, чтобы держать подальше эти руки и- — …нельзя, чтобы потом, из-за вашей измотанности и того, как вы напрягаете мышцы, утомляетесь, были травмы. Хината думал о том, что делали эти руки прямо сейчас. Кагеяма скрестил их на груди? Они висели по бокам? Пальцы не двигались или дергались? Он когда-нибудь почувствует их на себе снова? Если спрашивать о том, способен ли сам Хината придерживаться собственных планов и намеченной траектории действий, ответ тут «нет», и каждый раз, когда он только вспоминал об этом, у него сердце сводило. Но и сломаться он не мог, ведь прошел уже месяц, и если он сдастся, то придется начинать заново. Так что сейчас Хината просто старался избегать всей этой ситуации и мыслей о ней. Конкретно — избегать Кагеяму, когда соблазн позволить ему коснуться себя становился слишком сильным. А такие дни бывали, когда он хотел этого, просто мечтал об этом, но тут ведь один раз поддаться достаточно, чтобы пустить все усилия насмарку. Одного только легкого касания кончиками пальцев хватило бы, чтобы он полностью лишился всяческой уверенности в самом себе. То, что с ним творилось в некоторые дни, походило на пытку — он ловил себя на том, что грубовато одергивал собственные волосы в классе, медленно проводил пальцами по губам или вниз по шее, изображая такие прикосновения, которых даже не было. У него кожу жгло от боли и жажды до чужих мозолистых ладоней. Иногда во время тренировки Хината ловил запах Кагеямы, например когда они пробегали мимо друг друга, выполняя быструю атаку. Этого было достаточно, чтобы его с головой швырнуло в воспоминания. Терраса в доме Танаки, диван, руки Кагеямы, обнимающие его, и сам Хината прижимается к его груди лицом. Да, вот в такие вот дни Хинате приходилось в спешке сваливать к чертовой матери — из школы, из раздевалки после тренировки. Шое думал, что боль и то, как он скучал по Кагеяме, — все это ослабеет. Но он, должно быть, здорово ошибался, если учитывать тот факт, что оно только стало сильнее. Некоторые дни похожи на пытку? Блять, да все они как одна большая пытка. — …важность оставшихся дней. — Он краем уха снова услышал голос Укая. — Некоторые из вас, кажется, не в курсе, что это значит. Даже если вы и доказали, что ваши методы тренировки более чем эффективны, я вижу, что выгорания — это уже потенциальная проблема для будущих игр. Так что, начиная с сегодняшнего дня, я принудительно ввожу вам выходной на неделе. Плевать, что вы будете в этот день делать, главное, чтобы это ни коим боком не включало физические нагрузки. Танака поднял руку. — А секс считается? Нишиноя громко рявкнул, что, судя по всему, было смехом, еще несколько первогодок и Ямагучи тоже засмеялись. Хината на автомате выдал нервный смешок. — Не знаю, почему тебя это вообще волнует, — поддразнил Укай. Это было последнее, что услышал Шое перед тем, как провалиться обратно в свои мысли. Время без Кагеямы идет медленнее. Каждая секунда болезненная, как укол под кожу, как напоминания о том, что-то одиночество, которое он чувствует, — не взаимно и Кагеяме, кажется, абсолютно плевать на него. Как же драматично, сдуреть можно. Нет, ну… Ну ладно, сначала Кагеяма казался слегка раздраженным из-за того, как Хината себя вел. Например, накричал на него пару недель назад, на обеде, когда Шое ушел от ответа, — Тобио тогда предложил провести время вместе или что-то типа того, но это было один раз. На самом деле казалось, будто Кагеяма был отвлечен, занят чем-то еще эти последние недели, и Хината как-то не мог разобраться, с чем конкретно. Они, конечно, не особо-то уж и говорили, но время от времени Шое ловил на его лице отголосок… Ну, он сам мог бы назвать это поражением. Такое выражение лица у него бывает после проигрыша. Хината начал замечать, что Тобио где-то далеко у себя в мыслях — так было недели назад, и еще после той ссоры на обеде. Тот день… был особенно плохим. Дважды Хината выходил из класса, чтобы проплакаться в туалете. Утро воскресенья и то, что он тогда чувствовал, — все это было свежо в памяти, висело тяжестью на сердце. Учитывая то, как зол был Тобио, Хината думал, что, может быть, тот попробует отыскать его. Чтобы наорать на него еще раз, да. Это заставляло его плакать еще больше. Но Кагеяма ничего такого больше не выкидывал. На тренировках связующий даже не смотрел на него. Казался и правду потерянным, отвлеченным, в его пасах было больше ошибок, он отставал по скорости. Хината долго собирался с мыслями, чтобы спросить сокомандника, что с ним не так, — он собирался сделать это после тренировки (если просто задать вопрос, то в этом же не будет ничего такого, да? Кто сказал, что Кагеяма ему вообще что-нибудь расскажет, в любом случае?). Но пока Шое помогал подметать спортзал, Кагеяма пулей вылетел из помещения. Любопытство взяло верх, так что Хината быстренько закончил уборку, убрал метлу на склад и прокрался к окну. Он ухватился за решетку и приподнялся, выглядывая как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кагеяма утаскивал Нишиною за угол здания. Хината опустился обратно на пол, широко распахнув глаза, потому что это определенно было… Неожиданно. — Ты в порядке? — тихо спросил Юу, проходя мимо с тележкой для мячей. — Я не… не знаю, — ответил Шое, смотря в пол. — Мне нужно… идти. У меня дела. — Дела? Хината кивнул, поднимая взгляд на первогодку и улыбаясь. — Да, дела. Важные. Так что давай, что ли. У-увидимся завтра! Он схватил куртку и выбежал из спортзала, забыв бутылку с водой на скамейке. Хината убедился, что горизонт чист, рванул к велосипеду, запрыгнул на него и быстро закрутил педали. Через четверть мили или около того ему пришлось пойти пешком, волоча велосипед по обочине, просто потому что сдерживать слезы было слишком сложно. Он даже не заметил, в какой конкретно момент начался снег. Недели еще не прошло, а Кагеяма уже кого-то за шиворот таскал. С грустью Хината развернул велосипед и направился обратно к школе. У него не было никакого плана. Да ни малейшей идеи, что он вообще собирался делать, столкнувшись с Кагеямой лицом к лицу. Хината оставил велосипед около школьного забора и пошел прямо к воротам. Проигнорировал то, как замолчали Тсукишима и Ямагучи, когда он прошел мимо них, вытирая глаза рукавом. Но как только он зашел за ворота и увидел, что Кагеяма стоял прямо там и пялился в телефон, Шое выдал короткий удивленный писк и отпрыгнул, ныряя вниз, чтобы спрятаться за досками. Он прижался к ним, чувствуя, что слезы у него перестали течь, потому что сердце подпрыгнуло до самой глотки. Какого черта Кагеяма там делал? Собрав мысли в кучу, Хината присел на холодную землю, упираясь голыми коленями в гальку, что его вообще меньше всего волновало. Тобио вел себя и правда странно, и было бы неплохо узнать, почему. Так что Хината опустил голову пониже и медленно выглянул из-за забора. Но Кагеяма все еще просто стоял. Пялился в темноту. Выглядел он, правда, как-то… болезненно? Хината облизнул губы, видя чужие нахмуренные брови. Тени замелькали у него на лице, и снег (должно быть, тут он его и заметил) аккуратными хлопьями падал на темные волосы. Да пошел ты к черту, Кагеяма, за то, что такой красивый. То, как тяжело и быстро дышал связующий, можно было заметить по пару, выходящему из его приоткрытого рта — а он приоткрыл его, будто хотел что-то сказать, вот только захлопнул раньше, чем с его губ сорвалось хоть одно слово. Он так делал иногда. Кагеяма определенно о чем-то спорил с самим собой. «Что не так?» — мысленно задался вопросом Хината. Желание вскочить с места и побежать к Кагеяме заполняло его все больше и больше. Потому что что-то определенно было не так. Кагеяма продолжал качать головой, проводя руками вниз по лицу, пальцами впиваясь в собственные волосы. Что-то происходило там, прямо на глазах у Шое, и он все еще не мог заставить себя двинуться. Тобио было больно. Он трясся, и это было заметно и Хинате со своего места, он боролся с самим собой или что-то вроде того — Шое только так это мог бы описать, и он на самом деле не понимал, что происходит, потому что никогда не видел, чтобы его сокомандник до этого себя вел подобным образом. А потом Кагеяма заговорил. — Прекрати… Хината подпрыгнул на звук чужого голоса, прячась обратно за досками и прижимая руку ко рту, чтобы спрятать пар от рваного дыхания. Он даже подумал о том, что будет толк другую руку прижать к груди, чтобы утихомирить и бешеный стук сердца. Взгляд карих глаз бешено метался из стороны в сторону. Хинату тошнило, и он чувствовал себя неправильно. Что бы ни происходило с Кагеямой, это было плохо, и сейчас не столь важно, что там было с Хинатой из-за его собственных жалких чувств, — это никак не было связано с тем, через что проходил Кагеяма на данный момент. Потому что Шое следовало быть рядом. Какой же он тогда, блять, друг? Шпионит тут за Кагеямой, пока тот буквально на части разваливается и… — Пожалуйста… Хватит. Под горький, дрожащий шепот с другой стороны забора, Хината подтянул колени к себе и обнял их, упираясь лицом в холодную кожу, когда на его глазах снова заблестели слезы. Возможно, худшей вещью из всех было то, что Хината ревновал, если это так можно было назвать. В любом случае, даже сейчас он так сильно хотел, чтобы… что бы там не происходило с Кагеямой, — чтобы это было из-за него. Он хотел иметь возможность заставить Кагеяму переживать такую же боль, какую переживал он сам. Хината осознавал в себе такое желание, из-за чего чувствовал себя просто чудовищем. — Хватит! Шое всхлипнул, прижимая ладони к ушам, чтобы не слышать чужого голоса. Он сидел на месте, спрятавшись, но при этом до отчаянного сильно хотел пойти к Тобио, утешить его и сказать, что все будет хорошо. Но он так и не сделал этого. Прошло некоторое время. Может, несколько минут в тишине — по ощущениям все равно как час или даже больше. Хината утер слезы и выглянул из-за забора. Кагеяма уже уходил. В этот вечер снег падал мягкими хлопьями. Он не был липким, скорее, суховатым и легким. И Хината плакал так сильно, что в какой-то момент он подумал, что просто свалится замертво из-за этого. Дни после этого были не особо лучше. Хотя, да, может это и преувеличение и что-то изменилось, местами стало полегче. Но не сильно. Да и что теперь? Не мог же Хината подойти к Кагеяме и ляпнуть что-то вроде «хэй, я тут шпионил за тобой, пока у тебя была истерика, так вот че, как оно?». Так что он ничего и не сказал. Но Тобио выглядел более-менее нормально… Вроде того. Не считая того, что он постоянно был уставшим. Может быть, у него какие-то проблемы в семье? В любом случае, Хината понял, что его это не касалось, так что он не хотел расстраивать Кагеяму вопросами. И ревность эта или что это — она никогда не утихала. Дни протекали не так уж и гладко, словом. Все было сложно. Но ночью, конечно, было еще сложнее, потому что в остальное время Хината по крайней мере был рядом с другими людьми, которые могли как-то отвлечь его в те моменты, когда он проваливался в собственные эмоции. Но даже они, впрочем, ничего не могли сделать с тем, что закипало у него под кожей с каждым днем все больше и больше. Нереализованное желание быть рядом с Тобио, разговаривать с ним. Чувствовать на себе его руки. Нахуй Кагеяму за то, что позволил знать, как это все может ощущаться. Потому что, да… Ночи были сложнее. И то, как его раздирало воспоминаниями, мыслями о том, как все могло бы быть и что могло бы случиться в ту ночь на диване, порождало различные… последствия. Воспоминания эти проигрывались в его голове с невинными, легкими прикосновениями пальцев к ткани одежды на фоне. К животу, бедрам — это как напоминание о руках, прижимающихся к его спине, их весу вокруг его тела. Он медленно проводил костяшками по разделенным губам, вспоминая чужой запах. И прикосновения постепенно становились менее невинными. Хината позволял себе сорваться, скользнув пальцами под растянутую резинку шорт, пока другая его рука медленно задирала футболку. И каждая ночь заканчивалась одним и тем же — пальцы где-то глубоко в нем, он судорожно поглаживает себя или обхватывает пальцами сочащийся смазкой член. Или его пальцы во рту, когда он кончает, забрызгивая себя густыми, мутными каплями. Себя или простыни. Или и то, и другое. И всегда за этим следует плач, полный горя, — от него он и засыпает. Каждую ночь, голодный до прикосновений, Шое говорит себе, что хуже этого уже не будет, что вне человеческих возможностей скучать по кому-то больше, чем он уже скучал, желать чужих прикосновений больше, чем он уже желал. И каждую последующую ночь он понимал, что ошибался. И сейчас, прямо сейчас, стоя в спортзале среди своих сокомандников, Хината чувствовал тепло Кагеямы позади себя. Но хуже всего то, что он чувствовал его запах. И неожиданно по нему ударила эта самая жажда. По ощущениям — как цементный блок в лицо. Она загрохотала где-то глубоко в костях, прострелила спину, горячо закусала кожу. Заставила сердце сжаться, а дыхание сбиться. Бешеное отчаяние, какого они никогда не знал- Коснись меня. Эта фраза пульсировала в его голове, повторялась снова и снова, нарастая в интенсивности. Коснись меня. Коснись. Меня. Хината чувствовал, как его губы двигались, когда он беззвучно произносил эти слова. Пальцы его дернулись, ухватились за подол футболки — только этим он мог сдержать себя от рассеянных касаний собственного тела — по предплечьям или бокам. По тем местам, которых мог бы коснуться Кагеяма. Одно нежное касание его большой ладони — уже больше, чем Хината может дать себе сам. Он хочет пробежаться пальцами по всем тем местам на его теле, которые Тобио мог бы задействовать, чтобы ничего от него не оставить, — вверх по чувствительным бокам, по коже на шее, ниже, по животу, мягким внутренним сторонам бедер- Пожалуйста, коснись меня. Он практически чувствовал трение на собственной коже, которое появилось как реакция на резко проснувшееся желание, — длинные пальцы крепко хватают его за волосы, спускаются вниз по шее, одна рука нежно обхватывает его горло, другая скользит вниз по груди. Господи, ему нужно это, ему нужно это- Коснись меня. Пожалуйста, коснись меня. КОСНИСЬ. ТРОГАЙ МЕНЯ, ТЫ, ТУПОЙ ЕБУЧИЙ- — Хината, я по большей части тебя и Кагеяму имею в виду, так что, пожалуйста, обрати внимание. — Что, секс?! — вскрикнул Шое. — Чего? — вываливаясь из мыслей, подпрыгивая на милю от того, что обратились конкретно к нему, и отлетая назад, прямо на Кагеяму. Несколько недоуменных взглядов метнулось в его сторону, приклеившись к нему, маленькому извращенцу с его фантазиями, которого крепко держал связующий. Тело Хинаты парализовало. Его тонкая футболка никак не остужала тепло чужих рук, не приглушала ощущение от прикосновения к нему пресса Кагеямы, его груди, которая прижималась теперь к спине Шое. И пальцы сдавливали нежно. Может даже, в этом жесте был запрятан вопрос. Хината не смог удержаться и задрал голову, изгибая шею, чтобы посмотреть Кагеяме в лицо. — Он говорит о ежедневных тренировках, идиот. Что с тобой не так? Что-то странное, что можно было идентифицировать как попытку успокоить, зависло в чужом голосе. По крайней мере, Хината заметил бы, если бы растаял тут в лужицу поперек спортзала от смущения. И, что иронично, стоя тут, вот так вот, будучи прижатым к причине всех его проблем. — О-ох, — выдохнул Шое, глупо моргая на Кагеяму снизу вверх. Связующий нахмурился, прижимая Хинату на несколько дюймов ближе, а потом медленно отпуская его. Пальцы так долго разжимались, скользнули от плеч ниже, по бицепсам, перед тем, как Тобио отступил назад и в сторону от Хинаты. Щеки Кагеямы были легкого розоватого оттенка, когда он вернулся к тому, чтобы слушать Укая. — Ага, — подтвердил тренер, пока остальные члены команды переключались на него с болезненного пунцового цвета, поднимающегося по лицу Шое. — Не хочу, чтобы вы, ребята, со своими постоянными тренировками, потом пострадали. Давно мне надо было это сказать, но нужно, чтобы вы оба с этой минуты немного остыли, ясно? — Да, сэр, — пробормотали Кагеяма и Хината в унисон. Шое держал взгляд прикованным к полу, потирая плечи, на которых все еще чувствовалась хватка чужих пальцев. Осознав, что он вообще делал, Хината резко остановился. Этого, того вот, что было… Ему этого мало. В конце маленькой речи Укая все парни вразнобой забормотали, соглашаясь с его словами и обещая, что они будут соблюдать новый график с одним днем отдыха в неделю. В смысле, полного отдыха. Тренер еще немного постоял, прищурившись в сторону Кагеямы и Хинаты, пока не добился того, что они оба еще раз закивали и поклялись следовать распоряжению. — Ну, теперь это уже не проблема, — буркнул Кагеяма перед перерывом. Укай кивнул, удовлетворенный ответом. Какое-то время Хината подумал над тем, что конкретно имел в виду Тобио. Но потом он просто отпустил это. Но что-то было в этом тоне, что зависло между ними, доводя Хинату до края. Блять, он был на грани больше, чем когда-либо. Так получилось, что когда все пошли к раздевалке, они оба отстали. И пока они плелись позади, Хината пялился на спину Кагеямы, который шел в паре шагов от него. И он решил что-то сказать. И Шое позвал его, причем, слишком громко — так, что подпрыгнул от звучания собственного голоса. Закончил он несколько смущенно, но Кагеяма оставался невозмутимым, поднимаясь по лестнице. Он только и сделал, что бросил на него короткий взгляд через плечо. — Что? — Ты, эм… Когда ты сказал- Поднявшись по лестнице, Кагеяма остановился, медленно разворачиваясь. Хината тоже остановился. — Что? — хрипло повторил связующий. Три ступеньки между ними как-то совсем уж драматично прибавили им разницы в росте. — Говори уже. — Я… Я не… — Хината сглотнул, отводя взгляд в сторону, чтобы не натыкаться на темно-синие глаза, которыми его пристально изучали. Из-за света за его спиной Тобио выглядел особенно жутко, отбрасывая тень на Шое. Больно, когда на тебя смотрят вот так, и Хината хотел сказать об этом, но не сказал. Чувствуя биение сердца где-то в пятках, он снова открыл рот. — Ладно. Неважно. Кагеяма моргнул, смотря на него сверху вниз. А еще, пялясь вот так вот пристально и долго на Хинату, он выглядел так, будто ему было, что сказать. Но момент, когда Шое показалось, что ему все-таки что-то скажут, быстро прошел. Тобио не сказал ничего. И развернулся, чтобы уйти. — Кагеяма, — проговорил Хината, поднимаясь выше и вытягивая вперед руку, чтобы ухватить край футболки связующего, и сделал он это еще до того, как осознал, что вообще с места сдвинулся. Он одернул ее так, будто огня коснулся, когда Тобио сверкнул на него взглядом. Шое потерял контроль. Он практически чувствовал, как вся его решимость стекала куда-то вниз, по ступенькам. Он хотел, чтобы Кагеяма посмотрел на него, даже если это будет больно. Даже если он накричит, рявкнет, пошлет куда подальше. Неважно, Хината просто хотел, чтобы он обратил на него внимание. Это будет странно, да? Попросить Кагеяму коснуться его? Просто… попросить дернуть чуть-чуть за волосы. Может быть, если он скажет, что у него… что ему в глаз что-то попало или типа того… Да, тогда Кагеяма подойдет посмотреть, может быть, коснется его, схватит за голову, чтобы Шое не дергался, подойдет ближе. Может, если Хината скажет, что у него плечи болят, Тобио предложит их немного размять? Ага. Да, точно, он просто попросит его сделать массаж, а потом Шое кончит прямо в штаны, ему придется бросить школу и уехать из города, он проведет остаток своих дней бродяжкой в коробке под мостом и- — Ты не мог бы… ты думаешь… Ну, видишь ли, эм… — Хината смущенно сложил пальцы вместе, избегая чужого взгляда. Шаг, который сделал к нему Кагеяма, выбил землю из-под ног Шое, и тот тоже сделал шаг. Только назад. В никуда. Неожиданно кулак вцепился в его футболку, перетягивая его обратно вперед перед тем, как Хината вообще понял, что падает. — Тупица, — отчитал его Кагеяма, отпуская сокомандника, когда тот выпрямился и уверенно встал на ноги. — Сказали же, что нужно быть осторожнее. А потом он развернулся и ушел, будто не было такого, что вот он буквально только что спас жизнь Хинаты. Глаза Шое широко распахнулись, когда он медленно осознал, что вообще только что случилось, и его сердцебиение по скорости подлетело до ужаса быстро, вырываясь из-под всяческого контроля и заставляя его прижать дрожащую руку к груди. Он почти умер. Почти умер! Хината свалился на одно колено, упираясь им в верхнюю ступеньку. Темп его дыхания совпал с бешеным пульсом. — К-кагеяма! — выкрикнул он последний раз, опустив голову, когда связующий уже дошел до двери раздевалки. Тобио вздохнул, потирая глаза. — Что? Нет, Шое должен ему теперь. Жизнью. Ну или деньгами — что там по стоимости восстановления после перелома нескольких костей и какой-нибудь черепно-мозговой травмы? Он хотел отблагодарить его, но почему-то все, что он смог выдавить из себя, свалившись там на ступеньки, не поднимая головы, это- — Прости. Мне жаль. Когда Хината поднял взгляд, Кагеяма пялился на него со странным выражением лица. С усталостью, перемешанной с презрением. — Нет, не жаль, — буркнул он перед тем, как зайти в раздевалку и закрыть за собой дверь. Хинате потребовалось еще несколько минут, чтобы его желеобразные, а-ля «только что чуть не сдох» ноги начали двигаться. И он понятия не имел, за что только что извинился. Но Кагеяма, кажется, знал, за что. И что-то подсказывало Хинате, что он, должно быть, был прав.