Sweet Little Sixteen

Они просыпаются во второй половине дня. Часы на тумбочке подсказывают Блейну, что натикало уже 16:43, когда он поднимает голову, чтобы взглянуть на них поверх макушки Курта, которая закрывает ему обзор тёмными волосами с выгоревшими прядками. За время дневного сна руки Курта каким-то образом пробрались под футболку мужчины. Левая обнимает его талию так крепко, что ладонь прижата к позвоночнику, тогда как правая покоится на рёбрах, а костяшки пальцев лежат на груди, причём сосок Блейна упирается в запястье Курта. Уткнувшиеся в щеку Андерсона слегка приоткрывшиеся губы настолько влажные, что аж блестят. Как ни странно, ему даже не нужно время на то, чтобы приспособиться к ощущению другого тела, согревающего его кровать, равно как и к тому, как Курт легонько прижимается носом всё ближе к щеке Блейна, как и к пальцам на груди, то сжимающимся в кулачок, то снова разжимающимся — от всего этого лишь страшно хочется защищать создание, прикорнувшее у него в объятиях. — М-м-м, привет… — мурлычет Курт, задевая губами лицо Блейна, который сразу вспыхивает от близкого контакта, радуясь тому, что недавно брился. — Привет, куколка. Хорошо выспался? — спрашивает он, немного отодвигаясь, решив дать Курту возможность хотя бы вздохнуть спокойно, но он, наоборот, следует за Блейном как приклеенный, ни на дюйм не отлипая от лица. — Да, — говорит он, вдруг начиная чувствовать себя неуверенно. — Хорошо. Я тоже хорошо… На этом диалог исчерпывается, и даже дыхания почти не слышно из-за декабрьского ветра, завывающего за слуховым окном под самым потолком прямо над кроватью, но у Блейна всё равно такое чувство, будто он может расслышать биение сердца Курта, осязая, как оно бьется так близко к его собственной груди. — Ты так прекрасен, когда спишь. Это единственная возможность увидеть тебя… безмятежным, — шепчет Курт, не открывая глаз, отчего видно, что веки такие же молочно-белые, как и остальная кожа, вот только они блестят, вызывая ощущение того, что, если их поцеловать, можно почувствовать, насколько влажные глаза, защищённые такими тонкими веками. — Ты всегда так прекрасен, — шепчет Блейн в ответ и, не сдержавшись, запечатлевает целомудренный поцелуй на лбу Курта. Ему просто нужно было почувствовать его кожу на губах. Такую чистую и безупречную, не считая нечётких веснушек и розовых пятен от крови, несущейся по венам и приливающей к мышцам. Глупая, совершенно идиотская блажь. Чистой воды безрассудство, которое теоретически может разрушить наведённые ими мосты, которые он сломал, и в конце концов их наладили всего несколько часов назад… Но устоять было невозможно, потому что лежащий так близко к нему Курт, с которым тепло и уютно, чья кожа и великолепные мышцы напрямую влияют на его собственное тело, — всё это одна сплошная насмешка над мозгом, членом и губами Андерсона. И Блейн, опуская голову, завладевает губами Курта. На осознание происходящего у Курта уходит секунда, но, как только он разбирается, что к чему, сразу с жаром отвечает на поцелуй со всей решительностью человека, который давно в чём-то нуждался. Вскоре Курт скользит кончиком языка по нижней губе Блейна, отчего тот поддаётся горячему натиску, переплетаясь с юрким языком. Он уже думает, что, хоть убей, не помнит, когда целовался в последний раз, но вдруг приходит осознание, что и в тот раз это был Курт; после знакомства с ним все остальные контакты с губами приходились исключительно на кожу, а не на губы… и Андерсон не жалеет об этом. Он не знает, что это значит, зато знает, что не намерен позволять мыслям и заботам перехватить контроль и испортить момент, поэтому вместо тяжёлых дум пробегается рукой по волосам Курта, сокращая расстояние между лицами. Курт плавно кладёт руку на спину Блейна, прижимая его ближе к собственной груди так, что другая рука оказывается в ловушке из их тел, и тыльная сторона руки касается рёбер Блейна, пальцы инстинктивно впиваются в грудь, шаря вверх-вниз, как будто цепляясь за возможность ухватиться как можно крепче. Блейн ничего не успевает понять, как Курт уже начинает неловко стягивать его футболку, и тот отстраняется, чтобы быстрее помочь с этой непосильной задачей. Едва одежда отлетает в сторону, Курт притягивает его к себе, и соприкосновение с обнажённой кожей Курта становится большим облегчением; он такой горячий и гладкий, с затвердевшими сосками и чётко очерченными мышцами. — Мне просто… нужно чувствовать тебя, — произносит Курт, касаясь губ Блейна, а следом принимается за пояс пижамных штанов, что застигает мужчину врасплох. Конечно, он не может отказать жаждущему его мальчику, поэтому спешит снять и штаны. Когда не остаётся ничего, кроме нижнего белья, Курт, не теряя ни секунды, жадно целует его в губы, а потом в шею. Он суёт колено между ног Блейна, и дыхание учащается так же сильно, как и сердцебиение. И никто и никогда не поверил бы Блейну, если бы он заявил, что не возбудился, ведь у него твёрдый как камень член, и Курт определённо в курсе, раз продолжает прижиматься промежностью. Андерсону до смерти нужно чувствовать, трогать и пробовать, но на этот раз всё иначе; он ничего не намерен делать, если Курт не проявит инициативу. Мужчина позволяет Курту взять на себя полный контроль и самому задавать темп. Даже покрывалу передаётся жар разгорячённых тел, и вероятность того, что они не пропитаны потом, где-то из области фантастики. Над головами завывает нью-йоркский ветер, а по мансардному окну медленно начинает барабанить обещанный дождь, смешивающийся со звуками поцелуев и учащённого дыхания. — Курт, всё нормально — мы не обязаны… ничего такого делать. Ты можешь находиться в моей постели, не раздвигая ноги. — Блейн пытается говорить как можно спокойнее, обхватывая руками щёки Курта, когда он поднимает голову, прервав выцеловывание шеи Блейна. — Я знаю, в этом-то всё и дело, — улыбается Курт, светясь от счастья, и по-эскимосски касается носа Блейна. А дальше осыпает поцелуями лицо, давая возможность посмаковать сладкое дыхание и нежный язык, ласкающий его, и, пока Курт мягко обводит пальцами мужское тело, Андерсон начинает чувствовать заботу, а не просто желание. — Кажется, мне пора научить тебя кое-чему, — тихо шепчет Курт, и не успевает Блейн и глазом моргнуть, как тот ныряет под покрывало, и без всякого промедления губы начинают блуждать по ключице Блейна, по груди и по рёбрам… а следом пальцы цепляются за пояс его нижнего белья и принимаются стягивать их. — Что это ты там делаешь? — Блейн усмехается и поднимает покрывало, чтобы взглянуть на Курта. Едва голос врывается в замкнутое пространство с разгорячённой атмосферой, Курт поднимает голову, кладя подбородок на живот Блейна, и глаза из темноты словно горят, как синие угольки, прожигающие мужчину насквозь, напоминая ему о первой ночи, когда они познакомились в «F & F», где его сразило то, насколько глаза Курта выразительнее по сравнению со всеми прочими, у кого при плохом освещении глаза мутные и безжизненные. — Я показываю тебе, что можно наслаждаться друг другом и своим телом в обнажённом виде, не занимаясь сексом, — произносит Курт с огоньком в глазах, прежде чем вернуться к прерванному занятию, на этот раз целуя торс Блейна. И пока тот ласкает пальцами волосы Курта, не может определиться, то ли дело в том, что сегодня у Курта особенно шелковистые волосы, то ли они всегда такие, а это Блейн был слишком занят другими вещами, чтобы заметить эту особенность. Кристально ясно одно  — волосы такие мягкие и гладкие, что не хочется отпускать. Когда нижнее бельё Блейна присоединяется к остальной его одежде на полу у кровати, Курт целует пупок, после чего, чуть приподнявшись, кладёт голову на грудь Блейна, ухом так гармонично прижимаясь к грудине, что у Блейна чувство, будто Курт слушает биение сердца. Из мышц Курта уходит напряжение, он воплощает собой абсолютную расслабленность. Хаммел водит рукой по колену, пробегаясь по бедру, тазовым косточкам, лаская рёбра и снова опускаясь. Для Блейна становится чудовищным испытанием необходимость сдержаться и не поднять таз, потираясь эрекцией о Курта, лежащего у мужчины на груди, но сладость прикосновения Курта сдерживает его. Он не хочет, чтобы всё это заканчивалось, но прекрасно понимает, что, если сейчас пересечь черту, всё может закончиться в мгновение ока. — Ты когда-нибудь трахал кого-нибудь без резинки? — спрашивает Курт, прижимая руку к груди Блейна. Курт полулежит на нём, голова всё так же покоится у него на груди, а нога между конечностей Блейна. К этому моменту Блейн, положив руку Курту на плечо, другой успокаивающе водит вверх-вниз по спине. Он чувствует тёплую влажную киску Курта у своего нижнего белья, от нетерпения прижатую к его бедру — и он, мягко говоря, хочет её. Андерсон борется с желанием взять и обозначить свои притязания, изо всех сил сдерживаясь. Ради Курта. — Нет! — выпаливает Блейн, уставившись на Курта как на обезумевшего, но увидев тёмно-русые локоны, мягкие и пушистые, и то, как его собственная рука пробегается по обнажённой руке, такой бледной и непорочной, мужчина утихомиривается. — Однажды. В свой первый раз. И даже больше — он трахнул меня, — признаётся Блейн, углубляясь в воспоминания, которые должен откопать, хотя в своё время надёжно запер их куда-то в укрытие, свято веря в то, что эта тайна никогда больше не всплывёт на поверхность. — Каким он был? Твой первый раз? — уточняет Курт, не из праздного любопытства, а из неподдельного интереса. Блейн никогда ничего не рассказывал о своём первом разе, держа всё в себе и отмахиваясь от мыслей о том, каким он должен быть. Всё вышло по-идиотски, так же неудачно, как и первый раз любого подростка. — Я не расскажу тебе о своём первом трахе, — огрызается Андерсон, но взгляд напарывается на эти дурацкие большие голубые глаза, и в голове остаётся одна мысль: «Попытка не пытка». — Мне было 13 лет. В школе, в которую меня зачислили, был горячий парень. Роскошный ученик интерната. Никто не знал, что он гей, но я мог… знаешь, считать это, гей-радар, наверное. На ежегодном мероприятии будущие новички ночевали в школе вместе с некоторыми старшеклассниками. Как члены студенческого общества они устроили нам всякое дерьмо, чтобы увидеть, кого хотят принять в свои понтовые клубы и прочую херню. Детки богачей, сам понимаешь, — объясняет он, отчетливо вспоминая ту самую ночь. — Что случилось? — Вопрос едва слышно, но создаётся ощущение, что кое-кто осознаёт, насколько хуже будет продолжение истории, которая явно ничем хорошим не закончится. — Пока все пили, я уже набрался. И он тут как тут. Он сказал, что я ему понравился, я повёлся, и он трахнул меня у себя в комнате. Втихушку. Грубо и жёстко. Когда я пожаловался на боль, он велел заткнуться, чтобы никто нас не застукал. Кончив, он сказал мне спуститься, а он пойдёт следом, чтобы никто ничего не заметил… Он спустился, конечно; приобняв девку из сестринской школы, многие оттуда пробрались на вечеринку, — заканчивает Блейн и тяжело вздыхает. Сложно разобраться, удивляет его то, что запомнил всё так ясно, или то, что смог держать всё в себе так долго. Да в общем-то и не важно, потому что на самом деле ему всё равно. Но чувствует перемену в Курте, его жалость, и не может смириться с этим. — А каким был твой первый раз? — спрашивает он, решив сменить тему. — Ты серьёзно? Ты при нём присутствовал, припоминаешь? Ты знаешь, как прошёл мой первый раз, — восклицает Курт и кладёт ладонь на голую грудь под собой. Он смотрит на Блейна так, словно опасается, не поехала ли у него крыша, на этот раз окончательно. Мужчина не был бы шокирован, если бы узнал, что у Курта именно такие мысли. — Нет. Я знаю, каким был твой первый раз для меня, а не для тебя. И раз уж мы все такие из себя открытые хиппи, делящиеся всем, ты должен мне свою историю, так что валяй, — продолжает Блейн. Блейн не был бы готов к последствиям своих слов, даже если бы обладал чуть большими познаниями из области человеческой натуры. Курт сворачивается калачиком под покрывалом, какое-то время устраиваясь поудобнее, а потом осторожно забирается на тело Блейна, словно русалка, скользящая по воде. Теперь он лежит поверх мужчины, подняв бёдра, чтобы не давить на до сих пор полутвёрдый член, но опираясь на предплечья, чтобы поддерживать зрительный контакт. Блейн чувствует тепло, исходящее от его киски, на что живо реагирует член, возвращающийся к полной боевой готовности, пульсируя ещё пуще прежнего. — Это случилось сразу после моего 16-го дня рождения, всего через пару дней, на самом деле… — начинает Курт, но Блейн прерывает. — Эту часть я знаю. Я не про то. — Он недовольно хмурится. — Это моя история. Ты хочешь её услышать или нет? — отчитывает его Курт, и тот кивает в знак согласия. Остаётся набраться терпения и подождать.