Sweet Little Sixteen

— Так. Когда мне только исполнилось шестнадцать, одноклассницы придумали одну забаву — притащили меня в гей-бар, хотя и знали, что я не интересовался подобным. Для них это была просто отмазка, чтобы на одну ночь почувствовать себя крутыми и взрослыми. Короче, я очутился в баре, где лицезрение того, как они дёргаются под ужасную музыку, было сомнительным удовольствием, хотя бармен оказался милым, приглядывал за мной… Потом ко мне подошёл парень, мужчина. И заговорил со мной. И хотя я всё втолковывал ему, что не заинтересован, он не отступал; я лгал, само собой. Я сказал ему, что он не заинтересуется мной… Но когда он поцеловал меня, я больше не мог врать. Поэтому я свалил, но он пошёл за мной. И я рассказал ему свой секрет, но он всё равно хотел меня. Меня впервые кто-то хотел. Меня не хотели, даже не зная о моём секрете. Но он хотел — так что я пошёл к нему домой, — объясняет Курт, слегка покраснев, как будто рассказывает историю совершенно незнакомому человеку. — Что было дальше? Он хорошо с тобой обращался? — подыгрывает Блейн, скользя руками по мускулистым бёдрам Курта. Порой кажется, что этот малыш сделан из стали, раз всё его тело настолько крепкое и сильное. — Мне было страшно. Ужасно страшно. Когда мы пришли к нему, я гадал, не изнасилует ли он меня, если я не пересплю с ним. Но нет… он позаботился обо мне. Он был мил и нежен… пока мы не сняли одежду. Тут я перепугался ещё больше. Я никогда до этого никого не подпускал к себе… да я и сам-то себя не касался, — продолжает он, на этот раз раскрасневшись, как маков цвет, до крайности смущаясь. — Он… причинил тебе боль? — спрашивает Блейн, тщетно пытаясь сохранить лёгкий тон разговора, но на этот раз вопрос для него по-настоящему важен. Андерсон никогда не задумывался о том, какой для Курта была их первая совместная ночь, но теперь, по ходу рассказа, мужчине становится жутковато. — Да, — шепчет Курт и закусывает нижнюю губу, торопясь отвести глаза, лишь бы избежать зрительного контакта с Блейном. — Ох… Куколка… прости. Я не знал, — извиняется Блейн и сжимает его бёдра, теперь воспринимая прикосновение как назойливо навязчивое, словно его руки обжигают кожу Курта. — Дай мне закончить. Пожалуйста… — просит он, снова решаясь взглянуть на Блейна, замечающего увлажнившиеся глаза и то, что губа чуть темнее верхней в том месте, где он прикусывает её. — Он причинил мне боль. И я был в ужасе. Я боялся сказать или сделать что-то не так, боялся разозлить его, отчего он причинит мне ещё больше боли, боялся, потому что мне хватило глупости пойти домой к совершенно незнакомому человеку, которого видел впервые в жизни… Он прерывается и тяжело вздыхает, словно прокручивает в голове слова, прежде чем произнести их вслух, чтобы не позволить себе ни одной неудачной реплики. — Но он причинил мне боль только потому, что иначе было никак. Неважно, кто бы был на его месте, всё равно было бы больно, потому что это был первый раз, и я был так напряжён… Но разница в том, что он подтолкнул меня к этому, чтобы довести до момента, когда мне… станет приятно. С ним я впервые почувствовал, что кто-то хочет меня, я впервые не чувствовал себя ошибкой природы, каким-то уродом. И пусть он не хотел узнать меня, ему было не всё равно, я чувствовал, что ему не плевать на меня, и он был милым. — Курт заканчивает свою историю на хорошей ноте, что только подчёркивает лёгкая улыбка, идеально гармонирующая с интонацией. На этот раз черёд Блейна терять дар речи. Даже сам того не замечая, Андерсон расплывается в широкой улыбке, слушая, как Курт рассказывает ему о том, каким был его первый раз, о том, как парень сделал всё возможное, чтобы справиться с худшей частью и в итоге доставить удовольствие, о том, как парень строил из себя крутого, но в глубине души был совсем не таким хладнокровным — о том, каким он представлялся Курту и что он чувствовал по отношению к нему. — Я правда не могу себе представить более удачный первый раз, Блейн. У меня сдали бы нервы, если бы не страх и риск разочаровать парня. Ты вёл себя как настоящий мудак, но в этом весь ты… — говорит Курт, на этот раз более расслабленно и естественно. Снова обретя дар речи и уверенность в себе, Блейн решает не упускать момент. Он поглаживает бёдра Курта руками, позволяя им скользнуть вверх к окружностям попки Курта, а затем опуская обратно на бёдра как ни в чём не бывало. — Так… у этого парня был большой член? — интересуется он с усмешкой, удовлетворённый видом вновь розовеющих от смущения щёк Курта. И вот Курта вновь словно подменили. Он ложится, опираясь на руки, так, чтобы их лица были близко друг к другу, дыхание смешивалось, а взгляды неотрывно переплетались. — О, милый, его член был огромным. Мне казалось, что моя киска буквально разорвётся, когда он входил в меня до упора, — прошептал Курт с придыханием, наклоняясь к самым губам Блейна. В ту секунду, как их губы соприкасаются, Курт опускает бёдра, прижимаясь мягкими и горячими половыми губами к его члену. Андерсон чувствует, насколько Курт мокрый, когда тот двигает бёдрами, растирая смазку по члену Блейна и заставляя его скользить между влажными складочками. — Я действительно плохо на тебя влияю, — выдавливает Блейн. Его член подёргивается от контакта, и капелька смазки выделяется с кончика, смешиваясь с соками Курта по всей длине стояка. — М-м-м… Да. Очень плохо, — шепчет Курт и наклоняется снова, чтобы поцеловать его, но на этот раз Блейн сжимает его бёдра и легким движением опрокидывает на бок. Курт тихонько вскрикивает, но уже спустя секунду сменяет этот звук тихим посмеиванием, что прерывается, прежде чем язык Курта скользит в рот Блейна. Блейн прижимается к Курту всем телом, всё ещё сжатый чужим жаром. Они оба дышат тяжело, и рука Курта плавно скользит от бедра к заднице Блейна, отчего пульс зашкаливает, а кровь в сосудах закипает. — Блейн… Я хочу тебя, — шепчет Курт прямо в губы Блейна. Он обвивает рукой шею Блейна, таким образом скользя одной рукой между лопатками мужчины, а второй зарываясь в его волосы. Сложно сказать, в чём именно дело, но по какой-то причине Курт ощущает себя иначе. Словно он чуть более мягкий и податливый сейчас, а в его прикосновениях сквозит больше желания, чем похоти. Это удивительно даже для него самого, и он чувствует, что заразительно и для Блейна. Всего через мгновение Курт оказывается уже лежащим на спине с Блейном между его ногами. Руки Курта всё ещё обвивают шею мужчины, а ноги инстинктивно сгибаются, скользя ступнями по бёдрам Блейна. Лёгким, но сильным движением Блейн приподнимает задницу Курта, одновременно раздвигая собственные ноги чуть шире и тут же устраивая член именно туда, куда он планировал. — Курт, прекрасный, скажи мне честно: ты правда не подпускал к себе никого, кроме меня? — интересуется Блейн шёпотом, одновременно скользя поцелуями вдоль по шее Курта.  — Никого, Блейн. Правда. Я хочу лишь тебя. Пожалуйста, просто… Ты нужен мне так сильно прямо сейчас, — шепчет в ответ Курт, одновременно пытаясь нащупать одной рукой презерватив на тумбочке, но Блейн останавливает это движение, сжимая ладошку мальчика. — Ты мне веришь? — спрашивает Блейн, сжимая губами пульсирующую жилку на шее Курта и мгновенно лишая того возможности соображать. — Да. Конечно. — И я тебе верю, — улыбается Блейн, вернувшись к губам мальчика. Одним плавным движением Блейн входит в узкую мокрую дырочку Курта, и тот резко выдыхает, сжимаясь вокруг члена Блейна и закидывая ноги выше. — Пожалуйста, — бормочет Курт и опускает голову на подушку, а Блейн зарывается носом в его шею, пытаясь свыкнуться с ощущением того, что он на самом деле сейчас внутри Курта и между ними нет ни единой преграды. Прямо сейчас всё, что он может чувствовать, это тугой жар Курта, влага, которой он не чувствовал из-за латекса презерватива. Из-за всего этого он чувствует, что не протянет долго, но это всё равно того стоит. Он скользит одной рукой под шею Курта, добираясь до затылка и поддерживая голову юноши для удобства во время глубокого поцелуя, в то время как вторая его рука сжимает задницу Курта, оставляя их крепко прижатыми друг к другу. Когда он медленно двигает бёдрами, ощущение проходящегося по стенкам Курта члена заставляет мозг плавиться. Это куда более влажно, чем обычно, а ещё кажется, что сжатие более сильное, чем он испытывал когда-либо в своей жизни. И от осознания этого сносит крышу. Даже несмотря на то, что Курт обвивает его тело руками и ногами, постанывая и тяжело выдыхая, Блейн всё равно никак не может перестать целовать его, а тот ничего не имеет против. Их губы влажные от слюны и припухшие от бесконечного трения, но всё это лишь улучшает происходящее, делает его более реальным. Блейн движется неспешно, плавно, в нужном положении, задевая головкой члена «ту самую» точку внутри Курта, что сводит его с ума, при этом умудряясь ещё и задевать его клитор лобком, обеспечивая дополнительную стимуляцию с каждым толчком. — Блейн, пожалуйста… Не останавливайся! — выстанывает Курт, приподнимая голову и прижимаясь щекой к щеке Блейна. Лицо Курта, как и Блейна, пылает, а следом за ним и всё тело будто бы объято пламенем. Кожа горит огнём, и Курт ощущает потребность прижаться ею к чему-нибудь. Кажется, он одержим, потому что он прежде никогда не был так близко к грани. Но останавливаться ему не хочется, ведь есть с кем эту одержимость разделить. Их волосы мокрые насквозь от пота. Курт стонет и хнычет прямо в его ухо, а Блейну кажется, что его руки растекаются, проникают в тело Блейна, делая их одним целым. — Курт, боже… Курт, это так… так потрясающе, — словно со стороны слышит он собственный голос. Он сжимает рукой задницу Курта, но пальцы так сильно скользят от пота, что они оба будто вот-вот соскользнут друг с друга. Из-за этого Блейн замирает на пару мгновений в одном положении, просто целуя мальчика в своих руках, упиваясь этим мигом единения. Он двигает бёдрами в сторону, ужесточая толчки глубоко в Курте, за что награждается чередой слабых выдохов «о боже, Блейн, да, да, милый». Спустя ещё пару таких движений стенки Курта сжимаются вокруг его члена. Курт приподнимается на локтях, чтобы тихонько заскулить прямо в ухо Блейна, в то время как его бёдра неистово сжимаются, а пятки упираются в задницу Блейна, принуждая входить ещё глубже. И он, конечно, подчиняется. — Ох чёрт. Блейн! — взрывается Курт. Блейн чувствует, что и сам близок, настолько чертовски близок, что он поворачивает лицо, чтобы снова впиться в губы Курта губами. И то, как переплетается язык мальчика с его собственным, а ногти впиваются в спину Блейна, заставляет думать, что Курт боится потерять его. А ещё смахивает на то, что киска Курта не хочет отпускать его. Даже после оргазма она остаётся всё такой же плотно сжатой вокруг, что Блейн едва ли может вообще двинуться внутри. Его яйца пульсируют из-за излишнего напряжения и кожа на них ощущается растянутой до предела. — Кончи внутрь. Давай, Блейн, — шепчет Курт, звуча при этом так нежно и невинно, одновременно с этим пропуская пальцы через взмокшие кудряшки Блейна и вновь прижимаясь губами к его губам, не в силах не целоваться хотя бы пару секунд. И он позволяет себе сделать это. Отпустив, наконец, тугой узел внутри живота, он ощущает взрыв и может почти почувствовать, как жидкость выстреливает из головки прямиком в глубину киски Курта, заставляя того застонать, повторно сжимаясь вокруг члена Блейна. Тот рычит имя Курта в его рот, прижимаясь лбом ко лбу мальчика так плотно, что это было бы больно, если бы только он не был настолько сконцентрирован на киске Курта, всё ещё не выпускающей его член. Руки не выдерживают, и Блейн убирает руку из-под головы Курта, прежде чем тяжело рухнуть прямо на Курта, всё ещё обхватывающего его всеми конечностями. Он чувствует лицо Курта, прижатое к своей щеке, и нос, больно упёршийся в скулу, но пошевелиться он просто не в силах. Блейн неловко приподнимается на руках. Со всё ещё закрытыми глазами он плавно убирает лодыжку Курта, чтобы разъединить их, наконец, с тихим «блять», вырвавшимся во время выдоха. Курт, пытающийся сдержать стон, всё равно проигрывает эту битву, отчего звучит более жалобно, чем когда-либо прежде. Он ощущает смесь из смазки и спермы на своём члене и бёдрах, как она стекает вниз и капает на простыни, но всё, о чём он может думать, это об огоньках, упорно мелькающих под веками от недавнего оргазма. Трудно сказать, в чём мужчина сейчас нуждается больше всего — в сне, душе или еде, ясно одно — он не может даже пошевелиться от того, как ноют мышцы, и такое ощущение, будто боль пробирает до костей. Андерсон до сих пор чувствует отголоски секса с Куртом в области члена, вот только до конца не разобрать, хочет ли Блейн, чтобы это ощущение никогда не покидало его, или же ему нужно, чтобы оно исчезло как можно скорее. Когда он наконец осмеливается разомкнуть веки, взгляд встречается с парой пронзительных лазурных глаз, таких больших и приковывающих внимание, что остального мира будто и не существует. Они не таращатся, а лишь наблюдают, словно заинтригованные, в ожидании сюрприза, в приближении которого Курт не сомневается. — Привет, — тихо шепчет Курт. Он устраивается поудобнее, кладя руку под подушку. У него всё лицо раскрасневшееся, щёки и вовсе пунцовые, а сильно припухшие губы как маков цвет. В очередной раз, только теперь ещё оглушительнее, чем когда-либо, Блейна ошарашивает то, как Курт из воплощения порока мгновенно превращается в невинного ангелочка. — Привет, — бормочет Блейн в ответ хриплым и глубоким голосом. Что ещё ему следует сказать? Или сделать? Он никогда раньше не был в такой ситуации; никогда не разделял ни с кем интимный секс, в багаже Андерсона лишь жёсткие перепихоны. Разве это не тот момент, когда люди признаются друг другу в любви и благодарят судьбу за то, что свела их? Конечно, мужчине повезло встретить Курта, но Блейн его не любит. Так что он должен теперь делать? — Это было… мощно, — говорит Курт. Они оба замолкают. И только сейчас Блейн замечает, что за окном больше не ревёт ветер. Снаружи так же тихо, как и в комнате. — Итак… что дальше? — спрашивает Курт и закрывает глаза. Он прикусывает нижнюю губу и нервно вздыхает. Святую невинность вытесняет беспокойство, возможно, некоторый страх, но он слишком измотан, чтобы сказать. Андерсон совершенно не отдаёт себе отчёта в собственных действиях, но каким-то образом поднимает находящуюся между ними руку и касается подбородка Курта большим и указательным пальцами. Тот открывает глаза, и то ли Блейн истощён ещё больше, чем думал, то ли у Курта и впрямь увлажнившиеся глаза, когда он смотрит на Блейна из-под длинных ресниц. — Во-первых, ты перестаёшь беспокоиться. Во-вторых, мы идём в душ, раз от нас разит. А потом мы пойдём поужинать, потому что я умираю с голоду. То есть если ты всё ещё хочешь остаться здесь, конечно, — произносит он и замечает, как у Курта загораются глаза. — Хороший план. Я за, — нервно отвечает Курт и кивает. Как следствие, они встают и идут в ванную. Они вместе быстро принимают душ, и Курт, как ни странно, принимается слегка массировать спину Блейна, растирая мыло по коже. Блейн не знает, что ещё делать, кроме как улыбнуться в ответ на заботливый жест и смахнуть пену с щеки Курта. Они не разговаривают. Даже когда возвращаются в спальню Блейна. Он открывает шкаф и находит боксеры, а Курт, обёрнутый в большое полотенце, замирает перед чемоданом. Когда Блейн оборачивается посмотреть на него, тот слегка мотает головой, словно споря сам с собой, и делает шаг вперёд, чтобы убрать куртку и другую одежду. Курт хватает чемодан и направляется к коридору. — Курт… Я тут подумал… Если хочешь, можешь остаться здесь, — предлагает Блейн и пожимает плечами. — В смысле? — спрашивает Курт, явно не догоняя. — В смысле, тебе не обязательно оставаться в комнате для гостей. Если хочешь, можешь остаться у меня в спальне до нашего отъезда домой, — объясняет он, сам не понимая, с чего это он вообще взял, что это хорошая идея. Но он точно не был готов к тому, что Курт кинется прямо к нему и прижмётся к губам. Когда же он отступает, на лице играет улыбка, а глаза блестят от радости. — Спасибо. Я буду только рад. Если ты уверен… — Я уверен. Иначе бы не предлагал, — уточняет Блейн и, открыв другую дверь шкафа, пробегается взглядом по рубашкам и костюмам, выбирая, что надеть, но тут вмешивается Курт, кладя руку ему на запястье. — Может, хоть раз не наденешь навороченный костюм? — Если я не надену костюм, то что? — Теперь черёд Блейна не догонять. Нельзя же идти на ужин в одном пальто и нижнем белье. Или в пижаме. — Если ты наденешь треники и футболку и я то же самое… Мы можем заказать еду на дом. Наверное, ты удивишься, Блейн, но не обязательно всегда всё делать по высшему разряду. Время от времени посиделки в трениках на диване за пиццей — вполне хороший вариант. Когда в последний раз ты так расслаблялся? — Курт улыбается, и Блейн не удивился бы, если бы он закатил глаза. — Ты такой подросток, — вырывается у него. — Ага. А ты такой ханжа. Ну же. Давай закажем доставку, поменяем простыни и поедим за просмотром какого-нибудь стрёмного шоу, — отвечает Курт. Он встаёт на колени и открывает чемодан. Молниеносно скользнув взглядом по одежде, Курт вытаскивает синие пижамные штаны и футболку с принтом самого Александра Маккуина, одевается и, закрыв чемодан, ставит его обратно к стене. Скрестив руки, Курт выжидающе смотрит на Блейна, не отводя глаз. — Ладно. Ладно… Но если я наберу десять фунтов, ты будешь виноват, — ворчит Блейн, но уголки губ приподнимаются, стоит тому отвернуться, чтобы найти чистые простыни, которые он незамедлительно бросает в лицо Курта. — Думаю, то, чем мы только что занимались, компенсирует лишние калории. А если нет, всегда можно отработать их попозже. — Курт смеётся и начинает перестилать постель, пока Блейн находит серые штаны и синюю кофту, а следом помогает Курту закончить поправлять бельё. Они сходятся на китайской кухне, и Блейн убеждает Курта выпить его фирменный зелёный смузи перед «едой с послевкусием сердечного приступа». Сразу после доставки ужина они идут в гостиную, где и расставляют по всему кофейному столику ароматные коробочки. Они включают телевизор, но не обращают на него внимания. Блейн показывает Курту, как правильно есть палочками, и после нескольких отчаянных попыток он овладевает этим искусством в достаточной мере, чтобы перебросить половину лапши на тарелку Блейна. Блейн ловит себя на мысли, что не может вспомнить, когда это в последний раз он получал столько удовольствия от жизни. Они смеются и дурачатся. Когда Курт поглощён тем, чтобы не уронить пищу, Блейн не может перестать пялиться на него и просто восхищаться тем, кто у него перед глазами. — На что уставился? Я не так уж и ужасен в этом деле, — хохочет Курт и бросает кусочек моркови в тарелку Блейна, а после не придумывает ничего лучше, чем высунуть язык. — Ты быстро учишься. Просто… подумал, что хорошо сидим. — Блейн пожимает плечами и с удовольствием замечает, как губы Курта расползаются в улыбке. Мужчина даже не возражает, когда Курт придвигается и накрывает его губы. Сделка не допускала поцелуи. Андерсон знает, что первым нарушил это правило. Но отменяет ли правило однократное переступание черты? Значит ли это, что теперь он должен изменить правила? Потому что регулярно целуются только люди в отношениях. Поцелуи — маленькие символы привязанности, обещания зарождающейся любви… Но между ним и Куртом нет никакой любви. Только секс. И два парня проводят время вместе и наслаждаются обществом друг друга. Не более. И Курта будет это устраивать. Или скатертью дорожка.