ЗНАК / THE SIGN

От лица Кристин 7:34 Убрала влажные волосы, расправив второй рукой воротник, и уложила обратно, больше не ощущая обжигающе холодные пряди. Так было легче. Ведь я не любила чувствовать чьи-то касания. Не хотела, что бы меня кто-то трогал, даже если он просто смахивал крошки от печенья, которые я не заметила. Посмотрела на ладонь и потерла запястье. Немного разодрала кожу, когда пыталась ухватиться за стену. В том здании. Когда, забыв про все доводы разума, импульсивно обвинила Люка и пошла на поводу страха. Зачерпнула ложкой молоко с хлопьями и положила все это в рот. Мой завтрак встал у меня поперек горла, ведь всё рушилось, и я устала умолять, чтобы произошло хоть что-то хорошее. «Её будет любить кто угодно, но точно не я» Сжала ложку. Я облажалась. Как всегда. 5 месяцев назад Закрываю за собой двери столовой, не скрывая улыбки. Быстрыми шагами нагоняю Алекс. Коридор как всегда полон. — Тебе самой не смешно? — спрашиваю, возобновив недавнюю тему. — А тебе отнекиваться не надоело? У тебя впервые появился парень, Кристин! — Он не мой парень, — замолкаю, разводя руками, — мы просто друзья. Алекс язвительно кивает, явно не поверив мне: — Дилан просто друг, который, — демонстративно выставляет перед собой руку, начиная загибать пальцы, — может обнимать, прижимать к себе, обжигать дыханием и изливать душу. Опускаю глаза в пол, невольно ощутив, как по телу проходит приятная дрожь. Самое пугающее это то, что я не могу сопротивляться. Я хочу, чтобы он не останавливался. Нет. Никакой пошлости. Просто хочу сидеть в его объятиях и касаться кончиком носа его шеи. Ощущать тепло. Понимание. Чувствовать себя защищенной, будучи полностью открытой. — В любом случае, — продолжает Алекс, — вы смотрите друг на друга слишком долго. То не похоже на дружбу. Фыркаю, но сама прячу улыбку, потому как мы действительно смотрим друг на друга по-особенному. По крайней мере, я. На счет чувств Дилана я не уверена. Поднимаю голову, заглядывая в довольные глаза подруги: — Скажи это Дилану и всем тем, кто за ним бегает. — Да брось, — Алекс обнимает меня за плечи, продолжая идти, — он этим Сесилиям говорит, почему его не будет в школе? Нет? — спрашивает, но тут же утверждает, — Нет. Но тебе говорит и… а кстати, где он? — Уехал с Люком по делам, после едет сразу домой. Поджимаю губы, замолкая. Почему мне даже не приходится задумываться или вспоминать, куда делся Дилан? Почему я знаю его местонахождение так же, как и номер экстренной службы? Такое чувство, что в опасной ситуации первым делом я прибегу к парню, крича его имя, а только потом наберу 911. Мы движемся дальше, поднимаясь по лестнице. Стук моих каблуков тонет в гуле толпы, когда я бросаю беглый, но наполненный такой теплотой, взгляд на окно. Это наше место. Дилан часто находил меня у этого окна. — В любом случае, — Алекс выходит из транса, останавливаясь, — стоит поговорить с Диланом о ваших чувствах. Признаться ему. — Я не знаю, — улыбаюсь, уверенная, что первая точно не сделаю шаг. Слишком боюсь услышать от Дилана что-то плохое. Я буду куда счастливее, если между нами останутся призрачные, но такие чувственные отношения. — Он тоже испытывает к тебе что-то, Кристин. — Ну, — щурюсь подобно подруге, — хорошо, — поднимаю руки вверх, — я сдаюсь, ты победила. Алекс смеется, пытаясь подмигнуть мне, но оглушающий звук прерывает ее. Радиорубка. Гудки разносятся по всей школе, из-за чего ученики останавливаются, готовясь прослушать очередное объявление. Но я не могу спокойно стоять и слушать, тереблю края пальцами, нервно сминая ткань. Мысли роем ос, жужжат и жаждут свободы. Ловлю себя на мысли, что действительно хочу признаться Дилану. Рассказать, как сжимается мое сердце, глухим треском отдаваясь в голове. Как дрожат коленки, при одном только его виде. Как мне хочется упасть в его объятия и больше никуда не уходить и это… даже пугает меня. Пугает, насколько мои чувства сильны. Моргаю, обратив внимание на учеников. Осматриваюсь, заметив кое-что странное. Все застыли. Никто не шевелится, с каким-то напряжением вглядываясь в стены. Они чего-то ждут, даже Алекс. Неужели я что-то пропустила? Неожиданно по школе проносится треск, словно что-то подключают через провода. Знакомый голос заполняет коридор. — До пятнадцати лет, я жил с матерью и отчимом. Он часто пил, распускал руки. Не знаю, любила ли его мать, возможно, ей просто не хотелось быть одной. Спина тут же покрывается холодным потом. Позвоночник словно разрезает разряд тока, ведь это голос Дилана. Вздрагиваю, словно получив звонкую пощечину, когда по всей школе проносится мой голос: — Он тебя бил? Испуганно смотрю на Алекс. Она хмурится. Указывает пальцем куда на стену, раскрыв рот в немом вопросе. — Это твой голос? — все же спрашивает подруга, но я не успеваю даже кивнуть, как голос из динамика продолжает: — Нет, но, он бил мою мать на моих глазах. Он бил, а я ничего не мог. Это ужасное чувство беспомощности. Ненавижу его, — а затем мое тихое, — Не кори себя. — Кристин, — выдыхает Алекс, растерянно заморгав, — что происходит? Она сжимает мои плечи, заглядывая в глаза. Но я не смотрю … не могу перестать слушать. — Кристин, помнишь, ты спрашивала, почему я переехал? В один из дней отчим был в школе, он был трезв, но вел себя как урод. Зашел в кабинет и начал кричать на меня… Тяжело сглатываю, ведь меня прожигают десятки взглядов. Косятся на меня. А я не ощущаю своего тела. Не понимаю, что происходит. Только слышу хриплый голос и начинаю дрожать, убеждаясь, что это голос Дилана. Хрущу пальцами, а нервная, полу-истерическая улыбка озаряет мое лицо. — Всё как обычно, но на этот раз при моих одноклассниках. Тогда я не выдержал. Меня как будто ослепила ярость, и я не мог контролировать свои действия, — и опять мой полушепот, — Как тогда в раздевалке? — Кристин, — Алекс тут же встряхнула меня за плечи, — что было в раздевалке? Что происходит?! — В общем я сломал ему челюсть и битой разбил окна его, я просил его уйти, но он не послушался. Поднимаю глаза на подругу, которая раскрывает рот, что-то спрашивая, но кажется я оглохла. В ушах шум. Перед глазами все плывет. Дыхание спирает. И только голоса из радио доходят до меня. Наши голоса. — Где был учитель в этот момент? Почему они позволили какому-то левому человеку сорвать урок? — и наполненный болью голос Дилана, — Он и был учителем. Внезапно. Это происходит внезапно. Крики и смешки настигают меня, почти сбивая с ног. Почему и над кем смеются, я не понимаю. Даже не хочу осознавать. Плевать, даже если это все направленно на меня. Плевать, ведь в животе зарождается животный страх. За Дилана и его секрет. Кручу головой, наконец натыкаясь на обеспокоенную Алекс. Она стоит совсем близко, обеспокоенно смотря на меня. А я моргаю, понимая, что за слова последуют дальше. В груди что-то трещит и… рвется. Откидываю руки подруги, тут же закрутившись вокруг себя: — Хватит! Остановите чертову запись! Прекратите! Быстрыми шагами пробегаю между учениками и размахиваю руками, привлекая внимание. Хлопки. Двери раскрываются, а из них с интересом высовываются преподаватели. Многие выходят в коридор. — Не слушайте это! — разрываю горло из последних сил, повторяя — не слушайте, не слу… — После этого меня отвезли на обследование и выяснили, что у меня расстройство прерывистой вспыльчивости. — Не надо… — почти молю я, замерев. По коридору ползут вздохи и ошеломленные возгласы. А я стою. И чувствую, что вот еще чуть-чуть и на меня налетит разгневанная толпа, чтобы затоптать под собственным весом. Сломать мои кости и меня. В животе что-то сжимается, заставляя чувствовать боль… уже не физическую. — Кристин, — Алекс надрывает горло, пытаясь перекричать толпу, и подходит ближе, — что сейчас произошло?! — Я… — Объясни мне, — она вновь настигает, неожиданно утаскивая к лестничному пролету и переходя на крик, — что все это было?! Объясни! И тогда я срываюсь: — Что тебе объяснить? Что? Как Дилан доверился мне и рассказал о своей семье? Или объяснить как получилось, что наш разговор, попал на школьное радио?! Тебе объяснить, что чувствует Дилан? Это объяснить? — прикусываю губу, уже поддавшись истерике, — Так я сама ничего не понимаю! Не знаю, как так получилось. Ничего не понимаю! Как я могла облажаться! Я и в правду облажалась. Но высказав все это, чувствую откат. Опустошение. Тяжело дышу, медленно отходя к стене. Взгляд направлен в прострацию. Что скажет Дилан? Для него это станет ударом. Все плывет перед глазами, но я чувствую на себе взгляд Алекс. Черты её лица слабеют, а из голоса пропадает гнев: — Кристин я… Настоящее время 7:40 С горем пополам проглотила хлопья. Не будь я такой дурой, то сразу бы побежала в радиорубку и разнесла всё к чертям, а не стояла посреди людей ничего не делая. — Доброе утро. Вздрогнула, подняв глаза. Мама в бежевом халате до пола шла в мою сторону, зевая. — Доброе, — кивнула и уткнулась обратно в тарелку. — А чего без телевизора? — Что? Мама посмотрела на меня, держа в руках пульт, и улыбнулась: — Спрашиваю, почему без телевизора завтракаешь? — А-а, — протянула, особо не заморачиваясь, — я про него забыла. Щелчок. Размеренный шум. Мужской голос разрезал тишину на кухне и начал рассказывать о погоде на ближайшие дни. — Как Алекс? Подавилась хлопьями, закашляв. — Господи, ты чего такая неуклюжая, — мама подбежала и начала стучать по спине, — не в то горло пошло? Заглянула мне в покрасневшие глаза, и я кивнула. — Ох, аккуратнее надо быть, — пригладила мои волосы и пошла к холодильнику, повторив вопрос, — ну так, как поживает Алекс? — Хорошо, а что за интерес? Что-то случилось? — Ты знаешь, где она сегодня была? — в лоб спросила мама, и я подавилась молоком. Оно начало стекать по моему подбородку. Закашляла, ударяя себя по спине. Выставила ладонь вперед, когда мама подбежала ко мне, причитая. Откашлялась спустя пару секунд и вытерла лицо полотенцем. — Что сегодня с тобой? — мама опустилась рядом, держа в руках горячий напиток, — И почему ты рано встала? Обычно до обеда спишь. — Все хорошо. Так с чего ты вдруг интересуешься Алекс? — Я? — невинно переспросила она, и я выгнула бровь, — Ладно, я интересуюсь, потому что мне звонила Дженис и кое-что рассказала. Представляешь, она приехала с работы, а дочери нет. Телефон не отвечает. Я уже хотела ответить, как мужской механический голос стал громче: — Страшная история произошла сегодня, ранним утром на перекрестке Уолл и Эдшер стрит. Двое полицейских, патрулирующих территорию, нашли тело подростка. Подробности вы узнаете у моей коллеги Мэри Вайлэн… Переглянулись с мамой. В её глазах вспыхнул неподдельный ужас. Она уже успела похоронить Алекс минимум три раза. — Здравствуй Кори. Я нахожусь на месте преступления и, как вы можете видеть, территория ограждена. Убитой оказалась семнадцатилетняя Ханна Джонс. По данным, что предоставили нам сотрудниками полиции, Ханна была убита холодным оружием. На теле обнаружены пять ножевых ранений, три из которых смертельны и… — репортерша замялась, и камера неожиданно переместилась за ее взглядом, — Оу… подождите… Шериф! — камера затряслась, следуя за убегающей женщиной, — Здравствуйте, не могли бы вы рассказать, как полиция нашла тело у себя же под носом? Ведь место преступления совсем недалеко от вашего участка. Нахмурилась, грызя ложку. Мужчина в кадре сжимал губы в тонкую линию, которой пытался скрыть свой гнев. Он так похож на Люка. — Эта девушка находилась в квартале от полицейского участка, — произнес шериф, и это прозвучало как оправдание, — Но, пожалуй, вы правы… за день до произошедшего нам поступил звонок, где сообщили о запланированном убийстве. Звонок был сделан анонимно, вычислить личность звонившего не удалось. Так вот как ты отца предупредил, Люк. Анонимный звонок. Ничего не скажешь, молодец. — Почему вы ничего не предприняли, чтобы предотвратить ситуацию? — спросила репортерша и поднесла микрофон к лицу шерифа, позволяя ему высказаться, — За последний месяц нам поступило не менее трехсот звонков, где сообщалось о планировании убийства. Чаще всего это был розыгрыш, ведь убийства не происходили… — Какой кошмар, — мама покачала головой, когда камера переместилась на зеленую полянку. Там лежало тело девушки в разодранном платье. Хоть картинку специально сделали не четкой, все равно стало жутко. И я задумалась, что на месте этой девушки, могла быть Алекс. От представленного я даже прослушала остальную речь шерифа, вернувшись в реальность только под конец. — С вами была Мэри Вайлен, берегите своих детей. В Агригент Стилл происходит что-то страшное. Щелчок. Экран телевизора стал черным. — Звони Алекс и веди её домой, пока Дженис не сошла с ума. — серьёзно сказала мама. От лица Алекс 7:23 Я вышла из машины и прошла по тропинке к дому. Грязно-желтые листья спиралью прокатились перед моими ногами, уносясь с ветром вдаль. Погибшие, но свободные. С тяжелым сердцем я вошла в дом, тут же нахмурив брови. В коридоре горел свет, что было странным, ведь я всё выключала. Снимая обувь, я услышала щебетание текущей воды на кухне. Что-то сжало мои органы, и я осторожно заглянула на кухню, оглядываясь. Мама стояла у раковины. Она выключила воду, заметив меня, и оперлась бедром о раковину: — Мне начать, или ты и так все понимаешь? Я приоткрыла рот, чтобы сказать, но она перебила меня: — Где ты была?! — вспыхнула, повысив голос. Мама сложила руки, строго смотря на меня, — Я тебе доверяла, разрешала приводить друзей, гулять и что в итоге? Почему я прихожу домой, а тебя и след простыл. Боже, — она взялась за лоб, качнув головой, и осмотрела меня, — Что произошло с твоей курткой? Почему ты так выглядишь, будто на земле каталась? Где ты была? — Мам, я забыла предупредить тебя, — начала я, — просто я поехала с Люком на пикник и… — Пикник? — усмехнулась она, — Какой может быть пикник ночью? Чем вы могли заниматься ночью вдвоем… не-ет, — протянула, и взгляд стал тяжелее, — моя дочь не такая. — Какая не такая?! — сорвалась я. — Она не спит с парнями в каком-то лесу. И не смотри на меня так, да, по твоей куртке я делаю вывод, что ты была в лесу. Но, если ты была в другом месте, то хватит с меня, я тебе не проверю. Моя дочь всегда делилась со мной всем! Она никогда не убегала ночью, чтобы удовлетворить подростковые гормоны. — Серьёзно?! Мы не спали с ним сегодня! — Да что ты говоришь, — язвительно начала мама, но поперхнулась, — Сегодня? Только сегодня?! — Не придирайся к словам. — Что с тобой? — её голос ослаб. Руки опустились вдоль тела, а разочарование скользило во взгляде. Я проглотила большой ком в горле, отвернувшись. Пальцы рук дрожали. — Твоя успеваемость снизилась, Алекс, ты прогуливаешь уроки, ходишь ночью на пикники… — Я ходила не ради своего удовольствия, — мой голос также дрожал толи от злости, толи от обиды. Все желание рассказать правду за эти месяцы скопилось в моем животе, словно бочонок с яблоками и, так и не выйдя наружу, превратилось в гниющий ком. Медленно изнывающий, покрытый язвами, но тщательно мною охраняющийся ком. — Мне от этого не спокойней. Ты знаешь, что нужно отпроситься у меня или предупредить. Хотя бы из уважения. А не шататься неизвестно где, пока на улице убивают девушек. Таких же, как и ты. — Со мной был Люк, — слабо возразила я, — у него проблемы. Он пытался помочь всем, исправить ситуацию, но… — я замолчала, и правда все же вышла из меня, но, как и соответствует сгнившему яблоку, она больше не была такой желанной. — но тебе плевать, мам. Когда умер папа, я вылила тебе все чувства, но ты молчала. Все что ты хотела, это поглощать чужие эмоции и молчать о своих. Ты всегда скрываешь от меня все, но я обязана говорить правду? Да ты эгоистка. Глаза матери расширились. Я понемногу начала осознавать, что сказала, но гордость и обида не позволяли взять слова обратно. Мама отвернулась к раковине. Она начала протирать стол тряпкой, с каждой секундой делая это интенсивнее. Её плечи дрожали, голова опустилась. Мама откинула тряпку, и тяжело выдохнула. Её голос сотряс тишину: — Раз на тебя не действуют обычные уговоры, то перейдем к крайним мерам. Больше ты не будешь подвергаться дурному влиянию. Я не желаю видеть в своем доме и рядом со своей дочерью этого Люка. Ты не будешь с ним видеться и тем более уходить в лес. — Ты запрещаешь мне общаться с Люком? — мой голос ослаб. — Именно, так будет лучше для тебя и… — Откуда тебе знать, что лучше для меня, — я почти прошипела это и выбежала из кухни. Руки тряслись, горло сжималось, а глаза горели от сухости. Я закрылась в комнате, хлопнув дверцей. Прислонилась к ней спиной, старательно контролируя дыхание. Тут было тихо и прохладно. Комната казалась серой, хоть сквозь открытое окно и сочился свет. Он не дарил теплоты, а только ухудшал мое состояние. Я подошла к нему, чтобы опустить жалюзи, но мой взгляд остановился на небе. От чего-то я пропиталась такой тяжелой и отчаянной жалостью к самой себе, что слезы сами полились из глаз. Грусть обхватила меня сильнее, зажав в тиски. Мы не остановили убийство, хоть и узнали о нем одни из первых. Рация, которую захватил Люк, была настроена на полицейскую волну. Примерно час назад дрожащий голос сообщил об убийстве девушки. А мы так и не помогли. 5 месяцев назад — Все будет хорошо, он никуда не уедет. Слышишь? Его не исключат. Алекс тяжело дышит от бега, но продолжает успокаивать меня. Она злится, что я многое от нее утаила, но не говорит мне об этом. Она просто бежит рядом, держа мою руку в своей, пока мы не останавливаемся у металлических, уходящих ввысь, ворот. Перевожу дыхание, подняв взгляд на окна холодного здания, которые удается разглядеть. Они веют холодом. — Это его дом, — шепчу, передернув плечами. — Тогда иди, — Алек кладет ладонь на мое плечо. Я оборачиваюсь к подруге, уделяя все внимание ей и признаюсь: — Мне страшно… он не отвечает на звонки, наверное, не хочет меня видеть. — Все будет хорошо, — ободряюще гладит по плечам, — вы вместе выясните, кто записал разговор. Разберетесь со всем, обговорите чувства и забудете этот день как страшный сон. У всех есть проблемы со здоровьем и Дилан большой молодец, что продолжает жить полноценной жизнью, продолжает бороться. Но сейчас, он не справится один, поэтому иди и помоги ему. Спаси Дилана. Растягиваю губы в слабую улыбку, а холодок в груди постепенно испаряется. Шепчу «Спасибо» и с громыхающим в ушах сердцем прохожу в железные ворота. Неуверенно ступаю по дорожке, выложенной из темного камня. Небольшие фигурки из кустов сопровождают меня неприветливым взглядом, а расстояние до дверей быстро сокращается. Я оборачиваюсь. Алекс демонстративно сжимает кулачки, оставшись за резными воротами, и улыбается мне. Выдыхаю, отворачиваясь, и с уверенностью останавливаюсь у дверей. Надавливаю на них всем своим весом, чтобы точно не было возможности сбежать, и они поддаются, почти без скрипа раскрываясь. Я вхожу в особняк, вдыхая родной, но притом такой чужой, аромат хвои. Большая гостиная, что больше похожа на зал ожиданий высокопоставленных чиновников, встречает меня своим холодным сиянием. Здесь же вверх, на второй этаж, уходит мраморная лестница, уставленная растениями в горшках. Все блестит и сверкает. Но выглядит холодно и одиноко. — Извините, здесь есть кто-нибудь? Дилан? — зову. Прохожу вперед, с замиранием сердца боясь встретить кого-нибудь кроме парня. Миную дверной проем, и стук моих каблуков звучит как раскат грома. — Простите? — это не мой голос. Вздрагиваю, оборачиваясь. Мужчина в черных штанах и заправленной рубахе с интересом разглядывает меня. Он стоит рядом с большим столом, рядом расположена и барная стойка. Видимо это кухня. В руках он сжимает документы, и я узнаю его, расслабленно выдыхая. — Мистер О’Коннелл, — с облегчением произношу я, сжав ткань платья, — извините. Что вторглась к вам. Вы скорее всего не помните меня, но мы встречались в школьном коридоре, когда с Диланом собирались подготовиться к тесту и он отказался от вашего предложения поужинать. На лице мужчины тут же вырисовываются еле заметные морщинки и плотно сжатые губы смягчаются. Он улыбается: — Помню, как же не помнить, — манит пальцем, произнося, — девушка моего сына, такую как вы не забыть. Слабо улыбаюсь, пытаясь скрыть смущение. — Дилана пока нет, — продолжает мистер О’Коннелл, опустив руку с документами, — но ты можешь присоединиться к обеду, и мы вместе его подождем. — Я не знаю, — подхожу ближе, ведь он продолжает подзывать, уже махая ладонью, — не хочу казать не вежливой, просто так врываясь в ваш дом, но у меня важное… — Ты покажешься не вежливой, если уйдешь, поэтому пройдем за стол, — уверяет, ставя меня в неловкое положение, а затем произносит, — Ко всему прочему, я тебя ждал. Ничего не отвечаю, но делаю шаги к отцу Дилана. Как бы мне не хотелось избежать в своем состоянии общения с чужими людьми, но я пришла сюда ради Дилана, и поэтому дождусь его. Прохожу на середину огромной кухни, обращая внимание на пустой стол. — Присаживайся, — просит отец Дилан, галантно отодвигая для меня стул. Я хмурюсь, но опускаюсь на предложенное место, и меня пододвигают к столу. — Так вы… — начинаю, наблюдая за тем, как размеренно и уверенно движется Мистер О’Коннелл к своем месту, что прямо напротив меня. Он садится, внимательно посмотрев в мою сторону, — так… вы сказали, что ждали меня. — Ждал, — кивает он, упираясь локтями о стол, — Расскажи, как ты относишься к Дилану? — Эм, хорошо, он очень добрый человек, — мой голос слабнет, а в голове всплывают отдельные картинки, отрезки недавнего прошлого, от которых кожа покрывается гуськом: Дилан. Раздевалка. Страх. Разговоры. Чувства. Прикосновения. Прикосновения. Прикосновения. Чувства. Я опускаю глаза, смотря на свои пальцы: — Знаете, сейчас в школе произошел один инцидент… — Ты ему очень нравишься, — перебивает Мистер О’Коннел, — он не говорит о тебе, но я рад, что его впервые кто-то зацепил. Это видно. Улыбка сама появляется на лице, но спустя пару секунд сбрасываю её, серьёзно начиная: — В школе включили запись и…— но меня вновь перебивают. — Да-да, — пародирует Мистер О’Коннелл, — в которой Дилан рассказал тебе обо всех своих грехах. Поднимаю глаза, раскрывая рот: — Так вы знаете?! — Знаю. А еще в интернете выложено то самое видео, где Дилан разбивает стекла в машине, — кивает, сплетая пальцы в замок. Ставит их на стол. — Н-но… разве вы его не выкупили? — выдыхаю, не веря словам мужчины, — Как оно могла попасть в сеть, это же сломает Дилану всю репутацию. — Кристин, — отмахивается он, переходя вновь к своему, — на что ты готова ради моего сына? А я не знаю, что ответить. Поэтому признаюсь: — Я-я не знаю… — Ты готова помочь ему? — спрашивает, а лицо искривляется в совершенной и такой удивительно противной ухмылке. На мгновение забываю, что передо мной отец Дилана, ведь они неожиданно становятся совсем не похожими. Особенно сейчас. В голосе О’Коннелла старшего сквозит яд, ехидство, а вот голос Дилана. Он всегда искренний. И тут я замираю. Не могу понять почему, но этот голос заставляет меня задуматься. — Почему вы так спокойны? — спрашиваю, едва шевеля языком, — Вашего сына могут исключить. — Я этого и добивался, — кивает. — Ч-что?! — задыхаюсь я от возмущения. Он цокает языком: — Кристин, РПВ нужно лечить. Это достаточно серьезная болезнь, а хуже всего, что больной может нанести вред не только окружающим, но и себе. Понимаешь? Я нашел хороший центр, в котором Дилану помогут, — вздыхает, отталкиваясь от стола, — но мой сын упрямый, ты это, скорее всего, заметила. Он отказался ехать туда и настоял на вашей школе, ведь в ней хорошая баскетбольная команда и там его могут заметить. Стипендия и место в колледже будет обеспеченно, так еще и его единственный друг учится там. Ну не прискорбно ли это? В общем, я не смог отказать. Я цепляюсь за стол пальцами, кожа на костяшках белеет. Мои глаза щурятся. Скрип. Мистер О’Коннелл выходит из-за стола, и направляется в мою сторону, сложив руки за спиной: — В какой-то момент я понял. Если Дилану здесь не понравится, он согласится на реабилитационный центр, — подходит совсем близко, останавливаясь за моей спиной, а я смотрю в широкое окно, где за стеклом расстилается зеленая полянка и светит солнышко, — Поэтому я, долго думая, все-таки решил выложить видео и передал нужному человеку запись с вашим разговором. Надеюсь, ты не злишься, что я подслушивал вас? Но с болезнью Дилана я должен всегда контролировать его мир и окружение, потому в каждой комнате, квартире, есть камеры и подслушивающие устройства, — его руки опускаются мне на плечи и я вздрагиваю, прикусив язык. Не дышу, ощущая противные мурашки, когда Мистер О’Коннелл наклоняется ближе. В нос ударяет его резкий парфюм. Он шепчет: — Вот только мир Дилана рухнет, если он узнает о моем волнении. Для него мои действия, станут предательством, понимаешь? — Нет, — пищу, когда горячее дыхание обжигает мое ухо. — Я у него один остался, а девушек ещё миллион будет, твоё предательство он быстро забудет. Замираю. Больше не ощущаю касаний, резкого запаха. Все сознание занимают его слова. «Твое предательство». Так вот к ему он ведет. Меня обдает жар. Ладони потеют. Мышцы сводит от напряжения. Тяжело дышу через нос, отведя взгляд от окна. Во мне бурлит злость. Скидываю с себя руки, выходя из-за стола, и поворачиваясь лицом к О’Коннеллу старшему. Он выгибает брови, словно впечатлен моей решительности. — Вы хотите, — практически шиплю я, — чтобы я соврала Дилану ради вашего благополучия? — Я могу заплатить, сколько хочешь, — отвечает, а я замираю, сдерживая нервную усмешку, — я лишь не хочу, чтобы мой сын считал меня предателем. Я один у него, понимаешь? Это все ради его блага и… И отец Дилана замолкает, а позади наш слышится звон двери. Я кусаю язык, сжимая ладони в кулаки Мистер О’Коннелл хмурит брови, смотря на дверь позади меня. Я следую за его взглядом. Сглатываю. — Что ты тут делаешь? — Дилан появляется в дверном проеме, опираясь о него плечом. Он выглядит подавленным. — Не думал, что ты так рано вернешься, — это мистер О’Коннелл. Дилан не обращает на него внимания, подходя ближе ко мне. Не смотрю на него. Я не могу. Я не знаю что делать. Дилан останавливается слишком близко. Стоит слишком близко. Я могу слышать его дыхание над ухом. Он не отводит от меня испытывающего взгляда, словно чего-то ждет. Я вздыхаю, все-таки поднимая глаза, но стоит это сделать... Стоит мне взглянуть на него, как сердце быстрее бьется, а дыхание сбивается. Весь мир сужается до его глаз. — Это, — опускаю лицо, — знаешь, я ведь… Я хочу поговорить с тобой кое о чем. — Я тоже хочу, — заверяет он меня, — но сначала я должен кое с чем разобраться, — и голос его заполоняет ненависть. Он знает о том, что произошло в школе! Выдыхаю, приоткрывая дрожащие губы, но О’Коннел старший первым подает голос, обеспокоенный, словно ни о чем не знает: — Дилан, что случилось? — Кто-то выложил то видео в интернет. Теперь все знают, что у меня РПВ! — Д-дилан, — шепчу, и он направляет все внимание на меня так… так, словно готов всегда выслушать, наплевав на свои проблемы. И я больше не могу. Он готов выслушать меня даже сейчас, и если выслушает, потеряет единственного члена семьи. Я не могу причинить ему такую боль. Всхлипываю, медленно задыхаясь, когда хрипло произношу самую большую ложь в моей жизни, — это я. — Что ты? — он не понимает, а меня словно разрывает на части. Дилан наклоняется ближе к моему лицу, испытывая. — Это я включила запись в школе и выложила наш разговор, — шепчу все тише и тише. Дилан не двигается. Нависает надо мной, и я решаюсь поднять на него взгляд. Зря. Он тяжело дышит, в глазах непонимание, боль и… разочарование. Смотрю в пол. — Простите, я плохо расслышал, — О’Коннелл старший словно издевается надо мной. Я готова провалиться на месте, когда он спрашивает, — Что вы сделали юная леди? А я молчу. Язык больше не поворачивается произнести эту ложь еще раз. — Скажи. Что. Ты. Врешь, — дрожащим голос просит Дилан. Его руки находят мои, но я дергаюсь, отходя на шаг. Поднимаю глаза, в которых застыли слезы. Молчу, наблюдая. Позволяю признать в себе виновного. И он признает. Дилан стоит, его зрачки мечутся по моему лицу. Челюсть стиснута. Вены на шее вздулись и его глаза. О боги, мне бы больше никогда не видеть этого. Он сдерживает гнев, но во взгляде я читаю боль. Накрывающую с головой тихую и невыносимую боль предательства. — Я ведь влюбился в тебя, — осипшим голосом произносит Дилан. Роняю вздох, ощутив, как пустеют мои легкие. Сжимаются. Сердце начинает стучать сильнее, кровь приливает к лицу. Он влюбился. — Дилан, я… — Нет, — перебивает, отворачиваясь, — не смей. И он уходит. Каждый шаг от меня, словно наносит мне удары. Силы покидают меня, ведь я больше не буду сидеть, наслаждаясь его руками на своей талии. Я не уткнусь ему в шею. Не смогу ощутить его тепло. А его запах. Срываюсь с места, оббегая О’Коннелла старшего. Настигаю Дилана у лестницы. Хватаю его за плечо, но он грубо скидывает мою руку, оборачиваясь. Слышен треск. Дилану тяжело дышать, поэтому начинается отдышка. Я растеряно смотрю на него, выдавливая шепотом: — Я тоже влюбилась… Он поднимает на меня глаза, горящие от ненависти: — Издеваешься? — Я не знаю, чем думала, когда записывала наш разговор и… — Ничем ты, твою мать, не думала, — он кричит, вновь отворачиваясь. Хватается за волосы и с тихим рыком тянет их. Он очень зол. И я не представляю, сколько сил ему стоит сдерживаться. Сдерживать болезнь. Поджимаю губы, смотря на то, как Дилан уходит. — Дилан, — кричат за моей спиной, и я его отец появляется рядом, — может все не так страшно? Возможно, у твоей подруги были на то причины. Выслушай её, ты же сам сказал, что влюбился. Дилан останавливается. Моё сердце замирает вместе с ним. Оно разрывается при его обороте. Беглом взгляде, скользнувшем по мне. — Её будет любить кто угодно, но это буду не я. Выдыхаю, раскрывая рот. Дилан разворачивается, взбегая вверх по лестнице и что-то между нами рвется. Кажется, это наша последняя встреча. Я люблю его. От лица Алекс 16:27 Легкие толчки, сопровождающиеся скрипом кровати, заставили меня раскрыть глаза. Насторожено отворачиваюсь от стены, переворачиваясь набок. В комнате полумрак, так как я опустила жалюзи, и свет сюда не проникал. Моргнула, не сразу заметив Кристин. — Привет, — прошептала, прикрыв глаза. Мое тело будто окутала сладкая нега, из которой я не хотела выбираться. — Привет, — шепот, — я звонила тебе. Раскрыла глаза, подняв кулачки на подушку. Кристин лежала напротив меня с закрытыми глазами. Видна лишь её голова, так как она залезла под моё одеяло, укутавшись в него по шею. — Я уснула, после того как пришла домой. — Как узнали о жертве? — Рация. — Точно, — спокойно ответила Кристин, повторив, — рация. Рядом раздалось завывание ветра, и я сделала вывод, что окно раскрыто. — Я немного плакала, — призналась, закрыв глаза, когда Кристин раскрыла свои. — Потому что поссорилась с мамой? — Она рассказала тебе? — Нет, — тихий смешок, — скорее пожаловалась на тебя. Улыбнулась сквозь сон, который понемногу покидал меня. Ничего удивительного. Мама частенько жаловалась на меня Кристин и, как итог, я получала от обеих. — Она заходила к тебе, чтобы извиниться, но ты уже спала, — прошептала подруга. Скрип кровати и тихое дыхание Кристин. Раскрыла глаза, вглядываясь в профиль подруги. Она перевернулась на спину, смотря в потолок. Даже в этом полумраке я могла заметить, что она нервничает. Вздохнула, прикусив губу: — Она сказала, что запретит общаться с Люком. Думаешь, она сможет? Голова Кристин наклонилась в мою сторону. Мои зрачки забегали по бледному лицу Кристин, что теперь попадало под жемчужные лучи луны. — Всё настолько плохо? — спросила, напрягаясь. Кристин отвернулась, продолжив смотреть в потолок. — Выдохни, твой лучик света всё уладил. — Кто? — переспросила, на что Кристин нахмурила брови: — Я! — воскликнула, но в голосе слышались теплые нотки, — Я все уладила. Единственный твой лучик. — А что ты уладила, лучик? — Твоя мама сказала, что вы ходили на какой-то пикник. Оригинальная отмазка, конечно. В лбом случае, пока мы пили чай, я… — Вы еще и чай пили? — удивилась, приподняв голову. Сон прошёл. — Не могла же я отказать твоей маме и от еды тоже не могла отказаться, поэтому да, — хлопнула в ладоши, — мы пили чай. Во время трапезы я убедила твою маму, что ни на какой пикник ты не ходила, а просто была у Люка дома. — И что я там делала? — Успокаивала своего парня, который был крайне опечален поведением отца тире шерифа. Приподнялась на локтях, заглянув в карие глаза: — Ты так и сказала? Она кивнула, продолжив смотреть в потолок. — И она поверила? — Я могу быть очень убедительна, — со скорбью в голосе произнесла Кристин и прикрыла глаза, словно что-то вспоминает. А у меня губы растянулись в улыбке, и я опустилась обратно на кровать. Я засыпала, зная, что мой день испорчен проблемами, которые окружили меня, но стоило проснуться и я узнаю, что некоторые из них решились сами собой. Естественно, не без помощи близких мне людей. Перекатилась на кровати, сгребая Кристин в объятия. Подруга смешно закряхтела: — Опять приступ любви? — Ага. — Я только забыла одно «но» упомянуть. Нахмурилась, тут же отпустив подругу. — Какое «но»? — Твоя мама сказала, что ради её спокойствия ты должна пригласить Люка на ужин. Для знакомства. — Чего? Они ведь и так знакомы. — Это да, но миссис Саттон имела в виду, пригласить его к вам на ужин, для разговора. Основательного. Раскрыла рот, нервно улыбаясь: — Она сама попросила? — Да. Она хочет видеть его завтра. — Даже так, — прикусила губу, задумавшись, — ладно, мы придем. — Естественно придете, вы же не хотите перестать общаться, — с горечью в горле прошептала Кристин и закрыла глаза. Почему она говорит это с такой печалью? Замялась, повернув голову в сторону подруги. Я не могла подобрать подходящих слов, поэтому мысленно корила себя. — Кристин, — прошептала, вызвав в ответ мычание, — как ты? — Всё хорошо, — вздохнула, — всё просто замечательно. — Я же вижу, что ты страдаешь. Она промолчала, так и не открыв глаз. — Я знаю, что не могу ничем помочь и мне, правда, жаль, но, страдания формируют из нас людей. Давай представим, что ты – алмаз, — ресницы Кристин затрепетали и она с удивлением посмотрела на меня, — Смотря на тебя, все видят просто камень, но каждая проблема с которой ты сталкиваешься, каждая причина для страданий действуют на тебя, как огранка. И в итоге, когда ты пройдешь через все трудности, ты станешь алмазом. Станешь цветком, что пророс сквозь асфальт. Кристин задумалась, продолжая молчать. Её зрачки забегали по потолку: — То что ты говоришь, конечно, может быть правдой, но иногда страдания - это просто страдания. Они не формируют характер. Они не делают тебя сильнее. Они просто причиняют боль. — И что тогда делать? Доводить себя до нервного срыва? — Брось, у меня никогда не было нервных срывов. — Но отметины ты как-то на своем теле видишь. Это нормально? — перестала шептать, немного повысив голос, — С этим нужно бороться и хоть иногда, выплескивать всё это. Иногда нужно плакать, Кристин. Она тяжело выдохнула и отвернулась от меня, подложив ладони под щеку. Я села на кровати, согнув ноги в коленях. Мне было больно на такое смотреть. Такое чувство, будто комната заполнилась не только темнотой, но и печалью, что исходила от Кристин. Вытянула руку, неуверенно сжав плечо подруги. Её голос заполнил темноту: — Не хочу плакать, но я так тоскую. Убежал ли он? Я не знаю. Если он убежал, пусть вернется домой. Просто придет домой. Словно удар молнии, что расползлась по всему телу, ко мне пришло озарение. Кристин не боялась Птицу, она боялась навсегда потерять Дилана. — Сколько его нет? — спросила. — Шесть дней. Раздался хруст пальцев и я поморщилась. 18:53 Прошел день. Мама носилась из комнаты в комнату, заставляя меня тем самым нервничать. Стол был давно накрыт, но мама не унималась. Она приносила вазу и спустя пару секунд уносила её обратно. Три раза меняла тарелки, и не могла усидеть на месте, когда видела малюсенький недочет. — Мне казалось, — вышла из комнаты и прошла по коридору, — что это я должна волноваться, а не ты. Завернула на кухню, в которой мама уже меняла кружки на фужеры. Она обернулась и её лицо застыло в немом ужасе. Свободной рукой она указала на меня, широко раскрыв рот. — Что? — я замялась, оглянувшись, — Что не так? — Во что ты одета?! — возмущенно прошипела она. — Ох, а я уже испугалась, — выдохнула, расслабившись, и сложила руки на груди. — Я спрашиваю, ты что надела? — Джинсы и кофту, а что? Я осмотрела маму и выгнула бровь, ведь она стояла в элегантном вечернем платье. Мама смотрела на меня таким же оценивающим взглядом. Мы одновременно вздохнули. — Думаешь, стоит переодеться? — спросила она, явно сдаваясь. Я кивнула и провела маму взглядом. За считанные секунды я осталась одна. Включенная над столом люстра, ярко освещала клочок комнаты вокруг себя. Этого хватало. Ароматный запах еды не давал мне покоя, заставляя коситься в сторону стола. Прошла в середину комнаты, достав телефон. Набрала сообщение: «Всё нормально?» Заблокировала и приложила мобильник к подбородку. Кристин ушла с Марком на свидание. Она не дала и слова мне вставить, не то, что возмутиться. Если это защитит Дилана, то она сделает все, что просит Марк. Но я лишь верила, что в людном месте он не причинит ей вреда, потому Кристин встретилась с ним в нашем кафе, где продавали безумно вкусные пироги. Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть и, подскочив на месте, я бросилась в сторону входа. Я боялась, что мама откроет двери быстрее меня, но в коридоре никого не было. Я спокойно открыла дверь. В проеме появился Люк, держа в руках белую картонную коробку. — Привет, — улыбнулся, шмыгнув носом от холода. — Привет, — освободила проход, — давай, заходи скорее. Люк закрыл двери, занося с собой холодный ветер, а я забрала из холодных рук коробку и оставила быстрый поцелуй на губах Люка, чтобы мама не увидела. — Здравствуй, Люк, — спокойный голос раздался позади, но был достаточно громким, чтобы привлечь внимание. […] — Ахах, — мама не пыталась сдерживать смех, — неужели подстрелил? — Да, отец тогда ещё удивился, — Люк выпучил глаза, попытавшись изобразить своего отца, и мама опять засмеялась. Я ковыряла вилкой по тарелке, откладывая горошек в сторону. — Алекс. Я поддерживала беседу и улыбалась, но мне казалось странным поведение мамы. Она вела слишком дружелюбно, и после нашей ссоры, то выглядело подозрительным. Словно она что-то хотела от нас с Люком. Что-то конкретное. Ужин должен был усыпить наше внимание. — Алекс! Вздрогнула, уронив вилку: — А! Да? Что? — Ты чего не смеешься? Прикусила губу, переведя взгляд на Люка: — Я просто объелась. Мама кивнула, приняв серьезный вид, но спустя пару секунд опять смотрела на Люка с широкой улыбкой: — Люк, расскажи, как вы познакомились с Алекс? — А разве я не рассказывала, мам? — вмешалась я. Мама перевела на меня то ли задумчивый, то ли коварный взгляд. Возможно смесь всего этого. — Ты рассказывала то, как видела своими глазами, а мне интересно послушать глаза Люка, — положила локти на стол, и устремила взгляд на Люка. Тот заерзал и перестал улыбаться. Ах, эти её психологические штучки, не люблю их. — Встреча с вашей дочерью стала одним из самых важных событий в моей жизни. Я даже представить себе не мог, что её неуклюжесть позволит мне найти среди толпы родного человека. Изумленно моргнула, посмотрев на Люка. — Я стоял в коридоре, как одна несносная девушка сшибла меня с ног. Просто врезалась и тем самым перевернула мой мир. Плюс ко всему, — улыбнулся он, словно вспоминая, — она ругала меня, за свою неуклюжесть. После этого Алекс ушла, вся такая эффектная и очаровательная. На следующий день я нашел её в коридоре, она громко смеялась, прикрыв лицо, и в следующую секунду становилась серьезной. Я наблюдал три дня, а после решился подойти. Замерла, ощутив легкое, как перышко движение под столом. Ладонь Люка скользнула от моего колена к бедру. — Мы стали общаться и переписываться, на тот момент я не считал это чем-то серьезным. Скажу больше, я даже не планировал отношений. Но на третий месяц нашего общения, мы поссорились. Перестали общаться. Не помню, что там было, но для меня это стало отправной точкой. Тогда я понял, что могу общаться с сотнями людей за один день, но никто из них не сравнится с тем, как ваша дочь может заставить меня улыбнуться за одну минуту. Люк перевел на меня глаза, в которых плескалось тепло, и сердце мое забилось сильнее. — Как сейчас помню. Я подговорил Кристин и через неё попросил прийти Алекс к парому. Она пришла туда вечером, ожидая увидеть подругу, но нашла только меня с розовой сахарной ватой в руках. Мы пошли в парк развлечений и гуляли там до утра, не обратив внимание на усталость. И знаете, что я тогда понял? Нет ничего красивее, чем город в пять утра с высоты птичьего полета, холодным ветром и этой девушки, уснувшей в моей кофте на моем плече. — Это было на колесе обозрения, — прошептала я, а глаза загорелись. Моргнула и что-то оставило влажную дорожку на моих щеках. Я не ожидала услышать про себя такие слова. — На этом колесе, на высоте десятиэтажного дома, я предложил Алекс стать моей девушкой, — Люк замолчал, улыбнувшись, — она что-то прохрапела в ответ и мы жили долго и счастливо. — Эй, — ударила его в плечо, с улыбой смахнув слезы, — я не храплю. Мама засмеялась, а глаза её выражали признательность.