how to

Стоит Мише остаться одному – мысли, гадкие, ползучие, залезают внутрь черепной коробки своими когтистыми лапами, затмевают и без того слепой разум туманной поволокой с примесью еще более удушающих мыслей «а что, если» и заканчивая «всё равно ничего хорошего бы не вышло», выедающей синаптические связи, нейроны, клетки – пожалуй тот безымянный, кто придумал определение «любовь» был пессимистом до мозга костей, потому что нет на Земле явления более насыщенного, чувственного и более сокрушительного в своей убийственности. Несколько дней подряд в небе клубится грязная, густая свинцовая вата, готовая в любой момент не сдержать свои эмоции, ветер, хлёсткий и холодный – пробирается под пальто, тонкую ткань футболки, облизывая оголённую кожу ледяными языками, апрель же походит не на апрель, а на осень с её промозглыми всплесками безвыходных надежд на лучезарное настроение. Блеклое отражение накладывается слоем фантомной кожи на многоэтажные дома Киева, утонувших в меланхолии, меж пальцев зажата вторая по счёту сигарета, в голове – мысли, от которых невозможно избавиться. Несколько дней подряд он не общается с Богданом, и ему кажется, будто мир переворачивается, всё тускнеет и тускнеет, теряя былые краски, вместо неба – земля, тучи путаются под ногами, дождь щекочет пятки. Миша чувствует странную зависимость, словно его лишили на неопределенное время сигарет, тяжело дышать, тяжело есть, тяжело разговаривать, его ломает, ужасно ломает, выкручивает конечности в причудливые формы, между тем как он сам – связан всем телом без возможности двигаться. Телефон он, чисто принципиально, прячет как можно подальше. Мало ли что. Звенит микроволновка. Короткое, лаконичное и бездушное. Мгновенная жизнь звука, впавшая потом в летаргию до следующего использования. Дзынь! и конец. Вспышка, мгновенная вспышка и болезненное угасание – прямо как у Миши в сердце. - Можешь уйти из моей головы, а? – бурчит он, открывая дверцу микроволновой печи доставая из камеры тарелку со спагетти и плавленым сыром сверху, - Ну пожалуйста, - тяжело выдыхает. Не получается. Образ Богдана поселяется в его сознании уже давно – яркий, сочный, под тёплыми лучами солнечного света и запаха пробуждающейся весны, пробирается как можно глубже, забирается в самые потаённые углы, причиняя еще больший дискомфорт – сонным утром, при упорядочении важных дел, планируемых на день, почему-то всплывает красивая кисть с выпирающей костью на суставном сгибе, фаланги пальцев, зачёсывающие каштановые волосы назад, но вмиг всё равно раздувающих нагретым сезонным ветром; при концентрации на особо важной информации где-то шепчет голос Боди, нагло перебивая внутренний голос Миши, это его последнее «нам стоит немного передохнуть, мы же просто друзья, понимаешь?» - требовательное, нетерпящее возражений, плюющее на прошлое, и, кажется, прямо в душу, тяжелое и Богдану несвойственное – внутренний голос Миши сдаётся и затихает насовсем; при попытке включить музыку (предпочтительно энергичное и позитивное), аморфное, родное присутствие витает в воздухе и ощущается кожей спины слишком близко в плотной темноте чужой квартиры – а потом к горлу подступает едкая горечь, комкуясь в пищеводе – Мишу тошнит, и в первую очередь – от самого себя. Стоит Мише остаться одному, становится невыносимо тяжело, просто пиздец насколько, еще немного и он просто не выдержит этого кошмара между ним и Богданом, заполняющим его голову мыслями - гадкими, ползучими, залезающими внутрь черепной коробки своими когтистыми лапами, затмевающими и без того слепой разум туманной поволокой с примесью еще более удушающих мыслей «а что, если» и заканчивающими «всё равно ничего хорошего бы не вышло». Да, было хорошо, но нет – ничего не вышло. Богдан пишет ему где-то на черте временного промежутка между полночью и ранним рассветом, когда ярко-зелёные цифры на циферблате складываются в «03:48», кидает камень в окно, который ударяется о стеклянную поверхность с глухим стуком и мёртвым грузом падает вниз. Миша распахивает окно, впуская в комнату засахарившееся персиковое варенье уличных фонарей, высовывается на улицу, выгибает бровь в немом вопросе – томный ночной ветер, пропитанный городом и остывшим сырым днём, трепещет волосы, голый, безоблачный небосвод обрушивается на голову горстью драгоценных огней звезд, созвездий, Богдан стоит внизу, умело удерживая мотоцикл в равновесии, в бардовой футболке и кожанке, губы растянуты в приятной улыбке, волосы зачесаны в хвост на затылке, сердце предательски болезненно щемит. - Ну чего смотришь? – это совсем не то, о чем бы хотел спросить Миша, совсем не то, - Какой же ты долбоёб, Бодя, - и он тоже долбоёб. Мгновение – и Богдан смеётся, смеётся звонко и заливисто, и Миша не может не тоже, Богдан тянет к нему руку, приглашая в соответствующем жесте, говорит: - Иди сюда, сейчас же.