***
Когда Манс перевернул последнюю страницу книги, свеча, чадившая на столе из последних сил, уже превратилась в огарок. От усталости глаза болели и слезились — чтобы дать им отдых, он оторвал взгляд от убористых строчек и, часто моргая, осмотрелся по сторонам. В библиотеке царил невообразимый бардак: битком набитые книгами шкафы стояли такими тесными рядами, что он с трудом протискивался мимо них. Впрочем, книги громоздились не только на полках, на и на столах, на полу, на подоконниках — повсюду целыми грудами были небрежно свалены изгрызенные мышами и источенные червями тома, свитки, карты, ящики с вырванными страницами. Ну а каждый клочок пространства, чудом оставшийся свободным, покрывали толстым слоем пыль, паутина и мышиный помет. И вот здесь-то Манс схоронился, как сыч, с самого утра. Вообще-то книжным червем он сроду не был и подолгу корпеть над закорючками не любил: считал это пустой тратой времени. В детстве он, правда, читал запоем, потому что был жаден до новых знаний. Но, повзрослев, понял, что настоящие истории куда интереснее, чем книги, а от живых людей, пусть даже неграмотных, можно услышать больше, чем от давно почивших писак. Но кое-какие сведения — те, в которых он именно сейчас нуждался больше всего — можно было почерпнуть и из пыльных фолиантов, пока они еще совсем не рассыпались. Неудивительно, что Рейгар в конце концов свихнулся, подумал Манс, сунув несколько томов и свитков в ящичек поменьше, чтобы унести их с собой из этого склепа. Кто угодно тронется рассудком, глотая книжную пыль изо дня в день. Когда он выполз из своей норы, уже стемнело, но из общего зала все еще доносился оживленный гул голосов, перемежаемый криками и взрывами смеха. На мгновение Манс едва не поддался искушению отправиться туда, к уютному теплу очага, присоединиться к веселому обществу братьев. Он бы сыграл им на лютне, потешил их слух занятной историей… С одним из местных разведчиков он сошелся накоротке: это был бывший головорез из Братства Королевского Леса, и его просто распирало от прорвы задорных баек, урожай которых он в изобилии собрал в славные разбойные деньки. Манс надеялся, что до завтрашнего отъезда еще успеет приложиться к этому неиссякаемому источнику, но сейчас его ждало другое важное дело. Он устало потащился к вороньей вышке — впрочем, нельзя сказать, что его сердце так уж не лежало к этому месту. В измученной голове стоял туман, и он с удовольствием разогнал бы его сейчас кубком доброго меда и небылицами своего нового приятеля-разбойника. Однако с удивлением понял, что и с Эймоном не прочь поболтать. В детстве Манс, как и все мальчишки, был слишком непоседлив, чтобы терпеливо выслушивать разглагольствования старика. Обычно он прибегал к Эймону лишь для того, чтобы, наоборот, самому поделиться с мейстером каким-нибудь необычайно важным открытием. Теперь-то, оглядываясь назад, он жалел, что потерял столько времени впустую. Эймон ведь был в три раза старше Манса, и за столь долгую жизнь ему, как никому другому, нашлось бы что рассказать. Манс обнаружил Эймона за столом: тот сидел неподвижно, кутаясь в подбитый мехом плащ, и слушал Клидаса, читавшего ему вслух книгу в кожаном переплете. Стоило Мансу приблизиться, как стюард прервался на полуслове и умолк, а Эймон выпрямился в кресле и обратил на него взгляд подслеповатых глаз. — Манс, — Эймон улыбнулся. — Ты, наверное, был в библиотеке? Я чувствую запах пыли. — А еще, надо думать, мышиного дерьма, — Манс уселся напротив. — Там все кишит проклятыми тварями. Пару штук я достал-таки кинжалом, но это не слишком помогло. Клидас с ужасом воззрился на него, и Манс пояснил: — Я же не просто ради забавы за ними гонялся. Они грызут книги, не знаешь разве? Мейстера Эймона это леденящее кровь заявление нисколько не взволновало: — Ну а что еще ты там делал, помимо истребления мышей? Манс откинулся в кресле и водрузил ноги на стол. — А без этого никак нельзя? — возмутился Клидас. — Не-а. Если я свои несчастные копыта не разомну немного, я их прямо здесь и откину, — отмахнулся от него Манс, а Эймону сказал: — Между прочим, я проштудировал все, что смог найти о драконах. Подумал, вам это будет интересно. Глаза Эймона загорелись совершенно мальчишеским любопытством, покрытое морщинами лицо оживилось и словно помолодело: — Удалось что-нибудь обнаружить? — Насколько я понял, ничего действительно стоящего там нет. И все-таки мне удалось откопать кое-что занятное — хочу поделиться с вами своими соображениями. Но сперва… — порывшись в своем ящике, Манс жестом фокусника извлек толстый том и положил на стол перед мейстером. — Вот! «Неестественная история» септона Барта. Помнится, вы настоятельно упрашивали меня доставить вам эту книжицу, если я вдруг наткнусь на нее где-нибудь. Видите, я не забыл. Эймон дрожащими руками притянул книгу к себе. Даже у Клидаса, заглядывавшего ему через плечо, глаза полезли на лоб. — Где же она была все это время? — выдохнул Эймон. — Валялась в пыльном углу в стопке каких-то трудов про Детей Леса, в самом низу. Не удивлюсь, если она преспокойно лежала там с тех пор, как Бейлор Благословенный велел спалить все рукописи Барта, — просто никому в голову не пришло рыться в этом хламе. — Ты ее читал? — Так, полистал немножко. По правде говоря, даже разочаровался. В детстве я верил, что это самая настоящая книга заклинаний и если я найду ее, то научусь плеваться огнем. Оказалось, она ничем не лучше обычной септонской писанины, какую ни возьми: сотни страниц напыщенной чуши, а чего-нибудь путного — кот наплакал. Эймон посмотрел на Манса с лукавой нежностью: — Слушая тебя, я жалею, что ты не посвятил свою жизнь Семерым. Столько благочестия пропадает втуне! Манс от неожиданности даже расхохотался: — Ну и вредный же вы дед, оказывается. Да вам палец в рот не клади! — он заметил, что Эймон по-прежнему сжимает книгу в руках, не в силах отвести от нее взгляд. — Вы можете оторваться от Барта хоть на минутку? У меня к вам еще одно дело. — Ну конечно. Книга никуда не денется, а вот ты сегодня здесь, завтра — уже за много миль отсюда. О чем ты хотел поговорить? Манс снова уселся как следует и облокотился на стол: — Я как-то рассказывал вам легенду про Последнего героя. Помните? Я тогда еще удивился, откуда в этой истории всплыла драконья сталь. — Верно, и я согласился, что упоминание о ней звучит довольно странно. — Я все никак не мог сообразить, откуда она вообще взялась, эта сталь. Конечно, может статься, что валирийцы каким-то образом попали в Вестерос еще до наступления Долгой Ночи… Но ведь тогда придется признать, что Рассветная битва свершилась намного позже, чем принято считать. А свидетельств никаких не осталось, ни словечка. Ну не странно ли? Впрочем, я ни в чем не уверен — как ни крути, все это было слишком давно. Эймон кивнул: — История, по сути, берет начало с того момента, как септоны стали вести хроники о разных происшествиях — все случившееся до той поры словно сокрыто во мраке, и прошлое не выдаст своих тайн. Нам остается только идти на ощупь, вслепую и спотыкаясь; строить предположения, смутные догадки, да и то основываясь лишь на отрывках летописей, написанных гораздо позже упомянутых в них событий. — Я перелистал записи еще нескольких мейстеров — они считают точно так же. Вот я и решил плюнуть пока на эту сталь, а что касается определения «драконья» — ну, наверное, оно тоже не означает ничего особенного. В конце концов вы сами однажды сказали, что когда-то давно драконы обитали по всему миру. Даже в древнем наречии Первых Людей придумано свое название для них. В общем, я подумал, что и дальше обсасывать эту драконью сталь — только время зря терять, лучше взяться за Иных. Это было неделю назад, может, меньше. — И что ж, за этот срок не нашел ничего примечательного? — Кое-что я и вправду разузнал, но все ждал: авось подвернется что-нибудь более впечатляющее, — ухмыльнулся Манс. — Угадайте, что я обнаружил? Нашу с вами драконью сталь. Дважды она упоминается в переложениях легенды о Последнем герое, а еще один раз — в перечне способов победить Иных. — Неужели подобный список существует? — Ну, если его можно так назвать. В нем строчек раз-два и обчелся. Две с половиной, если говорить точнее. Иные не выносят огня, их можно убить драконьей сталью и драконьим стеклом. Я обратил на это внимание, стал тщательнее выискивать упоминания о драконьем стекле — и нашел добрую дюжину. Дети Леса снабжали им Дозор, а на Стене из него изготовляли оружие, способное ранить Иных. Мягкая улыбка осветила лицо Эймона: — В былые времена северяне верили, что драконы каким-то образом могут помочь победить Белых Ходоков. — Раз и они упоминают драконов, значит, те и впрямь играли важную роль во время Долгой Ночи, — признал Манс. — Если подумать, это не лишено смысла. Первые Люди, давая особые, нерушимые клятвы, призывали в свидетели противоборствующие стихии: землю и воду, бронзу и железо, лед и пламя. Если существовали ледяные чудовища, почему бы не водиться и огненным? Лицо старика приняло странное выражение: — И где же можно услышать такие клятвы — в песнях Вольного народа? — Ну что вы! Никто не осмелится петь о таком, даже спьяну, чтобы не навлечь на себя гнев богов. Ведь это священные слова, предназначенные только для их ушей. Если человек изрекает клятву вслух, пусть даже на манер песни, это значит, что он заключает с богами договор, от которого его может освободить только смерть. — Любопытно, — пробормотал Эймон: Мансу показалось, что старик обращается скорее к себе самому, чем к нему. Манс уже знал: когда в голосе мейстера появляются такие отсутствующие, рассеянные нотки, это значит, что он вот-вот погрузится в размышления — так глубоко, что и не дозовешься. Пора прощаться, стало быть. Манс поднялся на ноги: — Ну вот и все, наверное. Даже не знаю, что еще сказать. Просто решил — вам будет приятно узнать, что эти ваши драконы не просто так сюда затесались. Эймон потянулся к Мансу и ласково погладил его руку кончиками пальцев: — Спасибо тебе. Манс отвернулся: — Завтра я уезжаю. Маллистер дал мне две недели, и на сей раз я, пожалуй, не стану нарушать его приказ. К тому же мне уже хочется махнуть за Стену — я до смерти соскучился по тамошним местам. Да и книжной пыли наглотался на пятнадцать лет вперед. — А это зачем берешь? — спросил Эймон, кивнув на ящик. — Цареубийца с ума сходит по замшелым сказочкам про великих героев с мечами. Я решил, что ему такое старье понравится. Эймону хватило учтивости улыбнуться, хотя он все еще мрачнел каждый раз, когда Манс упоминал Джейме: — Что ж, весьма похвальная забота о друге. — Если я выясню еще что-нибудь интересное, дам вам знать. Взгляд Эймона смягчился: — Пожалуйста, будь так добр. Я и Клидаса попрошу тебе написать, конечно, если найду что-нибудь стоящее в труде Барта. У Манса, неизвестно почему, перед глазами встало счастливое лицо Джейме, получившего недавно письмо с Утеса, — для него каждая весточка от родных была настоящим праздником: — Можете писать и просто так, даже если ничего не найдете. Я совсем не против. Старик часто заморгал, словно отчаянно боролся с подступившими слезами. Он так тешился письмами от Рейгара и больше не получит от него ни строчки. Был бы тот жив — небось снова нацарапал бы про свое пророчество, которое Манс с мейстером обсуждали все две недели. От этой мысли его передернуло. Эймон схватил его за запястье и, крепко сжав, с жаром произнес: — С радостью! Манс прерывисто выдохнул. Ну чего ты сопли разводишь, старый ты хрен. Он неловко высвободил руку, подхватил со стола свой ящик и скованно попрощался: от смущения он даже не мог придумать, что еще сказать.***
Орл снарядил в качестве провожатых шестерых одичалых на коренастых косматых лошадках вроде Пестрянки. Куорен держался с ними сдержанно, но вежливо, а вот Лось боялся даже случайно встретиться с кем-нибудь взглядом. Если его пробовали вовлечь в разговор, он отчаянно краснел, заикался и пытался схорониться за спиной Джейме или Куорена. Что касается Джейме, ему сразу пришлось по душе общество этих неотесанных, но добродушных варваров. Большинство из них если и имели отдаленное представление о хороших манерах, то считали, что для славной беседы этакая блажь не годится. Совсем другое дело — от души огреть товарища по спине или хлопнуть по плечу, ткнуть под ребра или в живот, схватить за шею или садануть в ухо! От крепких словечек и выражений, которыми они награждали друг друга, утонченные южные леди свалились бы в обморок, а может, и кое-кто из лордов. Для одичалых же такое обращение было не что иное, как знак симпатии, и даже если их речь не блистала изысканностью, то с лихвой восполняла этот недостаток сочной замысловатостью. На третий день пути повалил снег, и они с хохотом устроили перестрелку снежками, совсем как Джейме и Серсея, когда были маленькими. Он долго убеждал себя, что давно вырос из детских дурачеств, но не продержался и дня. Эдит все же втянула его в снежную баталию, и вскоре он тоже раздавал тумаки и швырял снежки налево и направо, да еще других подначивал задорными шуточками. По утверждению Орла, путь не должен был занять больше десяти дней, но Лось под страхом смерти отказывался трястись в седле без отдыха, да и безалаберные одичалые только отмахивались от всех увещеваний и призывов поторапливаться. Они ехали неспешно, нога за ногу, частенько останавливались по своим делам и норовили свернуть в сторону. К тому же, как выяснилось, лишь один из них бывал когда-то в Красных Палатах, дорогу он помнил плохо, и чуть ли не возле каждого куста приходилось осаживать лошадей и держать совет, пытаясь определить направление, — разумеется, каждый до хрипоты отстаивал свою точку зрения. Джейме уже стало казаться, что они вообще никогда не приедут. Ничего удивительного, что лишь спустя две недели, поднявшись на вершину холма, он заметил вдалеке деревянный частокол. Он придержал Пестрянку, чтобы как следует осмотреться. До сих пор за Стеной ему не встречались огороженные должным образом деревни. Некоторые Варамировы поселения были обнесены невысоким плетнем, помогавшим худо-бедно отвадить волков, но здесь он видел перед собой настоящий прочный заплот — такой надолго задержит любого чужака с недобрыми намерениями. Может, он и по заслугам величает себя королем, этот Тормунд. Эдит предупредила, что сразу трое разведчиков, обрушившихся как снег на голову, вряд ли найдут у Тормунда радушный прием. Она настояла на том, что им следует остаться и подождать ее возвращения — сама же она отправится к вождю вместе с двумя одичалыми из своего клана и известит об их приезде. Так они и сделали, расположившись здесь же, на холме. Пестрянка безмятежно щипала скудную жесткую травку, радуясь отдыху. Куорен с угрюмым видом беспокойно поглядывал по сторонам. Должно быть, предположил Джейме, он ждет какого-то подвоха. Не иначе как Эдит привела их прямиком в западню! Или, может, Тормунд ее убил, а теперь отправил по ее следам своих подручных — расправиться с чужаками. Однако и она, и ее спутники вскоре вернулись целые и невредимые. — Надулся как мышь на крупу, заслышав про вас, — объявила Эдит, — но согласился пустить в свои хоромы. Джейме нахмурился: — Ему ведь полагается прислать сюда часовых, чтоб забрали у нас оружие и не спускали глаз, разве не так? — Какой же из него тогда король? Негоже будет, если все подумают, что он струсил перед вами — мол, не может дать отпор жалкой кучке ворон. А еще хуже, если бы он выказал недоверие Орлу, который за вас поручился, — с этими словами она потрусила вперед, не оглядываясь, словно ей до смерти надоело выслушивать всякую чепуху. Джейме, легонько стукнув Пестрянку каблуками по бокам, отправился следом, зная, что остальные не отстают ни на шаг. С наружной стороны заплот стерегли двое караульных: ни один не проронил ни слова, когда маленький отряд проехал мимо. Внутри, под защитой стен, обнаружилась добрая сотня крытых соломой хижин, разбросанных там и сям вразброд, без видимого порядка. Прямо посреди деревни размещался загон, где копошились свиньи. Что до кур и коз, они преспокойно разгуливали прямо по улице. Тут же носились, заливаясь лаем, собаки — они явно пребывали в восторге от царившей кругом кутерьмы. Вся эта живность, кажется, нисколько не мешала Вольному народу заниматься своими делами. Многие останавливались поглазеть на пришельцев, прочие норовили ускользнуть незамеченными, словно опасались, что Джейме и его товарищи набросятся на них с мечами, едва завидев. Красные Палаты — крепкий бревенчатый терем с соломенной крышей — оказались если не самым просторным, то по крайней мере самым высоким строением из всех, что Джейме до сих пор попадались за Стеной. — Только я да вы втроем, — напомнила Эдит, когда они подъехали поближе, и дозорные, оставив лошадей вместе с остальными, вошли внутрь. Посреди зала с громким треском полыхал огонь. В небольшом закутке, отведенном под кухню, несколько женщин резали мясо и строгали овощи для ужина — Джейме не знал, что они собрались стряпать, но надеялся, что его тоже попотчуют. Лось у него за спиной встревоженно заквохтал, но Джейме, проследив за его взглядом, обнаружил, что брата напугали всего-навсего засоленные окорока мяса, свисающие со стропил. — Это оленина да козлятина, — объяснил Джейме. — Нет там лосятины, не трясись ты так. Лицо Лося перекосила страдальческая гримаса: — Это что, по-твоему, очень смешно? Не утруждая себя ответом и не обращая на него больше внимания, Джейме продолжал озираться по сторонам. Под ногами шныряла стайка дворняжек, обнюхивавших пол в поисках съестного, хотя длинные скамьи в зале были пусты — все, кроме одной. Возле очага сидел необъятных размеров человек — про таких говорят: «поперек себя шире». На грудь ему спускалась пышная серебристая борода, на могучих ручищах сверкали золотые браслеты, а богатырская грудь и огромный живот распирали кольчугу добротной выделки — присмотревшись, Джейме заподозрил, что ее прежним владельцем был убитый разведчик. Должно быть, это и есть Тормунд. Парнишка рядом с ним был не старше тринадцати лет, хотя, как и его отец, носил кольчугу черного цвета, выкованную в Дозоре. Еще по-мальчишески тощий и нескладный, он обещал вскорости вырасти дюжим и крепким молодцом, как и положено настоящему разбойнику. Тормунд весело рассказывал что-то сыну, держа в одной руке жареную куриную ножку и возбужденно потрясая ею, видимо, чтобы придать вес своим словам. Заметив непрошеных гостей, мальчик что-то шепнул отцу. Тормунд тут же отложил мясо и уставился на ворон, по-прежнему сгрудившихся на пороге. — Ну вот, а я-то надеялся, что девка все наврала, — объявил он: досада в его голосе, очевидно, была обращена не иначе как на богов, потому что от чужаков он ответа явно не ждал. Пробормотав что-то себе под нос, он поднялся на ноги и, обогнув стол, остановился прямо перед ними. Джейме сначала принял его за грубоватого бирюка и не мог уразуметь, как ему удается внушать к себе столько уважения и страха: да ведь он просто смешон, этот мужлан! Но затем он понял, что первое впечатление его обмануло. Несмотря на размеры, двигался этот толстяк на удивление проворно, а его огромное туловище состояло сплошь из литых мускулов, а не из жира, как Джейме показалось на первый взгляд. По крайней мере воин он отменный. Для начала Тормунд обратил внимание на Лося, осмотрев его с ног до головы. Свое впечатление от увиденного он выразил коротким громогласным «Хар-р-р!» и повернулся к Куорену. Джейме даже не потрудился подавить усмешку. Физиономия одичалого казалась добродушной, того и гляди — расплывется в улыбке до ушей. Тем более странно было видеть, как он насупился, рассмотрев и признав Куорена: — А тебя я встречал. Поди забудь ворону, которая так ловко орудует мечом. Ты снес башку одному из моих лучших ребят лет не то восемь, не то девять назад. А потом еще двоих прикончил. Куорен на памяти Джейме ни разу не обмолвился ни о чем подобном: должно быть, он и имени разбойника тогда не знал. Впрочем, ни страха, ни удивления он не выказал и глаз не опустил: — А ты убил половину парней из моего отряда. — Если бы тебе в тот раз повезло больше, то я сам недосчитался бы каждого второго. Оба мы замарались в крови дальше некуда. Но, пока ты в моем доме, не прольешь больше ни капли. С этими словами он наконец очутился перед Джейме. — Ваша милость, — обратился к нему тот. Тормунд захохотал так, что стены затряслись: — Где ты во мне милость разглядел? Я — Тормунд Великанья Смерть, Собеседник Богов, Медвежий Муж, Медовый Король Красных Палат. Так меня величают, а про милость там ничего не говорится, — усмехнувшись, он смерил Джейме взглядом. — Вот уже не первую луну до меня доходят слухи о тебе, — Тормунд потянулся к плащу Джейме и приподнял отороченный мехом краешек. — И россказням этим я не верю. Видал я немало таких мальчишек, как ты, кое-кого покрошил в капусту, но никто из них даже ногтя моего не стоил. — Я не мальчишка, — мягко возразил Джейме. — Ну, таких, как ты, и все. — Таких, как я, больше нет. Я один в своем роде. От громового хохота Тормунда Джейме едва не подскочил, а потом вождь от души огрел его по спине — аж искры из глаз посыпались. Не дав опомниться, одичалый сгреб Джейме за плечи и с ухмылкой встряхнул так, что у того замоталась голова: — Хар-р-р! А ты мне нравишься, ворона. Ну же, садитесь — пусть никто не посмеет сказать, будто Тормунд Великанья Смерть разучился привечать гостей. Ада! Живо тащи им поесть, что наскребешь по сусекам, — чтоб не тряслись так, словно я у них вот-вот кишки вырву. Когда они уселись, появилась женщина, оделившая каждого щедрым ломтем хлеба с хрустящей коркой и рогом, до краев полным меду. Тормунд довольно поглядывал на гостей, уплетавших угощение, а сам тем временем без умолку расхваливал им своего сына. В отличие от говорливого отца, Торегг оказался молчалив и сдержан. Он лишь коротко кивнул Джейме и Куорену в знак приветствия, а затем косился на них так, словно те были сумеречными котами, заявившимися сюда сожрать все припасы. Как только закон гостеприимства был соблюден в полной мере, а Тормунд дочиста обглодал куриную ножку и отшвырнул косточку, он устроился на скамье поудобнее и уставился на вновь прибывших: — А теперь к делу. Выкладывайте, зачем пришли. На сей раз Джейме не стал утруждаться повторением своей речи от начала и до конца, вместо этого сразу перескочив ко второй части. Он по памяти пересказал Томунду слова клятвы Ночного Дозора и поделился с ним теми же доводами, которыми пытался убедить Орла и Куорена. Дозор, объяснил Джейме, задумывался вовсе не для того, чтобы отгонять одичалых от Стены. Когда он был создан, еще и Стены-то никакой не существовало. — Мы слышали, будто ты можешь кое-что знать об упырях, конечно, если они не просто страшилка, — закончил он. — Это наш общий враг, и вам же будет лучше, если Дозор узнает про них как можно больше. Тыльной стороной ладони Тормунд вытер жир, струившийся по бороде: — Ишь сколько красивых словечек ты нагородил, ворона. Я даже верю, что ты не брешешь. Будь все прочие вороны навроде тебя, я бы решил — ох и славные же они парни, цены им нету. Да только, видишь ли, это не так. Торегг, ну-ка расскажи нам, что ты с пеленок слыхал про разведчиков. Торегг поочередно обвел взглядом Джейме, Куорена и Лося: — Что если я буду озорничать, они меня живьем сожрут и костей не оставят, — он покосился на отца, словно не был уверен, все ли правильно говорит. Тормунд одобрительно кивнул. — Что они гвалтом поимеют всех наших баб и девчонок, а может, и до мальчишек доберутся. Еще мне велели, — продолжал он: — «Встретишь дядьку в черном — драпай со всех ног, если поймает — пырни ножом или на худой конец укуси куда дотянешься». Тормунд без тени улыбки посмотрел на Джейме: — Мы этими байками неспроста детишек пугаем. — Я тебя и не прошу верить всему Дозору как себе, — настаивал Джейме. — Ну сам подумай: если мне покажут кучу мамонтового дерьма и скажут, что внутри запрятано сокровище величиной с воробьиный нос, — разве я стану в этой куче копаться? Да я просто изгажусь с ног до головы, а если там что-то и есть, оно будет выглядеть не лучше, когда я его выковыряю. Вот погрыземся с вами еще годик-другой, и, если ты переживешь первую же суровую зиму и не сдохнешь в стычке, запоешь как и другие вороны. Джейме медленно выдохнул, считая до десяти, чтобы не взъяриться на этого упрямца: — Ну тебе же ничего не стоит хотя бы поделиться вестями. — Легко говорить. А вот если бы к тебе заявился какой-нибудь ухорез — к примеру, прихвостень Гремучей Рубашки, который по его слову мамашу родную не пожалеет, — и давай точно так же приставать, ты б ему что ответил? — Да ведь это совсем другое дело! Пусть даже сам он не замешан во всяких гнусных злодействах, но все равно сражается бок о бок с… — Джейме осекся, но было уже слишком поздно. Твою мать. — Что ж ты замолчал? Продолжай, коли начал. Не было смысла отнекиваться — все и так прекрасно поняли, что он имел в виду: — С ворами, насильниками и душегубами. — Ты-то мне по нраву, — повторил Тормунд, — но все одно от тебя дерьмом смердит, а раз так — не буду я с тобой толковать про важные дела. Ты говоришь, мол, прочие вороны перестали каркать как воронам положено. Ну так лети назад в свое гнездо, вышвырни оттуда всю дрянь, тогда и возвращайся, а пока что твои слова — ветер. «Вышвырнуть всю дрянь» из Дозора не было никакой возможности, и, конечно, Тормунд знал об этом не хуже Джейме. Сжав зубы, Джейме лихорадочно соображал, как же ему теперь расхлебать кашу, которую он сам заварил. Дураком я буду, если примусь выпытывать про логово Плакальщика; я не в том положении, чтобы качать права. Но и выбросить меня за шкирку, словно щенка с поджатым хвостиком, я ему не позволю. — Ты, конечно же, все поделом рассудил, — сказал Джейме медленно, тщательно подбирая слова. — Но не руби с плеча и не торопись отмахиваться от моей просьбы. Ты ведь называешь себя Собеседником Богов. Старых Богов, верно? — Ясное дело, — настороженно отозвался Тормунд. — А тебе-то что? Тут в разговор встряла Эдит: — А я и забыла! Джейме неспроста завел речь об упырях — ведь они ему приснились. Во сне они напали на него, а он бился с ними не на жизнь, а на смерть, — она кивнула в его сторону и, наклонившись поближе к Тормунду, добавила с многозначительным видом: — Он спал под чардревом. Уловка вышла довольно жалкой, и Джейме сам не знал, смеяться ему или плакать из-за такой медвежьей услуги. И тут случилось неожиданное — выражение лица Тормунда совершенно преобразилось, а глаза вспыхнули неподдельным интересом: — Неужто правда? — Да. — Далеко в лесу, в норе под сердце-древом, живет ведунья по имени Матушка Кротиха, — обратился к нему Тормунд. — Она видит то, что другим незримо, и люди приходят отовсюду послушать ее речи. У меня самого случались всякие чудные мороки, всполохи — вот почему я заслужил имя, которое ты назвал, — он с сомнением посмотрел на Джейме. — Однако я ума не приложу, на кой Старым Богам сдался именно ты. Ведь вам, южанам, нет до них дела, разве не так? — Я поклоняюсь Семерым, как у нас принято, — правда, септоны на меня давно рукой махнули. Тормунд в ответ только пренебрежительно фыркнул: — Так в тебе даже нет крови Первых Людей? Пекло, не хватало еще расспросов про лохматую древность. — Я этого не говорил, — возразил Джейме. — Мои предки происходят и от Первых Людей, и от андалов. А что, боги себе любимчиков отбирают по родословной? — Просто занятно: вдруг у тебя в жилах течет какая-то особенная кровь — вот и все. — Насчет сна я правду сказал. — Да я так и подумал. Но если уж твоя кровь ни при чем и в наших богов ты не веришь, значит, нужно копать в другом месте. Правда, я пока в толк не возьму, где именно, — Тормунд тряхнул головой. Похоже, он услышал от Джейме достаточно, однако все же добавил серьезным голосом: — На твоем месте я бы не забывал, у каких богов за Стеной силы побольше. Особенно если ты опять услышишь голос деревьев. — Непременно, — солгал Джейме. Ну уж нет: если к нему снова полезет какое-то там дерево, он заткнет его топором. — Как видишь, мне тут никто не указ, — продолжал Тормунд, — я сам себе хозяин и привечаю кого захочу. Так что отныне ты желанный гость в Красных Палатах — приходи когда пожелаешь, милости прошу. Если уж боги кого-нибудь приметили — для него мои двери всегда открыты, а как же иначе? Станешь болтать о вороньих делах — я все равно слушать не стану, сколько ни канючь. А вот место у моего очага зимой для тебя непременно найдется, будь уверен. Эти слова несколько подсластили горечь разочарования, хотя весь их разговор изрядно сбил его с толку. Джейме попытался принять самый любезный вид: — Премного тебе благодарен, Тормунд Великанья Смерть. Тормунд отмахнулся от его старательной учтивости и загрохотал на весь зал, требуя принести полный рог меду, а Джейме, улучив возможность, покосился на Куорена и Эдит. Разведчик все еще невозмутимо взирал на Тормунда, а Эдит, поймав взгляд Джейме, улыбнулась ему. По крайней мере ее дядя не услышит, что я безнадежно запорол дело, да и своим спутникам на обратном пути она найдет что рассказать. Эта мысль служила довольно слабым утешением: Джейме ведь столько надежд возлагал на встречу с Тормундом, а проку от нее добился с гулькин нос. И все же это было лучше, чем ничего.***
Тормунд пригласил их остаться на вечер в его хоромах: он уверял, что такие гости достойны славной пирушки. Впрочем, не появись они, вождь наверняка нашел бы еще какой-нибудь замечательный повод. Однако Джейме понимал: Куорен будет не в восторге от этой идеи, и решил ради приличия хотя бы сделать вид, что его невероятно заботит мнение братьев. Он поблагодарил Тормунда, но вежливо отклонил приглашение. Куорен бросил на него одобрительный взгляд, и довольный Джейме решил, что дело того стоило. Перед тем как отряд тронулся в обратный путь, Тормунд с загадочным видом поманил Джейме за собой, настаивая на том, что им непременно нужно поговорить с глазу на глаз. Джейме не смог побороть любопытство и послушно отправился следом. Когда они притулились у самой стены Красных Палат, подальше от остальных, — было слышно, как Эдит смеется над чьей-то шуткой, но слов разобрать они не могли, — Тормунд протянул Джейме бронзовое кольцо, с наружной стороны украшенное руной: — Вот, прими на память. Джейме ожидал чего угодно, но только не подарка. Он, впрочем, взял кольцо, хмуро покосившись на Тормунда: — Надеюсь, ты не вздумал приударить за мной? — Даже будь у тебя причиндалы какие нужно, я бы и то на тебя не польстился. Я к себе в постель беру только тех, у кого шерсть погуще и есть за что подержаться, — тьфу, гадость какая. — На кой ляд мне твои мослы? А что до кудряшек, так с ними что-то неладно, точно тебе говорю. Ты столько дней сюда тащился, а они вон как сверкают — не по-людски это. Уж не знаю, что тут за колдунство, да только от него мороз по спине дерет. — А всего-то и надо что расчесываться гребешком, — объяснил Джейме, но Тормунд в ответ только фыркнул. Решив поскорее замять этот разговор, он стащил перчатку с левой руки, чтобы надеть кольцо. Тормунд негодующе запыхтел: — Эй, ты все перепутал! Ты его на член себе напяль, как раз впору придется. Джейме заставил себя засмеяться. Неужели я становлюсь вроде моего деда — Беззубого Льва? Тот тоже вечно шаркал ножкой и вилял хвостиком на переговорах, а потом весь этот сброд, его «друзья», помыкал им как хотел. Впрочем, безыскусная подначка нисколько его не обидела, к тому же на Тормунда просто невозможно было сердиться. Он надел кольцо на мизинец, да и то с трудом — больше оно никуда не налезало: — Боюсь, это ты все перепутал. Вот куда его нужно напяливать. Не хочу тебя расстраивать, но та фитюлька, с которой ты снимал мерки, на порядок меньше, чем положено иметь мужику. Тормунд расплылся в настолько широкой улыбке, что казалось — у него сейчас рот порвется: — Хар-р-р! В жизни не встречал такого трепача, из которого дерьмо льется через край каждый раз, как он рот раскроет. Да еще такого, чтобы посмел мой хрен обозвать «фитюлькой». Нет, подумать только! Джейме еще раз оглядел кольцо, затем снова надел перчатку: — А если без шуток, что это такое? И что означает руна? — Разбирать древнее наречие я не выучился, уж не обессудь. Кто его знает, что она там значит. Само кольцо — это не хухры-мухры, я не просто так тебе его даю. Я, помнится, сказал, что не стану с тобой толковать про важные дела, пока Дозор смердит по-прежнему. А ты решил, будто я тебя и на порог не пущу, пока солнце не встанет на западе. Я по лицу понял. Но это не так. Возьмись за свой Дозор. Возьмись покрепче, раскачай его и переверни там все вверх дном. А потом возвращайся, — Тормунд схватил Джейме за руку, на которой было надето кольцо, и стиснул так сильно, что кости хрустнули. — Эта штука — на память о моих словах. Наше время еще не пришло, но придет, дай срок. Ты только не превратись до той поры в такого же дерьмоглота, как прочие. — Да куда мне одному справиться со всем Дозором. Я ведь просто… — Зеленый мальчишка с летней кровью, который на Стене и первой зимы еще не пережил. Я это знаю и не очень-то верю, что ты справишься, — Тормунд поднял голову и пристально посмотрел Джейме в глаза. — Но ведь ты сам сказал, что таких, как ты, больше нет. Вот и поглядим, где тут правда.***
На пятую ночь пути они с Эдит несли караул и не смыкали глаз ни на мгновение. Привал устроили на поляне возле Молочной, и тишину нарушало только тихое журчание реки, не различимой в темноте. Джейме корпел над куском деревяшки, из которой пытался вырезать игрушечного льва. Это помогало хоть как-то убить время, тянувшееся невыносимо медленно, к тому же он надеялся порадовать Эдит, смастерив подарок для Игритт. Заняв руки работой, он отпустил мысли на волю и без конца прокручивал в памяти разговор с Тормундом, хотя, конечно, никакого смысла в этом не было. Кое-кого из братьев Джейме и впрямь не назовешь приятными личностями, что правда, то правда, но уж не разбойнику об этом судить. Да ведь сборище головорезов, королем над которыми он себя величает, пожалуй, даст фору даже самым отпетым подонкам, населяющим Стену. Причем сам-то он отнюдь не стремится привить Вольному народу нравы подостойнее. Почему же тогда ждет, что я возьмусь преобразить Дозор до неузнаваемости? Потому что он на своей земле и вправе диктовать условия, неохотно напомнил себе Джейме. В конце концов это сам Джейме прибежал к Тормунду вытягивать сведения, а не наоборот. Король всего лишь усмотрел в этом прекрасную возможность что-нибудь выгадать, и, надо признать, здесь он не сплоховал. Джейме отложил свою поделку, бросив работу на полпути: у него никак не получалось сосредоточиться, чтобы орудовать ножом и шевелить мозгами одновременно. Он потер глаза и стал вглядываться во мрак лесной чащи. В рассуждениях Тормунда была уйма слабых мест, но Джейме это не беспокоило — скорее то, что одичалый, как ни крути, по существу попал в точку. Наверное, он и впрямь просто наивный мальчишка, но ему очень хотелось, чтобы твердолобые северяне оказались правы хотя бы в одном — в своей упертой вере в высокое предназначение Дозора. Осознание того, что даже одичалые посмеиваются над Дозором и смотрят на него свысока, несказанно его удручало. Но разве он может хоть что-нибудь изменить? Тяжкое это бремя и неблагодарное, и взваливать его на свои плечи он вовсе не хотел. Хотя разные мысли и предположения на этот счет крутились в голове неотвязно. Попытка убедить дозорных, что защита Вольного народа — тоже их забота, казалось, обречена на провал. Впрочем, можно начать с малого. Если бы у кого-нибудь из командиров была хоть капля честолюбия, они бы уже вылезли из кожи вон, но придумали добрую сотню способов устроить дела Дозора куда лучшим порядком. Им даже в голову не приходит, например, взяться за постройку новых крепостей или хотя бы довести до ума те, что есть. Они просто махнули на все рукой: лишь бы еще денек протянуть да на плаву продержаться. А ведь это несусветный идиотизм — словно ввязаться в заведомо безнадежный бой, понимая, что шансов победить нет ни единого. Неудивительно, что Дозор гниет сверху донизу. Командование забрасывало знатных лордов просьбами прислать на Стену людей — хоть кого-нибудь, пусть даже самые пропащие души, не задумываясь, какой от них может быть прок. Однако даже ту жалкую горстку новобранцев, что все-таки удавалось заполучить, готовили наспех, через пень-колоду. Столько времени и сил уходило на то, чтобы доставить рекрутов на Стену, одеть, накормить и снарядить, — и все насмарку. Но, похоже, это никого не волновало. К слову о снаряжении. Не мешало бы написать насчет этой печали отцу и поглядеть, что получится. Авось он тряхнет мошной и раскошелится на вооружение, одежду, провиант — в общем, все, что требуется Дозору, — лучшего качества, чем имеющееся в наличии скудное убожество. К примеру, когда Городская стража Королевской Гавани перешла на попечение Деймона Таргариена, тот немедленно завел в ней новые порядки: выдал своим подчиненным хорошее оружие и, конечно, знаменитые золотые плащи взамен прежних обносок. Джейме, разумеется, отнюдь не собирался перенимать какие бы то ни было таргариенские повадки, но Деймон всегда его восхищал. Хотя Джейме не был заядлым книгочеем, он обожал разглядывать картинки, на которых был изображен этот принц — грозный и неистовый, искусный и смертоносный: неизменно в руке — меч Темная Сестра, за плечом — дракон Караксес. И эта его задумка с плащами оказалась очень удачной. Неудивительно, что, в отличие от Городской стражи, на ворон смотреть нельзя было без слез: им даже не разрешалось подобрать себе на складе, например, новый плащ, пока прежний вконец не истлеет. Глядя на угрюмые тени в лохмотьях, слоняющиеся по двору какого-нибудь замка Дозора, нельзя было отделаться от впечатления, будто все они уже одной ногой в могиле — вместе со своей захиревшей лавочкой. Джейме сжал кулак, чувствуя, как кольцо впивается в кожу под перчаткой из кротового меха. Что ж, ничего не стоит обсудить это с сиром Денисом. Оставить пока в покое Вольный народ вместе со всеми на свете клятвами, зато вплотную заняться умонастроениями, царящими среди дозорных, их снаряжением и прочим. И в тот самый миг я все равно что подпишусь под его бредовым планом пропихнуть меня в командующие. Неужто дело и впрямь того стоит? Внезапно Эдит схватила его за руку: — Джейме, ты слышал? Он тут же выбросил прочие мысли из головы и сосредоточился, внимательно вслушиваясь и всматриваясь в темноту. Тишина, царившая в лесу, казалась оглушающей, и тут на грани слышимости он различил легчайший шорох. Среди деревьев вспыхнул на мгновение и погас серебряный отблеск лунного света. Джейме вскочил, вцепившись в рукоять меча: — Засада, — его свистящий шепот был достаточно громким, чтобы остальные тут же проснулись. — Куорен. Его и без того немалое уважение к брату еще больше выросло при виде того, как быстро он замер настороже, припав на одно колено и внимательно озираясь. Можно было подумать, что он все это время только и ждал сигнала тревоги. Остальные одичалые почти так же молниеносно оказались рядом. А вот Лось, подхватившись слишком поспешно, споткнулся и едва не грохнулся наземь, пытаясь сохранить равновесие. На одно томительно долгое мгновение все вокруг словно застыло. А потом Лось заорал. Джейме, ощерившись, круто повернулся, чтобы как следует рявкнуть на этого труса. И в тот же миг он увидел, что мальчишка — здоровый мужик, мелькнуло в голове у Джейме, он старше меня — стоит на коленях и беспомощно дрыгается в стальной хватке коренастого белобрысого человека, зажавшего сзади его шею, словно в тисках. Не успел Джейме и глазом моргнуть, как Плакальщик оттащил Лося подальше на целый ярд и вздернул повыше, прикрывшись им, как щитом. Эдит метнула взгляд на Джейме, но он покачал головой. Выстрелит сейчас — уложит и Лося заодно, к тому же он все равно хотел перекинуться словом с разбойником. — Имеешь сказать что-то дельное? — он кивнул на Лося. — Надо думать, он жив только потому, что тебе приспичило потрепаться. Лунный свет отразился в водянистых глазах Плакальщика, словно слезы. — Угадал, — объявил он. — Я ведь о тебе столько слышал, что жалко было бы прикончить тебя и даже не поболтать по душам напоследок. — И как же это ты меня сходу узнал? — спросил Джейме самым светским тоном, а взгляд его тем временем скользил по теням, выступавшим из лесного мрака. Трудно было навскидку определить, сколько их, но он не сомневался — достаточно, чтобы окружить маленький отряд. Дюжина? Два десятка? — Ну, это было нетрудно. Я послал своих ребят потолковать с Тормундом о всякой всячине: что творится к югу от Стены, что вы там, вороны, поделываете — слухи ходят разные… Я ведь тоже недавно заглянул в ваши края — да ты и сам помнишь, наверное. — Отлично помню, — запальчиво ответил Джейме. — Ну вот, возвращаются они и рассказывают: так, мол, и так — ты, оказывается, заскочил на огонек к Великаньей Смерти. Цареубийца в гостях у короля, смех да и только! Правда, за тобой вроде как увязалась целая свора шавок одного здешнего главаря — той еще продажной шкуры, а это уже не смешно. Говорят, вы с Тормундом славно спелись, прямо закадычными дружками стали, — тут он перевел взгляд на Эдит и остальных. — Забыли, что ли, кто они? Вороны! Да вы только гляньте на них, — он ухватил Лося за волосы и задрал его голову повыше: тот громко захныкал. — И вот за эту орясину вы готовы драться со своими же? Будь у вас хоть капля мозгов, вы бы на них оружие наставили, а не на нас. — Они дали слово защищать нас — ни предателей, ни трусов среди них не водится, — ответил Джейме с уверенностью куда большей, чем испытывал. С некоторыми из своих спутников он и парой слов толком не обменялся и отнюдь не был готов положиться на них без колебаний. Но чем больше доверия он им выкажет, тем больше решимости в них вселит. И что им за радость с этого? Они привычнее к охоте, чем к сражениям, ну какие из них защитники — даже без простеньких кольчуг? Однако никто из одичалых ни словом не возразил против заявления Джейме, и Плакальщик с презрением плюнул под ноги. Джейме попытался перевести разговор на другой предмет, надеясь за это время придумать какую-нибудь уловку, которая, возможно, заставит Плакальщика отпустить Лося: — Ты, видать, шел по нашим следам от самых Красных Палат. Решил небось, будто мы явились к Тормунду не иначе как по твою душу. — Старый олух сразу меня невзлюбил, я давно это понял. Знаешь, что он сморозил моим людям? Что зря я затеял потеху с вороньими башками — это, мол, не в бирюльки играть. Что я и на него беду накличу, если и дальше буду вам перья щипать. И я, по-твоему, должен в его брехню поверить? Делает мне страшные глаза, а с тобой — с тобой — шуточки шутит, животики надорвешь. Сам подумай, тупица — если он сдал тебя нам, какого хрена мы не выследили вас и не напали? Однако раз уж Плакальщиковы приспешники так быстро добрались до своего вожака, вернувшись из Красных Палат, — значит, он шнырял где-то поблизости. Приглядывал за Джейме и его спутниками все это время и вбил себе в голову, будто они идут по его следам. — Да мы о тебе и словом не обмолвились, — фыркнул Джейме. — Ни словечком? — Плакальщик помолчал, словно не в силах поверить в такую нелепицу. — Экая досада. А я-то так надеялся угодить тебе своим подарочком. Он поднес нож к лицу Лося и всадил лезвие в глаз: — Ну а этот тебе больше по душе? Джейме заставил себя не обращать внимания на истошные крики брата и бросился на разбойника, выхватив меч. Какой теперь смысл переживать за судьбу Лося? Впрочем, он был обречен с самого начала — ясно же, что Плакальщик и не собирался вести переговоры. Плакальщик вогнал нож во второй глаз Лося по самую рукоять — так глубоко, что пронзил мозг. Вопль Лося оборвался, и он рухнул как подкошенный. Джейме был уже в двух шагах, когда путь ему преградил другой разбойник. Джейме успел увернуться от удара копья и, отпихнув древко плечом, вспорол нападавшему брюхо. Однако не успел тот упасть, как рядом с ним, словно из-под земли, выросли остальные. Еще один одичалый замахнулся на Джейме копьем, и он выругался. А без копий никак нельзя обойтись? Даже с последним болваном шутки плохи, если он возьмет в руки эту распроклятую рогатину. С лучниками и то проще управиться. Джейме не собирался служить мишенью для всяких там полоумных с жердями — если кому-нибудь удастся воспользоваться своим преимуществом и дотянуться до него, удар выйдет на славу. Джейме отступил за деревце и, когда враг ринулся на него, одним текучим движением скользнул к убитому прежде разбойнику. Левой рукой он подхватил копье, не нужное больше мертвецу, а правой вложил меч в ножны. Отбил трофейным копьем очередной выпад и тут же всадил в бедро одичалого. Вырвал его и снова нанес удар, на этот раз в горло. Краем глаза заметив новую опасность, он подставил древко копья, чтобы защититься, отшатнулся назад и вбок и сумел-таки пронзить острием незащищенную плоть, отыскав щель в разношерстных доспехах одичалого, напяленных как придется. Вся кровь в жилах пела, и охваченному боевому горячкой Джейме казалось, будто ход времени замер и остался один-единственный миг. Этим мигом он и воспользовался, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Плакальщик выхватил свою косу и вместе с двумя другими разбойниками наседал на Куорена. Кое-кто из племени Орла был уже мертв: человек по имени Уланд и копьеносица — он не помнил, как ее звали. Эдит он нигде не мог разглядеть. Еще один налетчик подступал к другой копьеносице, кажется, Маге, пытаясь обрушить на нее сзади тяжелый цеп. Три прыжка — и захваченное копье, направленное рукой Джейме, с хрустом пробило его позвоночник. Вопль одичалого перешел в бульканье, когда Мага перерезала ему горло бронзовым ножом. Джейме выдернул оружие из мертвого тела и помчался на выручку Куорену. Его маневр не укрылся от внимания Плакальщика, и тот, отвернувшись от своего противника, кинулся наперерез Джейме. Коса просвистела настолько стремительно, что не привыкший к такому оружию Джейме не успел отбить выпад. Он проворно рванулся в сторону, и лезвие не задело шею, зато врезалось в плечо. Кольчуга и вареная кожа, к счастью, уберегли его руку, и Джейме в пылу сражения даже не поморщился от удара. Благодаря сильному толчку он лихо развернулся на месте: спиной оттолкнул древко косы, а сам устремился к Плакальщику. Теперь ничто не мешало ему добить противника — еще чуть-чуть, и исход поединка был бы решен, но тут Куорен гаркнул: — Копье. Слева! — и Джейме пришлось метнуться в сторону. Копье со свистом рассекло воздух как раз там, где он только что стоял, и чуть не угодило в самого Плакальщика. Нападавший неловко вскинул оружие, чтобы не угробить собственного главаря, — копье вильнуло вверх, и этой короткой заминки Джейме хватило, чтобы садануть его по затылку. Джейме снова поднял копье и повернулся к Плакальщику. И опять ему пришлось отвлечься на очередного дикаря с рогатиной. Шаг в сторону, стремительный выпад — и готово дело, но и Плакальщик не зевал: когда Джейме перевел на него взгляд, он уже улепетывал что есть мочи. Но это был еще не конец: на Джейме с ревом бросился какой-то бородач, потрясая ржавым тесаком. Джейме не отступил и выставил перед собой оружие: неужели даже не соизволит замедлить шаг — хотя бы для того, чтобы его не проткнули насквозь, как сардельку? Одичалый и впрямь в последний момент замер как вкопанный, уставившись на наконечник копья в паре дюймов от своей груди, словно не мог сообразить, откуда он взялся. Не успел он опомниться, как Джейме завершил начатое и пырнул его под ребро. Кто-то у него за спиной громко вскрикнул, Джейме оглянулся — и как раз вовремя: меньше чем в шаге от него Куорен отшвырнул в сторону убитого разбойника, из руки которого вывалился костяной нож, сверкнувший ярко-алым в лунном свете. Он посмотрел на Куорена: — Куда он… Сзади! Куорен выхватил левой рукой кинжал, пригнулся, спасаясь от удара, и полоснул глотку очередному разбойнику: — Ерунда, царапина. Джейме попытался выдернуть свое копье, но оно намертво застряло в груди убитого. Тогда он вытащил меч и встал плечом к плечу с Куореном, воспользовавшись короткой передышкой, чтобы как следует рассмотреть поле битвы. Не сразу он обнаружил Плакальщика, наблюдавшего за побоищем с безопасного расстояния с выражением бешенства на одутловатом лице. Поймав взгляд Джейме, разбойник протяжно и оглушительно свистнул, повернулся и был таков. Джейме погнался было за ним, но через несколько шагов его остановил отчаянный крик: — Ворона! Он обернулся на клич. Герек, один из людей Орла, упал на землю, а над ним навис налетчик, уже замахнувшийся дубиной. Проклиная все на свете, Джейме побежал к ним. Боевой раж еще не отпустил его: он сгреб одичалого за волосы и что есть силы хватил по незащищенной шее — кровь брызнула на лицо. Только тут он осознал, что убитому мальчишке было никак не больше пятнадцати лет, и поспешил отшвырнуть подальше отрубленную голову. Он-то бы меня прикончил и глазом не моргнул, напомнил он себе. Джейме наконец опустил меч и осмотрелся. Плакальщика уже и след простыл, оставшиеся в живых разбойники, надо полагать, сбежали вместе со своим главарем. К нему подошла Эдит, все еще не выпускавшая лук из рук, Герек кое-как поднялся на ноги, держась за ушибленный бок. Встретившись взглядом с Джейме, он проворчал: — Ребра целы. Я теперь твой должник. — И думать об этом забудь, — рассеянно ответил Джейме. К Джейме приблизился Куорен: двигался он скованно и с большим трудом. Джейме испытывал искреннее облегчение от того, что его напарник жив. Тем не менее, присмотревшись, он с легкой насмешкой заметил: — Из твоей «ерундовой царапины» кровь так и хлещет. Куорен с хмурым видом оглядел правое предплечье: — Зашить надо бы. — Мага, — обратился Джейме к копьеносице, одной из немногих стоявших на ногах. — Разведи огонь. Накануне вечером они уже разожгли костер, как обычно, — Джейме только сейчас пришло в голову, что это было довольно-таки неразумно, ведь Плакальщик наверняка обнаружил их благодаря дыму, — но во время сражения хворост разбросали ногами, а огонь затоптали. Обычно одичалых было не допроситься сделать хоть что-нибудь, но на сей раз копьеносица повиновалась беспрекословно. Куорен стянул плащ: — Еще и плечо себе вывихнул. Джейме взял его правую руку — осторожно, чтобы не потревожить рану, — и крутанул: плечо со щелчком встало на место. Словно обменялись дружеским рукопожатием, правда, на своеобразный манер. Куорен, во всяком случае, даже глазом не моргнул и, отступив назад, спокойно оглядел его: — Ты и сам весь в крови. Она твоя? — Как будто нет, — Джейме не сомневался, что вскоре боль обрушится на него и тогда уж не даст спуску, но он еще не остыл после битвы — тело было словно не в ладах с головой. Все лошадки оказались на месте, в целости и сохранности, и по-прежнему были привязаны там, где они с Эдит несли караул. Разбойники, вероятно, намеревались увести их с собой. Джейме прижался лбом к боку Пестрянки, которая косилась на него дикими, ошалевшими от страха глазами. Но минутная слабость быстро прошла: он потряс головой и принялся копаться в седельной сумке в поисках того, что ему было нужно. Он вылил все вино из меха в котелок и, как только костер хорошенько разгорелся, водрузил его на огонь. К этому времени Эдит уже срезала ткань с раны Куорена, которая зияла на правом предплечье, словно кровавая улыбка. Куорен поморщился, стоило Джейме залить порез кипящим вином, но лишь слегка свел брови, когда тот принялся накладывать швы. Пока Джейме орудовал иглой, остальные паковали пожитки в седельные сумки, скупо переговариваясь. Кто-то предложил сжечь тела, но их было так много, что пришлось бы провозиться несколько часов. К тому же большой костер может привлечь ненужное внимание. Перед тем как отправиться восвояси, Джейме склонился над телом Лося. Отстегнул пояс с мечом — больше он покойнику не пригодится, — стащил плащ и сапоги: они выглядели покрепче, чем носили большинство дозорных. Кто-нибудь наверняка от них не откажется. — А я ведь говорил сиру Денису: от тебя одни неприятности, — сказал Джейме мертвецу. Ясное дело, тот ничего не ответил. Некоторое время они трусили без передышки, чтобы убраться подальше отсюда. Но все его спутники сильно вымотались, и Джейме боялся, что они просто откажутся продолжать путь, если он начнет их подгонять. К тому же рука в том месте, куда пришелся удар косы Плакальщика, ощутимо ныла, и его это здорово беспокоило. Обнаружив скалистый выступ, который отлично сгодится для ночевки, он объявил, что здесь отряд и остановится. — Первый дозор мой, — предложил Джейме, но Куорен покачал головой: — Ты всю ночь сторожил, глаз не сомкнул. Джейме снял шапку и провел рукой по волосам. Он обнаружил, что торчавшие наружу пряди слиплись от засохшей крови, и его передернуло от отвращения: — Я не устал. Куорен долго смотрел на него и наконец согласно кивнул. Джейме подошел к Эдит, которая все еще ворочалась с боку на бок и никак не могла заснуть. Заметив его, она села прямо, двигаясь с видимым усилием. На ее бледном лице рядом с ухом расцветал огромный синяк. Он опустился на одно колено, чтобы поближе взглянуть ей в глаза: — Ты троих спутников потеряла. Мне очень жаль, правда. — Ты ни в чем не виноват, — она с грустной улыбкой провела пальцами по его щеке. — Все это дело рук паршивца Плакальщика. — Ну все равно. Это ведь я их сюда привел, считай, на смерть. — Как там поется в песенке Манса? «Но хочу я сказать: мне не жаль умирать…» — «…коль дорнийка любила меня». — Когда живешь без печали, то и смерти не боишься. Вольный народ хорошо это знает. Я оплачу погибших и буду жить себе дальше — если кого-то смерть приберет, что нам еще остается? — она сжала его запястье. — Я жива, и мне грех жаловаться, сир Ворона. Топай на свой пост. Когда Джейме вернулся к Куорену, тот тоже еще не спал и сидел в стороне от остальных. Джейме опустился на землю рядом с ним: — Банда была большая, только несколько человек ноги унесли — я сам видел. Какое-то время ему будет не до набегов — ну и то хлеб. — Если разбойник осрамился перед своими — считай, полдела сделано, — согласился Куорен. — Теперь прихвостни Плакальщика побегут от него во всю прыть. Кто же станет такому доверять? Да и прежнего страха ему не видать как своих ушей. — Я так и подумал. Когда прочухается, придется ему в лепешку расшибиться, чтобы вернуть былую славу. — А ты подумал, что он теперь зуб на нас точит — причем больше на тебя, чем на меня? Это ведь с тобой он так хотел поболтать, что аж на пупе извертелся. — Так, может, догнать гада по горячим следам? — Кому — тебе? В одиночку и раненому? Я же вижу, как ты плечо бережешь. Нет уж, ничего тут не поделаешь. Руки так и чесались заняться хоть чем-то, и Джейме вынул из сумки наполовину вытесанного льва. Принявшись выстругивать лапу, он сказал, не поднимая головы: — Ты из-за меня напоролся на нож. — Просто не повезло. Я его слишком поздно заметил, поэтому удар вышел нескладно, боком. Он меня ножом ткнул раньше, чем я его мечом. — Все равно я перед тобой в долгу. То ли он и впрямь устал, как ни хорохорился, то ли сильнее сроднился с Куореном, побывав с ним в одной переделке, — однако что-то побудило его сказать: — Странное дело: ты ведь для меня до сих пор, считай, загадка. Про Лося я и то больше знал. Раз уж ты грозишься еще когда-нибудь потащить меня на вылазку — и, кажется, не шутишь, — было бы неплохо понять, что у тебя в голове. Куорен взглянул на луну, и на его лице причудливо заиграли свет и тени: — Я на Стене сколько себя помню. Попал сюда еще мальчишкой, лет в двенадцать-тринадцать, что ли, — он приподнял край своего поношенного линялого плаща. — Вот он я, и весь сказ. Что тут непонятного? Чушка из железного дерева на службе у Дозора, невольно мелькнуло в голове у Джейме. Помнил он и то, как Куорен фыркнул и покачал головой, услышав шуточку Манса. Джейме тогда подметил в нем, помимо обычной угрюмости и безоглядной преданности долгу, искреннюю привязанность к собрату — но и кое-что еще. Теперь размышлявшего об этом Джейме распирало от множества вопросов. — Хватит темнить, я же лопну сейчас от любопытства. Наверняка ты всякими историями набит под завязку, — Джейме умолк: его осенила новая мысль. — Постой-ка, неужели тебя сюда турнули за какое-то преступление? Я уж было решил, что ты здесь по зову чести или чего-то в этом роде — чем вы там, северяне, себе голову морочите… Но, наверное, не стоит из тебя душу тянуть, если ты натворил что-то жуткое. Сир Денис говорил, здесь такое не принято. Куорен с трудом подавил улыбку: — Никакой я не северянин, Цареубийца. — Правда? А я готов был об заклад биться, что ты из этих краев. Ты даже чем-то смахиваешь на Старка: волосы темные, глаза серые… — Джейме несколько мгновений изучал его, потом пожал плечами. — Разве что лицо у тебя не лошадиное. Ну скажи хотя бы, из какого пекла ты родом. — С Оркмонта, — ответил тот, и Джейме пораженно уставился на него, не в силах поверить, что он не шутит. Но Куорен был совершенно серьезен. — С Оркмонта? — Джейме сморщил нос. — Но ты же такой башковитый, не то что… — он покраснел. — Я хочу сказать, сиру Денису ты как сын родной. Как тебя угораздило? — Думаю, он про меня и не знает. Я же не прямиком с Железных островов на Стене очутился. — Но ведь это еще не все, да? Не мог же ты в один прекрасный день пойти искупнуться и случайно доплыть до Стылого Берега. Наверняка не обошлось без приключений. — На тебя Манс слишком плохо влияет, — после долгой паузы он сдался: — Я удрал из дома, когда мне было одиннадцать или около того, и пошел в главный порт острова. — Почему… — Не твое дело, — отрезал Куорен тоном, не терпящим возражений. — Через пару дней я услышал, как один мужик говорит: мол, собрался в набег на Ступени. Я стал проситься к нему в команду. Он попытался меня прогнать, ну а я запустил ему камнем в голову. Тогда он передумал. — Испугался сопляка с рогаткой? — Ему пришлось по душе, что я не струсил. — Да уж не сомневаюсь, — у них там у всех мозги набекрень. — А потом? — Погрузили нас на корабль, и мы поплыли — тяжко пришлось. А мне хуже всех — я ведь ничего не знал и не умел, поэтому тянул самую черную работу. На одного матроса капитан за что-то взъелся и отхватил ему башку, еще двоих избил до полусмерти — они, мол, его хаяли по-всякому. Мальчишка постарше пытался научить меня пляске под названием «персты», но потерял половину кисти и слег с горячкой. Ему отрубили топором всю руку, чтобы не пустить заразу дальше, и к утру он истек кровью. А хуже всего, что от качки меня рвало без остановки. Сам не знаю, как не скопытился, — наверное, боялся того, что бы со мной тогда сделали. Джейме не сдержал нервного смеха: — Как же ты протянул всю дорогу до Ступеней? — Никак. Когда зашли в порт Староместа пополнить припасы, я улизнул. Подумал: если засижусь на треклятом корабле, либо сдохну, либо стану как они. Несколько месяцев промышлял как мог, ну а потом стражник поймал меня с кошельком какого-то пузатого лордика. Так я загремел в темницу. — Значит, ты все же подворовывал? — Жрать-то надо было, — объяснил Куорен: казалось, он даже удивился вопросу. — Кончилось тем, что пришел черный брат, вытащил нас всех оттуда и привез на Стену. Там мне дали меч, еду и местечко в тепле. Ну, я уж старался как мог, чтобы их отработать. Ничего более удивительного Джейме в жизни еще не слышал. Он даже не нашелся что ответить — с ним такое было впервые. Куорен тем временем продолжал: — Когда сир Денис стал командиром в Сумеречной Башне, я уже давно был здесь на хорошем счету. Вот он и не спрашивал о моем прошлом. Да здесь так заведено: никто ни о чем не станет допытываться, пока сам не заикнешься, — эти слова он сопроводил многозначительным взглядом на Джейме. — Эй, у меня ведь нет привычки лезть в чужие дела из вредности, не такая уж я скотина. Не развяжись у тебя самого язык, я бы из тебя и словечка не выудил, — Джейме прислонился к скале. — А что, это такая большая тайна? — Кое-кто из братьев чуток проведал, Манс из меня вытянул даже больше, чем ты. Уверен, что и до сира Дениса доходили слухи, просто он на них внимания не обращал. Если бы спросил напрямую, я бы отпираться не стал, но сам ворошить былое не собираюсь. Наверное, я и впрямь в каком-то смысле северянин. Я ведь на Стене провел большую часть жизни. Оказывается, не такой уж ты каменный истукан, брат. — Ты горой стоишь за Дозор — но не только по голосу долга и чести, верно? Это твой дом, вот почему он важен для тебя. Поэтому тебя и задевает каждый раз, когда Манс воротит нос от Дозора. Еще ты решил, будто я не такой уж дрянной командир, после того как понял, что я иной породы. — Мне это и в голову не приходило, но, может, ты и прав. Оба не произнесли больше ни слова, но теперь молчание не казалось Джейме неловким. Он снова принялся трудиться над деревянным львом, время от времени чутко прислушиваясь и вскидывая глаза. Так, бок о бок, они и провели всю ночь на посту.***
Доложив Маллистеру о своем возвращении в Сумеречную Башню, Манс был уверен, что теперь-то уж попал в немилость, но старый рыцарь, как всегда, рассыпался в учтивостях. Наверное, решил, что самое разумное — сделать вид, будто никакого разлада между ними вовсе не случилось. А может, придал ему гораздо меньше значения, чем сам Манс. Манса это не просто раздражало — по-настоящему бесило, но раз уж Маллистер ведет себя как ни в чем не бывало, то и Манс не станет морочить себе голову. В общем, жизнь Манса потекла своим чередом: он тренировался на мечах, объезжал окрестности, вежливо раскланивался с Маллистером, вечерами наигрывал песни Братства Королевского Леса, которым его научил Ульмер, а сам ожидал возвращения братьев. Вот уже минул последний срок, который отвел им сир Денис, а их все не было. Манса поначалу это ничуть не встревожило: каждому разведчику случалось припоздниться — уж кому это и знать, как не ему! Мало ли что могло произойти: угодили в бурю, лошадь потеряла подкову или сломала ногу, не говоря уже о дожде, который в этих гиблых местах мог размыть дороги и сделать их совсем непролазными… Но вот прошло еще две недели, и в душе Манса начали пробиваться первые ростки беспокойства. Он все чаще порывался отпроситься у Маллистера на поиски, но каждый раз успокаивал себя: рано пока. Он бы и вовсе не забивал себе голову, однако Куорен — другое дело. Его брат относился к приказам не в пример серьезнее, да и чуть ли не главной его задачей было втемяшить Джейме, что нечего шляться где попало в свое удовольствие. На пятьдесят второй день после ухода друзей Манс яростно лупил тяжелым мечом деревянный столб на площадке, стараясь не думать о том, что стряслось с его привычными соперниками по тренировкам, когда протяжный звук рога заставил его навострить уши. Каждое мгновение он ожидал второго сигнала, дав себе слово самым жестоким образом расправиться с разбойниками, сколько бы их ни было, — не за то, что имели глупость приблизиться к Стене, а потому что заставили его изводиться напрасной надеждой. Но тишина все длилась и длилась… Тогда Манс, собрав остатки воли, метнулся в оружейную и как попало свалил там на пол свою амуницию, а потом потрусил к воротам с самым вальяжным видом, на какой был способен. Маллистер уже стоял во дворе. Он встретился взглядом с Мансом: — Дозорный заметил сира Джейме и Куорена. Оуэна с ними нет. — Досадно, — отозвался Манс. По правде говоря, он уже забыл, что в отряде был и третий, но не потрудился об этом сообщить. Когда ворота открылись, Манс, которого от волнения пошатывало, подпер спиной стену конюшни и принялся обшаривать взглядом свои вновь обретенные сокровища, Иные их подери. Он страшился обнаружить кого-нибудь из них без руки или ноги, хотя даже представить не мог, что еще могло бы извинить столь возмутительное опоздание. Кажется, оба были пусть и потрепаны, но живы-здоровы. Первым делом я спалю все книги, которые хотел подарить Цареубийце, а потом потащу Куорена во двор и задам ему такую трепку, что он костей не соберет. — Ну, чем порадуете? Скажите хотя бы, что вы нашли Плакальщика, — вздохнул Маллистер, когда они спешились и предстали перед ним. Джейме поморщился: — Скорее он сам нас нашел. Мы его упустили, зато прикончили большинство его головорезов. Плохая новость: он убил Лося. — Лося? — Сопляка Хорнвуда, — Джейме стянул шапку и встряхнулся, как собака. — Куорен был ранен, вот почему мы плелись нога за ногу. Но мы бы все равно опоздали. По дороге наткнулись на одно любопытное дельце, ну и, конечно, не могли оставить его без внимания. Манс наконец отлепился от стены, подошел к ним и наградил Куорена хмурым взглядом: — Да ты, я вижу, размяк совсем. Позволить зеленому мальчишке задурить тебе мозги — на тебя это не похоже. Ведь ты должен был… — Научить его дисциплине, — закончил Маллистер, и Манс почувствовал себя так, словно прилюдно обгадился. Куорен, наглец этакий, знай себе посмеивался, однако немедленно принял серьезный вид, стоило ему поймать взгляд Манса: — Дело и впрямь оказалось важное… — Не терпится услышать о нем во всех подробностях, — перебил его Маллистер. — Живо за мной. Манс открыл было рот, собираясь заявить, что намерен отправиться с ними, но Куорен покачал головой: — Потом. Его тон был таким решительным, что Манс даже не осмелился спорить. Тогда он попытался взять в оборот Джейме и выведать все у него, но мальчишка скорчил такую кислую мину, будто лимон проглотил, и сказал: — Куорен артачится — требует, чтобы я вместе с ним отчитывался. Скрежеща зубами от негодования, Манс глядел вслед удаляющейся троице. Делать было нечего, и ему пришлось засесть в ожидании братьев у себя в келье — он не сомневался, что они тоже соскучились по нему и наверняка отправятся разыскивать его, поэтому решил упростить им задачу. Он все еще кипел от злости и был не прочь начистить обоим рожи за то, что они шушукаются обо всяких интересных вещах у него за спиной, однако был слишком рад встрече, чтобы позволить разочарованию долго кусать себя. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он услышал громкое эхо голосов на лестнице: — …и никаких обетов из-за этой рыжей не нарушил. — Да ведь я ничего такого и не говорил. — Не знаешь, что ли, — он мне всю плешь проел из-за Крастеровой дочки. И так небось считает меня похотливой скотиной, а ты только хуже сделал: мол, неуместная привязанность… Куорен распахнул дверь и появился на пороге, но обращался по-прежнему к Джейме, обернувшись через плечо: — Я всего лишь имел в виду цацку, которую ты девчушке подарил. Ведь ты и впрямь к ней сильно привязался, разве нет? Ну, этих-то двоих теперь, похоже, водой не разольешь. — Да чтоб Иные к тебе так привязались. Ладно бы ты хоть по заслугам пытал меня гребаными проповедями о непорочности, так ведь нет же, — бросил Джейме. Ворвавшись в комнату, он с независимым видом отвернулся от Куорена и направился прямиком к койке Манса, явно вознамерившись на ней разлечься. Манс схватил его за руку и дернул, чтобы удержать на ногах: — Ты два месяца шатался по лесам. Не хочу потом нюхать твою вонь — я здесь сплю, между прочим. А ты еще клятвы нарушил, плащ свой обгадил, позорище. — Ничего я не сделал, ты же меня знаешь, — Джейме пихнул его локтем и вырвался — Манс, впрочем, не слишком сопротивлялся, — потом рухнул на кровать и растянулся во весь рост; глаза его блестели. — Спать хочу страшно: убить готов за то, чтобы мне дали просто подремать. Мы, едва от Орла выбрались, неслись как угорелые — не прикорнули даже на минутку. Куорен все нудел, что мы опаздываем, ну и… — Вы пошли к Орлу? Я же тебе сказал… — …что дяденьки из Вольного народа сделают мне ата-та, если я появлюсь без мамочки. Я помню. Но решил рискнуть и, кажется, не прогадал. Он у меня теперь как шелковый, — Джейме приподнялся на локтях. — Я и с королем тоже подружился. — С королем, — повторил Манс: из него словно вышибли дух. Джейме наконец уселся прямо и пустился в объяснения: он был чрезвычайно доволен собой. Манс слушал не перебивая. Время от времени он поглядывал на Куорена, пытаясь по глазам прочесть его мысли. Но, что бы там последний ни думал, свои соображения он держал при себе — как всегда. — И Маллистер… спокойно все это выслушал? — уточнил Манс, когда Джейме умолк. Джейме скорчил гримасу: — Мы ему самого интересного не рассказали. — Все, что нужно, он узнал, — поправил Куорен. — Ну, мы якобы поделились с ним слухами, которые ходят среди одичалых, и только-то. Если бы мы уперлись, что, мол, сами верим в эти россказни — а ведь даже среди Вольного народа большинство считает их выдумками, — он бы нас шутами гороховыми обозвал. Нет, нужны доказательства. Но мне-то вы рассказали. Манс плюхнулся на кровать рядом с Джейме. С зеленым мальчишкой, который с первой встречи стал желанным гостем в королевских хоромах и протоптал дорожку к сердцу ворчуна Орла. Манс не имел привычки завидовать другим — для этого он был слишком горд. Он все еще немного обижался из-за того, что не смог разделить приключение с братьями, но радовался, что Джейме попробовал сблизиться с Вольным народом, а Куорен не стал ему мешать. Временами, когда непроходимая тупость старого пня Маллистера особенно сильно его бесила, Манс в сердцах зарекался когда-либо впредь иметь с ним дело и вообще твердил себе, что на Стене ему не место. Но теперь, пусть ненадолго, на самый короткий миг, он вдруг подумал, что мог и ошибаться. Впервые Мансу не нужно было ни спорить с братьями, ни призывать их поверить Вольному народу и отнестись к его страхам с большим вниманием. Нашлись те, кто оказался способен на это сам, без понуждений и уговоров. Я и представить не мог, что такое возможно. Джейме — пожалуй. Но только не Куорен. Манс наклонился и вытащил из-под кровати кожаный мешок с книгами, которые он втихаря вынес из библиотеки Черного замка и уволок с собой: — Единственное доказательство, которое мне приходит на ум, — это если мы изловим где-нибудь упыря, притащим на цепи в Сумеречную Башню и сунем под нос Маллистеру. Да и то он найдет к чему придраться. Ну и ладно: я тут для вас еще кое-что откопал — будет чем заняться на досуге, — сверху лежала кипа исписанных страниц, и он взял их в руки. — Пока вы резвились на воле, я наведался в Черный замок. Провел кое-какие изыскания. — Из-за той истории Рогоногих? — догадался Джейме. Он нахмурился: — Ах ты гребаный говнюк. А гонору-то сколько было: мол, «бред сивой кобылы и не более того»… — Поначалу я и впрямь так решил. Потом передумал, — он снова полез в свой мешок и достал толстую книжицу в кожаном переплете, которую бросил Джейме на колени. — Об упырях здесь ни слова не говорится, но, может быть, вдоволь начитавшись, ты задушишь под корень бесстыжие свои наклонности, которые так тревожат сира Дениса. Это записи Лукамора Любострастника. Он стал таким паинькой, после того как свои же братья отчекрыжили ему член, — прямо сердце радуется. Джейме перевернул пару страниц и рассмеялся - оказалось, Манс не шутит: — Пекло, и зачем ты на это старье позарился? — Решил, что оно тебя позабавит. А вот септонская писанина еще про двоих королевских гвардейцев, угодивших на Стену. Здесь упоминается и о Кровавом Вороне, и о прочих воронах, про которых отродясь никто не слышал. — Сколько пылищи! — проворчал Джейме, чихнув, но все равно не выпускал подарок из рук и уже принялся перелистывать страницы. Манс и не ожидал бурных восторгов и изъявлений благодарности; знал, что Джейме непременно вернет ему долг не словом, а делом. Куорену тоже пришлось откашляться: — Ну а что там насчет Иных? — Я кое-что нашел. В основном бессвязная чепуха, но есть и парочка любопытных баек. И пророчество… Джейме оторвал взгляд от книги: — Пророчество из письма Эртура? — Я много историй перелопатил: уйма народу ломало себе голову над этими пророчествами, но никто ни до чего толком не додумался, — предупредил Манс, — хотя кое-какую связь можно нащупать. Сейчас покажу, — он толкнул Джейме плечом, заставляя потесниться, и похлопал по кровати рядом с собой: — Сядь уже, Куорен, хватит мельтешить перед глазами. Нам нужно много чего обсудить.