***
Тирион сидел за тяжелым столом соснового дерева в кабинете сира Дениса Маллистера и ждал своего брата, с которым не виделся пять лет, тщетно стараясь унять дрожь в руках. Это же просто Джейме, убеждал он себя. С чего мне бояться встречи с Джейме? И все-таки он боялся. Его колотило от волнения с тех самых пор, как сир Денис вырос у них с Герионом за спиной — они как раз приканчивали скромный обед в общем зале — и учтиво, но настойчиво пригласил к себе в кабинет: там, мол, они смогут подождать Джейме, расположившись с большим удобством. — А почему мы не можем увидеться с ним прямо сейчас? — требовательно спросил Герион: он явно встревожился, заподозрив неладное. — Я должен выслушать его отчет и, конечно, отвести к мейстеру: нужно, чтобы Маллин удостоверился, что он ничего себе не отморозил, — терпеливо объяснил старый рыцарь. Поколебавшись, он добавил: — К тому же нехорошо будет, если он предстанет перед вами в неподобающем виде. После долгих скитаний он, вероятно, здорово похож на дикаря. Лучше дать ему возможность вернуть себе человеческий облик перед встречей с вами. А что, если этот одичавший Джейме осерчает при виде неказистого карлика? Тысячи вопросов мучили Тириона, и он упорно старался не поднимать глаз от стола — чтобы дядя не прочел по его лицу, как сильно он растерян. Он не жаловался на воображение, но даже ему было трудно вместо своего золотого брата представить какого-то лешего — страшного и кровожадного. При этой мысли Тирион беспокойно поерзал и в очередной раз спросил себя, уж не было ли путешествие на Стену огромной ошибкой. Он ведь очень переживал из-за Джейме — ну и еще кое-каких несчастий — и так обрадовался, когда дядя, пытаясь его утешить, предложил вместе навестить старшего брата! Увы, приключение оказалось совсем не таким захватывающим, как он предвкушал. Хотя они отправились морем, а не более утомительной дорогой по суше, путешествие вскоре превратилось в сущее мучение. Уже после выхода корабля из Белой Гавани находиться на палубе стало довольно-таки неуютно, а когда до Восточного Дозора осталось всего ничего — совершенно невыносимо, так что Тирион почти безвылазно просидел в своей каюте. Поездка на запад вдоль всей Стены и вовсе едва его не доконала: не спасало даже то, что его усадили в сани и укутали в шерсть и меха с головы до ног — он теперь больше походил на мохнатый колобок, чем на карлика. Наконец они добрались до Сумеречной Башни — только чтобы узнать, что Джейме отправился на разведку невесть куда и вернется не то через неделю, не то через три, а может, и того позже. Началось томительное ожидание — впрочем, нужно признать, отнюдь не такое нестерпимое, как Тирион поначалу опасался. Сир Денис был сама учтивость и предупреждал любые его пожелания, мейстер Маллин позволил таскать книги из своей скудной библиотеки, а Каменный Змей и Далбридж по прозвищу Оруженосец, которых он расспрашивал о Джейме, наперебой делились с ним историями, причем добрую половину баек наверняка бессовестно приукрасили. Привязался он даже к Мансу Разбойнику, хотя сперва был исполнен решимости ощетиниться против него колючками и близко к себе не подпускать — ведь это он присвоил Джейме, сделался ему настоящим братом, обставив Тириона — слишком юного, слишком наивного недомерка — по всем статьям! Однако от его настороженной неприязни не осталось и следа, когда Манс обмолвился о недавнем письме от мейстера из Черного замка, который проштудировал «Неестественную историю» Барта от корки до корки. Неудивительно, что Тирион долгие часы потом хвостиком ходил за разведчиком, расспрашивая о труде Барта, — хотя бы увидеть эту книгу было его несбыточной мечтой, ведь ни одного экземпляра не осталось даже в библиотеке Утеса. И все же дни ожидания тянулись очень медленно, а Джейме по-прежнему не возвращался, и Тириона вскоре начал терзать иной страх, не тот, что он испытывал сейчас, сидя в кабинете сира Дениса, — страх, что Джейме так и сгинет на разведке в суровом северном краю. Раньше ему никогда и в голову не приходило, сколько опасностей ежедневно подстерегает братьев Дозора, но теперь, своими глазами увидев лежащие за Стеной земли, он даже представить не мог, каково это — затеряться там на целых два месяца, а ведь Джейме доводилось бродить в глуши и дольше. Но вот часовой протрубил в рог один-единственный раз, возвестив о возвращении Джейме, и всепоглощающий ужас немного отпустил Тириона, однако на смену ему немедленно пришла уже знакомая подспудная тревога. Впервые он ее ощутил, когда они с дядей Гери по пути на Стену заглянули в Королевскую Гавань — навестить Серсею и полугодовалого принца Стеффона. Услышав, что они собрались повидать Джейме, она словно окаменела, и в голову Тириона даже закралась мысль: уж не хочет ли она попроситься с ними? Вместо этого она невесело рассмеялась и печально ответила: — Помнишь тех кошмарных ворон, которые приходили в Утес и просили выдать им всякий сброд из темницы? Мы с Джейме дразнили этих оборванцев. А теперь он сам стал одним из них. Наш золотой брат, которого мы любили, все равно что мертв, а ты просто глупый щенок, если думаешь по-другому. Ты гоняешься за призраком. Вернувшись на «Смеющийся Лев», Тирион бросился к своему сундуку и стал рыться в его недрах в поисках пачки писем от Джейме — всего около двадцати за три года: брат отправлял ворона в Утес примерно раз в пару месяцев. Перечитав несколько последних посланий, Тирион вынужден был признать: в них мало осталось от прежнего Джейме, образ которого согревал его воспоминания. Тот не упоминал о прошлом, связывавшем их обоих, — вместо этого он писал о разбойниках и своих приятелях-одичалых, делился соображениями о будущем Дозора и травил байки про людей, которых Тирион в глаза не видел. Боязнь обнаружить, что брат сделался ему совсем чужим, незнакомым, несказанно мучила теперь Тириона. Он задался вопросом, не изводится ли дядя теми же переживаниями, но не посмел спросить вслух — это казалось настоящим кощунством и уж точно было не по-братски. Джейме не заслужил, чтобы я в нем сомневался, — кто угодно, но только не он! Мой старший брат, единственный, у кого всегда находилось на меня время, кому было не плевать на мое существование — не то что остальным родичам… Дверь в кабинет распахнулась, и у Тириона от волнения свело живот, но вошедший оказался всего-навсего сиром Денисом. Он оставил их какой-нибудь час-полтора назад, однако за это время, похоже, успел обзавестись новыми морщинами — и отнюдь не от возраста. С тяжелым вздохом он опустился в кресло во главе стола: — Ох уж этот мальчишка, — пожаловался старый рыцарь, и его голос был исполнен огорчения. Дядя Гери только рассмеялся: — Что же он натворил, позвольте узнать? — О, непотребное срамословие — еще самое невинное среди всего прочего, — удрученно ответил сир Денис. — Я даже Манса в этом не могу винить, потому что сир Джейме переплюнул и его. Не хотелось бы дурно говорить о вашем племяннике, да еще у него за спиной, но должен предупредить: его манеры могут вас шокировать. Четыре копьеносицы! Мужеложество! Дядя Гери снова расхохотался: — Может, и мне тоже надеть черное? Мой племянник времени даром не теряет, как я погляжу. Сир Денис, однако, не разделял его веселья: — Его поведение меня беспокоит. Он живо интересуется делами Дозора, и я не сомневаюсь в его искренности, но он сам себя лишает шансов занять положение, где мог бы принести куда больше пользы. Я надеялся, что он возьмется за ум, увидев, каких успехов добился Бенджен Старк, но он только отмахивается от любых увещеваний. — Манс говорит, он попал в переделку из-за какого-то ребенка-одичалого, — заметил Герион. — Один неопытный брат потерял голову и убил девочку лет двенадцати. В ответ ее сестра всадила ему стрелу в сердце. Джейме настоял на том, что родные девочки должны получить виру за ее смерть, хотя виновник случившегося и так понес наказание — заплатил собственной жизнью, и это, разумеется, совершенно справедливо. Товарища Джейме, опытного разведчика, возмутило его решение, они повздорили, и тот в конце концов обнажил меч. У Джейме не оставалось иного выбора, кроме как убить его. Признаю, у него были на то основания, но даже один подобный поступок расшатывает… Его прервал стук в дверь. Тирион похолодел во весь свой невеликий рост. Руки по-прежнему отчаянно тряслись и вдобавок стали совершенно мокрыми, и он зажал их между коленями, пытаясь подавить дрожь. — Прошу меня извинить, — объявил сир Денис, поднимаясь: по его лицу скользнула скупая улыбка. Закусив губу, Тирион подался вперед и принялся следить за каждым движением старого рыцаря, открывшего дверь. Снаружи было слишком темно, и он толком ничего не увидел — различил только застывшую на пороге фигуру весьма внушительного роста. Эта мысль невесть почему развеселила Тириона, но он огромным усилием воли сдержал смех, испугавшись, что его примут за дурачка. Затем в комнату вошел черный брат, а сир Денис, напротив, выскользнул прочь, тихонько притворив за собой дверь. Он совсем не похож на Джейме, мелькнуло в голове у Тириона, и его сердце упало. Тот Джейме, которого он помнил, был выше Серсеи, но так же строен и статен — они казались неразличимыми, как две капли воды. Теперь же вряд ли кто-нибудь догадался бы об их родстве и уж тем более назвал их близнецами. Когда Тирион видел Серсею в последний раз, она сияла так, что глаза слепило: поцелованная южным солнцем кожа только подчеркивала золото волос. Лицо Джейме, наоборот, словно утратило все краски, он оброс бородой и сильно осунулся — казалось, от него остались кожа да кости. Лев окончательно превратился в ворону. Все еще не оправившись от неловкости, Тирион поднялся на ноги и лихорадочно попытался придумать какое-нибудь приветствие. Прежде чем подходящие слова пришли ему на ум, Джейме в несколько больших шагов очутился рядом. Двигался он до того быстро и бесшумно, что Тириону на мгновение стало не по себе. Так же стремительно Джейме опустился на колени, оказавшись вровень с Тирионом, и тот затрепыхался в его крепкой хватке. Да он меня задушит, успел подумать Тирион, прежде чем понял, что Джейме смеется — непривычно низко и звучно. Даже смех его изменился — теперь он принадлежал взрослому мужчине, а не мальчишке. — А ты вырос, братец, — объявил Джейме, хотя Тирион понятия не имел, как тот сумел это определить, если толком на него и не глянул, а с порога облапил, словно какой-нибудь деревенщина или неотесанный северянин. — Ты тоже, к сожалению, — просипел полузадохшийся карлик. От Джейме пахло холодом, осознал Тирион, едва не окоченевший в его объятиях. С грехом пополам скроив на лице улыбку, он поднял глаза на старшего брата: — Все никак за тобой не угонюсь. Шуточка была так себе, откровенно вымученная, однако Джейме прыснул от смеха. Вскочив на ноги, он сграбастал в охапку дядю Гери и от души хлопнул его по спине. Тот, казалось, сиял собственным светом, стиснув Джейме в ответной хватке. Оба хохотали и перебрасывались остротами, дядя отпустил какую-то колкость насчет бороды Джейме, но слова доходили до Тириона с трудом. Он ведь писал мне, напомнил себе Тирион. Он не мог уложить в голове, как ни старался, что звучавший в его памяти голос из писем принадлежит стоявшему перед ним мужчине. Он неизменно слышал лишь прежнего пятнадцатилетнего мальчика, которого всегда представлял, рисуя в мыслях Джейме. — Не подумайте только, что я вам не рад, но вы умудрились выбрать самое паршивое время для визита, — заметил Джейме, посерьезнев и переводя внимательный взгляд с одного на другого. — Колесить по Северу в такую пору — опасная затея. Зима… — он осекся и прикусил язык. Вид у него был довольно смущенный, словно он вдруг понял, что сболтнул лишнее. Тут Тириона все-таки прорвало. — Ох, извини, Джейме, — промычал он, зажав ладонью рот в отчаянной попытке подавить рвущийся наружу смех. Попытка с треском провалилась, и он неудержимо расхохотался, хотя на задворках его сознания тревожно маячила мысль: а вдруг этот чудной, такой непривычный Джейме сейчас нахмурится и сурово отчитает его за дуракаваляние? Впрочем, если верить другим черным братьям, он был напрочь лишен способности серьезно относиться к чему бы то ни было. Наконец Тирион кое-как взял себя в руки: — Так что ты там говорил? Джейме нарочито страдальчески закрыл руками лицо, но в его глазах, глядевших из-под растопыренных пальцев, плясали смешинки: — Ну, хохочи сколько влезет, только гляди не лопни. Мне и самому эта фразочка за последние месяцы надоела хуже горькой редьки. Уже и шагу за Стену нельзя ступить — все вокруг тут же начинают кудахтать, что нужно быть осторожнее, и все в таком духе, — он снова отбросил веселость и заговорил серьезно: — И вообще-то они правы. А если бы метель застигла вас где-нибудь в глуши, где и помощи ждать неоткуда? — С нами отправилась моя команда, а твои братья всю дорогу нас сопровождали, — легкомысленно заявил дядя Гери. — Ничего бы с нами не случилось. Я бы не стал лезть на рожон, да еще Тириона сюда тащить, если бы считал такое путешествие хоть чуточку опасным. — Можно подумать, если ты не замечаешь опасности, то ее и вовсе не существует, — Джейме неловко поежился, осознав, как резко прозвучали его слова. — Прости меня, я не то хотел сказать. Дядя натянуто улыбнулся: — То самое, не отнекивайся. Знаешь, ты ведь всегда был так похож на меня — Тайвин из-за этого бесился до жути. Но теперь, пожалуй, ты больше напоминаешь Тига, — казалось, он хотел добавить что-то еще, но промолчал. И отца, мысленно закончил за него Тирион. Ты говоришь почти как наш отец. Если Джейме и понял невысказанную мысль дяди, то виду не подал: — Вы так и не сказали, почему приехали. — Отец велел мне убираться из Утеса подобру-поздорову, — объяснил Тирион самым беззаботным тоном, словно это обстоятельство ничуть его не тревожило. — А тут как нельзя кстати подвернулся наш дядюшка на своем корабле и предложил вместе прокатиться на Стену. — Он что, вот так взял и вышвырнул тебя? — Не насовсем, — бодро сказал Тирион. Дядя Гери ввернул: — Как выразился мой дражайший брат: «Если мальчишка немного померзнет на Стене, это пойдет ему на пользу. Пусть получше приглядится к месту, куда я его непременно сошлю, если он не перестанет вести себя как это ничтожество — твой отец». «Твой отец» — каково, а? Можно подумать, они у нас разные. Я спросил Тайвина, что же за торговец рыбой спроворил свое семя в утробу нашей матери, раз у нее народилось такое чудо-юдо, как он. И ты не поверишь — он меня тоже выставил вон. Джейме уселся прямо на стол, болтая ногами, и снова засмеялся: — Ну а ты-то что натворил, братишка? — Это дело прошлое, — твердо ответил дядя Гери. — Скажем так, сделал неверные выводы кое о чем. Твоего друга Аддама посвятили в рыцари, и он теперь частый гость в Утесе. Может быть, ты не знаешь, что Тиг… — …женился на его тетке, я помню. Еще до того, как я уехал из дома. — В общем, он помог все замять — можно сказать, еще дешево отделались. Тебе-то легко говорить. Но Тирион вынужден был согласиться — все могло закончиться куда хуже: это только на первый взгляд ничего особенного не произошло. Сир Аддам чувствовал себя кругом обязанным перед Джейме и каждый раз, бывая в Утесе, старался уделить толику внимания Тириону. Однажды он предложил вместе проехаться по деревням, перекинуться словом с местным людом — так, мол, он сам поступал у себя в Эшмарке. — Простонародью нравится, когда наследник замка интересуется их делами, — настаивал он. — Оно-то, может, и так, будь этот самый наследник пригожим рослым рыцарем, но на меня они и глядеть не станут, — возразил Тирион. — Я уж и не знаю, вправе ли называться наследником. Отец меня точно не считает за такового. — Он наверняка изменит мнение, если ты станешь посмелее и начнешь вести себя как положено будущему лорду, — тут Аддам перешел на скорбный шепот, словно заговорил о покойнике: — К тому же твой брат не одобрил бы, что ты и носу не кажешь из Утеса. Уж ради него мог бы разок-другой выйти на свет. Делать было нечего, и младший Ланнистер сдался. Впрочем, объезжать будущие владения оказалось не так уж страшно и даже довольно занятно. На какой-то ферме он случайно разговорился с дочкой издольщика: беседа вышла продолжительной и не лишенной приятности. Возвращаясь домой, Аддам намекнул, что неплохо бы еще как-нибудь сюда наведаться — мол, Тирион по-настоящему приглянулся девушке. А потом тот сам все испортил. После смерти фермера он попытался дать его заплаканной дочери золота, а когда она отказалась, предложил руку и сердце. Все складывалось удачно: Аддам несколько месяцев назад вернулся в Эшмарк, и Тирион не проворонил подвернувшуюся возможность — недолго думая, он улизнул из Утеса и целую неделю предавался играм в мужа и жену вместе со своей возлюбленной. Но вскоре Аддама вызвали в Сарсфилд: в округе объявилась шайка разбойников, с которыми нужно было разобраться. На обратном пути он завернул в Утес — и там-то заподозрил неладное. Ему не потребовалось много времени, чтобы разыскать убогую лачугу, где они тешились нехитрым своим счастьем. Потом были оправдания, мольбы, рыдания Тиши… В конце концов рыцарь все же поддался на их уговоры и скрепя сердце согласился отправиться к Тигу, а не к Тайвину. Дядя расторг скоротечный брак и отослал Тишу прочь, как он объяснил, для ее же блага. После этого он водворил юного мятежника домой. «Он все равно узнает, — сказал Тиг, перед тем как отвести Тириона на растерзание Тайвину, — и тебе же будет лучше, если мы сами расскажем ему об этом недоразумении». Тирион сознавал, что дядя желает ему добра, но разыгравшаяся следом сцена оказалась хуже всего, что ему когда-либо доводилось пережить. На него обрушилось столько угроз и оскорблений, припечатанных требованием убраться с глаз долой и проваливать подальше, что под конец взбучки Тирион совсем уже уверился: его навеки выгнали из Утеса пинком под зад. Только когда дядя Гери обнаружил его, залитого слезами, и предложил вместе отправиться в путешествие, Тирион понял, что еще не все потеряно. Конечно, не все. Но мне не видать больше моей жены и, надо думать, шансов хоть когда-нибудь добиться уважения отца. Джейме, казалось, так и распирало от множества вопросов, но после некоторых колебаний он бросил нетерпеливый взгляд на дверь: — А может, продолжим разговор в общем зале? Понимаете, я почти два месяца питался одной вяленой говядиной, да и то промерзшей насквозь… — Я и сам не прочь, чтобы к нашей компании присоединилось что-нибудь съестное, — заметил дядя Гери. — На тебя смотреть страшно — до того тощий. — Разбрюзжался хуже тети Дженны, — буркнул Джейме, и его уши заполыхали. Но смущение не помешало ему выскочить в дверь раньше всех и припустить в общий зал так, что только пятки засверкали. Ковыляя вслед за братом и дядей, стараясь не обращать внимания на холод, от которого разнылись суставы, Тирион изо всех сил пытался собраться с мыслями. Это просто Джейме, убеждал он себя, но в глубине души никак не мог поверить в собственные слова. Его брат всегда представлялся ему совершенством — именно таким, к какому Тирион отчаянно стремился. Таким, каким Тириону надлежало быть самому. Но теперь Тирион не находил в себе зависти к Джейме — чуждому, измученному и, несмотря ни на что, довольному своим прозябанием среди вечного холода, вдали от солнечного света. Уж лучше ему, всеми презираемому карлику, томиться в Утесе Кастерли, чем уподобиться нынешнему Джейме. И он ничего не мог поделать с этим чувством.***
Манс со своим предостережением как в воду глядел: Джейме и впрямь ожидал совсем другого. Дядя нисколько не утратил благодушного и жизнерадостного нрава, но вот Тирион — другое дело. Он почти не раскрывал рта и казался до того замкнутым и боязливым, каким Джейме его никогда прежде не видел. Вместе с Герионом в Сумеречную Башню заявилась вся его команда — никого из этих парней он не знал. Некоторые матросы теперь собрались в общем зале и уселись кружком на некотором расстоянии от их стола — они перешептывались и переглядывались, кивая на Джейме, словно тот был диковинной заморской зверушкой, выставленной на потеху толпы на ярмарке. Оказавшись объектом всеобщего внимания, он прекрасно понимал, каким чудаком, должно быть, его считают все эти незнакомые люди, и оттого чувствовал себя еще более неловко. Джейме изо всех сил старался поддерживать разговор и не забывать о манерах, одергивая себя каждый раз, когда его тянуло наброситься на еду, будто дикарь, и сожрать все в один присест. Но чем дальше, тем более мучительно он сознавал, что смеется слишком громко, а болтает чересчур развязно. Когда он обронил какое-то пренебрежительное замечание насчет изнеженных лорденышей, на лице Гериона явственно отразилась насмешка, и ему пришлось прикусить язык, чтобы не рявкнуть на дядю. Тирион словно воды в рот набрал. Пережевывая последний кусок, Джейме чувствовал, что еще немного — и он сорвется. Наконец, отодвинув миску, он поднялся на ноги: — Пойдем-ка прогуляемся, братец. Мы с тобой сто лет не болтали, нужно же нам наверстать упущенное. Я и своего пони тебе покажу. Он не увидел особенного восторга на лице Тириона. Тот, кажется, не слишком польстился на эти заманчивые посулы, но все же неуклюже сполз со скамьи: — Как хочешь. — Ты ведь не обидишься, если мы бросим тебя одного, дядюшка? — обратился Джейме к Гериону. Тот переводил взгляд с одного на другого, его лоб прорезала беспокойная морщинка. Но все же ему хватило вежливости улыбнуться: — Ну конечно, ступайте. Не буду же я встревать между братьями. Покинув общий зал, оба какое-то время не решались нарушить напряженное молчание. По дороге Джейме украдкой нет-нет да и поглядывал на младшего брата. Тот и раньше не был красавчиком, но теперь Джейме по-настоящему тревожили его потухший взгляд и скорбно опущенные уголки рта. Прежде-то он всегда улыбался, по крайней мере, когда Джейме удавалось всеми правдами и неправдами выкроить немного времени, чтобы поиграть с ним. Пестрянка сонно посапывала, когда они приблизились, но при звуке шагов встрепенулась и заморгала. Джейме накрыл ладонью ее нос, а она в знак приветствия тихонько заржала и дернула ушами. Ну хоть ты и впрямь рада меня видеть. В соседнем стойле стюард убирал навоз, и Джейме окликнул его: — Хочешь получить кусок яблочного пирога? Тогда брысь отсюда. Тот высунул голову и бросил оценивающий взгляд сперва на Джейме, а потом на Тириона. Вил — так его звали — был сыном трактирной служанки: он угодил на Стену за то, что выплеснул горячий суп на какого-то лордика, который задрал юбку его матери. Этот паренек не старше двенадцати со временем стал главным зрителем на тренировках Джейме — вечно крутился на задах двора и подбадривал его повелительными криками: «Вломи ему покрепче, Цареубийца!», словно мастер над оружием. Он замер на месте, не выпуская из рук лопаты, и задумался над предложением Джейме. Лицо его мучительно исказилось, словно гаденыш отчаянно пытался сообразить, не удастся ли выклянчить чего получше. Наконец он заявил: — Не, давай черничный. Скажите пожалуйста. Джейме вздохнул: — Чтобы уломать Дарла состряпать какую-нибудь невидаль, мне придется написать тетке, а ей — узнать рецепт у повара в Утесе и переслать сюда, а опять-таки мне потом — раз десять прочитать его Дарлу вслух, а ему — сообразить, как это печево готовится. Он же не может сварганить черничный пирог прямо из воздуха. — Пусть вынет яблоки, — разъяснил Вил, словно умственно отсталому малышу, — и сунет чернику, делов-то. — Ты что, ни разу не ел пирогов с черникой? Если начинка другая, то… — Ладно, ладно. Пиши своей тетке. Вот только дерьмо само себя не разгребет, знаешь ли. Раз уж ты хочешь, чтобы я бросил работу, пока вы тут балду гоняете и чешете языками, тебе придется разориться на что-нибудь стоящее. — Можно устроить. Но ты тогда вдобавок возьмешь мой следующий караул на Стене. — Половину караула, и с тебя два пирога. — Идет, — Джейме протянул ладонь, чтобы скрепить договор рукопожатием. Вил потряс ее, сияя, как новенькая монетка: — Во даешь! Моих родных братанов в Блошином Конце уже давно бы жаба задушила, а тебе ничего не жалко. А может, ты мне — три пирога, а я всем скажу, что ты мой любимый братишка? — Ну, будет тебе третий пирог. — Не нравится мне, как ты рожу кривишь, — угрожаешь, что ли? Хорошо, сойдет и два, но учти: мой любимый братишка — не ты, а Ральф, раз такое дело. Джейме двинулся было к Вилу, напустив на себя свирепый вид, и мальчишка убежал, заливаясь хохотом. Когда он обернулся к Тириону, тот состроил самое скучное лицо, какое только был способен. — Не смотри так на меня, — вздохнул Джейме. — Я просто рад, что ты хорошо ладишь со своими братьями. Все лучше, чем застать тебя здесь неприкаянным и несчастным. — По-моему, ты слишком накручиваешь себя из-за того, что мы все тут вроде как братья. — Да нет же, я правда рад, что ты всем доволен, — стоял на своем Тирион, делая вид, будто не понимает, из-за чего поднялся сыр-бор. Джейме не поверил не единому его слову. За три года он полностью задушил в себе всякий талант к треклятым придворным играм, намекам и недомолвкам — и отнюдь не собирался привыкать к ним заново. — Иди-ка сюда. Ты ведь любишь лошадок, — он помедлил. — Или уже разлюбил? — Я и не говорил никогда, будто люблю лошадей. Только своего пони — да и то лишь потому, что мне его ты подарил. Я тогда ужасно обрадовался, — он все-таки подошел к стойлу, хотя и без особой охоты. Джейме подтянул поближе пустое ведро и перевернул вверх дном. Тирион искоса глянул на него с непонятным выражением лица, однако безропотно вскарабкался на ведро и, потянувшись к Пестрянке, осторожно погладил ее по шее. — Вообще-то лошади и правда славные. Им-то все равно, как ты выглядишь. Джейме не осмелился развивать эту тему, чтобы не сыпать брату соль на рану. Он лихорадочно попытался подобрать еще какие-нибудь слова, прежде чем тягостное молчание, которое уже сидело у него в печенках, снова встанет между ними непрошибаемой стеной. Наконец он спросил первое, что пришло в голову: — Как же вы добрались до Стены? На западе и гавани-то подходящей нет: ближайшая — за сотни миль отсюда, к тому же пришлось бы лезть через горы. Не говоря уже о том, что плыть мимо Железных островов под знаменем Ланнистеров — глупость несусветная. Тирион погладил нос Пестрянки: — Мы обогнули Дорн. Так я и думал. — Наверное, и в Королевскую Гавань заглянули? — Ну да, на несколько дней. Джейме подошел к стоявшей в углу кадке, куда бросали всякий мусор, выудил оттуда пожухшее яблоко и протянул Пестрянке. Лошадка тут же схрупала угощение, благодарно махнув хвостом. Не отрывая от нее взгляда, он с напускной небрежностью спросил: — А сына Серсеи видели? Сестра написала ему о пополнении в семействе несколько месяцев назад. Пожалуй, это было самое длинное послание из всех, что он получил от нее за последнее время. Свое известие она сдобрила парой страниц отборных придворных сплетен, на которые он едва взглянул. Его разум каленым железом жгла горькая мысль о Робертовом отродье, что росло в ее чреве, питалось ее соками, как паразит. — Конечно, — ответил Тирион. — Его назвали принц Стеффон. Вылитый Роберт, хоть и маленький, зато глаза зеленые. Славный малыш, он мне очень понравился. Джейме не потрудился изобразить умиление: — Как она поживает? — Роберта она не любит, но двором заправляет весьма умело. Вообще-то она не рвется со мной откровенничать, да и я ей в душу не лезу, поэтому даже не знаю, что еще добавить. — Ну хоть что-нибудь она сказала, когда услышала, что вы собрались ко мне в гости? — Может, передала послание? Сделала какой-нибудь намек? Или по крайней мере пожалела, что из-за долга перед королем не может к вам присоединиться? Тирион спрыгнул с перевернутого ведра: — Что-то я замерз. Давай вернемся под крышу. Нет уж, это никуда не годится. Джейме опустился на колено, чтобы посмотреть брату в глаза, и схватил его за руку, удерживая на месте: — Лучше скажи мне все начистоту, даже если приятного в этом мало, — только не играй в молчанку. — Когда мы про тебя упомянули, она заплакала. Она скучает по тебе. Она часто говорила: мол, как же она хочет, чтобы ты вернулся в Королевскую Гавань, и как она ненавидит Роберта за то, что он отправил тебя в ссылку… — Ты что же, вздумал отделаться увертками? — прорычал Джейме. Тирион зажмурился. Он меня боится. Но у Джейме и в мыслях не было устыдиться и попросить прощения — ему хотелось все-таки добиться объяснений. Если для того, чтобы вытянуть правду, придется нагнать на него страху… Ну что ж, переживет. После долгого молчания Тирион наконец издал судорожный вздох и заговорил. Запинаясь, он как на духу признался Джейме: по словам их сестры, он все равно что мертв; он сделался одной из тех ворон, которых они когда-то дразнили. Джейме не сводил глаз со своего брата, ощущая тоску и опустошенность. Собственная кожа казалась ему холодной, словно под ней он превратился в глыбу льда, и невыносимой тяжестью пригвоздила к земле. Руки так и чесались сорвать эту оболочку — если сестра видит в нем лишь жалкое, достойное насмешек пугало, то он больше не хочет им быть. — Я иду спать, — бросил Джейме, хотя еще едва стемнело. — Джейме, — собравшись с духом, окликнул Тирион, но Джейме не обратил на него внимания. Он повернулся и тяжелыми шагами направился в свою келью. Все эти два месяца он загонял себя до изнеможения, и теперь усталость наконец накрыла его с головой — да так, что он еле стоял на ногах. Выспаться как следует — вот и все, что ему нужно. Он провалится в благословенный сон, а когда откроет глаза, все наладится: брат больше не будет казаться ему незнакомцем, бессмысленные и жестокие слова Серсеи изгладятся из памяти, и мир перестанет быть таким дерьмовым местом.***
Тирион в полном оцепенении поплелся назад в общий зал. Здесь было почти пусто: компания братьев, собравшихся на ужин, уже разошлась, его дядя тоже куда-то запропастился, как и большая часть команды. Зато обнаружился Манс — он восседал на подушке, небрежно брошенной прямо на пол возле очага, и наигрывал незатейливую мелодию: то обрывал мотив, то заводил сызнова, пытаясь пристроить лютню поудобнее. Тирион бездумно направился в его сторону. Подняв на него глаза, Манс улыбнулся: — А, юный лорд Тирион. Надеюсь, ты не соскучился в обществе леди Пестрянки. Иной невестки у тебя все равно не предвидится, так что тебе с ней повезло. — Джейме ее и правда любит, — Тирион из вежливости попытался удостоить Пестрянку хоть какого-нибудь комплимента; однако на него самого неказистый мохнатый пони не произвел особенного впечатления. Жалкое зрелище по сравнению с великолепными боевыми жеребцами или изящными верховыми скакунами, принадлежавшими когда-то Джейме: Тирион помнил, какое восхищение они вызывали на турнирах. — Не бойся ее захвалить, она того заслуживает. Во время недавнего бурана много лошадей пало, а ей хоть бы что. Вот какая это выносливая скотина! — Манс сделал решительный жест, словно отметая все возможные возражения против этого заявления, — впрочем, их и не последовало. Он зацепил носком сапога ближайшую скамью, с грохотом подтащил ее поближе к камину и кивнул Тириону: — Садись. Спою тебе что-нибудь, если желаешь. Тирион забрался на скамью. Ему очень хотелось услышать «Время моей любви», чтобы хоть на миг забыться в сладостных воспоминаниях. Просьба сыграть эту песню едва не сорвалась у него с языка, но что толку травить себе душу? Он покачал головой: — Я всего лишь хотел поговорить. — Ну, я почему-то так и решил, — Манс, похоже, совсем не удивился. — Не вышло у вас с Джейме задушевной беседы? Тирион не отрывал взгляда от его пальцев — они рассеянно скользили по струнам лютни, раз за разом извлекая один и тот же звук. Казалось, Мансу хотелось не столько поиграть, сколько просто развеять тишину: — Я рассказал ему о словах Серсеи. О том, что она думает, будто наш Джейме мертв. Манс сорвал еще несколько аккордов: — Не мучай себя, ты ни в чем не виноват. Даже если Джейме теперь в изгнании, это не повод пичкать его сладкой ложью вместо горькой правды. Ты молодец, что не стал врать ему. — Так, значит, Серсея права? — выпалил Тирион, не подумав, и запоздало испугался, что этот нелепый вопрос может разгневать Манса. Однако черный брат только рассмеялся: — Хочешь, расскажу историю? — А она хоть каким-то боком связана с Джейме? — Ясное дело! — в глазах Манса зажглись озорные огоньки. — В общем, однажды я свел знакомство с бывшим разбойником из Братства Королевского Леса — он, видишь ли, оказался не где-нибудь, а как раз на Стене, — и расспросил его о последней битве, когда шайку разгромили. — А Джейме посвятили в рыцари, — вспомнил Тирион. — Вот именно, но слушай дальше. Когда разбойникам прижали хвост, рассказывал он, те руки в ноги и бежать, а сам Ульмер прикрывал тылы — однако со своим расчетом: он надумал сдаться, когда недобитки смоются. Заметив Джейме, он пустил в него стрелу, надеясь отвадить от Пузатого Бена, да и потом краем глаза следил за мальчишкой: уж не погонится ли тот за Беном. Говоря о Пузатом Бене, Манс принялся наигрывать мотив известной песенки об этом разбойнике, и мелодия на диво складно переплеталась со словами. Тириона это почему-то развеселило, но он постарался не упустить нить повествования: — Джейме бы точно за ним погнался. — Наверняка, — подтвердил Манс, — однако отвлекся — на кого бы ты думал? — на Улыбчивого Рыцаря, который только что прихлопнул очередного противника, как муху. Он был главарем шайки, самым свирепым и отчаянным головорезом, какого только земля носила. А Джейме завопил во всю глотку: «За Утес Кастерли!» — и как ринется на этого помешанного! Тирион зажал рот ладонью, чтобы сдержать смех. — Ульмер сказал: никогда еще он не видел, чтобы человек бежал так проворно, как Эртур Дейн на выручку зеленому оруженосцу, наскакивавшему на душегуба, который внушал ужас закаленным рыцарям, — Манс оставил в покое лютню и пристально посмотрел Тириону в глаза. — Как ты думаешь, почему Джейме удалось прикончить больше отпетых разбойников за три года, чем мне за… ну скажем, за шестнадцать-семнадцать лет? — Он сам за ними гонится и рвется в драку, — прошептал Тирион. — Теперь понимаешь? Тот полоумный мальчишка, который возомнил себя великим героем, живее всех живых. Я-то знаю, о чем говорю: мне приходится терпеть его выходки каждый раз, как угораздит отправиться вместе с ним в разведку. Однако Тирион не собирался сдаваться так просто: — Но его и вправду не узнать. Он о Дозоре печется больше, чем… — чем обо мне. — Чем о нашей семье. Вместо меня он теперь зовет братьями сборище… — он осекся, сообразив, что большинство нелестных эпитетов, которые пришли ему на ум, его собеседник запросто может примерить на себя и, чего доброго, крепко обидеться. — …ублюдков? — закончил за него Манс. — Простолюдинов? Подонков? Да, это так. Мы каждый день маячим у него перед глазами, а вот удастся ли ему увидеться с тобой еще когда-нибудь? Может быть, раз или два, если очень повезет. Но ведь и в твоей жизни за эти годы чего только не происходило, разве нет? Тирион вспомнил, как сир Аддам звал его покататься верхом, подумал о Тише и ее поцелуях. С тех пор, как Джейме уехал в Королевскую Гавань, у тети Дженны родились уже двое малышей — Тирион качал их на руках. А к тому времени как он вернется в Утес, у дяди Тига тоже наверняка появится сын или дочь. Ну а Джейме, скорее всего, никогда даже не встретится со своими кузенами. — Ох, — только и мог вымолвить он. — Охохонюшки, — согласился Манс. — У каждого из вас теперь своя дорога в жизни. Если не случится какое-нибудь чудо, вам так и придется довольствоваться воспоминаниями, редкими визитами и письмами — да и то Цареубийца не сможет отправлять их когда вздумается. Этого хватит? Тирион, конечно, все понимал. Но одно дело — догадываться и старательно гнать от себя невеселые мысли, и совсем другое — когда тебе раскрывают правду с безжалостной прямотой и едва ли не тычут в нее носом — так, что не отвертишься. Он осознал, что в глубине души все это время ждал, когда же наказание Джейме подойдет к концу. Он просто не мог поверить, что брат останется здесь до самой смерти, не мог смириться с тем, что лишился его навсегда. Он ведь пообещал, что вернется, — в тот последний раз, когда я его видел. На прощание он опустился передо мной на колени, поцеловал в лоб и сказал, что вернется. Тирион зябко обхватил себя руками: — Я не хочу, чтобы все вот так рухнуло. — Тебя послушать, вокруг какой-то кромешный ужас, будто настал конец света. Но ведь ты, по крайней мере, не одинок. Вон какая у тебя большая семья. — Ага. Семья, которая меня терпеть не может. — О да, — протянул Манс, — сам вижу. К примеру, этот твой дядюшка. Взял тебя в путешествие, нянчится с тобой вот уже несколько месяцев, привез в такое удивительное местечко — ух как он тебя ненавидит! Да это просто чудовище какое-то! — Я имел в виду… — …тетушку — как ее там зовут, — которая, по утверждению Джейме, в вас троих души не чает: щиплет за уши, набрасывается с поцелуями и все прочее? Или другого твоего дядю Тига, о котором ты отзываешься с таким обожанием? А может, дядю Кивана? Да ведь ты и про него слова худого не сказал. Ничего он не понимает. — Мой отец сказал, что ему следовало утопить меня, как только я родился, а моя сестра… — Ну а мои братья удивлялись, что мне не перерезали глотку вместе с моей мамашей-шлюхой, как только меня нашли, — прервал его Манс. — У тебя куча возможностей. Можешь лезть из кожи вон, гоняясь за чужим уважением; можешь затмить всех болтунов своими дарованиями и наслаждаться превосходством над ними; а можешь просто не обращать внимания на всякий вздор. Главное — перестань распускать нюни. Уж кому-кому, а тебе грех жаловаться на жизнь. Если оставить в стороне твоего отца и сестру, тебе вообще-то сказочно повезло. — Повезло? — взвился Тирион. — Да ты посмотри на меня. — Ну, смотрю. И знаешь, что вижу перед собой? Мальчика, который не успел бы сделать и первый вздох, если бы родился к северу от Стены. А живи он среди простолюдинов на Юге, так, пожалуй, почел бы за счастье попасть в балаганчик бродячих скоморохов. Я вижу мальчика со звучной фамилией, которая защищает его надежнее любого щита, ни разу в жизни не голодавшего, чьи сапоги стоят столько, что на эти деньги можно целый год кормить семью. Манс скрестил ноги на подушке и глянул на Тириона снизу вверх: — Я вижу мальчика, который умеет читать и писать — а значит, может обмениваться письмами со ссыльным братом. В Сумеречной Башне наберется в лучшем случае десяток счастливчиков, кто хоть раз получил послание от родных или сам послал им весточку, — он помолчал, а потом решительно добавил: — Я вижу самого везучего на свете карлика. Я что-то неверно разглядел, лорд мой Тирион? У Тириона задрожали руки. Манс тронул струны лютни, и они откликнулись одним-двумя легкими аккордами: — Это вовсе не зазорно и не постыдно — тосковать по Джейме или желать, чтобы ничего из случившегося не происходило. Я ведь не призываю тебя отказаться от всех человеческих чувств, не такой уж я бессердечный. Но ни скорбью, ни пустыми фантазиями ничего не изменить. Есть только два способа справиться с потерей Джейме, и оба вполне посильны. Не бойся, я не предлагаю тебе самому облачиться в черное. — Наверное, я бы все равно отказался, — пробормотал Тирион, проклиная сам себя за то, как жалко звучит его голос. — Если уронить меня в сугроб, на этом дело и закончится — меня там просто не найдут. — Тогда тебе придется согласиться делить брата с другими — зато ваши письма будут принадлежать только вам, — объяснил Манс, — ну или последовать примеру своей сестры: убедить себя в том, что он умер, погоревать и жить дальше как ни в чем не бывало. Ты меня понял? Тириону хотелось закричать, что Манс ошибается, что он все врет — сам небось задумал прибрать Джейме к рукам. Но ведь это было не так. На него наконец обрушилась вся правда, беспощадная и жгучая, как удар хлыстом, и от этого удара он содрогнулся. Давясь слезами, Тирион кивнул: — Да. Все я прекрасно понял.***
Джейме намеревался на следующее утро поваляться в постели подольше, однако его надеждам не суждено было сбыться. Уже ни свет ни заря от них не оставил мокрого места громкий стук, сотрясший дверь. Ранний гость оказался Куореном, имевшим на Джейме свои виды: он спросил, не угодно ли тому поднять наконец задницу и составить ему компанию на тренировке. Поразмыслив, Джейме нашел перспективу от души отлупить что-нибудь (а еще лучше — кого-нибудь) довольно заманчивой. Ради такого случая он даже согнал себя с кровати, оделся и последовал за братом во двор. Однако, к его разочарованию, Куорен уперся рогом, отказываясь немедленно сшибиться лоб в лоб. Он призвал подойти к делу вдумчиво и обстоятельно, заявив, что если Джейме распетушится, то его уже не утихомиришь: — Как думаешь, что случится скорее: ты возьмешь себя в руки или окончательно слетишь с катушек? — Конечно, второе, — мрачно признал Джейме. Но всякий раз, когда ему казалось, что он уж достаточно тянул кота за хвост и пора перейти к настоящей схватке, Куорен умышленно ронял меч с непреклонным видом. Наконец Джейме сдался, и они затеяли долгий, неторопливый танец — как и положено, с пируэтами и поворотами, не спуская друг с друга глаз, стремясь не разоружить противника, а обнаружить его слабые места. За этим занятием время словно замерло, все посторонние мысли улетучились, а тугой мучительный узел в груди Джейме ослаб. Он с удивлением почувствовал, что голова полностью прояснилась и навязчивое желание придушить кого-нибудь утихло. Наконец Джейме предложил: — Может, пора уже за дело? — и Куорен откликнулся, ударив в полную силу. Вскоре оба перешли к привычной тактике — не затягивать поединок, стараясь как можно быстрее вывести соперника из строя: одним-двумя ударами, самое большее — тремя. Иногда они забывали про мечи и, схватившись врукопашную, дубасили друг друга кулаками, а то и норовили вывалять в грязи. Затем, расцепившись, опять бросались в бой, и все повторялось снова и снова. Потом Куорен объявил: — Довольно! — и Джейме, вернувшись в реальность, осознал, что солнце уже стоит высоко над крышами. Он выпрямился, пошатываясь от изнеможения, и полной грудью вдохнул студеный воздух. Пальцы, сжимавшие рукоять меча, совсем онемели от холода, плечи ломило, а запястья свело судорогой от боли — Куорен не скупился на жестокие удары; впрочем, каждый из них Джейме вернул ему с лихвой. Несмотря на морозец, солнечный свет, пробившийся из-за туч, оказался приятным разнообразием после долгой череды ненастных дней. Отражаясь от громады Стены, лучи скакали по ее поверхности ослепительными бликами, переливались радугой, расписывали сверкающий лед замысловатыми узорами. Джейме был не в силах оторвать взгляд от потрясающего зрелища. Интересно, если бы Серсея это увидела, она и тогда воротила бы нос от Дозора? В конце концов Джейме заставил себя тронуться с места и последовать за Куореном в оружейную. Славная драка чудесным образом подняла ему настроение, да так, что у него даже развязался язык, и он весело сообщил в спину брату: — Тормунд велел передать, что Блейн ему больше по нраву, чем зануда вроде тебя. Только не умри от разбитого сердца. Куорен не обернулся, но даже его затылок ясно говорил о том, что ему плевать на предпочтения Тормунда: — Он еще не передумал строить из себя гостеприимного хозяина? — Как будто нет, — ответил Джейме. — Похоже, он по-прежнему считает, что Старые Боги за мной приглядывают. — Неужто даже за два года в этом не разуверился? — усомнился Куорен. Джейме помедлил с ответом. Он помалкивал до тех пор, пока они не переступили порог оружейной, где можно было хоть немного согреться и перевести дух. Сняв шлем и стянув подбитую мехом шапку, он на мгновение задумался, стоит ли вообще посвящать Куорена в эту историю. Ладно уж, расскажу ему все как есть. В конце концов, это же полная ахинея — от первого до последнего слова. — Он ходил справиться обо мне к Матушке Кротихе, — признался Джейме, — к лесной ведунье. Куорен, расстегивавший наручи, бросил свое занятие на полпути и повернулся к нему: — И что она ему наболтала? — Утверждает, будто деревья следят за мной и знай себе шушукаются, — объяснил он легкомысленным тоном, словно все это его забавляло и не более того. — Ей, мол, было видение медведя, чья шерсть покрыта моей кровью, и мертвеца, стиснувшего меня в объятиях. Она заглянула в мое будущее и узрела пламя и кровь, сестру, чьи поцелуи холодны как лед, а еще ворон — больше, чем она может сосчитать. Первые две — трехглазые, а у последней глаз один — алый с черным. Куорен нахмурился, и у его губ залегла складка. — Вот как это запомнилось Тормунду, — подытожил Джейме. — Хотя, конечно, он мог все перепутать. Джейме рассчитывал, что они вместе посмеются над этой околесицей, но Куорен оставался серьезен, как и всегда: — Я успел как следует приглядеться к Тормунду. Горло драть он, положим, не дурак… Но он и так-то не дурак. Раз уж дал себе труд потащиться в лес к этой ведьме, только чтобы расспросить о тебе, значит, постарался не напортачить с ее предсказанием. — Да ведь это все равно сущий бред, как ни верти ее слова. Поразмыслив немного, Куорен кивнул: — Не морочь себе голову. Ты же слышал, что Манс говорит обо всех этих пророчествах. Ищи в них смысл, не ищи — непременно выскочит какой-нибудь подвох. — Я тоже так думаю. Расскажи об этом Мансу, если хочешь: полагаю, он будет в восторге от того, что одичалые перемывают мне кости. — Ну а ты сам? — А как же! Я ведь убил без счету легендарных разбойников, — похвастался Джейме, — да у меня и в друзьях за Стеной водится немало занятных личностей. Только попробуй заявить, будто я не самая выдающаяся ворона века — настоящее украшение Дозора! Конечно, повсюду только и разговоров, что обо мне. Куорен поперхнулся, постаравшись скрыть смешок, — Джейме говорил совершенно серьезно: — Как скажешь, Цареубийца, — он поднялся на ноги. — Ах да, чуть не забыл. Сир Денис поручил мне заняться одним дельцем от его имени. Джейме понял, о чем идет речь, и его веселье как рукой сняло: — Эй, да я ведь просто пошутил! Я ничего такого не имел в виду. Было бы из-за чего шум поднимать! — Ну вот и дошутился, — отрезал неумолимый Куорен. — Вообще-то твоя строптивость беспокоит его даже больше, чем хохмочки. С первого же дня, как ты попал на Стену, он во всем давал тебе поблажки. Но стоило ему в кои-то веки тебя пожурить — заметь, совершенно заслуженно, — и теперь, видите ли, любой упрек ты принимаешь за личное оскорбление? У Джейме и без того голова была под завязку забита всякими думами — препираться с Куореном ему не хотелось: — Значит, ты припас для меня какое-то наказание? — Оружейная в твоем распоряжении — отдраишь ее сверху донизу. Негодную рухлядь снеси на починку, а ту, что еще немного послужит, приведи в порядок и разложи по местам. Ну и пол вымой — чтобы все здесь блестело. Джейме в неверии уставился на него: — И все это — сегодня? Но мой дядя и брат… — …могут развлечь тебя беседой, пока ты занят делом, раз уж тебе невтерпеж почесать языком, — Джейме покраснел как рак, и Куорен, заметив это, фыркнул: — Ах вот оно что — ты боишься уронить свое барское достоинство, если тебя застанут здесь с испачканными ручками. Ладно, я так и скажу сиру Денису, что заниматься уборкой тебе не по чину, — пусть придумает менее постыдное наказание. Они с Мансом как раз корпят над расписанием караулов и объездов. Джейме представил себе, что ответит на это Манс, и содрогнулся. Он просто взбеленится, хуже того — выставит его на посмешище перед остальными. Джейме стоило огромного труда завоевать уважение своих худородных братьев, и теперь все в один миг пойдет псу под хвост, если его хотя бы заподозрят в том, что он дерет перед другими нос. Да его просто с дерьмом смешают! — И вовсе я не боюсь запачкать руки, — проворчал Джейме, — с чего ты это взял? Сделаю я гребаную уборку, доволен? — Я-то да, а вот в твоем голосе что-то не слышу радости, — заметил Куорен уже с порога. — Ну, не буду мешать. У тебя весь день впереди, вот и проведи его с пользой — поучись смирению, что ли. — Чтоб тебя Иные кайлом отымели! — заорал в захлопнувшуюся дверь Джейме. Оставшись наедине с предстоящей ему маетой, он обвел оружейную взглядом. Это была, к счастью, небольшая камора, отделенная от кузницы не слишком прочной стеной. Но в углах было столько пыли, словно они не видели щетки с тех пор, как сарайчик построили. Проклиная все на свете, он кинулся за тряпкой и шваброй, от души надеясь покончить хотя бы с этим мучением, прежде чем его застукают брат или дядя. Но удача определенно повернулась к нему задом. Раскорячившись в самой нелепой позе, он вытаскивал из-под стола дохлую мышь — тут-то и раздался скрип двери. Чумазый с ног до головы Джейме поднял глаза — и поморщился, стоя на коленях и держа за хвост полуистлевший мышиный трупик. На пороге вырос его дядя — он выглядел до того неуместно в темном пыльном чулане, что Джейме едва не рассмеялся. Стройный и изящный, с точеными чертами лица и обласканной солнцем кожей, он и без того неизменно привлекал к себе внимание, а тут еще разоделся в пух и прах: поверх теплого дублета, расшитого золотом, — великолепный плащ из золотой парчи, застежка у горла усыпана бриллиантами и рубинами, мерцающими при каждом движении. На мгновение Джейме замер столбом, не в состоянии шевельнуться, — просто стоял и смотрел на дядю во все глаза. Он впитывал, смаковал это многоцветие, эту яркость — и никак не мог насытиться, ощущая почти физический голод, словно вернулся из долгой вылазки. Мама говорила, что мне больше всего идет золото, вдруг вспомнил он. А может, это была тетя Дженна? «У тебя как будто солнце играет в волосах, — всплыл в его памяти женский голос, — и отражается в улыбке. Ты будешь словно сиять в светлых нарядах». Если Герион и заметил, с каким волнением смотрит на него Джейме, у него хватило милосердия не задавать лишних вопросов: — Видел бы тебя отец — одобрил бы, пожалуй, — заявил он, шагнув внутрь и осторожно переступив место, где камень пола был уже отмыт дочиста. — Он всегда утверждал, что немного дисциплины тебе не помешает. — Ты уверен, что он именно так это себе представлял? — оторвав наконец взгляд от дяди, Джейме размахнулся и бросил мышь в ближайшую жаровню. Оттуда раздалось потрескивание и поползла тошнотворная вонь паленого мяса — Джейме сразу вспомнил Рикарда Старка. Он схватил тряпку и снова принялся за уборку. — О, я тебя умоляю. Тайвин убежден, что маленькие трудности не стоят внимания, если подвернулись на пути к великим целям, — Герион уселся на скамью. — Ну да в пекло его, я о другом пришел потолковать. Твой брат сказал, что чем-то расстроил тебя. Джейме все утро усердно старался выкинуть из головы вчерашний разговор, но теперь, когда Герион, что называется, припер его к стенке, решил взять быка за рога: — Я теряю свою семью, ведь так? — Джейме, — вздохнул Герион. Джейме бросил тряпку в ведро, чтобы прополоскать, выжал воду и направился в маленький закуток, куда еще не успел добраться. Не отрывая глаз от пола, он произнес: — Тирион ведет себя как чужак. Серсея вздумала оплакивать меня, будто покойника. Своего племянника я, скорее всего, никогда не увижу. Может, у меня есть и двоюродные братья и сестры — только я о них даже не знаю, — он с яростью шваркнул тряпкой о камень и спросил дядю напрямик: — То, что Серсея сказала Тириону, — ведь это было при тебе? — Да. — Когда я это услышал, хотелось головой о стену биться, — признался Джейме. — Да и сейчас немного подмывает. Но знаешь, что хуже всего? Из-за чего я полночи ворочался без сна? Меня совершенно не тянет убиться насмерть. Мы ведь с ней были двумя половинками одного целого, и я думал — так будет всегда. А теперь совсем не чувствую себя каким-то… неполным без нее. Паршиво, конечно — но, знаешь, так, будто кто-то просто ляпнул обидное слово на мой счет. Но совсем не так, словно рухнул весь мой мир. — Твой мир уже не тот, что прежде, — мягко напомнил Герион. Джейме рассеянно возил тряпкой по полу, не обращая внимания, что в пятый раз драит один и тот же участок: — Теперь-то до меня самого доходит понемногу. Если, предположим, я не сдохну зимой, то и через пятьдесят лет никуда отсюда не денусь. У меня не будет детей или… женщины — никакой, никогда. А на Юге меня будут знать только как Цареубийцу — мерзкое чудовище, схоронившееся на Стене. Интересно, обо мне тоже сочинят всякие песенки, как о Лукаморе Здоровом? Герион отвел взгляд. — Что, уже успели сочинить? — спросил Джейме сдавленным голосом. — Когда от истории остался пшик, легко дать волю воображению, — объяснил Герион. — Певцы о чем только не кропают свои вирши, а раз уж ты за тридевять земель и уличить их некому, так они и страха не ведают — знай себе городят и раздувают вранье. Конечно, в Западных землях никто не осмелится даже шепотом повторить подобную мерзость, но дорнийцы вволю над ней потешаются… — Джейме вспомнил об Эртуре, об Элии, и его едва не вырвало на вымытый пол. — Да и Роберт тоже… позволяет себе лишнее, хотя Джон Аррен старается удерживать его в рамках приличий. Мне очень жаль, Джейме. Джейме набросился на пол с новой силой, как на лютого врага: — Уж лучше бы я женился на Лизе Талли. — Уверен? Подумай хорошенько и ответь честно. Для собственной семьи я словно отрезанный ломоть — и чем дальше, тем хуже. Следующее поколение Ланнистеров даже имя мое забудет. Да и кто его вспомнит через десяток лет? Разве что бродячие лицедеи и песельники — те-то уж ославят меня так, что вовек не отмоешься. Серсее, впрочем, это должно понравиться — она и без того глумится надо мной громче всех. Однако следом ему пришло в голову, что сложись все по-другому — и он бы никогда не встретился с Мансом или Куореном, тем же Блейном и прочими ребятами. Как ни странно, при мысли об этом он ощутил почти такую же боль, как и при воспоминании о разлуке с родными. Он с удивлением осознал, что превратился бы в куда большего неудачника, если бы не поступил на службу к Эйрису и не попал на Стену. Достойный презрения слабак, если не сказать хуже, — вот каким виделся ему тот, другой Джейме. За этими размышлениями он покончил с уборкой и вышел наружу, чтобы выплеснуть грязную воду из ведра. Вернувшись, он застал Гериона на прежнем месте: тот сидел на скамье, вытянув ноги, с видом настолько безмятежным, что это даже немного раздражало — учитывая, что в убогой обстановке оружейной он и так выглядел словно принц в лачуге нищего. — Не знаю, — ответил наконец Джейме. — Правда, не знаю, как бы я поступил, если бы можно было возвратиться назад в прошлое и все переиграть. Как ни крути, выбор очень трудный. Но вот если бы от Роберта хоть завтра пришло письмо, где он упрашивает вернуться… Я бы отказался. Человеку, каким я стал, нечего делать к югу от Перешейка. Герион вскочил и обнял его, совсем как прежде, когда Джейме был маленьким, — даже не подумав, что может испачкать свой дорогой наряд, и нимало не смущаясь, что племянник вымахал на голову выше его: — Человеком, которым ты стал, можно только восхищаться. Я читал труды мейстеров: там говорится, что среди разведчиков найдется мало смельчаков, которые рискнут забраться дальше чем на пятьдесят лиг к северу от Стены, а ведь ты, должно быть, во время последней вылазки заткнул их всех за пояс. Определенно, ты становишься настоящей продувной бестией, как истинный Ланнистер, — любо-дорого смотреть. Джейме вывернулся из его хватки — нечего без конца тискать его, как дитя малое. Он признался: — Я уж и запамятовал эти страницы нашей истории. — Твой отец спит и видит, чтобы одно имя нашего дома наводило ужас на Семь Королевств. Чудный способ он для этого выбрал, нечего сказать, — убивать младенцев и губить под корень целые роды. Но ведь мы задолго до этого славились тем, что не только сражали недругов, но и пленяли сердца. Просто счастье, что и здесь ваши дорожки разошлись. Нашему миру нужно больше смеющихся ворон — рычащих львов и так в достатке, — он сжал руку Джейме, и их взгляды встретились. — Запомни это, племянник. И плевать, что тебе пытаются втемяшить другие.***
Тирион почти все утро провел в общем зале, листая книгу, позаимствованную у мейстера Маллина. Услышав, что брат горбатится в оружейной, он собрался немедленно отправиться туда, но на его пути вырос дядя Гери: он заявил, что сначала поговорит с Джейме сам. И вот от обоих все еще не было ни слуху ни духу; Тирион решил, что дядя взялся помочь Джейме отбыть наказание или хотя бы потешить болтовней, пока тот работает. Вскоре Тириону наскучило безвылазно сидеть в общем зале. Он захлопнул книгу и, оглядевшись, подошел к черному брату довольно измученного вида — тому самому, что вернулся вместе с Джейме из вылазки. Блейн, припомнил Тирион; это имя казалось смутно знакомым. И тут он выудил из закоулков памяти полузабытые строчки давнишнего письма Джейме. Тот рассказывал о каком-то Блейне, жившем в деревушке возле замка Пиршественные Огни. Он был браконьером и, попав на Стену, навеки простился с родителями, тремя сестрами и возлюбленной, которую даже не успел позвать замуж. Разведчик сидел в одиночестве, глубоко задумавшись о чем-то своем над миской какого-то месива, отдаленно похожего на кашу. Однако, заметив Тириона, поднял глаза и одарил его улыбкой: — Чем могу служить, м’лорд? — Мне хочется забраться на самый верх Стены, полюбоваться видами. Если Джейме или мой дядя вернутся, пусть не волнуются за меня. Ты ведь скажешь им, куда я пошел? — Как хочешь. Только не забудь шарф. Там, наверху, ветер свищет будь здоров — отморозишь себе нос, если не укутаешься хорошенько. Тирион и так являл собой неприглядное зрелище; он не испытывал ни малейшего желания выяснить, украсит ли его отсутствие носа. — Считай, уже намотал на ус, — ответил он Блейну. Напяливая на себя все свои меха, словно собираясь в долгий поход, Тирион размышлял: уж не уговорить ли ему дядю Тига, дядю Гери или сира Аддама на коротенькое путешествие по возвращении домой? Ведь Пиршественные Огни совсем недалеко от Утеса. Блейн продиктует мне послание для своих родных, а я передам им весточку и запишу ответ, который потом отправлю на имя Джейме. Его семья хотя бы узнает, что он жив, да и он будет счастлив доведаться про здоровье близких. Высунувшись на улицу, Тирион с облегчением обнаружил, что стужа нынче не такая лютая, как накануне. Проглянуло солнце, и ветер, кажется, немного улегся. Все-таки он поплотнее завернулся в плащ и чуть ли не бегом заскочил в прицепленную к лебедке клетку, которой предстояло доставить его на вершину Стены. Он дернул за веревку, где-то высоко зазвонил колокольчик, и спустя несколько мгновений клетка, раскачиваясь от каждого рывка, поползла наверх, все выше и выше — и вот наконец Сумеречная Башня под его ногами сделалась крошечной, словно игрушечный замок, а к югу от нее, насколько хватало глаз, уходила за горизонт суровая и дикая северная пустошь. Разведчика, всем весом навалившегося на ворот лебедки, Тирион раньше не встречал, а вот в другом признал своего знакомца — Каменного Змея. Тот придержал клетку, помогая Тириону выбраться наружу, и ухмыльнулся, увидев гостя: — А я-то уж грешным делом подумал, что к нам снова грамкин пожаловал. Они частенько здесь шныряют. — Как утверждает Джейме, тут еще и не такие чудеса водятся. Правда, чем дальше, тем меньше я верю во всякие страшилки, — сообщил Тирион, и оба разведчика, переглянувшись, обменялись скупыми улыбками. — Да уж, если забрести подальше на север, там поди еще скумекай, что взаправду происходит, а что только мерещится, — согласился Каменный Змей. — А ты, маленький лорд, на прогулку собрался? — Угадал. — Ну, гляди не кувыркнись вниз, не то Джейме, чего доброго, раскроит нас надвое. — С росточком в полчеловека живется не так уж худо, как может показаться. Я-то знаю, о чем говорю. Оба встретили это заявление жизнерадостным гоготом и, не теряя времени, поспешили укрыться в небольшой будке, где караульные обычно коротали досуг и хоть как-то спасались от стужи. Тирион, осторожно переставляя короткие ножки, двинулся по Стене, стараясь ступать там, где лед, недавно посыпанный щебенкой, был чуточку менее скользким. Он сразу раскаялся в своей сумасбродной затее: хотя у подножия Стены ветер казался поспокойнее, здесь, на вершине, он едва не сдирал кожу с костей, как и предсказывал Блейн. Порывистый норд словно тащил за собой, ухватив за одежду, и Тирион с тоской вспомнил о пальцах Тиши, скользивших по его волосам и теребивших рубашку. — Я самый везучий на свете карлик, — сказал вслух Тирион. Эта фраза Манса бесконечно крутилась в его голове, но лишь сейчас он словно распробовал ее как следует. Он смаковал эти слова, перекатывал на языке, и их сладкий вкус ему нравился — хотя принес вместе с собой и горькие воспоминания. Если думать, что боги тебя благословили, а не прокляли, ты словно надеваешь броню, решил он. Тирион все шел и шел — далеко за спиной осталось спасительное тепло будки, и наконец ему начало казаться, что он один во всем мире. Он свернул к вырубленному из льда парапету, который тянулся вдоль всей северной стороны Стены. Выступ доходил ему до шеи, и Тирион встал на цыпочки, стремясь получше рассмотреть, что там внизу. Он уже не в первый раз забирался сюда, но неизменно раскрывал рот от благоговейного восхищения. На западе среди льда и заснеженных скал неровной линией чернела Теснина, а далеко за ней скорее угадывались, чем виднелись Клыки Мороза. Впереди тянулись бесконечные снега, вечные льды и нагромождения утесов, а на востоке надежно прятал свои зловещие тайны Зачарованный лес — он притягивал к себе взгляд, словно огромная чернильная клякса, расплывшаяся по чистому листу. Казалось, здесь и есть самый настоящий край света, но Джейме писал, что на той стороне встречаются еще более глухие места — и даже там живут люди: одичалые племена, которые не подозревают о существовании Стены, не говорят на Общем языке и слыхом не слыхивали такого названия — Вестерос. Многие тысячи и тысячи людей, которые даже не представляют, что в мире есть иные земли, кроме вечной мерзлоты. Тысячи людей, но вот ни одного карлика среди них, наверное, не сыщешь. — Просто глаз не оторвать, верно? В ушах завывало так, что Тирион даже не услышал шагов Джейме. А может, ветер был ни при чем: просто его брат научился ходить бесшумно, как кошка. Он встал рядом с Тирионом, облокотившись на парапет, и карлик, переваливаясь с ноги на ногу, повернулся к нему: намотав на себя столько мехов, чтобы спастись от холода, он здорово смахивал на неуклюжего медвежонка. — А ты знаешь, что Ломас Странник отвел Стене целую главу в «Рукотворных чудесах»? — полюбопытствовал Тирион. — Это он еще поскупился. Я и понятия не имел, что она настолько высокая. — До сих пор не представляю себе, как вообще возвели такую громадину, — Джейме кашлянул и решил, видимо, что на этом светский обмен впечатлениями можно закончить. — Я виноват — не нужно было сердиться на тебя. Прощаешь? — Не бери в голову, — пробормотал Тирион: ему хотелось поскорее оставить в прошлом огорчения вчерашнего дня. Джейме отвернулся. Ухватившись руками, затянутыми в меховые перчатки, за край парапета, он подтянулся и свесился так низко, что Тирион едва не издал панический вопль — ему показалось, что тот собрался сигануть со Стены. Однако, заглянув в глаза Джейме, он прикусил язык: что бы там ни представлял себе брат, разбиваться в лепешку явно не входило в его намерения. Похоже, он воображал, будто взмывает ввысь и улетает, свободный как птица. Но потом Джейме оттолкнулся от парапета, отступил назад и одарил Тириона усталой улыбкой: — Ну что, брат, потопали? Если торчать на месте, так и околеть недолго. Тирион засеменил следом, и Джейме, как бывало прежде, тут же замедлил шаг, приноравливаясь к поступи брата. Вряд ли он делал это нарочно — обычно его походка была широкой и стремительной. Кажется, Джейме просто не отдавал себе отчета в том, что пытается хоть как-то облегчить Тириону жизнь. Как же я скучал по тебе, брат. — Так вот, насчет того, что сказала Серсея… — собравшись с духом, заговорил Джейме. — Сказала и сказала. Я-то ничего такого не думаю. По крайней мере, не думаю, будто ты настолько разительно изменился, чтобы объявить тебя мертвым, — Тирион окинул его взглядом. — Ну, стал похож на ворону, но как по мне — теперь даже лучше. Раньше ты сверкал так, что ослепнуть можно было. Джейме не смог сдержать улыбку. Тирион продолжал: — Мы с Мансом о тебе немножко посудачили. Улыбка исчезла как по волшебству: — В жизни ничего страшнее не слышал. — Да не бойся. Все твои секреты мы выболтали друг другу давно, когда ты еще пропадал на разведке. А вчера уже поговорили безо всяких шуток. — И что он сказал? Слова застряли у Тириона в горле, но он совладал с собой: — Что наши отношения уже никогда не будут прежними. Что мне придется делить тебя со стаей ворон, и всю оставшуюся жизнь мы проведем далеко-далеко друг от друга. Джейме замер как вкопанный, и Тирион тоже остановился. Брат встал на колени и схватил его за руку, словно боялся, что тот ускользнет, — совсем как накануне вечером. Однако на сей раз движение вышло осторожным и мягким, а в глазах не было ярости — только усталость: — Что бы там ни болтал Манс, я не хочу, чтобы из-за меня ты томился… Тирион закатил глаза, и Джейме осекся. Тирион объяснил: — Ты же мой старший брат, сильный и храбрый. И ты от меня так просто не отделаешься. — Да, конечно, — вздохнул Джейме. — Ну, тогда ладно. — Кстати, пока не забыл, — поспешил добавить Тирион, — я ведь знаешь что еще хотел сказать? Джон Аррен выловил нас с дядей Гери в Королевской Гавани и навязался поговорить. Он по-прежнему до жути боится отца с его армией и скачет перед ним на задних лапках. Хотя, наверное, он куда больше страшится попасть в немилость к нашему дому. Роберт-то оказался отъявленным транжирой и уже разбазарил почти всю казну. Джейме неловко усмехнулся, словно услышал какую-то тарабарщину: — Я во всем этом ни в зуб ногой. При чем здесь Аррен? — Когда мы с дядей Гери вернемся в Королевскую Гавань, то непременно поговорим с десницей. Стена — жуткая дыра, и нам больно видеть, что Ланнистер вынужден влачить здесь столь жалкое существование наряду с прочей братией, таскающей негодное отрепье и вооруженной кто чем придется. Это просто неслыханный позор. О, мы весьма недовольны! Улыбка Джейме сделалась шире, когда он разгадал задумку Тириона: — Милый мой братец… — Аррен не забыл своего любимчика Неда Старка, вот мы и подбросим ему прекрасный повод порадовать бывшего питомца. Может быть, он задаст работенку Роберту — хотя будет куда больше пользы, если возьмется за дело сам. Я, конечно, ничего не обещаю — но это все, чем я в состоянии сейчас помочь. Верно истолковав выражение лица Джейме, Тирион добавил: — Так уж и быть, можешь еще немножко меня потискать, я разрешаю. Мне и правда лестно, что ты меня так сильно любишь — вчера вон словно с цепи сорвался. Жалко, что прочие наши родичи не разделяют твоих чувств. Брат улыбнулся и обнял Тириона, на этот раз более сдержанно — не то что накануне. Однако тут же снова стиснул крепко-крепко, уткнувшись лицом ему в плечо: — Прости меня, братишка. Я помню, что обещал вернуться. Ну, дураком был. Не думал я, что… все так обернется. У Тириона словно ком в горле застрял: наверное, нужно было попытаться утешить брата, сказать, что все будет хорошо, но он просто не мог найти подходящих слов. Впрочем, похоже, в этом не было необходимости. Спустя мгновение Джейме отпустил его и поднялся, как всегда, возвышаясь над Тирионом. Теперь-то он уже не выглядел таким заморенным, каким показался Тириону при первой встрече, отнюдь нет: солнечный свет так и переливался золотом в его кудрях, а зеленые, как весенняя трава, глаза ярко сияли. Джейме слегка смущенно улыбнулся: — Прогуляемся еще немного? Ноги у Тириона сводило судорогой, холод пробирал до костей, но он кивнул: — Конечно. Еще чуть-чуть.***
Манс застал Джейме за приготовлениями к очередной вылазке — на кровати лежали открытые седельные сумки, а тот забрасывал в их недра всякие припасы, необходимые за Стеной: запасной кинжал, шапку, теплые шерстяные носки и смену белья, кремень, иглу, нити из сушеных овечьих кишок — накладывать швы, если придется, — и прочее. — Если хочешь проводить их до Восточного Дозора, еще не слишком поздно — ты их быстро догонишь, — предложил Манс с порога. — А я тебя заменю на разведке. Джейме бросил в сумку пару теплых рукавиц на меху: — Все в порядке, честное слово. Вообще-то они с Тирионом и Герионом как раз условились о том, что он присоединится к их отряду на пути в Восточный Дозор, но утром в день отъезда прилетел ворон, посланный кланом Норри. В донесении говорилось, что в северной части их вотчины, прямо за Даром, объявились разбойники — они вырезали две семьи фермеров, а их дочерей увели с собой. Маллистер не отказывался послать в погоню кого-нибудь другого, но не скрывал своих замыслов: дать Джейме еще один шанс — поручить ему вылазку, которая не ограничится только болтовней с вождями одичалых. И этот шанс Джейме, разумеется, проворонить не собирался. И потом, ему отчаянно хотелось доказать окружающим и самому себе, что он не зря носит звание брата Дозора. Охранять царство людей — вот что было главным. И Дозор. О доме Ланнистеров в клятве не было ни слова, да и откуда? И не следует ему об этом забывать, коли все так сложилось. Чем раньше он свыкнется с мыслью, что у него осталась лишь одна семья — братья, облаченные в черное, — иначе и быть не может, просто не может — тем скорее его душу перестанут разрывать мучительные сожаления о том, как сильно он отдалился от прежней жизни там, к югу от Стены. Его брат и дядя все понимали, они его и словом не упрекнули, хотя от этого прощание отнюдь не далось им легче: и Джейме, и его родные прекрасно знали, что, возможно, видят друг друга в последний раз. Между Утесом и Стеной лежат многие мили пути, долгого и опасного. К тому же, когда Тирион станет старше, отцу — хотелось бы надеяться — все же придется обращаться с ним как с наследником, а это повлечет кучу дополнительных обязанностей. Тогда уж он и вовсе не сможет позволить себе выкроить несколько месяцев на гостевание у брата. Манс оторвался от дверного косяка и подошел поближе: — Ты… правда в порядке? Я даже не знаю, что говорить в подобных случаях, — в общем, если я некстати влез, можешь просто послать меня к такой-то матери. — Да нет, оставайся. Все лучше, чем без конца ворочать в голове одни и те же дурные мысли. — Я пытался подбить твоего дядю надеть черное, — хмыкнул Манс. — Сказал ему, что он может отправиться в Восточный Дозор, сесть там на корабль и куролесить себе по морям где вздумается, как он привык. Но он почему-то отказался. — И правильно сделал, — вздохнул Джейме. — Моему брату он сейчас нужнее, чем мне, — он очень старался скрыть грусть в голосе, хотя его нарочито бодрый тон, конечно, никого не обманул. Манс сжал его плечо: — Не хотелось бы, чтобы ты напоролся на разбойничий тесак или пропал пропадом во время очередной бури, потому что погряз по уши в тоске по дому и ничего кругом не замечаешь. Если хочешь скинуть вылазку на меня… Джейме покачал головой, и Манс умолк. — Я просто приуныл немного, а вовсе не растерял мозги, и ни в какой тоске не погряз, — Джейме посмотрел Мансу в глаза. — Я и так дома.