Тигр и Дракон

Слэш
NC-17
Завершён
4402
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
187 страниц, 22 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
4402 Нравится 1136 Отзывы 1488 В сборник Скачать

5

Настройки текста
Ох и роскошные у императрицы хоромы. Пока по коридору шли, Шэрхан по сторонам глазел и восхищался, и не мешали ему ни испуганное сопение Кляксы и Линялого, ни озабоченный бубнеж Йиньйиня про молчи-в-глаза-не-смотри-девять-раз-лбом-об-пол-бей. А как тут не разглядывать-то, когда такая красота вокруг? По сравнению с этим богатством джагорратский дворец — халупа крестьянская, а уж пограничные крепости, в которых Шэрхан всю юность провел, вообще отстойники слоновьи. Тут же — блеск да излишества. Мраморные колонны, цветами как настоящими вырезанные, бархатные занавески, нитками жемчуга подпоясанные, ковры с ворсом таким высоким и мягким, что чуть не по колено проваливаешься — словно по облаку идешь. Коридор широкий и длинный, а в каждом алькове какая-нибудь финтифлюшка: то ваза в рост человека, огненными птицами расписанная, то статуя зверя страшно-прекрасного с вытянутым языком, длинными зубами и глазами что твои дыни, а то и вовсе живая девица с дудкой или колокольчиками. Пахло знатно, травами и цветами, пожалуй, даже слишком — будто с головой учителю Шрираману в сундук с благовониями нырнул. А как зашли в главную залу, так Шэрхан совсем остолбенел. Такого количества молодых девиц, в одной комнате собранных, он и представить не мог. Да и похожи все были, будто колдовство какое, морок — стройные, набеленные, разве цветом платьев отличались. И еще волосы у каждой по-своему закручены: у кого цветком, у кого ладьей, у кого гнездом павлиньим. Собрались девицы стайками, вздыхали и шушукались. Так Шэрхан с братьями и сестрой учителя Шрирамана по утрам ждали, стремясь насмеяться в последние минуты перед пыткой арифметикой, чтением священных книг и разглядыванием грязи на пальцах ног… то бишь медитацией. Только смеха тут слышно не было. Не учителя ждали. Палача. Место конкубинов было в самом последнем ряду, ближе всего к выходу. Это радовало. Сразу за их спинами расположились стражники, зато прохладный ветерок из коридора рассеивал теперь уж совсем убийственную атаку благовониями. Тишина, прервавшая шепотки и шорох платьев, была красноречивее старикашки Вэя, который заголосил вдруг из дальнего угла, будто ему соски щипцами выкручивали. Все девицы к этому времени уже ровными рядами выстроились, на колени упали и лбом в пол как припадочные били. Шэрхан замешкался, так Йиньйинь ему чуть подол не ободрал, на колени рядом с собой его увлекая. На колени Шэрхан встал, а лоб пожалел. В общем перестуке и не услышит никто. Даже на коленях он над впередистоящими дамскими попами возвышался, так что императрицу увидеть смог. Странная какая-то. Сначала дух захватывает, а приглядишься, так и непонятно, что настоящее в лице, а что нарисованное. Брови чернущие, глаза подведенные, щеки бледнее снега. Голова драгоценными драконами на шпильках истыкана. На пальцах не то что кольца — когти длиннющие золотые, длиной в ладонь, прямые и острые, как у падальщика. Прошла императрица неспешно, на трон села и ножки на скамеечку низенькую поставила. Оглядела собрание безучастно, будто и не было тут сотни девиц, на полу перед ней распластанных, а потом рот раскрыла. И тут ясно стало, чего это все ее как макаку бешеную боятся. Орала страшно, долго и с привизгом, каждое слово как хлыстом по спине. Паузы делала длинные, еще более зловещие. Девицы вздрагивали, только бусы по полу клацали. Когда замолкла, все так и остались лежать и головы прятать. По интонации она вроде как вопрос задала и теперь ответа ждала, буравя взглядом зал. Так учитель Шрираман, бывало, пытался вычислить, кто из королевских отпрысков намалевал в священной книге непотребную картинку, а отпрыски оные, улыбки пряча и локтями друг друга пихая, глаза прятали. Никто тут, конечно, не шелохнулся. Вряд ли провинившиеся отделаются уборкой коровьего стойла. Дожидаться признания императрице надоело. Ткнув когтем, она крикнула слово — имя — и комната выдохнула. Стражники через тела согбенные проскакали, из середины зала девицу выудили и перед троном на колени кинули. Заливаясь слезами, она билась лбом об пол, что-то лепетала, повторяла, как заведенная, «няня», но даже слова от императрицы не услышала. По мановению когтистой руки Вэй достал бумажку и зачитал приговор. Девица, поначалу просто стонавшая, под конец взвыла, но ее уже подхватили под локти и теперь волокли по коридору между коленопреклоненными соратницами. — За что ее? — спросил Шэрхан, благо в общем гвалте никто, кроме Йиньйиня, его не слышал. — Обвинили в краже императорской заколки. — Да кто ж будет у этой кобры цацки красть? Йиньйинь коротко головой качнул: — По традиции, отличившейся конкубине император кольцо серебряное дарит. Лиу Чжунь вчера уже второе досталось. Даже не за любовные утехи. Император сказал, поет как соловей. Императрица такое не любит. Вот сегодня и нашли у Лиу Чжунь заколку. — И что ей за это? Йиньйинь сглотнул: — Приказано на дерево посадить и веткой насквозь проткнуть, чтобы в последний раз пропела… Шэрхан почувствовал, как глаза лезут из орбит. Что ж за ублюдство? В груди горячо забулькало, будто Йиньйинь чайник кипящий поставил. — А император что? — А что император? — Йиньйинь махнул рукой в сторону сотни абсолютно одинаковых девиц, одинаково устилавших пол. Десятком больше, десятком меньше, и не заметишь. Комната затихла. Гробом золоченым застыла. Снова заговорила императрица, теперь уже без надрыва. Мурлыкала, только мурчание это так же смертью пахло. Рядом вздрогнул Йиньйинь. Сначала подумалось, за себя испугался, а оказалось — за него. — Встань, Тигр, — сказал Вэй насмешливо, — хочет великолепная дочь дракона посмотреть на тебя. Шэрхан не торопясь поднялся. Наказы помня, в глаза не смотрел. Казалось, вся комната прямо так, из коленопреклоненного положения, на него теперь пялится. Ох, свернете вы свои любопытные шейки, девы прекрасные. — Ближе подойди. Пробрался Шэрхан вперед, перед троном встал. Воняло тут травами по-бесовски, аж слезы набежали и в голове помутнело. Решив ни в коем случае не оплошать и больную обезьяну не дразнить, Шэрхан вперился глазами в цветные императорские тапочки, на скамеечке приставной покоящиеся. Смешная была обувка, крохотная, на носках птицы огненные пришиты. Вдруг заволновались тапочки, забили крыльями птички, спорхнули со скамеечки. Зашуршало платье, запах совсем невыносимым стал. Остановилась императрица близко, взгляд ее изучающий Шэрхан аж копчиком чуял. Слова ее Вэй не потрудился перевести, но по смеху, прокатившемуся по комнате, стало ясно, что издевается. С одной стороны его императрица осмотрела, с другой, принюхалась. Снова девиц своими замечаниями развеселила. Наконец руку протянула и щеку ему золочеными своими когтями погладила. В грудь ткнула. А потом и вовсе между ног схватила. Шэрхан так и поперхнулся. Что ж они все к члену его цепляются? — Понравился ты дочери дракона, — протянул самодовольно Вэй. — Говорит, когда надоешь светлейшему, она тебя оскопит и евнухом к себе возьмет. Да он сам себя оскопит, лишь бы она когти с члена убрала. Сжал Шэрхан зубы, ругательства обратно в глотку заталкивая. От злости потряхивало. Сжалилась, наконец, дочь дракона, руку убрала. Шэрхан выдохнул. — А теперь, — пробился сквозь муть в голове голос Вэя, — рычи. Шэрхан поднял на мгновение глаза, со старикашкиными встретился. — Чего? Вэй усмехнулся: — Тигр же. Вот и рычи. Сказал Шэрхан глухо: — Не буду. Вэй еще шире улыбнулся. — Желание прекраснейшей. Рычи. Кулаки до боли сжались, зубы заскрипели. Придушить бы тебя, старый хрыч, и бабу твою, до крови жадную, вместе с тобой закопать. Дышалось с хрипом. Императрица посмотрела на него глазами злющими, ядовитыми, и сказала: — Ры-тчи. Оглядела девиц и рукой махнула, и теперь уже вся комната, словно заклинание, вторила: — Ры-тчи! Ры-тчи! Ры-тчи! Возможно, если бы дух цветочный не мутил голову и несправедливая судьба певицы не разожгла костер в груди, если бы насмешки и презрение не пробрали до костей, а одним рисом довольствующийся желудок не ныл бы в отчаянье, Шэрхан и сдержался бы. Рыкнул бы покорно на забаву скучающей ревнивицы, и отправили бы его обратно в комнату, целехонького, хоть и продавленного. Но не так все вышло. Рыкнул он зычно и раскатисто, оголив зубы, подавшись вперед, слюной брызнув и пальцы когтями скручивая. В ужасе отпрянула императрица, визжа и заслоняя лицо руками. Так-то. Выпрямился Шэрхан только когда дыхание закончилось. Скрутили его, конечно. На колени бросили. По голове чем-то стукнули. Заголосила дочь неба, размахнулась и по лицу когтями прошлась. Боль обожгла щеку, словно все зубы разом выдрали. Нефритовые, видать, наконечники. Затараторила императрица Вэю, наставления давая, а тот головой кивал да руки потирал. Что, уже и смерть Шэрхану придумали? Так быстро? Тоже на дерево или поизобретательней чего? Какое наказание ему уготовили, торжествующий Вэй не успел перевести, так как пока он склабился, толпа позади Шэрхана заволновалась, зашелестела, а вскоре на пол рядом с ним бухнулся Йиньйинь. — Что делаешь, дурак? — зашипел Шэрхан. — Не смей. Ползи давай обратно. — Ладно на себя смерть навлек, а этого блаженного за собой тянуть? От пола не отрываясь, Йиньйинь лепетал, лбом стучал, руки к небу поднимал. Выслушала его императрица, досадливо носом кривя. На Вэя покосилась. Тапочком потопала. А потом рукой повела. Держащие Шэрхана стражники вцепились ему в платье и дернули с плеч так, что застежки золотые брызнули. А нижнюю робу так и просто разорвали, спину обнажая. Зашуршала комната, зашепталась. Опять, поди, волосатость его обсуждают. Вошел, топча ковер снежными сапогами, уже знакомый стражник с плетью. Класть Шэрхана не стали, просто к колонне резной прислонили. Он в лепестки мраморные нос уткнул и собрался. Били в этот раз долго, на двадцатом ударе он со счета сбился. Но радости не доставил — рукав жевал, чтобы не кричать. Когда отпустили, даже умудрился робу сам обратно на плечи натянуть. А там и аудиенция кончилась. Уже когда в комнату общую вернулись, Шэрхан стал выпытывать, чем же Йиньйиню удалось императрице зубы ядовитые заговорить. — На императрицу одна управа есть, — объяснил Йиньйинь, натирая спину ему целебной мазью. — Император. Вот я и сказал ей, что благоволит к тебе пресветлейший, одеяло пуховое с кровати своей как знак особого внимания пожаловал. А значит, смертью твоей будет опечален. Не хочет же она сына дракона в печаль повергать? Шэрхан восхитился. — Ну ты и жук, — усмехнулся. — Даже одеяло приплел. Йиньйиневы пальцы замерли на его спине. — Зря смеешься. Это чистая правда. Никогда не видел я от императора подобной щедрости. Шэрхан хмыкнул: — Подумаешь, одеяло. У него их сотни, поди. — У него и конкубинок сотни, а одеяло дал только тебе. Нехорошим предчувствием отдались эти слова, будто вспомнили яйца хватку золотых когтей. Может ли так быть, что во главе этого стылого гадюшника нормальный мужик? Или это он Шэрхану в долг щедростей отваливает, а счет потом выставит такой, что только задницей и расплатиться? В горле заскреблось, и Шэрхан прокашлялся. — Когда он… снова меня позовет? — Это сложно сказать, — тихо отозвался Йиньйинь. — С девушками все строго, астролог по лунному календарю высчитывает у каждой наиболее благоприятное время месяца. А с конкубином таких условностей нет. Тян Сая раз в две недели точно вызывает, Хун Вэя где-то раз в месяц. — А тебя? Йиньйинь пальцы со спины убрал, баночку закрыл. — Держи, — сказал. — Постарайся хоть завтра под плеть не попасть. А то за неделю всю банку истратим. — Да у меня еще есть, — сказал Шэрхан со вздохом. Перед сном он вспомнил, что еще спросить хотел: — Как она меня умертвить-то хотела? Йиньйинь поежился: — В клетку с тиграми голодными посадить. Ну надо же. Не самая плохая смерть. Вызвал его император ровно через неделю. И сколько ни бесновался Вэй, сколько палкой своей ни угрожал, а умудрился-таки Шэрхан с собой в императорскую опочивальню протащить шахматы.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.