Тигр и Дракон

— Измываться пришел? — В глаза посмотреть. Пракашка поднял голову, усмехнулся сквозь разбитые губы: — Одного глаза достаточно будет? И в самом деле, переусердствовали в своем рвении генералы. Сидел Пракашка набок, то ли ребра сломанные оберегая, то ли плечо. А может, нога, что с рождения до колена сухая, снова заныла. Шэрхан ступил поближе, но Пракашка отшатнулся. Шаркнули по каменному полу золоченые сапоги с изогнутыми носками. Шэрхан сел напротив, оглядывая темницу. Вот ведь, ничего общего замок джагорратский с дворцом императорским не имеет, а темницы как два горчичных зернышка похожи. И капает что-то так же в углу, и за стенкой так же стонут. Вдохнул Шэрхан — даже запах ссанья похож. — Ну? Посмотрел в глаза? — спросил Пракашка. — Что увидел? — Не знаю. Знаю только, что брата в них нет. Зверь какой-то, что простой люд на части рвет, джунгли ради забавы поджигает, несогласных семьями на колья сажает. Что тебя так взбеленило? Хотел корону — вот она, на голове сидела. Что не нравилось? Зачем столько жизней загубил? — Не слушались по-другому, — огрызнулся Пракаш. — Думал, стану махараджей, забудут все про вас, никто сравнить не посмеет. Всю жизнь ведь в тени ваших тюрбанов живу. Надоело. — Наших тюрбанов? — Да уж конечно. Ты, Бала, Арджун, Раджеш, остальные — все вы, сильные да красивые. Один я — урод и калека. — Неправда это. Никто так про тебя не думает. — А издевались всю жизнь? Тоже не поэтому? Все детство от вас по углам прятался. — Да я никогда… — В погребе на три дня запер. Скажешь, не было? Замолчал Шэрхан. Как вырос, научился врать себе, что случайность это была. Да ведь любая ложь рано или поздно вскроется. Даже та, в которую сильно веришь. — Прости… — Чего уж. Не самое ты говно был. Вон Бала однажды на стрельбище к мешку с сеном вместо цели привязала. Сказала, будет меткость свою проверять. Три раза в мешок попала, один раз таки руку прострелила. Закололо в сердце. Во лбу заныло. Шэрхан провел рукой по лицу. — Но ведь было и хорошее? Все джунгли вместе облазили. Змей сачками ловили. В океане с дельфинами плавали. Я ведь жизнь тебе тогда спас, на себе из леса приволок. — А кто меня соревноваться заставил? Говорил тебе, не могу с ногой быстро верхом ездить. Но ты не слушал. Никто не слушал. — Поморщился Пракаш, ногу поудобнее переложил. — Давно это было. Думал, изменится все с короной. Не отбирал ведь ее у тебя — по праву моя. А только хуже стало. Что бы ни сделал — мне все «Тигр…» да «Тигр…». И того бы ты помиловал, и этого бы застыдил, и с асурами бы договорился. Задрало. Абиману все советовал отравить тебя, да Сколопендра вымолила отослать, вот и продал, как возможность появилась. Но и это не помогло. Каждый день кто-то тебя поминал. Так пристало, что поклялся: кто хоть раз твое имя скажет — убью. Вот и смотри. Первыми друзья твои полегли, потом все любовники, а дальше уж как пошло. Ни дня палачи без работы не сидели. А все ты виноват. Поднял Шэрхан глаза, слезами застланные: — Я? — А кто же? Дурака-то легко любить. Ты думаешь, доброму такому просто править? Обнимешь всех — и мир? Да ведь они корону на тебя напялили, потому что использовать тебя легко. Тебе скажи: «Народу так лучше», и ты на лепешку раскатаешься. Все как надо сделаешь. Законы будешь за станцевать подписывать. Приказы — за пожрать в компании. На войну за задом красивым пойдешь. — Придвинулся Пракаш и прошипел: — Какой из тебя махараджа? Ты же теперь у них ручной питомец. Встал Шэрхан и из камеры поплелся. Слоновьим весом слова придавили. Много в них просто яда, но много и правды прозорливой. Какой из него, в самом деле, махараджа? Если уж даже купец замшелый вокруг пальца обвел, в свою дуду заставил дуть, какие ему тогда игры подковерные? Вон Яо, двадцать лет своих князей дурил, реформы исподтишка вводил, а он что? Даже врать прилично не умеет. И ложь видеть. Вэя бы в ту ночь не пустил — по-другому бы все обернулось. Дурак доверчивый. Так и помрет — пешкой в короне. Проворочавшись полночи на кровати, он пошел в загон. В который раз ведь возвращался. Перед ужином пришел, сразу после и вот теперь. Холодная была кровать махараджская, чужая. А вот эта кожа грубая да морщинистая под пальцами — родная. И волоски жесткие родные, и ресницы спутанные, и глаза умные, и хобот, ласково за талию обнимающий. Шэрхан стоял, лбом ко лбу огромному прижавшись, и в этих объятиях хоть немного спокойствия чувствовал. — Так и знал, что здесь тебя найду. Шэрхан отстранился, повернулся к входу. Яо не подходил, на уважительном расстоянии держался. Весь ужин просидел одиноко в углу, будто не видел и не слышал ничего вокруг. А теперь вон сам пришел. Что надумал? — Не тронет она тебя, — сказал Шэрхан. — Подойди. — Как ее зовут? — Джаджи. Как подошел Яо, Шэрхан взял его руку и на хобот положил. Прошлись белые пальцы по серой коже. — Что она понимает? — Все. Все понимает и все помнит. — Шэрхан провел ладонью вдоль макушки, похлопал широкое ухо. — Ну, чего искал-то? — Узнать, что с братом делать будешь. Засопел Шэрхан, корону махараджскую снимая и на бочку ставя. Давила. — Не знаю. Генералы голову его требуют. Сильно он тут всем насолил. — Он сел на кучу сена и опустил лицо на руки. — Не могу я такие решения принимать. Не хочу. В битву — хоть сейчас. А голову брату рубить — не хочу. Зашелестело сено, потеплело сбоку. Рука на плечо опустилась. — Послушай, что скажу тебе. Когда отвоюем Тян-Цзы… Шэрхан застонал. Все он со своим Тян-Цзы лезет. Слышать уже невозможно. — Выслушай меня, — потребовал Яо. — Когда отвоюем Тян-Цзы, объединим наши земли. Будет одна империя. Один трон. И ты на него сядешь. Шэрхан поднял голову, в остолбенении уставился. Водку, что ли, нашел где? Что говорит-то такое? — А ты? — только и смог спросить. Яо подвигал желваками, помолчал, будто собираясь. — А я… ферзем твоим стану. Такие решения за тебя принимать буду. Головы рубить, чтобы совестью не мучился. Лгунов перед тобой изобличать. Советы давать. Врагов твоих изводить. Никому не позволю тобой вертеть. Пусть народ тебя любит, а меня ненавидит, мне до людской любви дела нет. Что мы вдвоем сделать сможем — только представь. — Да я… — промямлил Шэрхан. — Да я же не… — А еще… — Яо вперился взглядом и вдруг на колени встал: — Жениться давай. — Увидел, как Шэрхан чуть с сена не скатился, и за рукав схватил. — Люблю тебя, слышишь? На все «так положено» ради тебя наплюю. Всему, чему скажешь, научусь. Делить тебя, колено перед тобой преклонять, пальцами есть, с мужиками танцевать. Только позволь с тобой быть. В голове у Шэрхана помутнело. Что ж такое происходит? С какого перепугу все это на него свалилось? Двигайтесь скорее, асуры проклятые, в трубы свои дуйте, чтобы пора было в битву, где все просто и понятно, чтобы не думать об этом. Он попробовал встать, да ноги не слушались. На торопливые шаги поднял голову с надеждой. — Всемогущий, там… — заикаясь, начал посыльный. — Что, асуры? Парень замотал истошно головой. Глаза со слоновьи размером были. — Подмога, всемогущий. Подмога пришла. — Да говори яснее! Неужто кто из генералов в последний момент перед асурским окружением пробился? — Сам посмотри. Шэрхан вырвал рукав из императорской хватки и побежал за посыльным за ворота. Да так и встал столбом, ряд за рядом латы красные с черной цаплей на доспехе разглядывая. Замерли, будто призраки, но живые были, просто вымуштрованные пуще Бамбучьих. Во главе мужик усатый да одноглазый стоял. На Шэрхана внимания не обратил, а Яо в пояс поклонился. Яо руки за спину заложил: — Генерал Ху Дзы, приветствую тебя и благодарю за преданность. — Золотому дракону до смерти верен, — сказал Одноглазый. — Моя армия за тебя биться хоть на краю света будет. Яо оглядел солдат, будто мысленно пересчитывая. — Терракотовая армия? — спросил слишком уж бесстрастно. Одноглазый качнул головой. Согнулся еще ниже и зеленую печать Яо протянул. — Амулет у князя И появился. Такой, что силу Цзы многократно увеличивает. Когда мы ко дворцу подошли, терракотовая армия уже в его власти была. Яо лишь прямее встал. — Где принцесса? — встрял Шэрхан. — Есть повели, — сказал Одноглазый, выпрямляясь. — Как и синекожего. Отдав приказ пустить войско внутрь, Шэрхан бросился на кухню. *** Ну и картина. Чумазые и потные, Юла и Багирка сидели на полу, жадно черпали пальцами из общей тарелки рис бириани, ржали и болтали на ломаной смеси цзыси и мхини. Вот ведь и вправду нашли друг друга два шалопая. Как Шэрхана увидели, бросились обниматься. — Вот, — стыдливо пряча глаза, сказала Юла и протянула кольцо с камнем-падпараджем. — Прости, что без спросу взяла. Взгляд хитрющий на извинение не походил. — Ладно уж. Главное, живы остались. — Три раза чуть не померли, — девчонка сверкнула зубами. — Аж три? Багиркин локоть, в бок толкающий, игнорируя, она затарахтела: — В первый раз на дозор княжеский наткнулись. Да они принца Багиру так испугались, что на колени бросились, молиться стали, вот мы и убежали. Второй раз я на льду поскользнулась и в прорубь упала. А в третий раз принц Багира с глиняным великаном подрался. — Как же вы до армии Одноглазого добрались? Багирка разорвал средними конечностями лепешку и вручил половину Юле. Верхними руками все это время заплетал мокрые от дождя волосы в хвост на макушке. — На купца вашего напоролись, в корзине на слоне у него спрятались. — Купца? — воскликнул Шэрхан. — Анкатэша, что ли? — Его, — усмехнулся Багирка. — По дороге все раскаивался. Боялся тебя до жути, просил за него словечко замолвить. Прости его, сильно он нам помог. Раз пять жизнь спас. Перед дозорами всю дорогу отмазывал, пока мы из Тян-Цзы не сбежали и до второго портала на землях князя И не добрались. — Какого второго портала? — вылупился Шэрхан. Прежде чем Багирка успел ответить, Юла бросилась на пол и стала лбом девять раз отстукивать. Шэрхан обернулся к вошедшему Яо: — Ты о втором портале знал? Яо замер, но только на мгновение. — Догадывался. — Кто ж им пользуется? Для чего? — Надеялся здесь у ведьмы твоей узнать, да, сказали, сгинула. — Яо обратился к генералу Мукешу, мнущемуся у входа: — Где жила ваша Сколопендра? Может, записи какие остались? Мукеш кивнул. — Покажу. Только сначала план действий обсудим, — он разложил на столе карту. Бала шагнула через порог, тряся мокрой косой. Скоро к ним присоединились и остальные начальники гарнизонов, а также Одноглазый и два его генерала. — Подойти к столице только с юга можно, — сказал Мукеш, тыкая в карту палкой. — С севера и запада преграждают река и обрыв, с востока — джунгли непроходимые, с асурскими колесницами не подобраться. Так что ждать нападения следует в лоб. Дорога с юга широкая, для слонов предназначенная. Поля опять же выжженные, армию есть где расположить, асуры такое не упустят. Вот ведь, не только своих угробил Пракашка, еще и врагам путь расчистил. — Какие у нас общие силы? — спросил Шэрхан. Бала перестала отжимать косу: — От всех гарнизонов у меня сто тридцать слонов. В каждой корзине по три лучницы и две копейщицы. Плюс семьдесят колесниц и триста человек пехоты. Разослали призывы ханам дружественным, но до осады могут не успеть. Генерал Мукеш пригладил седую бороду: — Под моим началом в столице осталось сто двадцать семь слонов с корзинами, двести лучников, сто пятьдесят конников и двести пехотинцев. В погребах найдется пять повозок порошка. Все посмотрели на Одноглазого. Он заговорил, Яо перевел: — Сотня лучников, триста наездников, двести пехотинцев, девять пушек и три повозки порошка. Генералы оглядели друг друга с гордостью, в глазах теплился огонь надежды. Шэрхан и сам почувствовал, как плечи распрямляются. — Что говорят дозоры? Начальник разведчиков Ашвита общего веселья не разделяла. — Две тысячи лучников у асуров. Три тысячи пехоты. Пятьсот колесниц. Четыреста слонов. — В напряженной тишине она добавила: — И это в первой армии, что возглавляет король Ракшнагара. А есть еще армии его старшего и среднего сыновей. Гулко за окном шумел ливень. Стеной опять стоял, непроглядной. Хорошо под эти звуки прятать и страх, и отчаяние. Драться против превосходящих сил Шэрхановым войскам не ново, да ведь это только полдела. Даже победа в такой битве послабление Джагоррату не сулила. Налетят на потрепанных победителей коршуны соседские, заклюют, куски поотрывают, по своим гнездам растащат. Фиртхи с юга набегут, эмир Сулеймар с севера нагрянет, хан Такдрандир с востока на лакомый кусочек позарится. Но ведь и до этого еще дожить сперва надо. Не просто дожить — армию шестикратно лютую победить. — Значит, издалека сломить асуров нужно, чтобы к стенам уже ослабленные подошли, — сказал Шэрхан. Повернулся к Яо: — Ты говорил, в землю порошок закопать можно? — Можно. Траншею вдоль стены выкопать, порошка насыпать, а сверху кольями да прутьями железными закидать. Как подойдет армия вплотную, поджечь. Весь порошок, что в кладовых у вас остался, в траншею скидай, а запасы генерала Ху Дзы из пушек со стен будем расстреливать. Снова шумная тишина настала. — Как дальше силы поставим? — спросил Шэрхан у генералов. У самого уже план был, да следовало этих отчаявшихся встрепенуть. Генерал Мукеш покрутил усами: — Сразу за взрывательной траншеей расположим всадников и колесницы, чтобы добивать асуров, что через огонь пробьются. — Почему слонов за взрывами не поставить? — спросил Одноглазый. — Разве не удобнее ими врагов топтать? — Боятся слоны звуков громких, — объяснил Шэрхан. — Если испугаются — развернутся и на своих же побегут. Только хуже сделают. Нет, генерал Мукеш прав, слонов вторым заграждением поставим. В линию, каждые пятьдесят шагов. Между ними — твои, генерал Ху Дзы, пехотинцы. Кого всадники пропустят, слоны топтать будут, а пехотинцы в ближнем бою уничтожат. Хороши ваши копья да мечи длинные, как раз подойдут. — Нет уж, всадников моих бери, а пехотинцев между слонами не поставлю, — заявил Одноглазый. — Почему это? — Если слоны от страха на своих повернут, твои солдаты знают что делать, а мои нет. — Да какая ж тут наука — от тарана с хоботом удирать? — спросила с вызовом Бала. — Беги да зад береги. — И все же есть правда в его словах, — сказал негромко Багирка. — От знакомой угрозы легче спастись. Я вот знаю, что у слона нужно за ногами и бивнями следить, зато под животом и проскользнуть можно. А когда мне в Тян-Цзы привелось с глиняным великаном схлестнуться, так, пока не понял, что он от огня твердеет и крошится, чуть все руки не растерял. Бала насупилась, но промолчала. Вот ведь, с Багиркой спорить не стала. На Шэрхана бы уже с кулаками накинулась. — Договорились, — подытожил Шэрхан. — Своих лучников, генерал Ху Дзы, на стенах посади, попеременно с пушками, а пехотинцев между стеной и внутренними укреплениями распредели. Если асуры прорвутся внутрь — сопротивление организуете. Три внутренние стены в вашем распоряжении, всех мирных жителей от ребенка до старика вооружим. Генерал Мукеш, покажи и стены, и улицы, для блокады подходящие. В крайнем случае во дворце тоже спрятаться можно. А под замком тайный ход есть, что вот в этом месте под рекой выходит. Все замолчали, шаря по карте глазами. — Слабости-то у них какие? — спросил через Яо Одноглазый. Бала покосилась неловко на Багирку: — Да почти никаких. От огня да под слоновьими ногами, как и все, конечно, мрут. Зато кожа дубовая, даже доспех не нужен. Рук по шесть, в рукопашке верх берут. Так что когда — не если, а когда — за стены пробьются, пехотинцы твои, генерал, до последнего вздоха сражаться должны. Пленных королю Ракшнагаре не надо, вырезать нас хочет. Самозванцами да обманщиками наш род считает, махараджу, третьим глазом не видящего, в первую очередь. Всех генералов сразу убьет, а простой люд… Звереют асуры, как до грабежа доходит. И до женщин наших тоже охочи. — Бала отвела глаза: — Ты уж прости, Багира-джан. Багирка пожал плечами: — Что я, против своих, что ли, не воевал? — На том и порешим, — заключил Шэрхан. — Отдавай приказ копать траншеи и засыпать их порошком, генерал Мукеш. Бала, выводи своих за ворота. Генерал Ху Дзы, распределяй своих по стенам и внутри города. Все знаете, что делать. Начинаем незамедлительно. Расходились уже, когда Яо к нему подошел. Смотрел спокойно, будто и не было того разговора у Джаджи в загоне, будто час назад колено не преклонял и жениться не предлагал. — Дай мне кого-то, кто к комнате Сколопендры проведет. — Второй портал покоя не дает? Неужто думаешь, угроза? — Рисковать нельзя. С одной-то армией вряд ли справимся, а две точно не потянем. Шэрхан кивнул. Еще что-то сказать хотел, но в голову ничего не лезло. Яо и не ждал. Развернулся и ушел. *** Весь день рыли траншею. Все копать вышли, от генералов до неприкасаемых. Огромный ров выкопали вдоль всей стены, порошком засыпали. Шэрхан инспектировал процесс, где надо и с лопатой помогал. В конце направился во дворец, да по пути у Балы задержался. Посмотрел строй, последние указания дал, а в конце по веревочной лестнице на Балиного слона в корзину забрался. Лучницы и копейщицы в приветственном поклоне согнулись и, насколько корзина позволяла, отступили, давая им с Балой возможность пошептаться. — Протрубят отступление, — сказал Шэрхан хмуро, — отступай. В городе больше пользы принесешь. Бала только рукой махнула: — Одевайся иди. Или так в курте да с лопатой сражаться будешь? Не больно по-махараджески. — Она приложила окуляр к глазу, черкнула по горизонту. А потом назад досадливо глянула и об край корзины окуляром постучала. — Не доверяю я этим твоим палкоедам. А что как против нас повернутся? Мы же им ключи от города вручили и как закрывать показали. Веришь ты им? — Им — нет, — сказал Шэрхан. — А императору — да. — Да где он, твой император? — Не знаю, — признался Шэрхан. — После совета не видел. Соврал. Видел Яо мельком пару раз — хмурого, бледного, — да мимо прошел. Стыдно было, что сбежал тогда, как малец. Думал даже поговорить, но что сказать, так и не придумал. Он выдернул окуляр у Балы из рук и оглядел горизонт: — Да где же они, демоны? — Дозоры докладывают, уже скоро. — Бала посмотрела испытующе: — Чего ты? Никак боишься? Шэрхан вжикнул сапогом по дну корзины. — Не асуров боюсь. Будущего. — Снова лицо отер. — От совета Шрирамана-джи сейчас бы не отказался. — Совета его хочешь? — насмешливо спросила Бала. — Я тебе дам. Они встретились взглядом и со смехом хором сказали: — Тренируйся. Шэрхан спустился со слона и пробрался за ворота. Перед дворцом ждала красавица Джаджи. Броня золоченая все тело пластинами закрывает, на бивнях — хищные металлические наконечники, вдоль лба и боков короткие толстые шипы. На шее у нее, сразу за ушами, сидел Багирка. Улыбался хитро, в одной из рук держал небольшое погонщицкое копье-анкушу. Повезло Шэрхану, самые лучшие у него были — и слон, и махут. — Я уже скоро, — крикнул он им, взбираясь по ступеням к тронному залу. Там поджидала армия оружейников. Одели его под стать титулу, по первому разряду. Доспех отцовский, жемчужными лотосами инкрустированный, шлем-корона, плащ кроваво-красный с рубиновой брошью, сапоги высокие и пояс с тальваром. Двигаться не больно удобно, зато эффект производило. Шэрхан глянул в зеркало, усы подкрутил и двинулся было к выходу, как его нагнал один из людей Ху Дзы. — Император вызывает тебя, махараджа, — сказал он быстро. Шэрхан набрал в грудь воздуха. — Веди. Хоть попрощаться напоследок, чтоб если уйти, то никому ничего должным не быть. Зашел в комнату — а там никого. Поискал, Яо покликал. Что за игры? Выходить стал, да позвали, а как обернулся — молния зеленая блеснула. Грудь обожгло. И ничего больше не помнил. *** В лицо плеснули холодной воды. Шэрхан очнулся, огляделся — в тронном зале вроде. Двинуться сил нет. Ноги дрожат. Лоб баграми разрывает. Висит он тряпкой на руках двух краснолатных, и вокруг — ни одного знакомого лица, все люди Одноглазого. Нет, одно лицо знакомое есть. В черных глазах яд плещется. — Проснулся, всемогущий махараджа? Сколько он был в беспамятстве? Что пропустил? Началась уже битва? Какие потери? — Что ты творишь? — прохрипел Шэрхан, сглатывая комок рвоты. Яо смотрел на него свысока: — И вправду ничему ты у меня не научился. Говорил же я тебе, никому не доверяй. Он подошел близко, сдернул царский шлем с головы и в угол отбросил. В лоб плюнул. На трон сел. Не может этого быть. Сон какой-то дурной. Чтобы Яо предал? Чтобы змеем оказался? В груди будто нарыв сковырнули. — Отпусти, — прохрипел Шэрхан. — Конечно, отпущу. Только позже. Сначала дождусь, пока асуры армию твою уничтожат, а сестру и всех твоих генералов на куски порвут. Видишь ли, как начнут асуры атаку, мои солдаты ворота запрут, воинам джагорратским отступление пресекая. Заболели все отметины, молнией по телу оставленные, заполыхали. Но больше всего во лбу зажгло. — Не сделаешь ты этого. — Как же не сделаю? Это ж ты у нас добрый. А я — зверь, разве не так? — Посмотрел Яо взглядом ледяным. Давно так на Шэрхана не смотрел. — Кстати, о доброте. Тащите сюда. — На взмах его руки солдаты приволокли Пракашку. Избит был сильно, почти не дергался. — Нет, — взвыл Шэрхан, — не трогай. Во лбу пульсировало так, что, казалось, все тело ходуном ходило. — Да ты ж никогда не дозреешь. А мне соперник, пусть и вялый такой, не нужен. — Он кивнул Одноглазому: — Генерал. Положили Пракашку головой на лавку, достал Одноглазый свой тонкий меч и… — Отпусти, отпусти! — забился Шэрхан. Пракашку это не спасло. Прокатилась голова Шэрхану под ноги, глазами пустыми на него уставилась. Яо посмотрел с насмешкой. — Говорю же, отпущу. Вот семью твою всю уничтожу, трон себе верну, а там и отпущу. В гарем себе. Главным конкубином будешь, любимая моя кошечка. Плохо Шэрхан слышал, боль во лбу все чувства затмевала. Мысли копошились мутно, словно пиявки в иле. — Что ж ты в пол смотришь? — измывался Яо. — Не рад? Посмотри на меня, Тигр. Солдат дернул Шэрхана за волосы, поднимая голову. Яо виделся как в тумане. Лицо его безжалостное, глаза хищные. Как ты мог? Да как же ты мог? — А я и еще могу, — сказал Яо. — Тащите сюда. Шум да проклятья на асурском раздались, а потом поступь тяжелая и зов трубный, гневный. Только не это. Во лбу будто костер развели. Будто порошка насыпали. — Не смей, — заревел Шэрхан. — Тронешь — убью. Слышишь? Убью. Змеистая молния прорезала воздух, и повис Багирка у солдат на руках, куклой многорукой на пол брякнулся. Еще и еще раз молния прожгла, и теперь взревела сзади от боли Джаджи, с шумом заваливаясь на пол. Шэрхан заметался в хватке железной, последние силы призывая, но молния в затылок парализовала, скрючила от боли. — Ну, что же ты, Тигр, молчишь? — продрался колкий голос сквозь пелену огненную. — Снова на меня не смотришь? Посмотри же, ну? — Молния рубанула в позвоночник, заставляя прогнуться. — Посмотри. — Удар в грудь. Удар в голову. — Посмотри! Яо крикнул — и как свечку задул. Исчезло все — и горе, и боль. Шэрхан будто под воду ушел. Только ухало в висках настырно — посмотри… Поднял Шэрхан глаза, на черные напоролся. Там, в самой глубине, что-то было. Что-то другое, под слоем яда. Настоящее. На мгновение морок опал, и Шэрхан услышал правду. Посмотри на меня… Не издевкой слова были. Мольбой. Шэрхан посмотрел, да в глазах двоилось, словно на поверхности пруда рябь пошла. Он закрыл глаза, рябь унимая. Волна за волной она о берег сознания ударялась, распадаясь, над болью телесной и душевной поднимая. Спокойно в голове стало, будто во сне глубоком, исцеляющем. Посмотри… Закрыл Шэрхан глаза плотнее. Посмотрел. И наконец увидел. Мир, в тысячу красок, доселе невидимых, раскрашенный. Асуров, к стенам Джагоррата подступающих. Терракотовую армию, по дороге пыльной от второго портала вышагивающую. И Яо увидел, на троне сидящего. Воздух вокруг тела смертельно-зеленый, кожа серая, глаза запавшие, по лицу кровь бежит. А над головой, впишвись в темечко жадными жвалами, возвышалась огромная черная сколопендра.