Тигр и Дракон

Заклокотало что-то в горле, взвился внутри вихрь жгучий. Шэрхан вывернулся из клещей солдатских и прыгнул. На секунду показалось, что вместо ног и рук — лапы, будто хвост позади бешено бьется, будто пасть клыками щерится. Он прыгнул хищно, сбил Яо с ног. Впился клыками Сколопендре в членистое тело, с хрустом прокусывая хитиновый слой. Жвалы ослабли, брызгая кровью и слизью по тронному залу, а Шэрхан держал, оттаскивая многоногую тушу. Она сопротивлялась и клацала конечностями по полу, но тщетно. Больно зол был Шэрхан. Размахнувшись, шваркнул ее об стену. Зашатало его, на пол бросило. Поблекли краски, но и рябь из глаз ушла. Снова мир прежним стал. В углу — не чудище членистоногое, а старушка в золотом сари сгорбившись лежит. — Ты, — просипел Шэрхан, бросаясь к ней. — Все ты. — Я, Шэрхан-джан, — кивнула она слабо. Ах ты, грымза старая. Ведьма. Убить тебя мало. — Это ты меня в Тян-Цзы продать Пракашке нашептала. — Я. Думала, ломать тебя палкоед будет. Кто ж знал, что в шахматы будете вместо этого играть? Что влюбитесь друг в друга, как два идиота? Из последних сил Шэрхан держался. Охота было на куски порвать. — И тогда решила князей против него настроить? — Решила. Подумала, раз он тебя не вызверил, то хоть смерть его заставит тебя внутрь-то поглядеть. — А не удалось — в голову ему залезла? — Залезла. Знала, его предательство как ничто добьет. И не прогадала. Никто ведь кроме тебя, Шэрхан-джан, не смог этого сделать. Пыталась я все эти годы, но не сыскала такого сильного, такого честного, такого… — Братья? — взвыл Шэрхан. — Ты и их сгубила? — Ну попробовать-то стоило. Затем ведь премудрый Шу мне жизнь дал. Еще немного — и распался бы Джагоррат на племена, из памяти бы стерся или под асурами бы пал. Каждого из принцев пыталась пробудить, да слабы оказались, без души такой… — Тварь ты. Ненавижу тебя. — Ну и хорошо. Хочешь — убей. Мое дело сделано. — Какой кровью… — Меньшей, чем если бы с асурами дрались. — Сколопендра улыбнулась дрожащими мятыми губами. — Ежели убивать будешь — поторопись, Шэрхан-джан. Тебе еще Ракшнагару убедить теперь надо, совсем ведь уже под стены подошел. А там и князь тян-цзынский подоспеет. Обещал, подлец, только у себя амулет использовать, а вот ведь, на пряности да на камни драгоценные наши позарился. Без асуров не победить. Шэрхан ощутил, как зубы оголяются, руки к шее морщинистой тянутся, рев из груди рвется… Он ударил кулаком в пол рядом с седой косой. — Убирайся отсюда, чтобы духу твоего в Джагоррате не было! Хотел встать, да почувствовал, как по спине проходит нефритовый стержень, боль вытягивая. Обернулся, но черные глаза не встретил: молча вылечив его, Яо пошел к Багирке. Жив еще, значит, друг. Выживет. Шэрхан бросился вперед, помогая, но Яо оттолкнул. — Иди, — сказал хрипло, — там ты важнее. Воздух заполнился протяжным, смертно-горьким стоном асурских боевых труб. Шэрхан вскочил, крикнул на бегу: — Прикажи привезти Джаджи к воротам! Только бы успеть. Спотыкаясь, он рванул из дворца. Взобрался по ближайшей лестнице на стену и мимо лучников к воротам побежал. Никогда так не бегал. Казалось, еще немного — и взлетит. Или колени поломает. Он вломился в башню и вгляделся в даль, на море бирюзовое на горизонте. Выцепил среди фигур шестируких ту, что на самом пестром боевом слоне восседала, и в нее вперился. Только обычные глаза закрыл. Снова позволил ряби сознание омыть, ощущение покоя возвращая. Да какой уж тут покой? Сердце грудную клетку проламывает, в ушах кровь гремит, веко дергается. Один раз попробовал, другой — ничего не вышло. Сдавшись, открыл обычные глаза, судорожно шаря по горизонту. Снова трубы взвились, все кишки своим протяжным стоном вытягивая. В ответ на них рьяно загрохотали джагорратские барабаны, бешеным ритмом сотрясая стену под ногами. Шэрхан впился пальцами в камень. Еще минута, еще секунда — и начнется безумие. Сзади подала голос Джаджи. Привел, значит, Яо. Вылечил и привел. Если в бой — нельзя мешкать. Впрыгнуть в седло за Багиркой — и вперед. И драться до смерти. А там будь что будет. Шэрхан схватился за эфес тальвара, пальцы сжал… и отпустил. Нет уж. Хватит на авось. Нельзя. Сколько людей полегло, чтобы он головой управлять научился? Неужто все зря? Он закрыл снова глаза, забрался на самую кромку стены и, ноги скрестив, сел. Оммммм… Задышал мерно сквозь одышку, резь в груди отсекая. Разжал пальцы, опустил плечи, отпустил мысли. Сначала исчез рев труб и гул барабанов. Наступила ватная тишина. Потом ушел из ноздрей запах слоновьего пота, едкость порошка, свежесть мокрой земли. Последними ушли ощущения своего тела — боль, терзания, страх. Остался покой. Осталось осознание. И снова заиграл мир красками, снова увидел Шэрхан на мили вперед, и казалось, что и дальше может. Да не стал, цель-то близко была. Увидел Ракшнагару, будто через линзу многократную, — ноготь на каждом из тридцати пальцев разглядеть мог. Шестирукий встрепенулся, на взгляд ответил. По костяшкам постучал, и только тогда Шэрхан про кольцо вспомнил. Надел и услышал: — Всемогущего махараджу, по праву трон свой занимающего, приветствую. Шэрхан в ответ склонил голову: — И мой привет прими, король Ракшнагара. Сильно король на Багирку похож был, только морщин больше. А кривился так же. — Эх, хотелось подраться сегодня… — Будет тебе и твоим воинам драка, — усмехнулся Шэрхан. — Идет на Джагоррат армия могучая, из великанов глиняных, что только магией победить можно. Поможешь? Король асуров помедлил. — Тальвар вернешь? — спросил ворчливо. Вот ведь, не сына потребовал. Стало за Багирку обидно. — Нет уж. В честном бою отнял. А вот меч вражьего князя пообещать могу. — Договорились, — милостиво согласился король. — Где нам ждать? — На север от Джагоррата отступите, в погорелках засядьте. Как подойдет враг, обогните по дуге, с тыла атакуйте. В тиски их зажмем. Ракшнагара кивнул: — Удачи тебе, махараджа. Усов не растеряй. — Спасибо, король. Конечности береги. Он открыл глаза и пробежался по своему войску. Окрикнул Балу и, побалансировав на кромке стены, прыгнул к ней в корзину. Переоценил свои силы и убился бы вот так бесславно, если бы Балина копейщица древко свое не протянула. Шэрхан схватился за дерево гладкое, ногами в шипы на слоновьей броне уперся и стал взбираться. А там уже лучницы его за застежки на латах подхватили и в корзину затащили. В спасении махараджи Бала не участвовала. Встретила хмуро, руки на груди сложив. — Чего голый ходишь? — спросила, на глаз его, мороком не прикрытый, кивая. Пока он дышал, на борт корзины завалившись, она осмотрела еще пытливее, а потом охнула: — Открыл? Шэрхан только и мог, что кивнуть. — Вот ведь подлец, — сказала в сердцах, — везде первый. — Она повернулась к зашевелившейся асурской армии. — Это, значит, не уловка? В самом деле отходят? — Ага, — наконец смог выговорить Шэрхан. — Только танцевать пока рано. Надо новый совет держать. Пошли своим генералам приказ на стене собраться… — Пошлю, — сказала Бала, лоб изучая. — Только ты сначала покажи. Открой. Отчего ж не показать? Лишняя тренировка не помешает. Закрыл Шэрхан глаза, задышал. Кольцо и в самом деле помогало, будто стену вокруг него ставило, от реальности отгораживая. Ну, может, не стену пока — частокол, но и это дело убыстрило. Как услышал Балин взвизг, почти детский, так понял — сработало. Выискал в ряби генерала Мукеша, спокойным синим облаком окутанного, и за плечо его мыслью тронул. Вздрогнул генерал, заозирался, знак премудрого Шу сотворил, а после чуть не прослезился: — Слушаю тебя, превеликий махараджа. *** — Как ты? — спросил Шэрхан вполголоса. Ничего Яо не ответил, так и стоял на стене, уставившись в окуляр, будто не услышал. Шэрхан повернулся к Одноглазому: — Догадается князь И о траншее с порошком? — Догадается. И глиняных солдат своих не пожалеет. Пошлет штук триста на убой, чтоб взорвались, а потом штук пятьсот в огонь, чтобы переправу сделать. — Но слонами-то их затоптать можно? — с надеждой спросила Бала. Одноглазый покачал головой: — Полягут, сомнутся, да снова поднимутся. — Как же тогда? — Огнем, — мрачно сказал Багирка. — Когда с одним из них в подземелье дрался, на лампаду упали — так он засох и под ударом раскрошился. — Значит, все стрелы поджигать надо, — сказал генерал Мукеш. — И те, что со стен расстреливать будем, и те, что со слонов. — Так много не настреляем, — отрезал Одноглазый. — Восемь тысяч ведь у него глиняное войско. Восемь тысяч! А еще и живые есть. Бала гневно подалась вперед: — Прямо сейчас сдаваться предлагаешь? — Хватит вам, — сказал Шэрхан хмуро. — Живыми король Ракшнагара займется. Я его на то с тыла атаковать и послал. Один вид синекожих чудовищ на чудовищах с хоботами устрашит. А там дело времени — вырезать бегущих от страха у асуров опыт есть. А вот глиняные… — Шэрхан покрутил в задумчивости усы. — Амулет у князя И, сказал ты, силу Цзы ему невиданную дает? Одноглазый глянул с пониманием: — Дает. Ведьма какая-то, говорят, подарила. Да уж конечно, ведьма. Шэрхан сдержал рык. — А если отобрать его? Или уничтожить? — Не знаю, — признался Одноглазый. — Может, и сработает. Он покосился на Яо, но тот так и не посмотрел, все еще в горизонт вглядываясь. — Этим и займусь, — решил Шэрхан. — Бала, дай трех твоих лучших слонов… Звук, что прорезал воздух, ударил унылым прошлым, отсылая в те бесконечные утра, что Шэрхан провел задом кверху на площади перед ненавистной змеиной статуей. Гонг, будь он трижды неладен. Далеко еще бил, но все равно прямо в кадык. Яо наконец отлип от своего окуляра. — Что там у него? — спросил голосом, что дрожал, несмотря на все усилия. — Посмотри, что там у него. — Когда Шэрхан потянулся к окуляру, ударил по пальцам: — Не так. Шэрхан взглянул на Яо и понял, что дело серьезное. Даже в тоннеле под дворцом такого страха в императорских глазах не виднелось. Так что Шэрхан не отмахнулся. Послушно зажмурился и зашарил третьим глазом по горизонту. Прочесал взглядом бесконечные глиняные ряды, а потом — строй за строем — синие ястребы, зеленые фазаны, красные олени… Далеко зверинец простирался. Посреди всего на белом скакуне и сам князь нашелся, такую рожу не забудешь. Вокруг головы воздух болезненно-желчный. Амулет нефритовый на груди — Шэрхан аж задохнулся — из фишки, Шэрханом же украденной. Вот ведь тварь Сколопендра, ведьма могучая. Из какой-то фишки силу такую сотворила. Про это Яо спрашивал? Да с чего бы одного амулета так испугался? Шэрхан оглядел князя еще раз, отметил меч богатый, копье, перьями украшенное, щит шипастый, стержень нефритовый в руке. Почти отвел взгляд, да в последний момент еще раз к стержню присмотрелся. И увидел — ведет от него в небо молния. Не стреляет, а веревкой в синеву упирается. Будто и в самом деле есть там у него кто-то, будто собачку комнатную меж облаков грозовых на поводке выгуливает. Напрягся Шэрхан, сквозь завесу муссонную вглядываясь, и крякнул, от ужаса обычные глаза открывая. Покачнулся, руки на себе почувствовал — оказалось, чуть со стены не навернулся. Встретился взглядом с Яо и страх свой отзеркаленный увидел. Этого и боялся, значит. — У него там… — замолчал Шэрхан. Будто, если не сказать, то и правдой не станет. —…дракон, — мрачно закончил за него Яо. Глянул, будто у смерти отсрочки просил. — Достань мне тот амулет. *** Весело журчала водичка вокруг колен. Повезло, что дожди только начались. Река была еще жизнерадостным бурлящим потоком, а не убийственной водоворотной бездной. Приятно было и легко. Слоны тоже послаблением наслаждались. Временно избавленные от шипастых лат, они плыли размеренно и почти бесшумно, периодически орошая хоботным дождем и всадников, и переправляемые за ними на плотах доспехи. Мокрыми курицами они выбрались на берег позади дворцовой стены — три слона с корзинами, их лучницы и копейщицы и Шэрхан с Багиркой на Джаджи. Таким вот отрядом отправились на перехват амулета. Решено было идти в обход, через асурскую армию, скрытую в погорелках, так что первым этапом была переправа. Пока все удачно. Тихо здесь было, под городом, почти и не слышно ни рева барабанов, ни буханья гонга. Будто спит все. Только курты отжали да доспехи на себя и четырех слонов напялили, как дождь заморосил. Противный. Даже от жары не спасал, а будто вторым слоем пота покрывал. До фланга асуров добрались окружными джунглевыми тропами. На границе их встретили предупрежденные шестирукие дозорные и препроводили на самую переднюю линию, где их уже ждал король. Багирка аж в стременах привстал, приветственно складывая верхние руки перед грудью. Да на отцов презрительный взгляд напоролся и, побагровев от стыда, соединил и среднюю пару, на асурский манер. Только король на него больше не смотрел, к Шэрхану повернулся. — Решил к моей армии присоединиться, превеликий? — спросил он насмешливо, перекатывая нижними руками золоченую булаву. — Глиняных воинов испугался? — К живым счет есть, — расплывчато ответил Шэрхан. Громыхания гонга все приближались. Скоро под ногами слонов стала мерно подрагивать земля, а потом и мелкие камушки запрыгали в такт. А там и глиняные шлемы из-за горизонта показались. Шли солдаты рядами настолько ровными, что даже дрессированные цапли Одноглазого пьяными кротами смотрелись. Эти сапогами глиняными будто ритм сердечный отбивали. Ни жара, ни дождь, ни усталость им нипочем. Как забил гонг в самое ухо, так ответили ему джагорратские барабаны. Гневно и предупреждающе. Значит, это болванчики подошли к взрывательной траншее и остановились. Замолотил гонг яростнее — а барабаны неистовее. Гонг еще звука прибавил, а барабаны в ответ чуть не слитно замолотили. Бодались долго, пока не бабахнул с неба настоящий гром — оглушающий, раскатистый, трескучий, — напоминая жалким червякам на земле, кто тут главный музыкальный заводила. Но даже он сдался перед взрывом порошка. Рвануло так, что, казалось, сама земля завыла от боли. Поднялись в воздух из траншеи языки пламени, комья грязи, черно-ядовитые клубы дыма, да вряд ли кто из глиняных испугался. Пошли, небось, по приказу князя И сейчас вперед, в крошку рассыпаясь, но и огонь затаптывая. Оставив всполохи огненного фонтана где-то далеко справа, Шэрхан оглядел вражье войско третьим глазом, вычисляя расположение живой армии. Передал указания Ракшнагаре и вынул из петли на броне Джаджи копье. По королевскому знаку взмыли в воздух гигантские трубы-раковины и заныли, призывая всю мощь океана. Армия асуров двинулась в атаку. Скорость и внезапность — вот на что расчет, так что Багирка пустил Джаджи чуть не бегом. Шэрхан обернулся на новоявленных союзников, и аж волосы на затылке зашевелились — до того жутко смотрелись кровожадно гикающие шестирукие всадники на огромных разъяренных слонах, несущиеся на всех парах и сминающие деревья на своем пути. Увидел бы такое впервые — поседел бы. Княжьи солдаты не поседели, но струхнули сильно. Как заметили кошмар свой ночной, наяву на них прущий, дрогнули. Отступили. Строй поломали. Закричали на них командиры, приказывая стоять до последнего, да какое там. Одно дело дом свой защищать, а другое — на чужой земле у неведомых сил жилище законное отбирать. Вот и потеряли солдатики время, с духом собираясь да тактику прикидывая, и ворвалась асурская армия в княжьи ряды, как кулак с размаху в тарелку с бириани. Брызнули синелатные тела в воздух, словно рисинки, копья да мечи в полете теряя. Джаджи мотала головой, пробивая железными бивневыми наконечниками броню, как на вертела насаживая латы. Из колесниц хоботом солдат выдергивала, в стороны раскидывала. Быстро двигалась по пути, что трое Балиных слонов прокладывали. Тараны были, а не слоны. Но и девицы в корзинах тоже хороши: и лучницы ни стрелы впустую не пустили, и копейщицы без промаха били. Шэрхану почти ничего и не оставалось. Так, крошки смести. Но он не жаловался. Больно серьезная цель впереди, успеет еще подраться. Грохнуло снова с неба, и дождь усилился. Теперь лил стеной, гулко ударяясь в латы. Шел под углом и хлестко щипал кожу, словно тоже дрался, только против всех. Далеко за горящей траншеей, в стороне города, полыхнула молния. Одна, вторая, третья. Шэрхан не сразу понял, а как присмотрелся — сжалось все внутри. Не обычная была молния, а нефритно-зеленая. Не просто стреляла — будто вырывалась лапой из темного неба и прочесывала землю убийственными когтями. Поторопись, Багирка, поднажми, Джаджи, а то за стеной и спасать некого будет. Болезненный вой сбоку отвлек. Наконец-то спохватившись, группа княжьих солдат закрылась щитами и теперь закидывала ближайшего асурского слона копьями. Несколько наконечников попало в уязвимые соединения пластин под коленями, и слон припал, жалостливо трубя и заваливая корзину набок. Асуры в ней закричали, вываливаясь, да уже в воздухе выхватили булавы из-за пояса и, едва приземлившись, бросились на синие щиты. Но на людей, пусть странных и шестируких, княжьи солдаты управу знали. Бой дали слаженный и грамотный, будто всю жизнь в перевесе оружия один к шести сражались. Осмотрел Шэрхан поле боя — много где уже кулак в рисе застрял. А тут княжьи силы еще шарики взрывательные стали кидать. Своих не жалели, лишь бы врагов затормозить. Испугались слоны. От грохота и земли, под ногами вспучивающейся, шарахались. Приказов не слушая, того и норовили на своих повернуть. Хотелось помочь, да только нельзя было Шэрхану останавливаться — и так по пояс во вражьем стане. И вот уже все больше приходится копьем работать — не три, а только два Балиных слона дорогу прокладывали. Шэрхан двинул копьем, а очередной солдатик, вместо того чтобы насадиться, за древко схватил и на себя дернул. Руки чуть не вырвал. Вовремя отпустил Шэрхан, да без копья остался. Мечом отбиваться на такой высоте не с руки, поэтому он крикнул Багирке не терять его и по шипам на броне спрыгнул на землю. Ближайшего копейщика тальваром поперек горла резанул, копье из слабеющих рук подхватил и кинулся догонять Джаджи, которая упрямо перла вперед. Только сел в седло, увидел, как второго Балиного слона завалили. Лучниц в мгновение ока растерзали. Копейщицы успели троих с собой взять. И вот уже совсем близко княжеские стяги. Вот уже личная охрана князя И перьями на шлемах качает. Багирка тоже увидел, поднажал. Понеслась Джаджи, землю сотрясая, как вдруг совсем рядом громыхнул взрыв, посыпались дождем лепехи грязи, асурская колесница и горстка княжьих солдат взлетели в воздух; Шэрхан еле увернулся от отстрелившего горящего колеса. Джаджи взвизгнула от страха, кинулась в сторону, да там снова бухнуло, еще сильнее. Почти обезумев, она поднялась на задние ноги, замельтешила передними в воздухе. Шэрхан схватился за седло, из последних сил удерживаясь. Скользили по мокрой коже пальцы, перевешивала броня, тяжесть золотолотосовая к земле тянула. Еще немного — и расшибется. Решил уже спрыгнуть да на милость премудрого Шу надеяться, но тут Багирка заговорил с Джаджи. Громко, но спокойно и даже ласково. Слов не понять, будто свой у них язык, что только махут и слон понимают, будто секрет какой, что их вот уже пятнадцать лет связывает. Все еще подрагивая, Джаджи опустилась на передние ноги. Ушами похлопала и вперед зашагала. Много не прошла. Мотая головой и вращая дикими глазами, сбоку на них кинулся огромный обезумевший от страха слон. Корзина была пуста и горела, а махут висел, прибитый к ней ударом копья, безвольно болтая шестью руками. Багирка ругнулся, пытаясь увести Джаджи, да разве корабль в океане так просто развернешь? Времени на маневр не оставалось, а бешеный самец ничего перед собой уже и не видел. Выход был только один. Шэрхан дернул из седла специально на этот случай притороченный к нему тонкий короткий шест и на плечо положил. На первый вздох прицелился, на второй пустил. Всю силу от груди вложил. Вошло стрекало в небольшое пространство между глазом и ухом — самое уязвимое место — на две трети длины. Слон умер на месте, рухнув на землю в брызгах грязи и всполохах огня. Тут-то охрана князя их и заметила. Для взрывательных шариков больно близко было, так что попытались снять стрелами, а потом и с пиками пошли на Джаджи. Кто под ногами пудовыми не полег, на Шэрханово копье наткнулся. Нескольких самых настырных Багирка положил. Вот уже и брешь в защите княжьей видна. Одного ведь прицельного удара чакрой может хватить. От очередного охранника отбиваясь, Шэрхан глянул на князя пристальнее, расстояние прикидывая. Ох и жутко князь выглядел. Никогда красавцем не был, а тут просто нетопырь: кожа варено-красная, вены взбугрились, будто вот-вот наружу вырвутся, глаза в черноте утопают. Шея — сплошные жилы, как струны, до предела натянутые; рука, нефритовый стержень в небо направляющая, крупно дрожала. Вот туда-то, в слабость, и надо стрелять. Стал Шэрхан целиться, да совсем ходуном рука княжья заходила, будто там, на той стороне поводка, кто-то задергал ошейник. Раз князь нефритовым стержнем рванул, второй — и вдруг лопнуло что-то с треском. Разорвалось. Князь И вскрикнул, от толчка назад завалился, а из-за туч раздался низкий утробный рев, который и ушами почти не услышать. Живот сводит, позвоночник морозит, зад сжимается, а почему — непонятно. Понятно только, что бедренец. Всем. Как по команде, охрана князя вздернула головы к черным лучам. Там, в смертно-смоляном мареве, промелькнула часть темного кольца — огромного и сверкающего. Будто премудрый Шу свою чакру вниз в облака макнул, демонстрируя смертным. Показалось кольцо, прокрутилось, гладью зеленоватой отсвечивая, и снова в небо ушло. Но скоро слева еще одно кольцо мелькнуло, справа — еще парочка, а там уже все небо над полем забурлило. Почти до земли кольца опускались. И тут воздух в небе затрещал. Это мелкие чешуйки, покрывающие глиняное тело, терлись друг о друга при движении и потрескивали, а при сильном повороте еще и искрились. От треска теперь уже и остальные в небо стали поглядывать. Кто-то оружие опустил и на землю с молитвами упал. Князь И выставил снова руку, стержнем нефритовым, будто пальцем, в небо грозя. Рванула молния вверх, зацепилась за что-то среди туч, но снова лопнула, князя назад заваливая. Выпрямился он с трудом, кровь из носа и ушей текла. Снова запустил свой поводок, и снова озверевшая комнатная собачка его сдернула. Потрещала, кольца поперекатывала и вдруг вынырнула из облаков, голову гигантскую к земле направляя. Даже там, в Тян-Цзы, стоя глиняной статуей на постаменте, она Шэрхану желудок холодила, а живая так и вовсе разве что подштанники не пачкала. Народ закричал, врассыпную бросился, а дракон прямиком к князю И устремился. Шэрхан выхватил копье и в морду усатую запустил. Врезался металл в глину у глаза и застрял, да судя по размерам, твари не страшнее укола комариного это было. Небось и не заметила. Раскидал дракон княжью охрану, а тех, кто замешкался, на зубы нанизал. Самого князя с коня смахнул, а потом задвигал чешуйками сильнее, искрами фонтанируя, и пошел молнии пускать. Убийственно-зеленые столбы врезались в землю, не разбирая, слона им потрошить, колесницу на куски рвать или солдата внутри доспеха жарить. Одна прошла совсем близко. Плюнула Шэрхану в лицо хлопьями грязи, обдала раскаленным паром. Джаджи бросилась в сторону, сметая все на своем пути, пока не врезалась в перевернутую колесницу. Снова шандарахнуло, еще ближе, будто прямо меж ног. Шэрхан вдохнул и чуть легкие не спалил. От жара пришлось зажмуриться, да и так ничего не видно было — в кокон зелено-белесый закутало. Его отбросило, он зацепился за шипы на броне и только так не упал под слоновьи ноги. Брякнулся на землю, отфыркиваясь. За него кто-то запнулся, с хрипом бухнулся поперек спины, а сверху завалился уже новый, тяжеленный и бездвижный, прижимая так, что хрустнули ребра. Сапог вдавил локоть Шэрхана в грязь. Копыто пнуло в колено. Носом ткнули в лужу. Шэрхан дернулся, но доспех скользил по мутной жиже. А сверху нажимали сильнее. Ну уж нет. Только не так. Вонзив пальцы в край валявшейся рядом колесницы, Шэрхан подтянулся. Стиснул зубы, зарычал, поднажал. До лопаток с треском выпростался, а там и голос знакомый услышал. Пять рук его суматошно откапывали, как молитву имя твердя. Зацепился Шэрхан за плечи синие, и вот он уже на свободе. Смят, но не изжарен. А вот Багирка дымился. — Как ты? — спросил Шэрхан, озабоченно глядя на пар, исходящий от кудрей. — Жив. — Джаджи? Багирка качнул головой. Посмотрел вправо, на большое серое тело на земле, и отвел глаза. — За нас, значит, молнию приняла, — сказал Шэрхан, смаргивая. — Запомни, где лежит. Он осмотрел поле боя. Молнии били повсюду, часто и непредсказуемо, отрезая пути к отступлению. Зато сам зверь ушел в тучи, будто и не было. Разве что дорожка искореженного железа и искрящихся трупов об ужасе летающем напоминала. Где он в следующий раз ударит? Кто ж сказать может, когда он теперь никем не управляем и никого не слушает? Только подумал — сверкнула новая зеленая молния. Но не с неба в землю, а наоборот — издалека, от города, с земли в высоту. Тонкая была, будто нитка, но с петлей на конце, будто кто-то хомут в тучи закидывал. Один раз запустил — не поймал. Второй раз — на пару мгновений заарканил, но не удержал. А вот в третий раз получилось. Яо. Кто же еще мог с волшебными амулетами силой тягаться? Заревела тварь за тучами, задергала хомут, до предела натягивая, но Яо не отпускал. Дрожала его молния, шла с перерывами, но держала. Да сколько еще продержит? — Уходим, — крикнул Багирка, дергая за рукав. — Нет уж, — рыкнул Шэрхан. — Без амулета не уйду. Он кинулся обратно, побежал по усеянному трупами полю, в самый центр. Принялся синелатных раскидывать, пока до рожи пакостной, под конем белоснежным погребенной, не докопался. Жив, конечно, гад. Такие быстро не дохнут. Выдернул князя И, встряхнул. Потянул с шеи амулет — а камень зеленый оказался треснутым. Крошкой на ладонь ссыпался. Да что ж такое! Шэрхан со злостью стряхнул пальцы и сжал князя за плечи. Попробовал на ноги поставить, да тот заваливался. Совсем серым был, кровь засохшая в маску лицо стянула. Зато рассудок не потерял. В небо глянул и все понял. — Искупи мерзость, что натворил, — рявкнул Шэрхан, еще раз тряханув. — Осталась ведь сила у тебя. Помоги ему. Князь И посмотрел с ненавистью смертельной, будто душу бы сейчас отдал, чтобы Шэрхана мертвым видеть, но тут из туч показались глиняные кольца, заурчал дракон, задергал поводок нещадно, и времени даже на проклятья не осталось. — К нему веди, — прохрипел князь. Шэрхан глянул в сторону городской стены — далеко. Даже башен не видно, разве что чернеет вдали дым да дрожит зеленым тонкая молния. И ведь от города отделяет не только поле — лежат на пути горами наваленные колесницы и тела, а дальше и глиняная армия путь преграждает. Как пробраться? И тут заухало что-то из джунглей, закричало страшно на множество обезьяньих голосов — сквозь вихри молний на поле пробивалось яростное хвостатое войско. Шэрхан аж засмеялся, вздохнул с облегчением. С такой охраной дойдут. — Найди как добраться, — кинул Багирке, а сам закрыл глаза. Сначала проинструктировал вожака ванаров, а потом сквозь бой, сквозь общую боль, сквозь страх и хаос — дотянулся-таки до Яо. Тот стоял — серый и изможденный — на руинах стены, посреди растерзанных лучников и разорванных пушек, одной рукой цепляясь за камни, другой направляя нефритовый стержень. Над полем боя, словно маяк сигнальный, возвышался. Призраком полумертвым выглядел. Рядом — непонятно откуда взявшаяся Юла. Уставила чей-то нефритовый стержень ему в плечо. От напряжения скалила зубы и плакала. Шэрхан будто почувствовал их напряжение, трескучую ломоту, вытягивающую всю силу. Крикнул туда, в черную даль: «Держись, я скоро». Да разве услышит Яо что-то в этом безумии? Утонул Шэрханов голос в гуле дождя и реве огня, в разъяренных воплях дракона, в стонах умирающих. Он уже почти закрыл третий глаз, как в уши скользнуло слабое, но упрямое эхо: «Я верю».