***
Теперь, может, ему как-то помогут? Герои — они такие, а тут — Спасительница. «До чего я докатился, доверяю свою судьбу героям». Но в стане хороших был Бэй, взрослый Бэй, у которого самого уже есть сын. Это с трудом укладывалось в голове. — Жаль, что они ничем тебе не смогут помочь, — вальяжный и коварный голос царапнул мозг и заставил мужчину вздрогнуть. Он обернулся и заметил, наконец, в общей темноте Крюка, что уже стоял к нему непозволительно близко. Смысл слов до Румпеля дошёл не сразу, а когда дошёл, то в голову закрались самые худшие подозрения. — С чего ты так решил? — решительно спросил он, до побеления костяшек сжимая трость. — Ты сам погубишь своё счастье, своими руками и совершенно самостоятельно, — пират оскалился, и в мгновение ока Голд был прижат к стене. Только мужчина успел запаниковать, как пират напоил его чем-то противным. — Ч…что это? — испуганно спросил мужчина, пытаясь скрыть страх в голосе. — Зелье забвения, — прошипел Крюк. — Но, я не понимаю, зачем?.. — Ты испортишь себе всё сам, а я возьму эстафету, — это последнее, что услышал Голд, прежде чем все забыть.***
Союз с Круэллой и Урсулой был шатким и держался только на чистом слове. Но оно рухнуло. Голд долго стоял у черты, последний шанс вернуться в Сторибрук только что ушёл из-под носа. Оно и понятно, какое там доверие после всего, что было. Ветер упрямо колыхал листья, неся с собой пустоту и одиночество, а где-то далеко даже выли бродячие псы. На глазах появились слёзы, и мужчина с трудом похромал прочь. В совершенно незнакомый, тёмный мир, в котором он понятия не имел, что делать. Холодный ветер залезал под костюм, явно не предназначенный для холодов, мужчина начал потихоньку замерзать. «Вот и всё, в жажде обрести абсолютно все, я и потерял всё. Белль, моя милая Белль выгнала меня из города, Белль, которая всегда поддерживала, верила в меня даже когда я не верил. Сын считает чудовищем, внук больше не поможет». Ни денег, ни квартиры, ни машины, хоть паспорт был с собой. Ноги ужасно болели после долгого пути до города, они отказались держать, и Румпель попросту упал прямо на асфальт. Куда идти, куда? В квартире Бэя семья Робина, может попроситься к ним? По кодексу чести он отказать не сможет, как унизительно, идти и просить кров у кого-то, словно какой-то бродяжка. Люди, их взгляды, полные непонимания и вопроса: «Кто этот мужчина? Почему он сидит на асфальте? Ему плохо?». Удивительно, что при всех этих, так и горящих в глазах вопросах, никто не подошёл и не поинтересовался: не плохо ли мужчине. Опираясь на стену, буквально царапаясь за неё Румпель встал, в последнее время и вторая нога начала болеть, не настолько сильно как первая, но ходьба была мучением. Голова болталась туда-сюда, волосы упрямо закрывали весь обзор и лезли в рот, взгляд метался от одного дома к другому. Так и не скажешь, что вот этот калека способен на какие-либо ужасные злодеяния. «Я столько всего натворил, что даже Бель не простила меня» — эта мысль жужжала в голове, прилипая к стенкам и жаля мозг. Он никак не мог принять всего произошедшего: что остался ни с чем и совершенно один, как когда-то давно, — но тогда была сила. Как же к ней тянет, к этому чувству полноценности, защищённости, власти над любой из ситуаций. С трудом вспоминая путь до дома, Румпель все больше нервничал. Хотя на лице было все тоже холодное и серьёзное выражение лица. Ровно до того момента, как из ниоткуда вылетел красный Кадиллак, мужчина еле успел отпрыгнуть, ещё б чуть-чуть и Тёмный познал все «радости» смертной жизни. Правда он добротно ударился рукой и всем телом о грязный асфальт. Никто даже не подумал помочь человеку, что только вставал минут десять. После этого ещё какие-то молодые люди просили у него сигарет, Румпелю оставалось только радоваться, что его ещё не обчистили. Раздался стук в дверь, на пороге появился мужчина лет тридцати. — Неожиданный визит, впрочем ловить вам тут нечего, — холодно ответил Робин. Визит Румпельштильцхена его вовсе не порадовал, учитывая, что совсем недавно он намеревался выгнать их с квартиры. Он уже было хотел закрыть дверь, как этому помешала трость. — Я пришёл не за этим. Мне нужна помощь -уверенно ответил владелец трости. — Почему это я должен вам помогать? — Не оставшись же ты меня замерзать на улице, — послышался многозначительный ответ. На пару секунд перед глазами Тёмного возникла картина того, как он ютится в подъезде. Робин фыркнул, но дверь открыл, пропуская в квартиру мужчину. Сие явление его совершенно не радовало. Но, включив в холле свет, Робин удивился не меньше. Мужчина был помят и грязен, он еле-еле стоял на ногах опираясь всем телом на несчастную трость, причём задействуя только одну руку, вторую он прижимал к груди. Даже некая жалость проснулась в сердце: Робин ожидал всего, только не этого. Румпелю был показан вход в душ, дана пижама и застелено на диване. Проснулась и жена разбойника, Мэриан сильно удивилась Тёмному магу на своём диване, неохотно, но она оказала ему медицинскую помощь. «Если б не кодекс чести, я бы сейчас замерзал на сомнительных улицах», - думал мужчина, рассматривая бинты и повязку на своей руке. «Какое хрупкое у людей тело, раз упал и вот, уже вывих. Хотя может я просто не заметил травмы из-за волнения?» Свет потух, и Румпель почти мгновенно уснул, этот день для него был слишком сложным. На утро размышления стали ещё хуже, пристанище на ночь, конечно, было найдено, но вот куда дальше? «Не жить же с ними все время, они как минимум мне очень не рады, особенно Мэриан». Но, где взять деньги хоть на что-то? С собой только паспорт, остальных документов вообще нет и не было. Румпель не привык к таким сложностями, в Сторибруке у него сразу все было: и ломбард, и дом, и деньги, — и всем было плевать на его свидетельство о рождении. Про Зачарованный лес и говорить нечего, великому Темному все пути были открыты. Хотя до кинжала приходилось довольствоваться халупой на окраине деревни и звонким прозвищем «трус». Сейчас ощущение было примерно то же, только без прозвища. — Для того, чтобы переселиться, мне нужно куда селиться, а для этого нужны деньги, для работы нужны документы, а их нет. — Почему мы вообще должны этим заниматься? — возмутилась Мэриан, давая еду Роланду. — Мэриан, дорогая, ты же знаешь, по-другому мы не можем. После этого малоприятного разговора в своей яичнице Румпель нашёл скорлупу, в одежде — булавки, а в карманах — горох. Они говорили, что это все проказы Роланда, но что-то ему подсказывало, что это вовсе не он. «И вот, в один из дней, совершенно случайно (и не менее неожиданно) под своей подушкой я нахожу папку, а в ней — документы. Причём не чьи-нибудь, а мои! Уивер Голд, имеющий юридическое образование и двух детей. Нил и… Киллиан? Удивлению не было предела, когда это этот пиратишка стал моим родственником?! Речь шла точно про него, шестое чувство прямо кричало об этом.» Ещё больше удивило Голда то, что семья Робина понятия не имела обо всех этих документах, кто мог их подкинуть? Нет, кто мог их сделать — и зачем? Во всяком случае теперь они есть, и Румпель мог идти и искать себе работу. И первое место в которое он пошёл, это ювелирный магазин — в драгоценностях мужчина всегда хорошо разбирался. Он располагался довольно недалеко от семьи Робина, назвать их семьёй Гудов у Румпеля язык не поворачивался. Тучный мужчина в костюме скептически принял его на работу, говоря: «раз ты такой мастер, то первую часть дня работаешь ты, вторую я», — сначала это раздражало Голда, а потом даже стало нравиться. В магазине было уютно и тепло, можно было даже со стула на колесиках не вставать, да и в основном дни были тихими. Какое-то время жизнь великого темного ничем не отличалась от жизни обычного смертного, но все меняется, особенно у него. Мэриан все уговаривала Робина выставить Румпельштильцхена за порог, во избежание всяческих неприятностей. Тот на радость второго говорил, что так поступать нельзя, ибо у него нет ни жилья, ни стабильного заработка. Под шум и гам мужчина ушёл на работу. В ювелирный магазин заходили относительно редко, в большинстве своём это были либо влюбленные парочки всех возрастов и размеров, либо те, кто закладывал последние сережки, чтобы не умереть с голоду. Ещё тот резонанс, это периодически забавлял Голда. — Так, вас зовут Уивер? — однажды с чего-то уточнил какой-то мужчина, то ли случайно забредший в магазин, то ли ему кто-то помог. — Да, — с каменным лицом ответил Румпель, поправляя товар на витрине. — А фамилия? — Голд, — он поднял одну бровь, пытаясь понять интерес молодого человека. — Уивер Голд! — восхитился светловолосый, чуть ли не хлопая в ладоши, — прядильщик золота! Словно Румпельштилсхен из сказки братьев Гримм, бывают же совпадения. Голда, как ледяной водой окатило. Уивер. Кто над ним так поиздевался? Напомнил о прошлом, в котором скудная семья не менее скудно жила за крохи, что получал Румпель за продажу пряжи и изделий из неё. Хотя может это намёк вовсе не на то? — Говорится Румпельштильцхен, с «ц», — недольно поправил он мужчину, — а с какой он сказке? — ненавязчиво поинтересовался Уивер, хоть этот светлоголовый откровенно бесил, было интересно. — А… маленький скукоженный карлик. Он крал и выменивал детей, однажды одной девушке понадобилась его помощь. Ибо ей угрожала смертельная опасность, она должна была как-то выпрясть из соломы золото, иначе её разорвали бы псы. В первый раз Румпельштильсхен забрал кольцо, во второй — колье, а в третий — потребовал первенца. И вскоре в любви близилось рождение ребёнка, она просила его не забирать дитя, но он сказал, что отменит условие, только если она угадает как его зовут. Она искала днём и ночью, спрашивала у всех, кого могла — и узнала. Только не от свитков и не от людей, карлик пыжился от гордости говоря как он прекрасен. Подслушав монолог она выиграла, и как говорят, жили все долго и счастливо. Вроде так, это в кратце. Какое-то время Голд стоял в культурном шоке. Он не мог понять, что его больше возмутило, что он «маленький скукоженный карлик» или, что он такой тупой индюк. «Чушь да и только! Фарс, вранье, клевета!» возмущался он, а потом понял, что и его жизнь чем-то похожа на рассказ молодого человека. «Я всего лишь один раз украл ребёнка, и то его вернула Белль!» Светловолосый оказывается до сих пор галдел увлеченно рассматривая то витрину, то пол. — Вы будете что-то покупать?! — не выдержав, повысил голос Румпель. Мужчина сразу замолк и что-то бурча про этикет купил сомнительные сережки. И снова тишина воцарилась в магазине с белой плиточкой. «Удивительно, не так давно я был могущественным и почти неуязвимым. А теперь я торгую сережками, растирая больные ноги всем, чем только можно». За самобичеванием возник ещё один вопрос, почему вторая нога так болит? Сломана была-то, только одна, а теперь и со второй проблемы. Румпель решил особо об этом не думать, слишком больная тема. С каждым днём обстановка в семье Гудов накалялась для Тёмного мага все пуще и пуще. Что сподвигло его искать хоть какое-то жильё, пока Мэриан самолично не выкинула его в окно. И список дешёвого жилья совершенно не вдохновлял, либо кровать в более или менее приличном хостеле, либо комната на двоих в общаге, хотя для особо искушенных были сарайчики. Одного представления десяти кроватей и кучи людей хватило, чтобы выбрать второй вариант. «Жить в этом мире, в котором магии было от силы одна тысячная процента, как обычный человек, — было мучительно не только физически. Я, великий тёмный, практически всесильный, должен гнить в этом всем среди обычных смертных ». Комнаты были примерно такими же, как его старая холупа в Зачарованном лесу, только меньше и соседи ближе. Собственно, выбор был меньше некуда, житье в семье Гудов было отвратительным, тем более в скором времени его и так бы выгнали. — Стиральная машина занята, если вам нужно постирать одежду, стирайте её руками, — раздраженно говорила Мэриан поставив руки в боки. — Неужели она занята на весь день? — уклончиво ответил Румпель, стоя в сомнительной пижаме Робина. — Да, — отрезала женщина и захлопнула дверцу несчастной машины. Ворча и бормоча, Голд самостоятельно тёр свой костюм, только он поднялся с табуретки за мылом, как та «удивительно пропала». В итоге мужчина больно ударился тазом об кафель. И так было со всем: Мэриан буквально ненавидела Румпеля, Робин хотя бы пассивно-ворчливо себя вёл. Однажды Роланд попросил его сделать ему бутербродов, Румпель испытывал нежные чувства к ребёнку — он напоминал маленького Бэя. Но когда это увидела Мэриан, Румпель решил, что пора бы копить на гроб. Так на него в последний раз кричала только Мила, ощущение, что он вливал в глотку Роланда яд, а не делал тому бутерброды с ветчиной. Это ужасно бесило, помятые тростью в округе баки и скамейки были наглядным свидетельством гнева великого тёмного. Робин частенько успокаивал свою жену, отговаривал от ненужной растраты нервов, но точно не из-за заботы о здоровье Голда. Один Роланд был не против проживания его рядом, но близко не подходил, знал реакцию родителей.