Сигнал — он вернулся.
Что это значит? Было ли дело просто в расстоянии, и сейчас его соулмейт опять в Сеуле? Или он достаточно восстановился после потери и снова стал достойным его? Чонин думал, что уже перерос это, но возвращение его драгоценных узоров снова заставляет и сердце, и разум сходить с ума. Телефон вибрирует, и всплывает иконка с аватаркой Сехуна, на которой он весь в оранжевой туалетной бумаге. — Ну поздравляю, теперь ты гарантировано не умрешь в одиночестве. Лучше бы мне быть шафером на свадьбе. — Как ты думаешь, что это означает? — За годы дружбы с Сехуном Чонин уяснил, что если он хочет серьезно поговорить, то нужно забить на херню, которую тот несет, и гнуть своё. Что не всегда просто сделать, но всяко лучше, чем опуститься в конце концов до уровня лучшего друга и превратить всё в дискуссию в стиле «ага/не-а», будто они снова в младшей школе. — Эм, я предполагаю, что у тебя слабость к фанатикам татушек, если вспомнить, что твой первый истинный был помешан на чернилах, а теперь еще и второй. Второй… Это уже новый партнёр? Чонин морщится от дискомфорта из-за этой мысли. Почему уже другой? Разве это не может быть один и тот же человек? Впервые он задумывается над тем, насколько разительно вспышка отличается от уже полюбившихся ему цветов. — Ну, может, и так. Но я думал, мы сошлись на том, что первый был кем-то типа флориста. А что может связывать флориста и молнию? И то верно. — Но разве не странно получать знаки на том же месте и в том же виде, но от другого человека? — Чонин проводит мизинцем по черным линиям в поисках хоть какой-то схожести в тонких изгибах штрихов, но он не до конца уверен. Прошло слишком много времени. От неопределенности он закусывает губу. Я знаю тебя? Ты мой изначальный избранный? Слышится шуршание постельного белья и зевок Сехуна в трубку. — Прости, похоже, это и правда тот же парень. Может, я просто предвзят из-за твоей прошлой уверенности, что произошло что-то ужасное. Видишь? Твои подростковые страхи оказывают плохое влияние. Мне, возможно, придется предъявить тебе за моральную травму. — Да-да, как всегда, спасибо за твое чудесное мнение и непрекращающуюся поддержку, придурок, — Чонин пренебрежительно фыркает в трубку. — Я скажу еще одно перед тем, как снова заснуть, потому что сейчас… — он затихает и проверяет время, — девять утра? Что за черт, будучи студентом просыпаться до полудня просто сумасшествие, Джинго. Послушай, подумай вот о чем: у тебя есть соулмейт. И счастливый засранец сейчас где-то рядом. Так что сваливай с комнаты и тогда, может, найдешь его. Чонин чувствует, как его губы растягиваются в небольшую улыбку. Вот поэтому Сехун — лучший. — Если только ты не думаешь, что это твой сосед по комнате. Тогда никуда не выходи и займись с ним сексом, а потом позвонишь мне и расскажешь, каково это было. …и именно поэтому Сехун одновременно — худший из всех. Он вешает трубку и спускается к душевым. Даже несмотря на то, что он знает: вода не сможет испортить метку, он всё равно держит левую руку как можно дальше от воды и относится к узору, как к бесценному рисунку на хрупком полотне. Пока он намыливает волосы, задумывается над словами лучшего друга. Сехун прав. Его партнер где-то там. Где-то поблизости его родственная душа, которая идеально подходит чониновой. Боже мой, он рядом. Что, если это действительно его сосед? Что, если это парень, который торчит в соседней душевой и тратит сейчас всю горячую воду? Внезапно каждый новый знакомый попадает под подозрение. И это одна огромная гребаная проблема, если учесть, что он только поступил в универ, в котором двадцать восемь тысяч студентов. Чонин напряженно вытирается и в одном полотенце спешит в комнату. Ладушки, время одеться. Кстати, об этом. Что, если он встретит его сегодня? Вероятно, он совсем недавно столкнулся с ним, раз узоры снова начали появляться, правильно? Черт, значит, теперь ему следует следить за тем, что он на себя натягивает, чтобы в итоге не наткнуться на него в своей старой поношенной футболке с «Большой Жёлтой Птицей»[1] и произвести ужасное впечатление. (Хотя, если у тебя проблемы с «Птицей», то проблемы и с самим Чонином.) Ну ладно, компромисс: больше никаких мешковатых вещей типичного студента, но и ничего «сверх», что смотрелось бы не очень в стенах кампуса. Расстроенный, но решительный, он надевает потертые джинсы и темно-зеленый свитер. Пальцами пробегается по волосам и оставляет их пушистыми сохнуть, захватывает свои тетради на случай, если он действительно сможет позаниматься, и выходит из комнаты. Но куда ему идти? Он закрывает глаза в попытке выбрать между уютным уголком среди книжных стеллажей в библиотеке и вчерашним кафе. Оба варианта кажутся… правильными. Что бы это ни значило. Он поворачивает в сторону кафе. Сейчас тут довольно свободно по сравнению с вчерашним днем. Видимо, из-за того, что большинство клиентов сейчас на парах (где должен быть и он, разочарованно думает Чонин). Он снова идет к тому же столику возле стены с доской. Но сегодня на столе он замечает деревянную коробочку с разноцветными мелками. К ней прикреплена записка. «Пожалуйста, осчастливьте мелок, нарисуйте что-нибудь!» Чонин из-за этого улыбается. Мило. Он роется в коробочке и достает розовый мелок. Сейчас доска полностью чистая. Он ерзает на месте и решает рисовать на небольшом участке рядом с локтем. Он начинает легко вырисовывать простой цветок, его любимое воспоминание. Пять лепестков, один листок… — Здравствуйте… О, прекрасно, ты рисуешь мелками, — здороваются с ним из-за спины. Чонин разворачивается и почти теряет дар речи. Опираясь на спинку стула, у другого конца столика стоит каштанововолосый парень, который привлек его вчера. Всё-таки не зря Чонин хотел остаться подольше и взглянуть на лицо этого парня. Красивый вид бариста сзади затмевает его великолепное лицо. Бледнолицый красавчик пристально смотрит на него и прикусывает нижнюю губу, выглядя при этом польщенным. — Предложить клиентам мелки для рисования было моей идеей, — признается он тихо. — Идея прекрасная, — честно говорит Чонин и не может оторвать взгляд от бариста, в глазах которого вспыхивает гордость после комплимента. Черт возьми, парень горяч. — Ты увлекаешься рисованием? — спрашивает сказочно красивый мистер Латте. Теперь в его необычно широко раскрытых глазах плещется любопытство. Они такие выразительные под этими широкими бровями, что Чонин не может перестать скользить взглядом по его лицу. Он краснеет и перестает пялиться на бариста, снова поворачивается к доске и быстро стирает всё, прежде чем тот обратит внимание. — Нет, просто, когда скучно, делаю наброски. — Чонин быстро осматривает темно-серый фартук парня в поисках имени, но на том ничего не вышито. — А, ну, я тоже. Но делаю вид, что это часть моего профессионального роста, — сказочно красивый парень дарит Чонину самую прекрасную улыбку в его жизни. При этом его губы начинают напоминать форму сердца. — Я студент художественного. — А я Чонин, — невпопад представляется он. Что. За. Черт. Зачем он это сказал, он гребаный клиент. Здесь никто не хочет знать его имя. Но сказочно прекрасный парень, кажется, не возражает. — Приятно познакомиться, Чонин. — Бариста произносит его имя таким приятным тоном. — Я Кёнсу. Ты здесь часто бываешь? — Эм, пока нет? — неуверенно предлагает он. — То есть я недавно поступил в Хонгик. — Да? Я тоже. Хотя я поступил по обмену, так что уже второкурсник, — объясняет бариста. — Что ж, если ты всё еще сомневаешься насчет этого кафе, мне придется сделать всё, что в моих силах при обслуживании, чтобы ты продолжил ходить сюда. — Сказочно красивый Кёнсу подмигивает ему. Чонин роняет мелок на пол. Он бормочет извинения, поднимая его с пола, и кладет обратно в деревянную коробочку. — Что я могу для тебя сделать, Чонин? — Всё, что захочешь. — Черт, это прозвучало двусмысленно. — То есть что бы ты посоветовал? — он заикается в попытках исправиться. Он без понятия, что заказать, ведь он не по кофе, но он точно не будет в этом признаваться, чтобы вдруг не оскорбить этим бариста. — М-м-м, — Кёнсу постукивает указательным пальцем по своим полным губам, пока думает, — как насчет американо с лесным орехом? Чонин вспоминает, что слышал такое в какой-то дораме, и соглашается. — Ага, звучит неплохо. — Хорошо, тогда твой заказ будет готов через минуту, Чонин, — говорит Кёнсу. Прежде чем уйти, он поглаживает стол, а потом еще раз широко улыбается. Как только Чонин убеждается, что парень за стойкой занимается приготовлением американо — чем бы черт возьми это ни было, — он быстро вытаскивает телефон из кармана и пишет Сехуну, кажется, кучу ошибок, вместо смс.Схун-и, тут парнь! Поможь?
— Отвечай, отвечай, — бормочет он в ожидании, когда же появится «Прочитано». Ничего не происходит. О, да ладно, это чё, Сехун впервые решает отключить телефон на паре? — Вот, пожалуйста. — Кёнсу приносит ему напиток. — Оу, куда делся твой рисунок? — Он наклоняет голову набок, на лице же намёк на то, что он надулся, когда замечает, что мел стерли с доски. — Там не было ничего такого. Я бы только испортил доску, — настаивает Чонин. — Чушь. Здесь не нужно рисовать что-то изысканное, просто полёт фантазии. В искусстве важно просто… рисовать то, что на душе. Неожиданно Чонин сожалеет о том, что он будет рисовать на доске первым, но потом избавляется от этого чувства, а также лишает и Кёнсу той радости, что была. — Ну, я собирался подучить химию. Ничего, если я нашкрябаю молекулярные модели? — Не-а, — ответ Кёнсу выходит поощряющим. Его глаза горят взбудоражено. — Это было бы потрясно. Для меня концепция доски состоит в том, чтобы быть общедоступной. А так как большую часть клиентов составляют студенты, то учебные материалы идеально подходят для этого. Просто нужен кто-то, кто разобьет лед, будет первым смельчаком, оставившим отметку. Чонин кивает. — Это я могу сделать. Но если ты с художественного, то почему сам не колдуешь над доской? — спрашивает Чонин, предлагая тоже взять мел. Кёнсу вежливо отказывается. — Может, как-нибудь в другой раз. Мне нужно обслужить других клиентов, но я позже к тебе загляну. Чонин неловко машет Кёнсу на прощание и провожает взглядом темноволосую макушку, когда тот приветствует компанию ребят, что только что зашли в кафе. Он достает тетрадь по химии и пялится на свои последние записи, пытаясь игнорировать то, как колотится в груди его сердце. Не думай об этом, не думай об этом. Он глубоко вздыхает и делает глоток кофе. Неплохо. Немного крепкий, но не такой горький, как он ожидал, с легким привкусом сладкого. Звуки молки зерен в кофемашине помогают погрузиться в рабочую атмосферу. Теперь в написанных химических связях больше смысла, чем при конспектировании на лекции. На протяжении следующего часа он зарисовывает молекулярные модели, каждой подбирает определенный цвет и изо всех сил пытается чертить прямые линии. Всё это время на периферии сознания как новостная лента продолжает крутится одна и та же мысль. Это может быть Кёнсу? Чонин просчитывает возможные варианты действий. Ничего не говорить… или рассказать обо всем. Чонин знает о приближении Кёнсу ещё до того, как видит его. Тяжелые звуки шагов в армейских ботинках разоблачают бариста. (Не то чтобы Чонин вслушивался в шаги проходящих мимо людей последние шестьдесят минут. Это было бы жутко, да?) — Вижу, тебе понравился американо. — Кёнсу улыбается и убирает пустую чашку. — Я могу еще что-то сделать для тебя? Чонин уже почти закатал рукав, чтобы показать вспышку на своем запястье и спросить, что Кёнсу знает о… А о чем именно? О метеорологии? Как бы это выразить. Он хочет сказать хоть что-то, но на ум ничего не приходит. Кёнсу выжидающе смотрит на него, поддерживая зрительный контакт, пока телефон Чонина на столе не вибрирует. — Оу, прости! — он переворачивает телефон экраном вниз, замечая, что в смс сказано только Притормози… и не наделай глупостей. Он сглатывает и следует совету. — Да нет, всё в порядке. О, и насчет доски. Как я справился? Кёнсу оценивающе осматривает всё и кивает. — Ага, очень круто! У тебя достаточно четкие штрихи, — делает он комплимент Чонину, наклоняя голову набок, и указывает на аккуратные линии молекулярных связей. — Ты уверен, что не рисуешь? — Определенно. Просто зарисовывал всякое в детстве. Кёнсу выглядит так, будто он хочет ещё что-то сказать, но его отвлекает голос из-за стойки. — Су! Можешь ещё соевого молока из кладовки принести? — Долг зовёт! — говорит он, извиняясь. — Увидимся позже, Чонин. — Пока… Кёнсу, — мягко отвечает он. Когда парень скрывается за дверью подсобки, Чонин собирается и выходит из кафе, одновременно набирая Сехуну.Ладушки, я всё
Всё? Я не говорил сбегать, а просто не начинать с «ну так, это ты мой соулмейт?»Я почти спросил, нравится ли ему плохая погода, но пришла смс
Гспд, Джинго. Я освобожусь через 5 мин и наберу За это время Чонин подходит к библиотеке и усаживается на скамейке, стоящей в тени. Он откидывается на спинку и наблюдает, как кружат листья, пока не звонит телефон. — Привет. — Итак, я знаю, что сам сказал тебе пройтись, найти его и дальше по списку, но не позволяй себе поверить в то, что первый попавшийся горячий зад — это твой соулмейт. — Всё было не так, — стонет Чонин. — Ну да. А что, говоришь, парень уродлив. Не повезло, мужик. — Да нет же… Он красивый. То есть… у него красивое лицо. Я даже не посмотрел на зад. — Чонин хмурится. А ему бы стоило. Чисто в научных целях. — Вот именно. Я знаком с тобой многие годы, чувак, и ты никого не считал «красивым». Потому что ты даже не смотрел. А теперь сигнал появился опять, и, могу поспорить, любой внезапно стал привлекательней. — Да ладно? — Чонин хмурится и возражает. — А то я смотрю на твою аву, и ты до сих пор выглядишь, как мешок с дерьмом, для меня. — Да Богу и самому Сатане известно, что мы не соулмейты, мы братишки, задница. А сейчас закатай свои пухлые губки и послушай меня. — Сехун останавливается и переходит на серьезный тон. — Ты хочешь найти соулмейта. В этом нет ничего плохого. Я хочу, чтобы ты его нашёл. Но если ты поспешишь, то можешь сбить с толку множество людей, заработать репутацию помешанного на соулмейтах человека и во время поисков перегореть. Они уже видели такое. Некоторые ребята в старшей школе заходили слишком далеко в погоне за соулмейтом, за что и порицались остальными. — Я бы не хотел видеть, как ты теряешь вновь обретенный оптимизм, вот и всё. Это хороший совет. Уже второй раз за день, че за нах, это какое-то рождение новой эпохи. — Поэтому просто… продолжай действовать, но как нормальный человек. Если это тебе под силу, умник. — Я попытаюсь, — тихо говорит Чонин, наблюдая за студентами, выходящими из универа, что говорит об окончании пары. — Должен бежать, но быстро, расскажи про того горячего парня в двух словах. — Его зовут Кёнсу. Он бариста, и у него самые классные брови из всех, кого я видел, — ухмыляется Чонин. — У тебя странные кинки. Ну, присматривай за секси-бариста, но и не исключай другие варианты, хорошо? Сехун кладёт трубку, а Чонин обдумывает случившееся утром, вертя в руках телефон снова и снова. — Чонин! — Крик со стороны лужайки пугает его. Это Чанёль. (Ну конечно.) — Эй, мужик, ты пропустил семинар. Я переживал, не заболел ли ты часом. С ним парень пониже, который вприпрыжку идёт рядом, закинув руку на его рюкзак. — Та не, просто с утра был не в настроении. — Чонин, Бэкхён, — представляет он их. Они вежливо друг другу улыбаются, а потом Бэкхён извиняется и бежит на пары в другую часть кампуса. Чонин собирается спросить, был ли это один из друзей Чанёля со старшей школы, но тот притягивает парня к себе за футболку и быстро, но смачно целует. Ну ладно. — Не забудь, что у меня сегодня математическая викторина в два! — говорит он вслед Бэкхёну. — Тогда тебе лучше ГОТОВИТЬСЯ! — кричит в ответ парень и показывает язык, скрываясь за углом. — Это мой соулмейт, — говорит Чанёль с гордостью. О… О! Эта громкость. Всё сходится. Отличная пара, карма. — Вау, это клёво! — У Чонина буквально тысяча вопросов, которые он хочет задать, но быстро берет себя в руки. Уже после небольшого молчания Ёль рассказывает всё как на духу. — Он один из парней со школы, о которых я тебе рассказывал. Мы вместе, вообще-то, с самого соулмейт-просвещения. — Да? Каким был твой сигнал? — Я ещё не раскрыл свой, на самом деле. Бэк пытается помочь мне в «поисках себя», но я продолжаю настаивать на том, что мое единственное увлечение — это он. — Улыбка во все тридцать два превращает слова в невероятно милое признание, а не в развязную шутку. — У него же математика. — Математика? — Ага. Бэк очень хорошо разбирается в числах. Я думал, что просто счастливчик, раз какой-то ангел-хранитель показывает мне ответы на всех контрольных. Я знал, это невозможно, чтобы мои мозги визуализировали все эти теоремы и аксиомы. Оказалось, что это просто мой сосед по парте и его замечательный мозг во всей красе. С тех пор я не готовился к тестам по математике. Просто настраивался и смотрел, как он идеально справляется со всем. — А это разве не списывание? — осмеливается спросить Чонин. — Та он тоже так говорит. Типа, я больше никогда в жизни не собираюсь помогать тебе с зачётами по математике. А потом проходит всего один семестр, и он всё равно растолковывает для меня все эти ценовые скидки в магазинах или что там мы учим. Я счастливчик, ведь у моего соулмейта такое полезное увлечение, — ликует он. — Это довольно мило, — признает Чонин. Он почти решается доверить Чанёлю историю о черных линиях под рукавом кофты, но сомневается. За всю свою жизнь об этом он откровенно говорил только с мамой и Сехуном. Они же только начали дружить. — Я иду в кафешку, чтобы просмотреть свои вычислительные записи на случай, если Бэк в этот раз говорил серьезно. Хочешь со мной? — Да, — срывается с губ Чонина, но потом подключается мозг и дает обратную. — Вообще-то, нет, мне нужно идти на следующую пару. — Он не может представить, что подумает Кёнсу, если он появится там во второй раз. — Увидимся там уже завтра за работой, да? Прости, сегодня я без конспектов. — Не парься, я дам свои. Увидимся. — Чанёль машет рукой и идёт по своим делам. Чонин посещает все пары как прилежный студент и семьдесят пять процентов времени внимательно слушает преподавателей, а оставшиеся двадцать пять наблюдает осторожно за другими студентами, пытаясь в каждом найти что-то. Не только в плане физической привлекательности, но и в жестах, мимике. Или какую-то искру. Хоть что-то. Но в итоге ничего не находит. Уже ночью, после учебы, как и в начале дня, он сидит за столом и пялится на свое запястье. Он нежно массирует вспышку указательным пальцем и прощается, зная, что утром её там уже не будет. [1] Большая Птица, Большая Жёлтая Птица (англ. Big Bird) — персонаж детской телевизионной передачи «Улица Сезам».