Золотые цепи

      Банкет был просто безупречным. Все в лучших традициях Востока, будь то музыка или танцующие тут и там девушки в откровенных нарядах, двигающие бёдрами так, что волны от их движений разбегались повсюду.       Чонгуку некогда было любоваться всей этой красотой. С завидной периодичностью прибывали новые "полезные" гости, с которыми знакомили директора Вана и его заместителей. Регулярно пробегающая волна мурашек на затылке, очень отвлекала от работы и мешала сосредоточиться. Чон бросал косые взгляды вокруг, пытаясь вычислить того, кто испепеляет его взглядом, но делать это приходилось быстро и незаметно, поэтому успехом не увенчалось.       Когда в помещение вошёл шейх Дари в окружении нескольких мужчин, внимание всех присутствующих приклеилось к этим загорелым, статным людям. Все дело было даже не в дорогих традиционных костюмах, а в том, с каким царским достоинством они держались. Среди арабов, Чонгук тут же вычислил того, кто так внимательно изучал его все это время издалека.       Тэхен вместе с братьями стоял в тени колон, ожидая отца и лениво осматривая разношёрстную публику, пока не увидел за спиной невысокого седого мужчины Чонгука.       Парень слегка склонился к уху седовласого, что-то быстро говоря, предварительно выслушав очередного подошедшего, немолодого иностранца.       Он, действительно красив, с этим не поспоришь. Почти также красив, как его друг Джин. Но красота Чона была другой, более мужественной, более вкрадчивой и не жгущей грудь, а втекающей туда тонкими ручьями, сливаясь в одну бурную реку, уносящую в алый закат на крыльях белоснежного пегаса.       Тэхена влекло к Чонгуку, тянуло словно магнитом. Чон был кусочком того мира, которого Тэ совсем не знал, но все равно безумно любил. Корея – страна, в которой он когда-то имел многое, но потерял. И вот этот юноша, Чон Чонгук, был кусочком давно забытого дома: родным, знакомым и радующим.       Тэ видел, как Чонгук ищет его глазами, он чувствовал, как Тэхен неотрывно наблюдает за ним, но каждый раз уходил вглубь тени, не давая себя рассекретить. Ещё хоть чуть-чуть Тэхену хотелось понаблюдать за ним, рассмотреть все детали, запомнить каждое изменение мимики.       Подошедший отец, вынудил его выйти из тени и встретиться лицом к лицу с тем, кто так сильно пугает и влечёт одновременно. В окружении старших братьев, Тэхен приблизился к корейской делегации. Чонгук не сводил с него глаз, гипнотизируя своими проницательными чёрными глазами.       Строгий чёрный костюм и белоснежная сорочка безумно шли Чону, оттеняя его белую, чуть присыпанную позолотой загара кожу и волосы цвета молочного шоколада. Облегающий силуэт пиджака обтекал широкие плечи и узкую талию, слегка зауженные брюки демонстрировали мощные бедра и подчёркивали длину ног.             — Добрый вечер, господа - шейх Рабах сдержанно улыбнулся, слегка склонив голову. – Надеюсь, вас не разочарует наш праздник? Мы хотели показать вам всю красоту и гостеприимство Востока. А это, – мужчина развёл руки в стороны, где по обеим сторонам от него стояли мужчины, – мои любимые сыновья: Камран*, Зариф* и самый младший, мой сын Риналь*.       Чонгук не смог сдержать эмоций, и на последнем имени его голос удивлённо дрогнул. Он устремил свой наполненный негодованием и непониманием взгляд на Тэхена-Риналя, который абсолютно сдержанно и холодно воззрился в ответ лишь на долю секунды, а затем мазнул по Чону взглядом и перевёл его на стоящего рядом с Чонгуком, директора Вана.       Чон еле дождался окончания официальной части и ужина, который, к слову, прошёл в весьма европейском стиле без каких-либо экзотических штучек, кроме наличия на столах блюд, как восточной кухни, так и азиатской, что весьма порадовало приезжих гостей.       Чонгук старательно избегал встречаться взглядом с Тэхеном, хотя всеми поджилками чувствовал, что тот хочет этого. Цепкий, колющий взгляд карих глаз, весь вечер был направлен на него, ожидая ответа. Чонгук сам не понимал почему, но злился на Тэхена. Ругал себя за то, что ему вообще не должно быть дела, как его зовут и кто он в этом доме, Чон приехал работать, а не заниматься чем-то подобным, особенно зная устои чужого государства и ознакомившись со статьёй о смертной казни за гомосексуализм. Да и не входило в жизненные планы Чона уступать своим низменным желаниям. Вскоре он покинет страну и дурман, окутавший его рассудок, исчезнет без следа. Сказочная дымка развеется, уступая место реальности, в которой у Тэхена своя жизнь, а у Чонгука своя.

***

      За ужином Чонгук выпил слишком много вина, чтобы хоть как-то заглушить клубок эмоций внутри себя, расщепляющий мозг на составляющие. Коварный напиток казался лёгким баловством, но в результате переводчика сильно подкосило. В голове гудело, по телу разлилась приятная расслабленность, но обилие запахов вызывало то и дело накатывающую дурноту. Острая необходимость вдохнуть кислорода заставила парня выйти на улицу.       Чёрное бархатное небо, усыпанное маленькими гвоздиками звёзд, притягивало взгляд, заставляя запрокинуть голову, и впитывать эту красоту каждой клеточкой своего тела. Расстегнув пиджак и стянув его с плеч, Чон перекинул его через локоть, попутно ослабляя воротник на несколько пуговиц. Тёплый ночной воздух ласкал кожу, весь день скрытую под одеждой, принося облегчение.       Чонгук ушёл одним из первых, как только это стало возможным. Видимо на таком быстром опьянения, сказалась разница во времени и усталость после дороги. А после встречи с Тэхеном в саду, Чонгук так и не смог сомкнуть глаз, вспоминая извивающееся в танце тело и парящие руки возле идеального умиротворённого лица.       Ноги сами повели Чонгука вглубь огромного сада, туда, где возвышались абрикосовые деревья, где он потерял покой окончательно. Предсказуемо его встретили только тёмные силуэты деревьев и испуганно разлетевшиеся ночные птицы, шарахнувшиеся от вторгнувшегося сюда человека. А что или кого, собственно, он хотел здесь увидеть?       Чон горько усмехнулся своим мыслям, а потом, отбросив пиджак, завалился на мягкую, слегка влажную от уже выступившей росы траву, раскинув руки в стороны. Юноше казалось, что он идёт по лабиринту и никак не может найти выход. Как назло, рядом с ним нет никого из близких, с кем бы он мог поговорить и посоветоваться. Хотя в таких делах, как человеческие чувства, советчиков быть не может. Никто не расскажет, как жить правильно и что для тебя лучше. Только ты можешь выбрать свой путь, чтобы некого было винить, только ты знаешь, где и с кем тебе на самом деле хорошо.             — Чонгук... Чонгук, - шатен вздрогнул от неожиданности и, приподнявшись на локтях, уставился в темноту, из которой к нему вышел... Тэхен? – Чонгук, с тобой все хорошо?             — О, простите, господин Риналь или Тэхен, даже не знаю, как к вам правильно обращаться, – в голосе Чонгука не было злости, только огорчение, которое он и сам себе объяснить не мог.             — Прости, Чонгук, – Риналь сел на траву рядом с Чоном и сложил ноги по-турецки, устремляя взгляд на также севшего парня. – Я должен был сказать тебе сразу, кто я такой, но тогда бы ты не был так открыт со мной, верно? Я и так напугал тебя в нашу первую встречу, – Тэхен сорвал травинку и бездумно прокручивал ее между длинными пальцами. – Ты наверняка думаешь, что я заносчив и холоден... наверное, так и есть. Как ты понимаешь, по происхождению я не араб, отец дал мне имя Риналь, но моё настоящее имя Тэхен.             — Почему ты мне не сказал сразу, что ты в этом доме господин? А если бы я проявил к тебе неуважение или оскорбил тебя? Ты представляешь, чем бы это закончилось? – Чонгук сердито посмотрел на стушевавшегося Тэ. – Я вообще не должен был приходить сюда...       Парень запустил в волосы руку, встряхивая идеальную до этого укладку. Правильным было бы сейчас извиниться, сказать, что все понимает и уйти, но он не мог, просто не мог заставить себя встать и сделать хоть один шаг в сторону. Тэхен сидел так близко, что аромат его парфюма тонкой ниточкой долетал до ноздрей Чона, обвивая его всего до кончиков пальцев на руках и ногах.             — Но ты пришёл сюда, – улыбнулся Тэ, – я люблю это место, мне нравится наслаждаться одиночеством и музыкой среди этих стройных деревьев и мягкой травы. Именно из-за моей любви к этой части сада - здесь не стригут газон, оставляя этот клочок земли не тронутым.             — Здесь и правда чудесно, – задумчиво произносит Чонгук.             — Я знал, что найду тебя здесь, – Тэхен улыбается, – не спрашивай откуда, просто знал.       Они молча смотрят в глаза друг друга на протяжении нескольких бесконечно долгих минут прежде, чем Чонгук двигается ближе, едва уловимо касаясь своими губами чужих, и замирает. Чон даёт Риналю возможность передумать, хотя до смерти хочет продолжить. От едва чувствуемого касания сводит скулы, а ладони становятся влажными. Чон сжимает траву возле бедра Тэхена, опираясь на неё, а может просто, чтобы удержаться, парень и сам не уверен в ответе.       Лёгкий ветерок колышет волосы Тэ, свободно спадающие на лоб, плавными линиями обрамляющие ровные тёмные брови вразлёт и светящиеся согласием, карие грустные глаза. И Чон не выдерживает, подхватывая их пальцами, убирает в сторону, открывая ровный загорелый лоб. Тэхен прикрывает глаза, отдаваясь ощущению чужого касания и слегка размыкает вмиг ставшие сухими губы.       Даже если сейчас Чонгука убьют, он не откажется от своего желания, распробовать похожие на сочные дольки висящего на дереве рядом абрикоса губы. Пальцы соскальзывают ниже, проходясь по скуле вдоль линии подбородка, уже более смело продвигаясь обратно, пока ладони не соприкоснулись с бархатом кожи, а подушечка большого пальца не оглаживает шёлк нежно-розовых лепестков губ, проводя по каждой отдельно, пристально следя за своими же действиями. Тэ протяжно выдохнул, раздувая ноздри, согревая чужие пальцы своим теплом.       Чонгук не смеет закрыть глаза, наслаждаясь эмоциями на лице Тэхена, впитывая кожей каждый вздох, любуясь вздрагивающими длинными чёрными ресницами и языком, быстро очертившим контуры губ, делая их чуть влажными. Чон медленно приближается, до тех пор, пока два горячих дыхания не перемешиваются в одно, обдавая их лица жаром и снопом мурашек.       Чонгук не отрывает взгляд от дрогнувших в нетерпении губ, а затем до бесконечности нежно, едва уловимо дотрагивается до них своими, прежде чем окончательно завладеть мягкими и гладкими лепестками. Юноша боится спешить, боится упустить что-то важное, не дай бог вспугнуть, он неторопливо сминает чужие губы, спускаясь рукой на сильную шею, поглаживая кожу подушечкой пальца, чувствуя рукой, как ускоряется пульс под бархатистой кожей.       Язык Чонгука неуверенно проходится по кромке нижней губы, отчего Тэхен судорожно вздыхает и поддаётся на встречу, прижимаясь теснее, тыкаясь губами в губы Чона, действуя спонтанно, но очень отчаянно. Чон медленно обводит каждый сантиметр, проникает в самые дальние уголки рта, оплетает чужой язык, слегка покачивая им, трётся кончиками.       Тэхен потерялся в себе, а может быть в Чонгуке, растворяясь от того, с какой осторожностью касаются его сильные руки. Быстрые потоки, искрящиеся волной, разлетались по его телу оттуда, где его губ касался Чонгук. Он жадно отвечал на чужие движения, забывая, что нужно дышать, да и как это вообще правильно делать, когда тебя так мучительно неторопливо, но так сладко и возбуждающе терзают. В груди колотилось, а в паху приятно потянуло, отчего Риналь чуть хныкнул, стараясь сесть так, чтобы на эрегированный член не сильно давили штаны.       Тэхен захлёбывался в подаренных Чоном ощущениях, слегка отворачиваясь и утыкаясь носом в плечо младшего, не в силах больше терпеть этого мучительного удовольствия. Но ласковые губы и руки не исчезли, вопреки ожиданиям Риналя. Чонгук нежно водил губами по щеке, оставляя на ней лёгкие поцелуи, спустился к уху, обхватывая мочку губами и слегка массируя кончиком языка. Потяжелевшее, горячее дыхание заставило Тэхена закатить в блаженстве глаза и едва слышно простонать. Но Чонгук услышал это сдавленный стон, вновь возвращая в свой плен слегка припухшие губы.       Чонгук медленно опустился на спину, утягивая за собой Тэхена, укладывая на себя, продолжая влажно и неторопливо целовать, притираясь своим языком к его. Тэ окончательно сдался и с наслаждением запустил пальцы в каштановые волосы, утопая в их удивительной мягкости, перебирая и накручивая, слегка оттягивая, отчего Чонгук покусывал его язык и губы, а Тэхен лишь сильнее распалялся. Руки Чона лежали на слегка выступивших лопатках, не осмеливаясь двигаться дальше.       Слегка дёрнувшись, Тэхен наткнулся на возбуждённый член Чона, натянувший ширинку брюк. Это привело его в сознание, заставив буквально подскочить с Чонгука.             — Что мы творим? Это же грех! Так нельзя! Чонгук! – Тэхен причитал, мечась по небольшой поляне, и непонятно было, чего он хочет больше: продолжить или убежать.             — Я не знаю, Тэхен... я сам ничего не понимаю... ты прав, это неправильно, нам лучше остановиться.       Тэ смотрит несколько секунд в глаза Чонгука и, увидев там раскаянье и страх, вмиг меняется, будто бы обрастая ледяной коркой. Чон не может не почувствовать, что даже воздух вокруг словно понизился на несколько градусов.             — Тебе страшно? – Тэхен неприятно ухмыляется, пытаясь спрятать разочарование, – советую тебе забыть о том, что произошло и никогда не вспоминать. Поверь мне, это в твоих же интересах.       Чонгук не успел ничего ответить прежде, чем Риналь скрылся в темноте, оставляя Чона наедине со своими растрёпанными чувствами. Губы все ещё горели, а пульс не желал успокаиваться, в брюках давило, мешая здраво размышлять. Тяжело встав, Чонгук двинулся в сторону своей комнаты. Алкоголь словно разом выветрился из головы, оставляя парня наедине с воспоминаниями. Единственное, что Чону было непонятно, так это то, почему Тэхен так резко изменился. Что стало этому причиной? Чонгук так боялся за него и за то, что может с ним произойти, если их кто-то видел, что упустил момент, когда совершил ошибку.       А Тэхен, влетев в свои покои и скинув всю одежду, голышом забрался в кровать, пытаясь угомонить тюкающую в висках злость. Он струсил! Чонгук испугался, что связался с Тэ, испугался! Он видел его потемневшие напуганные глаза, неужели то, что испытал Тэхен, не почувствовал Чонгук? Это так больно укололо самолюбие Риналя, что он готов был взвыть на луну.       Но прожигающее грудную клетку желание никуда не исчезло, а вкус чуть горьковатых от вина губ Чона не давал расслабиться или отвлечься. Снова и снова Тэхен прокручивал в голове каждое касание и каждый поцелуй, которым наградил его Чон Чонгук, заклеймив позором и счастьем одновременно.       Ночь окончательно завладела домом и сердцем Риналя, который ворочаясь, до рассвета не мог сомкнуть глаз. Касание шёлкового белья к разгорячённой коже, эхом отдавались в паху, не давая нормально расслабиться и уснуть. Тэхен был возбуждён, член прижимался к животу, моля о разрядке. Но самоудовлетворяться Тэ не станет, ни за что! Он слишком горд для этого, в отличие от Чонгука, который в этот момент бесстыдно ласкал свой напряжённый член, стоя под тёплыми струями душа, кончая от одного воспоминания о тихом коротком стоне, слетевшем с губ Риналя.       Тэ же больше получаса стоял под ледяным душем, пока проигнорированный член не опал, а сам парень не затрясся от холода. Рассвет принёс облегчение и голове, и телу, и Тэхен забылся тревожным поверхностным сном.