***
Два дня Чонгук передвигался по дому с огромными усилиями. Играть перед Тэ здорового человека получалось все хуже, это лицедейство выматывало похлеще любых занятий спортом. К общему недомоганию прибавилась ещё и температура, которая просто как снег на голову свалилась на Чона, а затем и свалила его с ног. Тэхен догадывался, что для Джамиля все прошло не очень гладко, но Гук уверял его, что все хорошо, пока в один момент не свалился в обморок посреди разговора. Подлетевший в мгновение ока Тэ, только коснувшись его, в ужасе расширил глаза. Чонгук походил на огромную печь, от которой исходил невыносимый жар. Риналь собственноручно отнёс Чона в постель и несколько дней ухаживал за ним. От врача и госпитализации парень напрочь отказался, уверив всех, что просто с непривычки перегрелся на солнце в пустыне. И вроде бы ему даже поверили. Все, кроме Риналя... Уж он то понял, откуда растут ноги такой резкой слабости у Гука, и как тот и предполагал, Тэ занялся самобичеванием. — Риналь, перестань, я же вижу, что ты себя уже сгрыз изнутри. Ты не виноват, просто я не привык к такой нещадной жаре, вот и свалился, – Чонгуку полегчало, он пролежал в постели пару дней и при таком царском уходе, чувствовал себя уже более чем сносно, – видишь, какой я оказался слабак? — Ты не слабак, – обречённо покачал Тэхен головой, – это я ненасытное животное. Я же знал, что такое возможно и всё равно не смог остановиться на одном разе. Было немного странно, так открыто обсуждать произошедшее, ведь всё последнее время они тщательно избегали этой темы, боясь быть услышанными, кем-то посторонним. Но ночь, проведённая в объятиях друг друга, словно стёрла границы стеснения, расширяя их совместный теперь горизонт. — А знаешь, – Гук поднялся на постели и подполз к сидящему на краю Тэхену, склоняясь и мягко целуя его шею, тут же покрывшуюся рябью, – я бы с удовольствием повторил всё ещё разок... — Джамиль! – Тэ возмущённо дёрнул плечом, стряхивая повисшего на нем Чонгука. – Это не шутки. Раз у тебя температура, значит, в организме идёт воспалительный процесс. Ты уже не маленький, понимаешь, что и речи быть не может, ни о чем подобном, пока ты не поправишься! — Но, мой принц, – просяще захныкал Чонгук, – я так соскучился по тебе, ну всего один разочек... — Нет, – отрезал Тэхен, поднимаясь. Чонгук потянулся за ним, но в дверь громко постучали, а затем в комнату решительно вошёл Зариф. Парень пристально осмотрел сидящего в одном нижнем белье Чонгука и покрасневшего Риналя, стоящего возле кровати. — Риналь, отец ищет тебя, это касаемо его поездки в Амстердам. Спустись, пожалуйста, к нему. — Да, конечно, – кивнул Тэ, – Чонгук... – Тэхен выразительно посмотрел на отброшенное одеяло, а затем на голый торс Гука, и парень тут же прикрыл свою наготу, – отдыхай, я зайду позже. Оба члена семьи Рабах вышли, оставляя Чонгука в одиночестве. Вскоре, Чон был уже совсем здоров и находился в отличном расположении духа. Они зажимались с Тэхеном везде, где была возможность. И даже успели провести ещё одну ночь вместе. К сожалению, им пришлось быть максимально тихими, но кусающий подушку, кончающий Чонгук, был настолько эротичен, что у Риналя спирало в груди и поджимались пальцы на ногах. Уроки возобновились, но чувство, что что-то не так, преследовало Тэхена несколько дней. Постоянное беспокойство приставучей мухой вилось где-то внутри, постоянно напрягая и раздражая. Он старательно отгонял эту мысль, но она регулярно возвращалась. Интуиция редко подводила Тэ, однако с какой стороны придёт беда, он не понимал. У отца были какие-то проблемы с новым контрактом, поэтому Риналь регулярно созванивался с ним, чтобы быть в курсе происходящего. И вроде бы там все шло по плану, тогда откуда ждать подвох?***
— Чонгук, могу я с тобой поговорить? Зариф поймал Чона в коридоре, когда тот возвращался с очередного урока, на котором вдоволь нацеловался с Тэхеном. — Конечно, что-то случилось? – взволновано, поинтересовался Гук. Зариф осмотрелся и тихо предложил: — Пойдём в мою комнату, там нам будет удобней. Когда дверь за ребятами закрылась, Чонгука усадили на невысокую софу у стены, а сам Зариф сел в просторное кресло напротив, и проницательным взглядом осмотрел собеседника. — Чонгук, я не буду ходить кругами и подбирать слова, поскольку это всё равно не изменит результата. Что, между тобой и Риналем? Чонгук замер, а по спине пришёлся табун колючих мурашек страха. Ладони моментально покрылись липким холодным потом, а сердце встревоженно заколотилось в горле. Откуда он мог узнать? — Мы хорошо ладим, – пожал плечами Чонгук, прилагая максимум усилий, чтобы звучать спокойно и равнодушно. — Ты видимо не понимаешь, - Зариф потёр переносицу, словно битый час пытается добиться результата от безнадёжного ученика, – я знаю, что ваша дружба зашла слишком далеко. Зариф заподозрил, что между парнями что-то происходит, ещё в тот раз, когда застал их в непозволительной близости друг к другу во время урока. Но тогда он отогнал дурные мысли, поскольку не мог понять, что именно его смутило в этот момент. А потом ситуация в саду, где Тэхен и Чонгук держались за руки, и слепой бы увидел, как вздрагивал Риналь от тихого шёпота Чона. Зариф был готов дать руку на отсечение, что ещё немного, и они бы поцеловались. Верить в это не хотелось, не мог Зариф принять такое о своём брате. Не хотел верить, что этот пришлый смог сбить его любимого младшего брата с правильной дороги. Тэхен не такой, без грязных мыслей и подобной бесовщины. Никак не мог он поверить, что его любимый брат мог опуститься до такого. Последней каплей в чаше терпения Рабаха, стал яркий засос, который он увидел на шее Риналя после их поездки в пустыню. В тот вечер Зариф долго сидел у Тэ, который рассказывал о том, как невеста отказала жениху, когда они были в поселении бедуинов. Ночная рубашка съехала, оголяя огромное алое пятно у основания шеи. Зариф тогда думал, что сейчас на этом месте у него остановится сердце. Сомнений не осталось, Риналь и Чонгук предавались греху. У них роман и это зашло уже очень далеко, настолько далеко, что теперь хоть волком вой. Несколько дней, парень боролся с желанием убить Чонгука собственными руками, разорвать, как грязную собаку, вырвать сердце и скормить тиграм. Потом, он хотел рассказать все отцу, но понимание того, что Риналю тогда точно не поздоровится, удержали его от этого опрометчивого шага. Каждый день, видя влюблённые глаза брата, устремлённые на Чона, выворачивали его наизнанку. Он с трудом держался, чтобы не засадить кинжал в шею, не вспороть глотку и не отрезать достоинство этому ничтожеству, словно кара небесная появившемуся в их жизни. Он безусловно, предпринял бы хоть что-то, если бы не Тэхен. Тэ с таким обожанием смотрел на этого иностранца, что Зариф не сомневался, сделай он хоть что-либо и Риналь проклял бы его. Ему пришла лишь одна идея, которую он посчитал правильной – поговорить с самим Чонгуком. — Зариф, но это... — Не ври мне! – рыкнул Рабах, перебивая Гука. – Я давно заметил ваши странные отношения, а после возвращения из пустыни, я увидел следы на его теле. Не думаю, что их мог оставить, кто-то кроме тебя, Чон Чонгук. Челюсть Зарифа после этих слов сжалась, а глаза полыхнули такой ненавистью, что у Гука во рту пересохло. Не дожидаясь ответа от растерянного Чона, мужчина продолжил: — Риналь, появился в нашем доме, когда ему едва исполнилось три года. Он попал в аварию вместе с родителями, которые осознав, что машину переворачивает, закрыли маленького сына своими телами. Тэхен выжил только благодаря этому. И отец, и мать погибли, а маленький Риналь сломал обе руки. В больницу его доставили с ног до головы залитым кровью отца и матери, которых просто было не узнать. Его кисти собирали буквально по косточке. Он несколько месяцев ходил в гипсе, а потом заново учился пользоваться руками. Чонгук вздрогнул и весь сжался. Они часто косвенно касались этой темы, но Тэхен никогда не рассказывал подробностей. Слышать сейчас эту историю было не по себе, словно он без разрешения копается в чьей-то хрупкой душе. Тем не менее, Чон не смел останавливать Зарифа, поскольку любопытство и его порок тоже. Он хотел знать всё о том, кого любит. — Отец Риналя был нашим с Камраном дядей, в юности он летал на практику в Корею и встретил там любовь всей своей жизни. Скромная, воспитанная корейская девушка покорила его сердце. Она даже приняла нашу веру, чтобы быть вместе с дядей. В тот день они возвращались от нас. Отец, как только узнал о случившемся, сразу же оформил усыновление и забрал племянника в нашу семью. Я был немногим старше самого Риналя, поэтому смутно помню то время, но его огромные испуганные и заплаканные глаза, когда он вскакивал ночью от очередного кошмара, я не смогу забыть никогда. Каждый раз, глядя на него, я вижу того самого мальчика, который отчаянно старался не сойти с ума от горя. Чонгук ярко представил себе маленького мальчика, дрожащего от ужаса в ночной темноте. Сейчас в груди все сжималось от острого желания рвануть к Тэхену, и убаюкивать его в своих объятиях до конца жизни, сдувая пылинки и прикрывая от ветра. Тихий голос Зарифа не давал младшему погрузиться в воспоминания, разрезая и без того чувствительный слух нотками стали, звенящими при каждом произнесённом слове. — Моя мать заботилась о Ринале, как о родном ребёнке, а мы с братом безоговорочно его полюбили и признали своим. Отец дал ему новое имя и новую жизнь. Тэхен всегда был благодарным сыном, до тех пор, пока не появился ты! Чон дёрнулся, словно его ударили, и поднял глаза на каменное лицо Зарифа. Он всем телом почувствовал ауру неприязни исходящей от Рабаха младшего, словно воздух пропитался ядом и душит парня своей ненавистью. — Зариф, – Чонгук собрал всю свою решимость, – я искренен в своих чувствах к Риналю. Я не хочу оправдываться за свою любовь. Всё, что я могу, так это попросить у тебя прощения, что не смогу ничего с этим поделать. Он слишком глубоко во мне... — Искренен? – Зариф еле сдерживал в себе желание вцепиться в этого наглеца и только воспитание, а также цель разговора, сейчас не позволяли ему это сделать. — Да, – серьёзно кивнул Гук, – Тэхен – моя любовь, и тебе придётся это принять. Чонгуку показалось, что он услышал скрежет зубов, раздавшийся из кресла. Но отступать было некуда. Мосты позади него горели. — Хорошо... – Зариф как-то резко расслабился и откинулся на спинку кресла, – значит, тебя не интересуют его деньги? – вкрадчиво уточнил Рабах. Гук взвился на месте, с трудом удержавшись от удара. — Мне достаточно средств моей семьи! К тому же, вскоре я и сам начну работать в компании отца и не буду нуждаться. Для меня оскорбительно такое предположение в мой адрес! – шипел Чон, испепеляя взглядом ухмыльнувшегося Зарифа. – Я готов на всё ради Тэхена. — Если ты говоришь правду, тогда ты поймёшь, что лучшим выходом будет твой отъезд? – укол достиг цели. Чон сидел, словно громом поражённый. Он растерялся от того, как умело, Зариф подвёл всё к нужному для него результату. Сейчас оспорить его слова, означает, что он противоречит себе, а этого Чонгук никак не мог сделать. — О чем ты? – младший решил не отступать так просто. – Я не собираюсь никуда сбегать лишь потому, что ты так решил. — Чонгук, ты не глупый парень, – утвердительно произнёс Рабах, – ты представляешь последствия вашего романа? Ты готов увидеть, как Риналя казнят? Если ты не уедешь, то рано или поздно это все равно откроется, ваши отношения погубят его. Риналь и так слишком многое потерял. Ему повезло и всевышний дал ему возможность прожить новую жизнь. Ты готов забрать её в угоду своим чувствам? Сможешь смотреть в глаза нашему отцу, матери и нам с Камраном, когда тело Тэхена будет болтаться в петле? Ты останешься жить, а Риналь отдаст за твоё упрямство всё, а самое главное - свою жизнь! У Чона на затылке зашевелились волосы. Да разве может он желать такого? Как он может быть готовым на то, чтобы убить Тэ?! Нет! Никогда! Только не с Тэхеном, не с его чудесным видением, его абрикосовым ангелом. — Подумай, Чонгук, Риналь настолько ничтожен, что ты готов положить его жизнь на алтарь своим извращённым предпочтениям? Ты настолько чудовище, Чонгук? — Хватит! – гаркнул Чон, резко вставая на ноги. – Я всё понял. Я уеду, но сначала поговорю с Тэхеном. — Не стоит, – властный голос Зарифа настиг Чона в дверях, – ты должен собрать свои вещи и ночью тебя отвезут в аэропорт, чем скорее ты уедешь, тем лучше, не зачем тревожить Риналя. Ты отказался от чека, поэтому сумма за твою работу была переведена на твой счёт. — А как же шейх? Хотя бы с ним я должен объясниться, – сделал Чонгук слабую попытку. — Не утруждайся, – небрежно откинул прядь с лица Зариф, – я поговорю с ним сам и расскажу, что у тебя возникли личные проблемы, и ты был вынужден уехать раньше. Ох, как же сейчас был зол Чонгук. Зариф все продумал и уже успел все организовать. Значит, он знал, что Гук не сможет отказаться. В семье Рабах поистине рождаются гениальные стратеги. — Почему ты не хочешь дать нам шанс? – отчаянно выдохнул младший. — Риналь – мой любимый младший брат, я желаю ему самого лучшего, но это не ты. Он должен жениться, завести детей и наслаждаться жизнью в кругу близких, и в почитании других. Ты знаешь, как сильно он любит детей? Он не рассказывал тебе, как мечтал иметь большую семью? Вижу по лицу, что не рассказывал. Пройдёт время, и вы оба забудете эту историю, вы молоды и сможете ещё встретить того, кто вам будет подходить. Я же, обещаю также молчать, но только с условием, что ты больше никогда не будешь искать с ним встречи. Забудь Риналя, он не будет твоим! — Ты не боишься, что это будет ошибкой? – холодно поинтересовался Чонгук. — Ошибкой было, слишком долго игнорировать происходящее между вами. Нужно было раньше отправить тебя на родину, чтобы все не зашло настолько далеко.***
Гул за бортом и голос стюардессы, оповестил Чонгука о том, что он покидает страну, в которой оставляет не просто свою часть, а наверное, всего себя до последней самой незначительной мысли и клетки тела. Тоска тяжёлым камнем душит и прибивает к полу, стискивает и разрывает одновременно. Хочется забиться под кресло и тихонько скулить, словно маленький брошенный щенок, побитый жизнью и безумно одинокий. Чонгуку невыносимо было понимать, что он больше никогда в своей жизни не сможет увидеть Риналя. Не сможет коснуться его лица, услышать его низкий бархатный смех, не увидит яркую улыбку, направленную в его сторону. Как же все болит внутри! В груди так сжимает, что нет сил, даже вздохнуть, что-то большое и очень болезненное разрастается в ней с огромной скоростью. Салон самолёта кажется слишком душным и тесным, свет раздражает, хочется кричать во все горло, так, чтобы потом не мог говорить, до порванных вдребезги связок, и этот крик, зажатый внутри никчёмного тела, сейчас выбивает дух. Чонгук смотрит в окно иллюминатора и не в силах держаться, утыкается в него лбом, а по щекам катятся огромные капли солёных слез, пропадая где-то в вороте его толстовки. Сейчас Чона мог понять только тот, кто расставался с любимым человеком против своей воли. Сердце вроде бы и не билось вовсе, окончательно замерев, словно его приклеили или запаковали в стеклянный сосуд, не позволяющий ему нормально работать. Этот важный для людей орган щемило, и он жался к рёбрам, словно тоже рыдал в одиночестве, ища утешения. Самый страшный день наступил для Чонгука прямо сейчас. Он обрёл и потерял нечто такое, что уже не даст ему стать прежним. Риналь изменил его, сломал и подчинил, как дикого скакуна, объездил и сделал своим, а потом оставил в одиночестве в пустом зимнем поле. Внутри все жжёт и кричит, но в горле ком и губы слиплись от долгого молчания, слезы нескончаемо льются, обжигая щеки, заставляя захлёбываться собственным отчаянием и безысходностью, в которой он оказался. Но вопреки историям из книг, слезы не приносят облегчения, только головную боль, от которой становится ещё хуже. Все тело болит, голова гудит, а глаза уже опухли. Чонгук прячется в глубоком капюшоне толстовки и старается не сойти с ума. Как теперь Чонгуку жить? Как существовать, зная, что где-то бьётся сердце самого главного человека в его жизни, но он никогда этого стука уже больше не услышит...