2014
Развалившись в кресле, Бетти демонстративно рассматривала свои руки и молча ожидала экзекуции. После целого дня, проведенного за партой, она с удовольствием приняла бы горизонтальное положение, но мама в весьма ультимативной форме предложила ей «сесть и поговорить». — Хватит дуться, — Гермиона села в кресло напротив и поставила перед дочерью чашку чая. — Никто тебя не ругает. Но я уже устала слушать бесконечные претензии от преподавателей. — Она ведь просто цепляется ко мне, ты не видишь? — огрызнулась Бетти. — И делает она это, конечно же, абсолютно беспричинно. — Гермиона отхлебнула из своей чашки, рассматривая кучерявую макушку дочери. — У тебя что, вообще не было проблем с учителями? — Бетти подняла глаза. — Не было какого-нибудь противного препода, который тебя доставал? — Ну, — Гермиона поморщила нос и попыталась спрятать улыбку за чашкой чая, — был один. Постоянно придирался ко мне, третировал и снимал… занижал оценки. Но дело было не во мне, а, скорее, в его отвратительном характере. — И что ты делала? Просто молчала? Гермиона сделала вид, что обожгла губы и, обмахиваясь ладонью, поставила чашку на журнальный столик. Вопросы о прошлом, в частности, о школьных годах, резали по живому. Она изворачивалась как могла, выдумывала пространные объяснения, вроде «я познакомилась с твоим отцом, когда была ещё ребёнком» или «я училась в частной школе в Шотландии», но это было ложью, приносящей горькие плоды. Нет, Бетти не была трудным ребёнком: она обожала учиться, добровольно поглощая книги одну за другой, не создавала проблем и была на хорошем счету у преподавателей — всех, кроме учителя литературы — но Гермиона чувствовала, что дочь отдаляется от неё, всё больше замыкаясь в себе. Возможно, это было нормой для подростка её возраста, но, увы, в их ситуации это становилось большой проблемой. — Да, просто молчала и продолжала упорно работать, потому что знания важнее оценок, — Гермионе очень хотелось поскорее завершить разговор, пока любопытство дочери не завело её в тупик. — С некоторыми людьми спорить бесполезно, Бетти, пойми. — То есть, мне нужно просто терпеть? — Бетти сердито нахмурилась. — Я даже ничего плохого ей не сказала! Она постоянно ищет, к чему бы прицепиться: то ей акцент мой не нравится, то почерк у меня кривой, то ещё что-нибудь! — Успокойся, Бетельгейзе, — голос матери прозвучал спокойно, но Бетти мигом осеклась. — Просто впредь постарайся не лезть на глаза. — Ладно. Я всё поняла, — после нескольких секунд напряженного молчания, Бетти отставила чашку, — большое спасибо за поддержку, мама. Теперь-то я буду вести себя тихо, как мышка. Иногда в интонациях Бетти проскальзывало столько фирменного отцовского сарказма, что Гермионе становилось страшно.1998
Внешне «Нора» совсем не изменилась, но от уютной атмосферы, что делала этот дом особенным, не осталась и следа. Друг перед другом все старались вести себя непринуждённо, но прошло еще слишком мало времени, чтобы ужасы войны забылись, а боль потери хоть немного притупилась. Окутанная утренней прохладой, Гермиона передернула плечами и окинула взглядом лужайку, над которой Рон как раз отрабатывал подачи: не так давно он заявил, что хочет пройти отбор на вакантное место вратаря в Татсхилл Торнадос, и теперь тренировался чуть ли не круглосуточно. Гарри, ассистировавший ему, просто не знал, что делать с покинувшим его грузом ответственности и огромным количеством свободного времени, и с радостью согласился помочь. — Рон, я ухожу! Гермиона дождалась, пока Уизли неторопливо приземлится, выписывая виражи. Вид у него был недовольный. — Куда это? — ступив на твердую землю, он перехватил метлу и водрузил её на плечо. — Ты же, вроде, всё сдала? Сдав экзамены экстерном, Гермиона стала официальной выпускницей Хогвартса. Рон посчитал, что будущему профессиональному игроку в квиддич школу заканчивать не обязательно. Гарри же решил немного отдохнуть перед поступлением в Аврорат: его безоговорочно согласились принять и без документов о начальном волшебном образовании. — Я же тебе говорила, Рон, — со вздохом напомнила Гермиона. — Профессор Снейп очнулся, и я хочу его навестить. — Зачем это? — нахмурился Рон. — Думаешь, раз ты навещала его, пока он был в отключке, он сильно тебе обрадуется? Мне кажется нам троим даже соваться к нему не стоит. Порой, вести диалог с Рональдом было просто невозможно. Гермиона посмотрела поверх его плеча на Гарри, но тот лишь состроил сочувствующую мину. Во время их перепалок он соблюдал непоколебимый нейтралитет. — Зачем? — переспросила Гермиона, отчаявшись искать поддержки у друга. — Как минимум, чтобы поблагодарить и узнать, как он себя чувствует. Этого недостаточно? — Может, тогда подождёшь меня? — нехотя предложил Уизли. — Я только переоденусь и пойду с тобой. Видя кислую мину на его лице, Гермиона предпочла отказаться. Лучше сходить одной, чем выслушивать потом, каким бестолковым был их визит и сколько мячей можно было бы поймать за это время. — Нет необходимости. Удачно потренироваться. И, развернувшись на каблуках, она двинулась в сторону антиаппарационного барьера.2014
Больше всего в магловском быту Гермиона Снейп ненавидела готовку. По её мнению, в век пресыщения, когда буквально по щелчку пальцев можно раздобыть сколько угодно готовой еды, прозябание над стряпнёй было иррациональной тратой времени. Северус порой не появлялся дома по нескольку дней, и Гермиона, заручившись всецелой поддержкой дочери, питалась исключительно едой навынос. Отец семейства их вкусов не разделял, чуял буритто за версту и разве что не шипел при виде очередной не выброшенной коробки с подсохшим кусочком «Маргариты». Гермиона считала себя хорошей женой и, стиснув зубы, готовила к его возвращению домашнюю еду. Вот и сейчас, расправившись со слегка подгоревшей субстанцией, гордо наречённой супом, она с чувством выполненного долга уселась на диван, прихватив с полки первую попавшуюся книгу. Открыв её наобум где-то посередине, Гермиона с удивлением обнаружила вложенное между страницами пожелтевшее письмо. Повернув его лицевой стороной и увидев имя отправителя, нацарапанное неаккуратным размашистым почерком, она помрачнела. «Дорогая Гермиона! Прости, что пишу тебе в первый раз за всё это время. Мне, правда, очень стыдно. После того, как ты уехала, я места себе не находил, не знал, где тебя искать. После долгих уговоров, Гарри, признался, что ты отправилась в Австралию. Я помню адрес твоих родителей, ты говорила, когда мы планировали навестить их после войны, так что напишу сюда. Надеюсь, я всё правильно запомнил. Я был бы очень рад, если бы ты ответила мне хоть парой слов: так я смогу знать, что ты получила моё письмо. Просто хочу, чтобы ты знала, что я очень скучаю, Гермиона, и всегда буду скучать, что бы ни случилось. Рон. P.S. Не переживай, твой адрес я никому не скажу». Гермиона вспомнила, что это за письмо: она получила его вскоре после рождения Бетти. Они с Северусом тогда сильно повздорили, и он собственноручно порвал его, категорически запретив отправлять ответ. Зверское желание поступить поперёк мужу заставило её тайком восстановить конверт с помощью магии и спрятать его в книге, но ответ она так и не написала: домашние хлопоты и забота о маленьком ребёнке отнимали слишком много времени, а Рон в своё время наворотил слишком много дел. Потом они переехали из пригорода Сиднея в эту дыру, и Гермиона об этом письме даже думать забыла: были проблемы поважнее кавалеров из прошлого. В конце письма было пририсовано нелепое сердечко, вызвавшее волну раздражения. Гермиона взглянула на обложку книги. Это был слезливый бульварный роман, к которому Северус бы в жизни не притронулся — хороший выбор, чтобы надежно спрятать что-то от его глаз. Странно, что они вообще не выкинули эту макулатуру при переезде. Еще раз пробежав глазами по тексту, Гермиона, не колеблясь, направилась на кухню и включила конфорку. Без капли сожаления она наблюдала, как горит и кукожится пергамент. С момента их с Роном расставания прошло уже почти пятнадцать лет.