Бетти Снейп и Чужая Душа

             

2014

      Пронзительный писк прорезался сквозь пелену сна, заставив Гермиону нехотя приоткрыть один глаз. Наотмашь вдарив ладонью по будильнику, она перевернулась на спину и взглянула на вторую половину кровати: та была холодна, пуста и по-прежнему заправлена. Впервые за долгое время ей снились Гарри и Рон; смутные, расплывчатые черты мальчишек до сих пор стояли перед глазами. Как ни старалась Гермиона забыть о прошлом, воспоминания о друзьях, о Хогвартсе, с его радостями и печалями, глубоко врезались в память. И пускай путь в волшебный мир ей был давно заказан, образы, появляющиеся во снах по-прежнему вызывали в груди щемящее чувство тоски. «Не время предаваться ностальгии, Гермиона, — скомандовала она сама себе, вылезая из-под одеяла, — лучше разберись, где в семь утра носит твоего благоверного». Северуса она обнаружила в гостиной. Он сидел в кресле и, кажется, спал; на его коленях лежала раскрытая книга, а расслабленные пальцы, покоившиеся на подлокотнике, едва касались опустевшего стакана. Гермиона неодобрительно вздохнула. Он даже не шелохнулся, когда она вошла; от былой чуткости его сна не осталось и следа. Сытая семейная жизнь и отсутствие необходимости играть роль двойного агента, безусловно, шли ему на пользу, но усталость брала своё. Тёмные круги под глазами, углубившиеся морщины, заострившиеся черты делали его вновь похожим на того самого профессора зельеварения, которого она так боялась в школьные годы, даже мысли не допуская о том, что этот самый профессор когда-то станет её законным супругом. Тяжёлые, плотные портьеры были наглухо зашторены. Гермиона одним уверенным движением распахнула их, впуская в комнату яркий свет утреннего солнца. Деловито уперев руки в боки, она обернулась; Северус, моментально пробудившись, недовольно щурился на её оттеняемую окном фигуру. — Надеюсь, когда-нибудь ты бросишь эту дурацкую привычку, — хриплым ото сна голосом произнёс он, потирая щетинистую щёку, — иначе я замурую окно. — Не раньше, чем я спалю твои портьеры, — нараспев парировала Гермиона. — Гостиная — не лаборатория, в ней должно быть светло и уютно. Почему ты не пошёл спать по-человечески? — Не хотел тебя тревожить. Сделай кофе. Закинув кофе в турку, а турку на плиту, Гермиона откопала в холодильнике пару яиц, томаты и кусок видавшего виды мяса, природу происхождения которого установить не удалось. Когда-то давно она пыталась готовить по кулинарным книгам, но Северус, глядя на её экзерсисы, сжалился и установил два простых критерия: чтобы сготовленное было съедобно на вкус и не несло риска для жизни. С тех пор её готовка носила исключительно импровизационный характер. Мурлыча себе под нос навязчивую песенку из какой-то рекламы, Гермиона кинула продукты на раскалённую сковородку. Сковородка была счастлива, что на неё обратили внимание после нескольких недель простоя и с удовольствием зашкворчала. Под воздействием высоких температур подозрительная композиция постепенно превращалась в нечто съестное. За спиной раздались тихие шаги; Северус появился на кухне, растирая затекшую шею. Рабочий костюм он успел сменить на домашнюю рубашку, щетину сбрил, а волосы частично собрал в высокий хвост на затылке; стричься он, несмотря на проблескивающую местами седину, отказывался наотрез, как Гермиона не билась. Приняв из её рук чашку кофе, он встал рядом, облокотившись на край кухонной столешницы. — Какое несчастное создание ты препарировала на этот раз? — поинтересовался он, отхлёбывая дымящийся напиток и наблюдая, как супруга отчаянно шкрябает лопаткой по сковороде. — Пахнет весьма скверно. — Это несчастное создание препарировали задолго до меня, и, если бы кто-то появлялся дома чаще, оно бы давно уже было съедено. Гермиона изо всех сил старалась быть лояльной, понимающей женой, но получалось не всегда. Северус нахмурился, оценивая степень серьёзности этого заявления, но на всякий случай напомнил: — Моё длительное и частое отсутствие дома обусловлено большим количеством работы. Мы уже это обсуждали, и мне не хотелось бы возвращаться к этой теме. Гермиона всучила мужу тарелку местами подгоревшей субстанции и задержалась взглядом на его тонких пальцах, едва не сливающихся с белым фаянсом.  — Как твоя рука? — В порядке, — Северус сел за стол и уткнулся в захваченную из гостинной газету, ковыряя дрожащей в ослабших пальцах вилкой кулинарный шедевр жены. — Бывало и хуже. Не вдаваясь в подробности он принялся за еду, сосредоточенно что-то вычитывая в абсолютно нелюбопытной газетёнке. Гермиона опустилась на стул напротив, прихлёбывая кофе. — И всё-таки, ты слишком много работаешь, Северус, — вздохнула она. — Я понимаю, что исследования сами себя не проведут, но всему есть предел. Ты пропадаешь неделями. — Если бы я мог не пропадать неделями, — раздражённо рыкнул Северус, — я бы этого не делал. Гермиона перевела взгляд на окно. Утреннее солнце озаряло крохотную лужайку за домом; на старой, склонившейся к земле яблоне до сих пор висели старые качели из покрышек, на которых когда-то качалась Бетти. Сейчас они были покрыты толстым слоем дорожной пыли. — Мы — твоя семья. Бетти нуждается в тебе. Северус перевернул газету. — Сомневаюсь, что она разделяет твою точку зрения, — сухо произнёс он, и, выдержав секундную паузу, добавил: — Ночью у неё снова был приступ. Гермиона замерла, не донеся чашку до рта, и медленно опустила прибор обратно на блюдце. — И что ты сделал? Почему не разбудил меня? — Потому что это не имело смысла. Я велел ей выпить Укрепляющее, но это временная мера, — будничным тоном ответил Северус, продолжая бегать глазами по строчкам газетной полосы. — Буду искать что-то ещё. Гермиона хотела возразить, но шлёпающие шаги на лестнице заставили её прерваться на полуслове. Через минуту на кухне появилась заспанная Бетти: в отцовской рубашке и со спутанными кудрями. — С добрым утром, — буркнула она, направляясь прямиком к холодильнику. — Что на завтрак? — Сядь, Бетельгейзе. Гермиона с тревогой посмотрела на мужа. Несмотря на бесстрастное выражение лица, его тон не сулил ничего хорошего. Точно таким голосом он когда-то отчитывал студентов в Хогвартсе и по-прежнему не растерял хватку: этим его тихим и холодным «сядь» можно было с лёгкостью пригвоздить человека к месту. Сонной поволоки в глазах как не бывало. Не препираясь и не переспрашивая, Бетти села на стул и уставилась в полированную поверхность стола. — Как вижу, тебе уже лучше. — Северус отложил газету в сторону и выпрямился, скрестив руки на груди. Бетти и вправду не выглядела такой измученной как ночью, разве что не выспавшейся и немного напуганной. — Да, спасибо. — Ничего не хочешь рассказать? — Нет, пап, — ответила Бетти абсолютно искренне: она действительно ничего не хотела ему рассказывать. — Ничего. — Надеюсь, ты хорошо подумала, прежде чем ответить. Посмотри на меня. Его тон не терпел пререканий. Пришлось повиноваться, но как же Бетти ненавидела эти пристальные разглядывания! Отец будто выворачивал её мозг наизнанку, и иногда казалось, что лучше бы он орал во всю мощь, чем заставлял терпеть подобное. Гермиона настойчиво смотрела на мужа, пытаясь поймать его взгляд, но он смотрел прямо на дочь, не мигая. Бетти старалась не думать ни о чем компрометирующем или подозрительном, но жабья морда миссис Олдмоул так и плыла перед глазами. — Как я и думал, — Северус ухмыльнулся и для пущего эффекта вновь развернул газету. — Вам, видимо, нравится делать из меня идиота. Думаю, недельный домашний арест будет оптимальным решением этой проблемы. — Недельный? — Северус, перестань, — приглушённо произнесла Гермиона, пытаясь под столом пнуть супруга, чтобы тот хотя бы обратил на неё внимание. — За что? - громко возмутилась Бетти, подскакивая на стуле. — За ложь, — голос Северуса оставался убийственно спокойным. — И вместо того, чтобы сверлить меня гневным взглядом, советую начать собираться на занятия. Надеюсь, образовавшееся свободное время ты потратишь с пользой, например, научишься говорить правду. Можешь идти. Он снова вернулся к газете. Обречённо всхлипнув, Бетти пулей вылетела из кухни; Гермиона сверлила взглядом склоненную голову мужа пытась взглядом прожечь дыру в его зачёсанной макушке. — Доволен? — не выдержав, она громко отодвинула от себя чашку. — Опять довёл её до слез! Северус посмотрел на неё взглядом, лишённым всякого раскаяния. — Не вижу в этом никакой проблемы. Кто-то же в этом доме должен её воспитывать. — Почему обязательно делать это так? — с нажимом прошипела Гермиона. —  Когда ты перестанешь ковыряться у неё в голове, Северус? Даже в Хогвартсе это было запрещено! — И очень зря, — спокойно парировал он, поднимаясь со стула.— Это весьма действенно и экономит кучу времени. Я дал ей целую ночь на раздумья и уникальный шанс добровольно сказать правду, которым она не воспользовалась. Теперь закроем эту тему: я не хочу углубляться в анализ подростковых обид. — Она врёт тебе, потому что не доверяет. Неужели ты не понимаешь этого? — Разговор. Окончен. — с расстановкой произнёс Северус и покинул комнату, оставив Гермиону бессильно сжимать кулаки. Она понимала, что стоило сказать ему правду. Нагоняй за нарушение школьной дисциплины не был бы таким суровым, как наказание за ложь, но Бетти боялась отцовского гнева больше всего на свете. Гермиона всем сердцем сочувствовала ей и могла лишь надеяться, что дочь не заподозрит её в нарушении обещания помалкивать о её проступках. Не могла же она сказать ей, что отец просто прочитал её мысли?