1998
Находись она сейчас в кабинете зельеварения во власти полного сил и пышущего презрением профессора Снейпа, ворох свитков непременно прилетел бы ей в лицо. Сейчас же, слабый и исхудавший до полупрозрачности, он докинул бумаги лишь до изножья кровати. — Забирайте этот позор. Отчаянно надеюсь, что вы испробовали на практике знания, полученные из этой писанины, и ваши родители до сих пор находятся в добром здравии. На прикроватной тумбе стояла пустая ваза тонкого стекла с мутноватой болотной жижей на дне. Склонившись над свитками, Гермиона украдкой покосилась на неё, что не укрылось от пытливого взгляда Снейпа. — Здесь были цветы от госпожи Скитер, — он презрительно фыркнул. — Мне их доставили вместе с письмом, в котором она выражала надежду на эксклюзивное интервью. К сожалению, я не люблю ни Скитер, ни пионы, поэтому вынужден был отказаться. Гермиона перевела взгляд на Снейпа, который, кажется, только что пошутил. — Я принесу другие, если хотите. Снейп скривился: — Избавьте меня от этого, мисс Грейнджер. Я зельевар, и растения представляют для меня только практическую ценность. Стараясь действовать быстро, чтобы не раздражать Снейпа слишком долгим присутствием, Гермиона молча принялась собирать пергаменты. В пустой, гулкой палате их шорох резал по барабанным перепонкам. — По поводу вашего прошлого визита. — внезапно выпалил Снейп, и Гермиона замерла, гадая, какую ещё провинность он ей вменит. — Сожалею, что вам пришлось это увидеть. — Главное, что сейчас вам лучше. Она не решилась поднять головы, чтобы Снейп не увидел её смущения. — Определённо, — невесело отозвался он. — И это значит, что моё заключение здесь подходит к концу, а на его место приходит новое. — Вы так и не утвердили свидетеля защиты? — отложив свитки, Гермиона опустилась на шаткий больничный табурет. — В этом нет необходимости, мисс Грейнджер. Это лишь оттянет неизбежное. Он говорил об этом так отчаянно просто, будто речь шла не о смертном приговоре, а об изменениях в уставе Международной Конфедерации Зельеваров. Гермиона жалостливо шмыгнула носом. — Перестаньте, Грейнджер, моя смерть была лишь вопросом времени, — Снейп выглядел озадаченным: едва ли кто-то до неё сидел у его кровати и вот так вот оплакивал его тяжелую судьбу. — Я бы так или иначе умер: от палочки Тёмного Лорда, зубов Нагини, дементоров или оскорбительных ругательств Минервы. Если бы Гермиона не знала своего бывшего профессора, то подумала бы, что он пытается её подбодрить. Или же просто хочет, чтобы она оставила его в покое. — Но можно же попытаться что-нибудь сделать? Может, поговорить с Гарри? — Смею надеяться, что хотя бы в следующей жизни фамилия «Поттер» никогда не коснётся моих ушей. — Вы заслуживаете помощи, — гнула своё Гермиона. — Что бы вы ни делали на службе у Волдеморта… — Лучше бы вам никогда не узнать, что я делал на службе у Волдеморта, — вмиг ожесточившись, отрезал Снейп. — Забирайте эту макулатуру и проваливайте. Больше мне от вас ничего не нужно. — Умение просить о помощи — признак храбрости, — после минутного молчания произнесла Гермиона, поднимаясь с места. — Мне казалось, что вы сильный.***
Оказавшись на оживлённой улице Лондона, она обессиленно опустилась на ближайшую лавку. Мимо сновали люди, бросая недоумённые взгляды на молодую девушку в старомодной мантии, но ей было всё равно. Развернув пергаменты, Гермиона внимательно вгляделась в строки. Помимо широких, пузатых букв Слизнорта, на полях и между строчками виднелись комментарии, написанные тонким, аккуратным почерком. Пометки, не лишённые обсценной лексики в адрес несчастного Горация занимали едва ли не треть объема текста и Гермиона почувствовала, как сердце болезненно сжалось. Готовый к смерти, отчаявшийся и уставший, Снейп всё-таки помог ей. И теперь она уж точно не планировала отсиживаться в стороне, ожидая, когда в «Пророке» напишут сенсационную статью про казнь Северуса Снейпа. Весь следующий день она провела в «Норе», закрывшись в своей комнате. Лишь раз выбравшись на кухню, чтобы умыкнуть горбушку хлеба, она читала и перечитывала тонны учебников и книг самой разной направленности: от магловской юриспруденции до истории Испанской инквизиции. Лишь ближе к вечеру, когда сумерки уже сгустились над домом, её внимание привлёк тихий, настойчивый стук. С подоконника на неё смотрели два горящих жёлтых глаза всё той же облезлой больничной совы. Записка, привязанная к её лапке, была крошечной: видимо, автор очень жалел на Гермиону чернила и пергамент. Даже не разворачивая письма, она поняла, кто был адресантом. «К чёрту вас, Грейнджер. Заседание через две недели, и не дай вам Мерлин приплести к этому Поттера. С.С.». Угостив уставшую птицу остатками хлебных крошек, Гермиона выглянула в окно. Звёзды ярко сияли на иссиня-чёрном полотне, даруя свет миру, погружённому во тьму.2014
Бетти что есть мочи бежала в сторону дома, ежеминутно поглядывая на сжатый в руке телефон. Она так сильно увлеклась теорией знакомства их с Мэйсоном отцов, что абсолютно забыла и про домашний арест и про комендантский час, а опомнилась лишь когда на улице уже начало темнеть. Молясь, чтобы родителей каким-то чудом не оказалось дома, она взлетела на крыльцо, отточенным движением открыла дверь и ввалилась внутрь, через верх вылезая из зашнурованных кед. Дом был погружён во тьму. Беспорядочно разбросав обувь по сторонам, Бетти спокойно прошлепала в направлении выключателя, но свет загорелся прежде, чем она успела нажать на рычажок. Отца на работе, к сожалению, не задержали. Бетти как занесла руку над выключателем, так и замерла в оцепенении; отец, смерив её мутным взглядом, молча прошёл к дивану, двигаясь по не очень прямой траектории. Его левая рука была перевязана бинтами, в другой он держал початую бутылку джина. Бетти тут же поняла: он пьян, причём, очень сильно. — Присаживайся. Бетти, не смея перечить, примостилась на краешке ближайшего кресла. На полу возле её ног лежали желтоватые осколки разбитой бутылки. — Как дела в школе? — отец уселся на диван, едва не завалившись набок; содержимое бутылки щедро расплескалось по сторонам. — Хорошо. Бетти ожидала подвоха. Отец кивнул, скорее, самому себе, чем ей. — Удивительное дело, — он оперся рукой о журнальный столик, чтобы легче было сфокусировать взгляд, — у всех всё хорошо, только вот почему-то всё постепенно катится ко всем чертям. Не знаешь из-за чего? Бетти отрицательно мотнула головой, стараясь не смотреть на знак, красующийся на его вытянутой руке. Это без сомнений был тот самый череп, только на рисунке Мэйсона он выглядел куда менее зловеще. Он не был похож на обычную татуировку, которые она видела на фотографиях или у некоторых старшеклассников; он выглядел, как клеймо, которым помечали домашний скот. Вновь наполнив стакан, отец замер буквально на секунду, рассматривая своё искажённое отражение в бутылочном стекле. Как ни старалась Бетти смотреть куда угодно, только не на татуировку, глаза упорно возвращались к ней. Отец этого, к счастью, не заметил: приложившись к горлышку, он отпил добрую треть и с громким звоном опустил бутылку на стол. — Из-за меня, — провозгласил он — Всё катится к чертям из-за меня. Он смотрел на свою тринадцатилетнюю дочь так, будто ждал от неё какого-то вменяемого ответа. — Ты меня боишься. Бетти не поняла, вопрос это был или утверждение, но сейчас она действительно боялась его до чёртиков. Вжавшись в кресло, она опасливо смотрела на него широко раскрытыми глазами; отец ещё раз кивнул, будто убеждаясь в своей правоте, и резко встал, оттолкнувшись руками от коленей. — Ничего, — он небрежно потрепал кудри на макушке дочери и направился в сторону лестницы, — недолго вам осталось меня терпеть.