❖
— Ты чего, Круксик? Внезапно всполошившийся кот мечется по комнате и злобно шипит на дверь. Бетти прислушивается к стуку собственного сердца; очертания погруженной во мрак комнаты расплываются перед глазами. Ей, кажется, снова снились кошмары, а странные звуки, доносящиеся с первого этажа, пробиваются даже сквозь шум бушующего на улице ливня. Девочка смотрит на часы — время давно перевалило за двенадцать. Если родители вдруг увидят, что она не спит в столь поздний час, выговора не миновать, но Бетти решительно откидывает одеяльце и, прихватив с собой в качестве моральной поддержки любимого Мистера Ваффлса, подходит к двери. Крукшанкс словно нарочно не пускает её, кружась под ногами. — Жди здесь, Крукс, — поучительным тоном журит Бетти и осторожно отодвинув кота ножкой, юрко выходит за дверь. Краем глаза заметив, что дверь в родительскую комнату открыта, она останавливается, сомневаясь, стоит ли идти дальше, но воющие звуки, раздающиеся внизу, слишком уж подозрительные, и Бетти, двигаясь почти на ощупь, идёт вниз, чувствуя, как от волнения дрожат коленки. От картины, развернувшейся в гостиной, она застывает на месте. В глаза сразу бросается искажённое ужасом мамино лицо: она неотрывно смотрит на нечто лежащее посреди комнаты, и издающее те самые душераздирающие звуки. Заметив дочь, застывшую с прижатым к груди плюшевым кроликом, она тут же кидается в её сторону; Бетти испуганно поджимает вмиг застывшие пальцы босых ног и видит, что у мамы из губы идет кровь. — Иди спать немедленно, Бетельгейзе! — надрывно велит мама, и от её дрожащего, испуганного голоса, становится совсем страшно. — Мам, тебя ранили? Бандиты? — пищит Бетти, всё ещё надеясь разглядеть, что же такое происходит, пока звуки становятся всё более громкими и пугающими, но мама настойчиво выталкивает её из гостиной, стараясь закрыть собой происходящее. Глаза постепенно привыкают к тусклому освещению, и Бетти видит, что это вовсе не бандиты и не какое-нибудь чудовище, а отец, корчащийся возле дивана на полу. — Папа! — вопит она, выкручивается из маминых рук и бежит к нему. Мать кидается за ней с таким отчаянным криком, что Бетти запинается и, больно ссадив коленки о ворсяной ковер, приземляется прямо перед отцом. Мама, рыдая, пытается оттащить её, но Бетти брыкается и не даётся, глядя на то, как отец уже буквально воет, уткнувшись лбом в пол. — Что с тобой, папа? — вопит Бетти, изо всех сил тряся отца за плечи. Он резко поднимает голову, и увидев перед собой дикие, неестественно ярко-жёлтые глаза, девочка испуганно взвизгивает; становится так страшно, что не слушается уже ни голос, ни закоченевшие пальцы рук, а голову пронзает резкая боль, будто в ней разом взорвалась сотня крошечных бомбочек. Бетти испуганно смотрит в искажённое мучительной гримасой лицо отца и тихо шепчет ему что-то, беспорядочно хватаясь за его одежду и отмахиваясь от матери, не оставляющей попыток её оттащить. Она приходит в себя, почувствовав, как крепко сжатые её ладошками запястья папы осторожно пытаются выкрутиться из хватки. Его глаза снова такие же чёрные, как и у неё самой, а за его спиной раздаются горькие мамины всхлипы. Отца по-прежнему трясёт, он уже не воет, но смотрит на неё с таким ужасом, будто это она, а не он, минуту назад лежала здесь на полу, корчась в диких муках. Папе вроде бы полегчало — так почему они выглядят такими испуганными?2014
— Бетти! Она распахнула глаза, понимая, что в ближайшие несколько минут пошевелиться не сможет: ноги от неудобной позы затекли так, что она их почти не чувствовала. Спину и затылок покрывал противный холодный пот; картинки жуткого сна всё ещё маячили перед глазами. — Привет. — несколько раз глубоко моргнув, Бетти сфокусировала взгляд на матери, возвышающейся над ней. — Ты поздно. — Что случилось? Взгляд Гермионы был прикован к осколкам, разбросанным по полу. Бетти пожала плечами: ответ был очевиден. — Ничего. Папа напился. — Ты плакала? Что он сделал? — Ничего не сделал. Насилу выпрямившись, Бетти села в кресле. В глаза будто песка насыпали, и она ничуть не удивилась, что мама сразу заподозрила неладное. Опустившись на подлокотник рядом с дочерью, она погладила её сгробленную спину успокаивающе тёплой ладонью. — Он что-то сказал тебе? — Да, — срывающимся голосом ответила Бетти, прижимая колени к груди. — Что скоро уйдёт от нас. Тягучая горечь скрутила желудок; злость на отца за несправедливые наказания просто меркла по сравнению с той обидой, что она испытывала сейчас. — Ну что ты, Бетти, никуда он не уйдет. Папа, когда напьётся, всякой чепухи может наговорить, но… — Перестань его оправдывать! — вскипела Бетти и резко крутанулась в кресле, скидывая материнскую руку. — Он нас ненавидит! Ты делаешь вид, что всё в порядке, но я же не слепая! Он постоянно либо на работе, либо пьёт, и ведёт себя так, будто я ему вообще не дочь! Лицо мамы помрачнело. — Не говори так, Бетти. — Он собирается нас бросить! — Он никогда нас не бросит. — Почему ты так уверена? Гермиона ответила не сразу. Она медленно погладила дочь по волосам, будто пытаясь подобрать нужные слова, которые могли бы заставить Бетти в очередной раз поверить ей. — Папа очень нас любит, — после мучительной паузы произнесла она. — Возможно, сейчас он кажется тебе ужасным и несправедливым человеком, но, надеюсь, когда-нибудь ты всё поймешь. — Я это уже много раз слышала. Ты вообще счастлива с ним, мам? Ты его любишь? Ведомая гневом, Бетти, наконец задала вопрос, который мучил её так давно. Он вертелся на языке после каждого их скандала, когда мама подолгу стояла у окна, глядя сквозь безрадостный засушливый пейзаж, или тихо плакала в ванной, надеясь, что Бетти ничего не слышит. Но Бетти слышала — и не могла взять в толк, почему мама продолжает это терпеть. Мама грустно улыбнулась, но ответила без малейшего промедления: — Конечно. А теперь иди спать. Сном в кресле ты рискуешь заработать мигрень. А с папой я завтра поговорю. Обещаю. Бетти оставалось только кивнуть, гадая, на какой именно вопрос мама ответила, не колеблясь ни секунды.1998
Гермиона с радостью согласилась, когда Снейп внезапно предложил ей прогуляться по коридору, но прогулкой это можно было назвать с большой натяжкой. Он шёл медленно и осторожно, опираясь на трость, не принимая никакой помощи в передвижениях; Гермиона молча плелась рядом, то и дело одёргивая себя, чтобы ненароком не ускорить шаг. Когда Снейп наконец, остановился и не без труда присел на потёртую кушетку, она со вздохом облегчения привалилась к стене, радуясь перерыву в их чересчур неспешном променаде. Снейп привычным жестом коснулся горла. Шрам всё ещё выглядел жутко, но уже почти зарубцевался; в остальном же он, несмотря на бледность и хромоту, уже не выглядел умирающим, скорее, непривычно беззащитным без этой его развевающейся за спиной чёрной мантии. Серая больничная роба отнюдь не придавала его образу внушительности. — Это ваш окончательный ответ, сэр? — не питая особых иллюзий, в сотый раз спросила Гермиона, скрестив руки на груди. — Вы не будете давать показания под Веритасерумом? Снейп прикрыл глаза с таким усталым выражением, словно накануне битых полчаса втолковывал первокурснику, в чём разница между магическими свойствами свежей и высушенной алихоции. — Не знаю, что на меня нашло, когда я позволил вам защищать меня в суде. Или вашей целью было добавить мне ещё пару пожизненных заключений? Если я буду давать показания под Веритасерумом, поцелуй дементора будет лучшим из возможных исходов. — Неужели всё настолько плохо? — обречённо спросила Гермиона, испытующе глядя в осунувшееся лицо. — Подумайте, сэр, времени у нас осталось всего ничего! Вам что, совершенно нечего предоставить в свою защиту? — Ну почему же нечего, — сухо возразил Снейп, — у нас есть бесценные показания Минервы и Флитвика, а также мисс Джиневры Уизли, которая любезно отметила, что лично я не мучил её и прочих ваших дружков, а иногда даже снисходил до попыток защитить их от ублюдков Кэрроу. Да, и ещё Гораций подтвердил, что ни один ученик во время учёбы не был мною отравлен, что очень мило с его стороны. Гермиона молча улыбнулась, вспоминая его заметки на полях; они действительно помогли ей, пусть немного, но продвинуться в исследованиях ментальной магии, и робкая надежда на возвращение памяти родителям замаячила далеко на горизонте. Помочь Снейпу в суде стало для неё делом чести, но и без того хилая стратегия его защиты рушилась буквально на глазах. — Неужели больше не было ни одного свидетеля ваших действий во время войны? — Были, конечно. Только все они сейчас либо в Мунго, либо в Азкабане, либо… — Северус Снейп, чёрт тебя дери! — громом раздалось в конце коридора, и Гермиона, вздрогнув от неожиданности, устремила взгляд в направлении источника звука. — Ты почему не в палате? Седовласый целитель стоял в конце коридора: форменный лимонный халат был небрежно накинут поверх костюма-тройки, а вечно уложенная шевелюра растрепалась, делая его похожим на старого хиппи. — Всё ещё надеешься, что я останусь под твоим крылом навечно? — негромкий голос Снейпа гулким эхом разнесся по коридору. — Извини, Рэнди, но я всё-таки рассчитываю когда-нибудь покинуть эту чёртову больницу. Гермиона смотрела на Снейпа во все глаза: кажется, на его лице появилось что-то сродни улыбке. — Через пять минут чтобы был в койке, или я твою тощую задницу туда силой затащу! — всё так же громогласно гаркнул волшебник и скрылся из виду. — Рэнди? — переспросила Гермиона, нахмурившись: слишком уж неформальным было это обращение для общения между пациентом и врачом. — Вы что, знакомы? Лицо Снейпа вновь приняло обычное непроницаемое выражение. — Давно. Он был членом Ордена, пока они с Альбусом не разошлись во мнении касаемо средств, методов и жизненной философии в целом. Гермиона решила отложить удивление на потом, цепляясь за ту хилую пригоршню фактов, которую Снейп, пусть нехотя, но выдавал. — И он в курсе всего, что вы делали во время войны? — Он знает даже больше, чем следовало бы. — Так может быть… — Нет, — тоном, не терпящим возражений, ответил Снейп. — Лучше уж Поттера позовите. — Но почему? — Гермиона возмущённо раздула ноздри. — Вы сами хотите, чтобы я вас защищала — и сами же мне мешаете! — Я в ваши подзащитные не набивался, — сквозь зубы ответил Снейп, с трудом поднимаясь на ноги. — Вызвавшись защищать человека, о котором не знаете ровным счётом ничего, вы взяли на себя риск выставить себя идиоткой. Возвращайтесь, когда в вашей голове возникнет хоть одна приличная идея.