2014
Гермиона подняла глаза, сдавив ладонями гудящие виски. Она и не заметила, как комната погрузилась во тьму, как щёлкнул выключатель торшера; тошнотворно тёплый свет перегорающей лампочки освещал лишь низкий журнальный столик, скрывая в тени сидящего напротив мужа. В сгустившейся темноте было видно лишь его размытый силуэт и маленький огонёк тлеющей в пальцах сигареты. — Ты ведь обещал бросить. Северус хмыкнул. Огонёк загорелся ярче. — Жизнь вносит свои коррективы. Гермиона выпрямилась и прочистила горло, будто стянутое тугим узлом. Пальцы её сложенных на коленях рук неуёмно дрожали. — Так больше продолжаться не может. Северус чуть склонился вперёд; и теперь его лицо было отчетливо видно в лужице тусклого света. — И что ты планируешь делать? — Рассказать ей правду. — Нет, — Северус вновь поднёс сигарету к губам. — Это исключено. — Я не стану с тобой препираться, — Гермиона слабо покачала головой. — Мы потеряем нашу дочь прежде, чем придём к общему знаменателю. Лгать и выкручиваться для меня — не естественное состояние, Северус. — Это не имеет значения, пока она в безопасности. — Она страдает — вот, что имеет значение. — Ты снова идёшь у неё на поводу и поддаёшься эмоциям, — Северус откинулся на спинку кресла и устало покрутил шеей. — А я ведь считал тебя мудрой женщиной. — Легко быть мудрой, когда тебе не оставляют выбора, — дрогнувшим голосом ответила Гермиона. Северус ответил не сразу; щурясь от табачного дыма, быстро заполнившего комнату, он демонстративно закинул ногу на ногу и приглашающе махнул в сторону лестницы: — Что же, вперёд. Не смею более препятствовать. Только не забудь отметить кружком в календаре день, когда ты сломала нашей дочери жизнь. Гермиона, отвернувшись, закрыла рукой дрожащие губы, даря свободу эмоциям, которые так долго не находили выхода. — Я не знаю, что делать, Северус! — всхлипнула она сквозь подступающую истерику и скукожилась на диване, поджав поджав под себя ноги, словно маленький ребёнок. — Не знаю! Комната погрузилась в тишину. Гермиона беззвучно плакала, спрятав лицо в ладонях, задыхаясь и давясь собственными слезами, и всё никак не могла остановиться, чувствуя, как дрожат от бессилия руки, как сводит зубы от желания вывалить всё дочери как на духу, только бы не видеть больше осуждения и разочарования в её глазах. — Успокойся, — раздался тихий голос над головой. — Истериками ничего не решишь. — Скажи это останкам своего бокала, — отняв руки от залитого слезами лица, прохрипела Гермиона. — Или это не в счёт? Северус опустился на пол возле дивана и с силой вложил ей в ладонь стакан с прозрачной жидкостью. — Выпей. И послушай меня. Гермиона сделала глоток. На вкус это было не похоже ни на виски, ни на одно из известных ей успокаивающих зелий, но от растекшегося по телу тепла моментально стало легче. Она отставила бокал и приготовилась встать, но Северус настойчиво потянул её за руку, заставляя сесть обратно. — Я был несдержан, — признал он, глядя на бурое пятно на стене. — Но даже я могу потерять контроль, когда моими словами подчёркнуто и нагло пренебрегают. — Это не даёт тебе права на тиранию. Неужели ты не видишь, в кого превращается наша дочь? В отчуждённого, одинокого ребёнка, которому некому довериться. — Уж поверь, я-то знаю, что такое отчужденность и одиночество, — сардонически хмыкнул Северус. — Но формирование привязанностей вообще не ведёт ни чему хорошему, а одиночество, учитывая её положение… — Перестань проецировать свой опыт на неё! Северус вмиг сошёл с лица. Гермионе показалось, что за один короткий миг он постарел на добрый десяток лет. — Если бы не мой «опыт», — медленно проговорил он, поднимаясь с пола, — кто-то из нас, возможно, был бы уже мёртв. Вспомни об этом в следующий раз, когда надумаешь тыкать меня в очередное пособие по воспитанию детей. — Хватит, — Гермиона безвольно помотала поникшей головой, — Я просто хочу, чтобы всё это закончилось. — Закончится, когда придёт время, — твёрдо ответил он, глядя на неё сверху вниз. — А до тех пор держи всё в секрете, если не хочешь, чтобы в жизни нашей дочери появились проблемы похуже плохих отношений с родителями. Резко развернувшись, он быстрым шагом направился к лестнице. Касаясь пальцами искусанных губ, Гермиона смотрела ему вслед, но взгляд расфокусировался, а веки наливались свинцовой тяжестью. Взглянув на дно опустевшего бокала, она поняла, что всё-таки это был не обычный алкоголь. — Она открыто заявляет тебе о своей ненависти, — её голова безвольно опустилась на подушку. — Неужели тебе действительно всё равно? Северус на миг остановился у подножия лестницы. — Думай, как знаешь. И последним, что услышала Гермиона, перед тем, как погрузиться забытие, был скрип ступенек, раздающийся под его тяжёлыми шагами.1999
Каждый день был похож на предыдущий. Встав рано утром, Гермиона отправлялась в Коукворт и возвращалась в «Нору» лишь под вечер. Свободного времени хватало лишь на сон и выполнение домашних заданий, что совершенно не радовало Рона: он всё реже заходил к ней в комнату и даже за ужином был непривычно молчалив. Гермиона была бы рада даже рассказам о Квиддиче, но, увы, Рон не горел желанием делиться с ней новостями. Гарри заверял, что он просто переживает из-за идущей наперекосяк карьеры вратаря, но Гермиона догадывалась, что истиная причина кроется не только в этом: Рон, который всегда чувствовал себя лишним в собственной семье, страдал от одиночества. А поступающие один за другим отказы от команд лишь усугубляли ситуацию. Снейпа же, напротив, одиночество радовало. При каждом её появлении в доме он страдальчески закатывал глаза, будто надеялся, что рано или поздно она заблудится или сгинет в сугробе. К его неудовольствию, Гермиона неизменно возвращалась; отправив зелье на экспертизу, она продолжала следить, чтобы Снейп исправно следовал предписаниям Министерства. И вот, когда утверждённые образцы, наконец, были получены, она отправилась штурмовать неприступную профессорскую крепость — его комнату на втором этаже, вход в которую для неё был закрыт. — Сэр? Сжимая в руке флаконы, она негромко постучала в дверь, но ответа не последовало. — Сэр? Вы в порядке? — громче повторила она. По ту сторону двери раздались странные, отрывистые звуки. Заодозрив неладное, Гермиона уже потянулась к засаленной медной ручке, но дверь вдруг резко распахнулась и прямо перед ней возник Снейп собственной персоной: мертвенно-бледный, взмокший, с ввалившимися глазами и тяжело вздымающейся впалой грудью, обтянутой старой протертой рубашкой со следами… крови? — Что с вами, сэр? — Со мной все нормально, — дрожащей рукой сжимая трость, он попытался выпихнуть Гермиону в коридор, но встретил сопротивление, — Убирайтесь отсюда! — Но, сэр, вы ранены! Резко закашлявшись, Снейп отпрянул обратно в комнату. Отшвырнув трость от себя трость, он опустился на скомканные простыни, тяжело дыша и глубоко моргая, словно оглушённый. Гермиона юркнула вслед за ним, прикрыв за свобой дверь. — Вас нужно осмотреть, — взволнованная, она присела рядом и протянула руку, чтобы осмотреть повреждения, но Снейп предостерегающе зашипел: — Даже думать не смейте. — В самом-то деле, сэр, перестаньте вести себя, как ребёнок! Пользуясь физическим преимуществом, Гермиона упрямо пододвинулась ближе, игнорируя вялые попытки профессора отстраниться: гордость не позволяла ему допустить её к телу без боя, но если бы Снейп действительно хотел её оттолкнуть, он бы это сделал. Гермиона проследила взглядом дорожку от воротника к шее, ориентируясь на положение капелек крови, и лишь сдавленно охнула, когда Снейп повернул голову, обнажая горло. — Боже, сэр… Если так подумать, Гермиона редко видела Снейпа с открытой шеей: вместо привычных рубашек он повадился носить растянутые, поеденные молью свитера с высоким горлом, или заматывался шарфом по самые уши, для верности втянув голову в плечи. Теперь она понимала, почему: его рана выглядела ужасно, кажется, немногим лучше, чем в ночь нападения змеи. Рубцы были воспалены, кровоточили и выглядели так, будто никто и не пытался их лечить. — Сэр, вы ведь исполняете предписания профессора Шарпа? — без особой надежды спросила Гермиона. Стараясь не касаясь раны, она аккуратно обвела её контур пальцами. Снейп отодвинулся ровно на дюйм. — Частично. — Мне что, круглосуточно за вами следить? — Увольте. — Где ваша мазь? — Без вас справлюсь, Грейнджер. — Я уже вижу, как вы справляетесь! — Вы забываетесь, — прорычал Снейп, — то, что вы со своими чёртовыми зельями навязались на мою голову, не дает вам права читать мне морали! Вспомнив о зельях, Гермиона запустила руку в карман мантии и извлекла оттуда два одинаковых крошечных пузырька с разными на вид составами. — Вот, сэр, выпейте прямо сейчас, — она торопливо вложила флаконы в его пальцы: они были очень холодными и сухими, как бумага. Смутившись, Гермиона поспешно одёрнула руку, но Снейп не заметил столь вероломного вторжения в своё личное пространство: его внимание было полностью сосредоточено на бледно-розовом содержимом одного из пузырьков. — Что это? — Зелье, которое дал мне профессор Шарп, сэр. — Я вижу, что это зелье. Для чего оно? — требовательно спросил Снейп, отложив второй флакон, и принялся разглядывать подозрительный состав на просвет. — Не знаю, сэр, — небрежно бросила Гермиона, изо всех сил стараясь не вызвать подозрений, — ингредиенты для этого зелья нельзя выносить за пределы больницы, поэтому профессор Шарп варит его сам. Он сказал, чтобы вы обращались напрямую к нему, если возникнут вопросы. На самом деле она и сама бы прекрасно справилась с этой задачей. Сварить зелье, блокирующее потоки магии, смог бы любой мало-мальски толковый шестикурсник, но Шарп вмиг отверг эту идею. — Если Северус начнёт задавать вопросы, ссылайтесь на меня, — сказал он этим утром, вручая Гермионе флакончик с неизвестным искристым составом. — Он без труда может опознать Блокирующее зелье, Но он принимал его во время приступов, соответственно, ничего об этом не помнит. Не думаю, что вам удастся каждый раз силой вливать в него это пойло, поэтому, я постарался сделать всё, чтобы замаскировать его под обычное Восстанавливающее. В связи с этим, возможны некоторые незначительные побочные эффекты, но их воздействие будет несущественным. Но можете быть спокойны: Северус — гордец. Он в жизни не признает, что не смог распознать состав зелья самостоятельно. Когда Снейп откупорил крышку и принюхался, Гермиона затаила дыхание от тревожного предчувствия, что он с лёгкостью может раскусить их с Шарпом фарс. — Где ваша мазь? — стараясь отвлечь его от процесса идентификации, поинтересовалась Гермиона, но в ответ получила лишь холодное: — Не ваше дело. — Ваше состояние здоровья — это как раз-таки моё дело. — Следите за мной, как за лабораторной крысой? — сухо поинтересовался Снейп, отставляя зелье на тумбу. Здоровой рукой он извлек из тумбочки почти доверху наполненную баночку с плоской крышкой и указал подбородком на дверь. — Выметайтесь. Дальше я сам разберусь. — Я должна проследить, — упрямо возразила Гермиона. — Иначе, мне придется доложить, что вы не выполняете условия временного освобождения. И вот тогда вас точно закроют в Азкабане. Она поднялась с кровати, прекрасно понимая, что даже в таком состоянии Снейп морально уже вполне созрел выкинуть её в окно. Но, вопреки опасениям, он лишь раздраженно одернул воротник и принялся расстёгивать верхние пуговицы рубашки, сверля её взглядом. Гермиона поспешно отвела глаза: вести себя чуть ли не по-хозяйски в личных комнатах Снейпа было для неё смущающе ново. — Будете просто смотреть или предпочтёте подробно документировать увиденное? — осведомился Снейп, зачерпнув пальцами мазь. Не дожидаясь ответа, он небрежно втёр средство в рану, размазывая кровь и болезненно морщась. Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, лишь бы не пялиться на весьма непритягательную для взгляда процедуру, Гермиона отошла к окну. Заметив разложенные на облупившемся подоконнике бумаги, исписанные какими-то примечаниями и формулами, она украдкой шагнула под занавеску и вгляделась в плотные строчки рукописного текста. Ошибки быть не могло: это были формулы её зелья, точнее, то, что от них осталось. Снейп переписал практически всё, оставив нетронутой лишь теорию, но изменив ряд ингредиентов и полностью перекроив процесс приготовления. — Вы чего там замерли, Грейнджер? — настороженно поинтересовался Снейп через плечо. Гермиона вынырнула из-под занавески. — Вы не выкинули мои записи? — робко поинтересовалась она, рискуя выставить себя полной дурой. Снейп молча сидел спиной к ней и пытался одной рукой закрутить крышечку на банке. — Это ведь формула моего зелья… — Да, Грейнджер, видите же, что это ваша формула, — Снейп взял в руку трость и не без труда поднялся на ноги. — Зачем спрашивать очевидное? Гермиона закусила губу и снова опустила глаза в пергамент. Она была уверена, что стащив её труды со стола в лаборатории, Снейп просто безжалостно утилизирует их: сожжёт, выкинет — что угодно, но никак не возьмёт в работу. — Что вы хотите от меня услышать, Грейнджер? — устало спросил Снейп, застегивая верхние пуговицы рубашки. — Ничего, — Гермиона мотнула головой, стараясь сформулировать и упорядочить мысли, которые хаотично лезли ей в мозг. — Просто я не думала, что вы станете помогать мне с моей разработкой. — Вы сильно переоцениваете своё творчество. От вашей разработки там не осталось ровным счётом ничего. И не питайте особых иллюзий на свой счёт: для меня это просто способ хоть как-то побороть скуку. Гермиона смиренно кивнула. Сейчас её мало волновала природа его мотивации, ведь сам факт помощи заставлял её внутренне пищать от радости. — Спасибо вам, сэр. Снейп смерил её странным задумчивым взглядом. — Не за что, мисс Грейнджер. А теперь, уходите и оставьте меня, наконец, в покое.