1999
Утро профессора Шарпа началось не с кофе. Ночью в отделение привезли двух покалеченных маглов из Ливерпуля, подвергшихся нападению со стороны одного из так называемых «маглоненавистников», коих в последнее время развелось великое множество. Действовать необходимо было оперативно, без следов и последствий: быстро вернуть всё, как было, подчистить в памяти лишнее и передать обратно аврорам для дальнейшего возвращения туда, откуда забрали. Для опытного медика — проще простого, но профессор Шарп такие случаи на дух не переносил. Во-первых, происшествия с маглами несли в себе куда меньше информации и ценности, просто потому, что не было в них ни творческой свободы, ни практической пользы для науки: привёл к первозданному виду и отправил назад. Во-вторых, по постановлению Министерства в случаях, подобных этому, в качестве ведущего эксперта привлекали именно его, а не какого-нибудь рядового врача или практиканта. Шарп не вникал в тонкости, но это как-то было связано с премьер-министром маглов, репутацией Министерства и статутом секретности. Подобное доверие не льстило и никак не компенсировало потраченные на маглов время, силы и средства. Не улучшила ситуацию и медсестра, которая появилась на пороге кабинета ровно тогда, когда Шарп опрокидывал в себя второй за утро стакан огневиски. Запинаясь, она сообщила, что поставщики уже в третий раз за полгода подняли цену на Крововосполняющее зелье, объясняя это послевоенным дефицитом ингредиентов, несмотря на то, что с окончания войны прошёл уже год. Пришлось давать указание чиркнуть от его имени пару ласковых в Министерство, с напоминанием, кто именно после войны работал, мягко говоря, сверхурочно, вытаскивая с того света редкое поголовье магов и колдуний. Выдворив девчонку за дверь, Шарп понадеялся, что остаток утра пройдет спокойно, и ему, возможно, даже удастся подремать перед обходом, но резкий стук в дверь кабинета разрушил все его планы. — Мисс Грейнджер, — бесцветно поприветствовал он возникшую на пороге девушку с гнездом на голове. — Чем обязан? Гермиона пригладила волосы и крепче вцепилась в свою неизменную сумочку. — У меня к вам важный разговор. — Не сомневаюсь, — Шарп посмотрел на сияющие в лучах восходящего солнца наручные часы. — Иначе, не думаю, что вас принесло бы в такую рань. Присаживайтесь. — Я постою. Гермиона говорила резко, почти нервно, и Шарп, наконец, соизволил поднять на неё воспалённые после бессонной ночи глаза. — Что у вас стряслось, мисс Грейнджер? Гермиона выглядела не менее замотанной, чем он сам. — Вы прекрасно знаете, что стряслось, — несмотря на внешнюю усталость, её голос был твёрдым, а в глазах горел огонь, природа которого Шарпу была пока неизвестна. Видимо, у девчонки и впрямь были вопросы, и без ответов она уходить не собиралась. — Мисс Грейнджер, при всём уважении, мы не в питейном заведении, а вы не та барышня, которую я готов уговаривать. Гермиона, наученная прошлым опытом, зареклась тушеваться от его подначек и лишь с достоинством вздернула подбородок. — Если своими скабрезностями вы пытаетесь сбить меня с мысли, то зря стараетесь. — Склонен поверить: ваши уши по-прежнему нормального оттенка. Ну, что же, я весь внимание. Воспользовавшись образовавшейся паузой, Шарп медленно перегнулся через стол за бутылкой. Гермиона постаралась как можно незаметнее прочистить горло. — Наверное, вам уже известно, что профессор Снейп написал прошение о добровольном заключении в Азкабан, — начала она, глядя, как янтарная жидкость постепенно наполняет бокал. — Разумеется, более того, насколько я знаю, оно было удовлетворено. Хотите, чтобы я отчитал его за это? — Соответственно, — невозмутимо продолжила Гермиона, — его лечение, ввиду неэффективности, будет прекращено. Шарп не глядя на неё, приподнял брови. — Вовсе нет. Просто Северус выпорхнет из-под вашего заботливого крыла обратно в мои крепкие дружеские объятия. Гермиона нахмурилась. — Вы решили пересмотреть схему лечения? — Извините мне мою резкость, мисс Грейнджер, — Шарп отпил Огневиски и покрутил стакан в руке, смакуя напиток, — но здесь я вынужден вас прервать. Отныне благосостояние Северуса — не вашего ума дело. Гермиона моментально ощетинилась: — Не моего ума дело? — переспросила она, делая уверенный шаг вперёд. — Напомню, что когда я впервые переступила порог этого кабинета, именно вы взяли с меня слово, что я останусь с ним до самого конца! — В таком случае, торжественно вручаю вам ваше слово обратно. Обстоятельства изменились. — Думаете, я теперь возьму и пущу всё на самотёк? Шарп вздохнул и отставил бокал, глядя на Гермиону со всей терпимостью, на которую был способен. Воинственности в её поведении позавидовала бы сама Жанна Д’Арк. — Что вам нужно, мисс Грейнджер? — Я регулярно отправляла вам подробнейшие отчёты о состоянии Снейпа. Вы их вообще читали? — Разумеется. — Тогда почему лечение, которое, по вашим же словам, направлено на сдерживание тёмной магии, её не сдерживает? — Это допрос? — Шарп насмешливо поднял брови, но в голубых глазах его будто застыл лёд. — Не помню, чтобы в условиях моего назначения было указано согласование схемы лечения со студентами-первокурсниками. — Допросы проводятся в Аврорате. Я лишь хочу знать, почему наша работа не принесла положительного результата, если не сказать хуже. — Ещё в первую нашу встречу я сказал вам, что шансы на исцеление ничтожно малы. Чего вы ещё хотите? — Правды. Шарп напрягся: ну не палкой же её гнать, в самом деле? — Я слышал, что вас считают умнейшей колдуньей своего поколения, однако дотошность — не всегда признак большого ума, мисс Грейнджер. Вы лезете туда, куда не стоило бы. — Вы так думаете? — Я в этом уверен. Взошедшее солнце уже начало светить прямо в лицо. Прищурившись, Гермиона сделала ещё полшага вперёд и встала возле стола. — Знаете, профессор Шарп, — она открыла сумочку и погрузила в неё руку по самый локоть, — на самом деле, я искренне восхищена вашей самозабвенностью и преданностью науке. Насколько мне известно, вас даже хотели приставить к Ордену Мерлина Второго класса за неоценимый вклад в развитие инновационных способов борьбы с особо опасными проклятиями, но вы отказались от награды. Более того, я узнала, что все ваши научные труды за последние пятнадцать лет были опубликованы под псевдонимами, а ведь вы не создаёте впечатление скромного человека. Взять хотя бы ваш дом… — Тщеславие — враг науки, мисс Грейнджер, — с напускным благодушием ответил Шарп. — Оно мешает сосредоточиться на насущном. А мое нескромное жильё — это единственная блажь, которую я смог позволить себе за столько лет самоотверженной работы. Считаете это преступлением? Гермиона проигнорировала вопрос, вытащив из сумки то, что искала: уже изрядно помятую, но оттого не менее ценную, папку с бумагами. — Помню, вы сказали, что учились в Дурмстранге, поэтому, никаких упоминаний о ваших исследованиях нет в наших местных медицинских журналах. Но мне удалось выяснить, что некоторое время назад вы занимались колдомедициной на территории Болгарии и снискали там глубокое уважение, благодаря смелым экспериментам и исследованиям, на которые ваши предшественники даже замахнуться не осмеливались. — Специфика моей работы предполагает принятие сложных, порой, сумасбродных решений. Иначе, многие мои пациенты так и не вернулись бы к своему первозданному виду. — Понимаю, — Гермиона отыскала нужную бумагу и положила её поверх остальных. — Я даже нашла интервью болгарского мракоборца, с которым вам довелось поработать в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Перевод на английский, конечно, оставляет желать лучшего, но, вот, послушайте: «Моим ассистентом стал господин Фелониус Шарп — бесконечно преданный науке юноша, поразивший меня недюжинным талантом и редкой остротой ума. Я безмерно благодарен ему за помощь в расследовании этого вопиющего преступления, порочащего доброе имя нашего магического сообщества». Сопоставив даты, я поняла, что речь идёт о зверском массовом убийстве маглов, совершённом тремя волшебниками в Софии в тысяча девятьсот двадцать восьмом. — А вы хорошо подготовились, Грейнджер, — скучающим тоном произнёс Шарп, поглаживая пальцами бороду. — Только мне не совсем понятно, к чему этот краткий экскурс в историю. Участие в подобных делах и так называемая «преданность науке», а также множество других факторов, помогли мне стать тем, кем я являюсь. — Да, вы заработали себе хорошую репутацию. Исследования, награды, снова исследования, всеобщее признание, вы были на высоте, а потом пропали из виду, будто сквозь землю провалились. Последнее упоминание вашего имени датируется пятьдесят пятым годом, а дальше — тишина, пока в семьдесят пятом вы не заступили на должность преподавателя Защиты от Тёмных Искусств в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. Гермиона перевела дух. Шарп замолчал, обдумывая ответ, что было совершенно ему не свойственно. — Вижу не только Северус стал жертвой вашего вездесущего носа, не так ли, мисс Грейнджер? — тихо спросил он. В его облике ни осталось ни следа снисходительной надменности и Гермиона поняла, что попала в десятку. — Вы просили задать конкретный вопрос, — со всей решимостью произнесла она, — так вот, я задаю его сейчас. Что произошло в тысяча девятьсот пятьдесят пятом? Что заставило вас прекратить публичную медицинскую деятельность и покинуть страну, а позже — искать приют под крылом профессора Дамблдора? На короткий миг Гермионе показалось, что её вот-вот выставят за дверь, но этого не случилось. Налив полный стакан, Шарп молча поднялся с кресла, отошёл к высокому окну и устремил тяжёлый взгляд на горизонт. Под гулкое уханье собственного сердца, Гермиона ждала ответа. — Как вы уже наверняка догадались, это был эксперимент, — тихо начал Шарп спустя ещё полминуты: от былого бахвальства и пренебрежения в его голосе не осталось и следа. — Ко мне обратилась одна крайне важная и влиятельная особа с просьбой излечить её мужа от одного древнего и очень опасного проклятия. За моими плечами уже было несколько случаев успешного исцеления сложных пациентов, и, ослеплённый собственным успехом, я согласился. По моим прогнозам, всё должно было пройти гладко, но Тёмная магия — она как женщина: может оказаться непредсказуемой коварной сукой. Гермиона слушала, затаив дыхание. Шарп отставил стакан, уперся руками в подоконник и слегка повернул голову в её сторону. — Дело не в том, мисс Грейнджер, что после неудачи меня втоптали в грязь и все регалии мои, — он щёлкнул пальцами, — пуф! Растворились. Не в том, что все мои заслуги были забыты в один момент. А в том, что из-за собственной самонадеянности я совершил непростительную ошибку. Не знаю, как обстоят с этим дела в магловской медицине, но для колдомедика, возомнившего себя новатором, это несмываемый позор. После того случая я понял одну простую истину: есть вещи, недоступные нашему пониманию. И иногда лучший выход — смириться. — Через ваши руки ежедневно проходят десятки проклятых, — сказала Гермиона, — и большинство из них, даже самые безнадежные, выздоравливают благодаря вам. — Я знаю, как бороться с подавляющим большинством проклятий. Именно поэтому после своего фиаско и следующего за ним переосмысления, я решил податься в преподаватели, — Шарп достал из кармана самый обычный с виду ключ и открыл верхний ящик стола. — Но случай Снейпа беспрецедентен и, к сожалению, безнадёжен. Он кинул на стол папку: верхний лист был помечен огромной красной печатью, значение которой Гермиона поняла, даже не всматриваясь. — Зачем вы тогда втянули в это меня? Вы ведь говорили, что его можно вылечить, давали надежду… — Считаете, я должен был собственноручно отправить его умирать в Азкабан? — перебил Шарп, чуть повысив голос. — Или, может, заточить в палате до скончания века? Вашей миссией было скрасить мальчику последние дни его жизни, потому как вы оказались единственной, кому была небезразлична его судьба. И вы, признаться, неплохо справились, за что лично я говорю вам спасибо, мисс Грейнджер. — Получается, всё это было обманом? То зелье, что вы присылали, оно, что — пустышка? — дрожащим от негодования голосом спросила Гермиона. — Нет, это самое настоящее зелье моего авторства. Я предполагал, что оно должно привести к улучшению состояния, но этого не случилось. И я со всей ответственностью заявляю: дальнейшие шаги в его лечении попросту опасны. Северус, понимая бедственность своего положения, поступил весьма благородно, своим прошением избавив нас от необходимости оправдываться перед Министерством. — Но у вас же есть схема лечения, которой вы планировали следовать? — Допустим, — уклончиво ответил Шарп после секундной заминки, и вновь отвернулся к окну. — Но шансы на успех даже не минимальны — они ничтожны. — Я хочу попробовать. — Исключено. — Прошу вас, сэр. Под мою ответственность, — взмолилась Гермиона, — Если он умрёт в Азкабане… — Будет хуже, если он умрёт по моей вине, — голос Шарпа дрогнул, и Гермиона даже почувствовала мимолётный укол жалости к нему. Но Снейпа ей было жаль несоизмеримо больше. — Профессор Снейп пожертвовал ради нас слишком многим, чтобы умереть вот так, — негромко произнесла она. — Не лишайте его шанса на новую жизнь. Шарп впервые с начала своей исповеди посмотрел прямо на неё: в исхудавшее и осунувшееся с их последней встречи лицо, на светящиеся слабой надеждой медовые глаза, искрящиеся в лучах утреннего солнца, с залегшими под ними тёмными кругами. — У вас доброе сердце, мисс Грейнджер, — без улыбки произнёс он, кивая в подтверждение собственных мыслей, — и я рад, что вы оказались рядом с Северусом в это непростое для него время. Рецепт я вышлю совой, но подсобить в решении проблемы с Азкабаном уже не в моих силах. Я надеюсь на вас.2014
Время близилось к вечеру, и как бы не пытался Мэйсон убедить Бетти в обратном, сбивание камнями пустых консервных банок всё ещё казалось ей отвратительным развлечением. — Слушай, — промазав в последний раз, она дернула Мэйсона за рукав, — может, пойдём уже домой? Завтра вставать рано, а у меня голова просто раскалывается. Ещё и телефон разрядился. — Если тебе позвонить надо — возьми мой, — недовольно шикнул Мэйсон, выдернув руку. — И перестань занудствовать. На тебя и так уже косо смотрят. В подтверждение его слов, Элис с противоположной стороны свалки смерила её уже сотым за час пренебрежительным взглядом. Главарь банды восседал рядом на сложенных в кучу покрышках и не спускал с Бетти глаз, кажется, ни на секунду; остальные просто ходили по небольшой площадке внизу, подбирали бычки и камни, метали их в импровизированные мишени и явно хотели свалить ничуть не меньше её самой. — Я уже пять раз пожалела, что притащилась сюда, но я понятия не имею, как добираться домой, — озираясь по сторонам, пробурчала Бетти. — Ты знаешь дорогу? — Знаю-знаю, посиди ещё часок и вместе пойдем. Или боишься, что родители отругают? — Ой, ну тебя, — Бетти раздражённо махнула ладонью и замолчала. Чтобы хоть как-то отвлечься, она достала из рюкзака первую попавшуюся книгу: думать о том, что с ней сделают родители, когда она явится домой чуть ли не за полночь, совсем не хотелось, а чтение помогло бы отвлечься и скоротать время, тянущееся, как липкая жвачка. — Ты чего делаешь? — прошипел Мэйсон, выхватывая книжку и запихивая её обратно в рюкзак. — Хочешь ботаничкой прослыть? — Какой ещё ботаничкой? — Бетти упрямо потянула книгу обратно. — Я не виновата, что у них из развлечений — только курить и камнями кидаться. — Джо к тебе присматривается, — Мэйсон важничал, как мог, — в «клуб» не принимают просто так. Меня вот в первый вечер заставили нырнуть в ледяной ручей, правда, тогда зима была. Тебе тоже что-то придумают, так что сиди и жди. — Я не хочу в их клуб, — Бетти недовольно отшвырнула рюкзак в сторону, чуть не свалившись со своей шины. — И нырять никуда не собираюсь. Я хочу домой, разве не ясно? Мэйсон пробубнил что-то невнятное про девчонок и их капризы и отвернулся. Бетти шумно вздохнула и закрыла глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Голова болела уже довольно сильно, но в целом, никаких последствий отказа от лекарства, она не замечала: это было странно, если вспомнить, как стращали её родители опасностью пропуска хотя бы одного приёма. Закончив с самоанализом, Бетти поёжилась: вечер выдался холодным, а она, как назло, даже не захватила с собой ничего тёплого. Тихонько взвыв от безысходности, она запихала руки под колени и усердно принялась ждать, когда пройдёт обещанный час, и они все дружными рядами направятся домой. — Ты чего там прижухла, новенькая? — прозвучал зычный голос с другого конца свалки. — Заскучала? Бетти не ответила, только закатила глаза: Джо нравился ей намного больше, когда молчал. Главарь лихо соскочил со своего пьедестала и направился в её сторону. Его подхалимы вмиг оживились и с любопытством принялись наблюдать за разворачивающейся сценой. Бетти посмотрела на Мэйсона: тот тоже всполошился и бросил на неё приободряющий взгляд: — Ну, ты чего? Иди. Страдальчески застонав, Бетти сползла со своей шины, и засунув руки глубоко в карманы, направилась к Джо; тот уже ждал её посреди пыльной площадки. — Скучно тебе? — поинтересовался он, небрежно потрепав Бетти по волосам. — Когда мне Мэйсон про вас рассказывал, — она дёрнула головой, избегая неприятного контакта, — я не думала, что самая крутая в городе банда торчит вечерами на свалках и с камнями играется. Джо захохотал. — А ты с характером девчонка! Что, повеселиться хочешь? Бетти смотрела на него исподлобья без малейшего оттенка энтузиазма на лице. — У нас разное представление о том, что весело, а что нет, — проговорила она. Точно так же отец как-то ответил маме, когда та немножко выпила и пыталась сагитировать его драться подушками. — Проверим? Тони, найди нам что-нибудь, — он поманил рукой одного из товарищей и лукаво подмигнул Бетти, — подходящее. Тони как-то особенно мерзко улыбнулся и, подбоченившись от длительного сидения на пятой точке, скрылся в темноте. — Подходящее? — Бетти проводила парня задумчивым взглядом. — Для чего? — Сейчас увидишь. Все, включая Мэйсона, уже подтянулись к ним и заинтересованно поглядывали то на Бетти, то на своего обожаемого лидера. — Сейчас будет проверка, — с предвкушением в голосе прошептал Мэйсон, повернувшись к подруге так, чтобы слышала только она. — Главное, не волнуйся. Бетти лишь безразлично пожала плечами: эти ребята ей совершенно не нравились, понравиться им тоже уже не особенно хотелось, а значит, и волноваться было не о чем. Джо тем временем поднял с земли пустую бутылку и, водрузив её на капот какой-то ржавой колымаги, отошёл на пару ярдов назад. Расстегнув куртку, он пошарил во внутреннем кармане, и достал что-то, что с первого взгляда было трудно идентифицировать в сгущающихся сумерках. — Это что — пистолет? — приглядевшись, тихо спросила Бетти у Мэйсона. Тот разве что не завизжал от восторга и часто закивал в ответ: — Ага! Пневматический, наверное. — Он стрелять собрался? — Эй, Бет, иди сюда! — будто в ответ на её вопрос, голос главаря эхом разнёсся по широкой площадке. Бетти посмотрела по сторонам в поисках поддержки, но остальные, как назло, дружно сделали шаг назад, оставляя её стоять в одиночестве. Ссутулившись, она вышла вперёд. — Стреляла когда-нибудь? — деловито поинтересовался Джо, перекладывая пистолет из руки в руку. — Нет, — Бетти со смесью непонимания и отвращения смотрела на мельтешащее перед глазами оружие, — это же опасно. Джо засмеялся. — Конечно, опасно, но мы же крутые ребята, помнишь? Ты ведь хочешь быть одной из нас? «Нет», — подумала Бетти, но Джо уже сунул пистолет ей в руку и насильно выставил перед собой, схватив её за худые плечи. — Ничего сложного: целишься и стреляешь, — проинструктировал он на ухо. — С предохранителя я снял. Давай. Он ободряюще хлопнул её по лопатке и отошёл. Бетти со вздохом взглянула на оружие: кажется, её желание тут не учитывалось. Голова болела всё сильнее, но она постаралась сосредоточиться на мушке. В кино, по крайней мере, стреляли примерно так. Стрелок из неё вышел паршивый: попала она только с третьего раза, и то — по машине. — Нет, так не пойдет, — Джо сокрушённо покачал головой, — совсем не стараешься ведь, ты так мне все пули истратишь. Хочешь произвести впечатление — будь серьёзнее. — Да кто тебе сказал, что я хочу… — возмутилась было Бетти, но тут из-за груды мусора высотой в одноэтажный дом раздался радостный возглас: — Нашёл! Джо, вновь хлопнув Бетти по спине, пошёл на голос, оставив её растерянно стоять с пистолетом в руке. Мэйсон, всё это время отсиживающийся в стороне, тут же подскочил к подруге. Вид у него был разочарованный. — Ты чего? — с досадой протянул он. — Совсем что ли не смотришь, куда стреляешь? — Тебе надо, — Бетти с силой впихнула пистолет ему в руки, — ты и стреляй. Я пошла. — Куда? — Домой, — развернувшись на сто восемьдесят, Бетти зашагала к своему рюкзаку. Голова уже просто раскалывалась, и, чтобы хоть как-то успокоить боль, она с силой сжала виски ладонями. — Да погоди ты, — Мэйсон поспешил за ней, пытаясь ухватить за локоть. — Чего ты распсиховалась? Всего-то нужно попасть в бутылку и… — Ты куда, новенькая? Веселье только начинается! — раздался голос сзади, и Бетти раздражённо обернулась. — Подальше от вас и ваших идиотских… Она замолчала на полуслове. Джо вновь стоял возле машины. Он по-прежнему улыбался и прижимал к груди бог знает где найденную бездомную кошку. Пазл в голове у Бетти сошёлся моментально: и поиски чего-то подходящего, и пистолет, и невинное животное, жалобно мяукающее в руках этого изверга. — Ты чего задумал? — недолго думая, она стремительно зашагала в его сторону. — Отпусти её немедленно! — И не подумаю, — Джо поднял кошку за шкирку, отчего та замяукала еще громче. — В бутылки ты не попала, значит, будем брать тебя на живца! — Я сказала, не трогай её, придурок! — Бетти уже была готова кинуться на него с кулаками, но подоспевшие вассалы схватили её за локти, оттаскивая назад. — Отпустите меня! Джо нарочито медленно подошёл к бочке, скинул бутылку и, усадив на её место кошку, достал из кармана пакетик с кормом. — Сиди, малыш, мы же не хотим, чтобы ты убежал? — Отпусти! — взвыла Бетти сквозь слёзы, лягаясь и пытаясь вырваться. — Мэйсон, ты чего встал? Сделай что-нибудь! Тот не пытался задержать её, равно как и не пытался остановить Джо. Он просто пятился назад, испуганно мотая головой. — Я не при чём, Бет! Я не знал! — пискнул он, глядя в зарёванное лицо подруги. — Я правда не знал! Джо уже отошёл от кошки и поднял брошенный на землю пистолет. — Нехорошо так обращаться с вещами, — он очистил оружие от песка и пыли и направил в сторону кошки. — Ну ничего, у тебя ещё будет время научиться… Чувствуя, что голова сейчас буквально взорвётся, Бетти истошно завопила: — ХВАТИТ! И последним, что она услышала перед тем, как погрузиться во тьму был громовой грохот и собственный оглушительный крик, звучащий будто из-под воды.