Partenaires Particuliers

      В середине января Флоренс пришла к нам на ужин. Я так и не смог сказать ей, что между нами всё кончено. У меня не хватило храбрости для этого.       Она приходила ко мне почти каждый день после завершения занятий в лицее, смотрела на меня так, словно я был самой драгоценной вещью в мире. Она улыбалась мне, целовала у всех на виду. Мы ходили вместе по магазинам. В общем, иногда мне с ней было хорошо. Я несколько раз был у Флоренс дома, где она представила меня своей матери. Я понравился ей. Боже, я понравился даже их собаке. Я виню себя за то, что зашёл слишком далеко. Виню себя за то, что мне в конечном итоге придётся сказать девушке, что я не очень счастлив и что я чувствую себя максимально потерянным в этой ситуации. Флоренс влюблена. И разбивать девушке сердце из-за невзаимных чувств — это то, чего нельзя было делать. Таким образом, я просто играл с ней в течение трёх с половиной месяцев. Однако сейчас она сидела тут, за одним столом с моими родителями и Джеммой. Сестра промолчала, когда узнала, что я всё ещё не порвал с Флоренс, поэтому наградила меня взглядом полным недовольства. Неловко.       Вот если бы в моей жизни не было Луи, то я бы, скорее всего, был с Флоренс до конца дней своих, потому что фактически она была лёгким решением всех моих проблем. Хочу, чтобы меня уважали в лицее? Она тут. Хочу, чтобы мои родители думали, что у меня всё прекрасно? Она тут. Хочу, чтоб те не ставили под вопрос мою сексуальную ориентацию? Она тут. Если я потеряю Флоренс, то потеряю свой щит, который спасал меня от всего, что меня пугало. Потеряю свой якорь, который удерживал меня на земле и создавал впечатление того, что в моей жизни не происходит ничего дерьмового.       После небольших размышлений на эту тему я понял, что такое моё отношение к Флоренс отвратительно. Она со всей своей любовью не заслуживает меня. Но я же, в свою очередь, заслуживаю прямой удар по яйцам, которым она наградит меня после того, как узнает всю правду. Если она сделает это, то я даже жаловаться не буду.       С Луи всё складывалось немного сложнее. Я продолжал привязываться к нему, и это происходило так быстро, что начало пугать меня. Когда его сестры, Шарлотты, не было дома, я приходил к нему и мы проводили вместе день или даже ночь. Признаю, что навязывался к нему, но мне не казалось, что он считает меня балластом. Иногда меня видела его мать, но ей, как и в первый раз, было всё равно.       Находясь в его комнате, я расслаблялся. Там всегда играла музыка на фоне, задающая приятную атмосферу (у Луи потрясающий музыкальный вкус). Когда мне нужно было прочесть необходимую учебную литературу, я лежал на его кровати. Луи сидел рядом, проверял свои записи в тетрадях, пропуская сквозь свои пальцы мои волосы. Я всегда засыпал, а шатен каждый раз смеялся из-за этого. Иногда мы ходили развлекаться. Мы танцевали, хорошо проводили время в компании друг друга и возвращались домой только ранним утром. Именно в те моменты, между ночью и днём, когда мы отдыхали, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Когда я танцевал с ним, я отпускал всего себя, погружаясь в это действие с головой, всем телом и душой. Я забывал обо всём и я знаю, с Луи происходило то же самое. Я понимал, что ему нравилось быть парнем-который-хорошо-танцует так же сильно, как и мне нравилось быть его особенным партнёром.       Однажды ночью мы целовались. Это было после вечеринки, которую мы всегда посещали (потому что там был большой танцпол, отличная музыка и цветные огни, которые сводили нас с ума). В тот раз там были голубые светодиоды. И тогда мы завелись. Я сказал Луи, что мне хотелось бы зайти с ним немного дальше обычного, потому что того, что мы делали с ним до этого случая, было недостаточно ни мне, ни ему. Луи предупредил меня, что это может быть рискованно, но в ответ услышал от меня следующее:        — Я очень хочу этого и знаю об опасностях, — о боже, я никогда не смогу забыть самый смущающий разговор в моей жизни, который провела со мной Джемма, но мне хотелось показать Луи, что я могу любить его как следует.       В ту ночь он не разрешал мне прикасаться к нему, пока я не надену презерватив. Я никогда не использовал их, трахаясь с Флоренс, потому что они раздражали меня, но для Луи я бы сделал всё, что угодно.       Остаток ночи был просто прекрасным, грязным беспорядком: вздохи, было очень много вздохов и поцелуев, наши руки были буквально повсюду. Иногда было немного неловко, я впадал в ступор, но Луи исправлял меня, шептал, что стоит делать, и каждый раз, когда я удачно справлялся, он хвалил меня.       Мы не спали даже тогда, когда начало рассветать. Чёрный цвет неба сменился на тёмно-синий, который с течением времени становился всё светлее. Мы слышали, как ворковали голуби, сидящие на карнизе. Мы затаили дыхание, ну, или, по крайней мере, это я затаил дыхание. Наши тела были переплетены, и я не понимал, где находились его конечности, а где мои. Луи нежно гладил мою кожу, потому что ему нравилось это, а я был совершенно не против.       А потом я посмотрел прямо шатену в лицо. Мои глаза наконец-то привыкли к темноте, и я мог заметить, что его скулы выделялись так же сильно, как и лопатки. Когда я провёл ладонью по его спине, мои пальцы встретились с каждым из его позвонков, которые торчали намного сильнее, чем те должны были.       — Кто тебя заразил? — прошептал, потому что об этом не говорят громко.       — Парень.       — Когда?       — Мне было… четырнадцать или пятнадцать лет. Ему было двадцать, мне нравились парни постарше, — начал говорить он неслышным голосом. — Это был знакомый моего друга. И, короче, мы встречались. Моя мама видела меня с ним, с другими мужчинами. Она расстраивалась, но для меня, как для маленького придурка, коим я был в то время, это было так забавно. Это было забавно, потому что у неё не получалось меня контролировать. Дети смеялись, когда она злилась. Близнецы каждый раз кричали своими пронзительными голосами, увидев меня, возвращающегося домой с каким-то новым парнем: «Лу снова привёл джентльмена!» Это сводило мать с ума. Я хотел разозлить её, потому что она злила и меня. А потом, когда диагноз был поставлен, я немного остыл, успокоился. Не совсем, но ты понимаешь, о чём я.       — Этот парень знал, что он ВИЧ-положительный, и он всё равно продолжал…       — Нет, он не знал. По крайней мере, сначала. В конечном итоге он узнал, но было слишком поздно. Кажется, он умер прошлым летом. Я стараюсь не думать об этом слишком много, знаешь.       — И ты спишь с другими парнями? Ну, с тех пор? — Это был вопрос, на который я действительно не хотел знать ответа. Я боялся, что он мне скажет, что с того момента, как мы «вместе», он спит с кем-то другим или что-то подобное. Между нами всё ещё ничего не было, потому что Луи так хотел. Наши отношения не были официальными, и, очевидно, мне это не особо нравилось. Мне это не подходило, ведь я просто мог предложить Луи целый мир только за то, что он находится в моих объятиях.       Однажды ночью на вечеринке один парень поцеловал Луи, но шатен его не оттолкнул. Мне было больно, но я был не в праве винить его или обижаться. Я постарался забыть об этом, сделать вид, будто меня это совершенно не задело, но вышло так себе, на самом деле.       Иногда, когда мы встречались на занятиях после выходных, я замечал следы поблекшей ручки на его руках. На них чёрными или синими чернилами были написаны номера телефонов. Луи говорил, что не звонит этим парням, так как они все настоящие животные, но правда в том, что ничего не мешало ему поехать к ним. Луи не мой парень. Однажды он даже сказал, что я не в его вкусе, так как ему нравятся парни постарше, например, те, кому тридцать или сорок. Чёрт, я, семнадцатилетний подросток, пытался добиться любви от парня, который предпочитает трахать не сверстников, а чьих-то отцов. Техническое поражение.       Но сейчас Луи всё ещё молчал.       — После того парня, эм, ну да. Да. Их было много. Я мог привести в дом двух мужчин за раз. Кажется, я выебал весь Лион. Это забавляет меня, мне нравится это.       Он засмеялся, и я тоже, даже если это и не было смешным. Луи выпрямился, опёрся на локоть и разместил свой подбородок на раскрытой ладони. Его волосы спадали на лоб и глаза, закрывая парню обзор, но тот всё равно продолжал смотреть только на меня.       — В общем, ты одержим сексом, — подытожил я, и Луи рассмеялся.       — Ты так думаешь?       Разве я его оскорбил сказанным? Наверное, нет. Его тон был несерьёзным, лёгким, а потом Луи вовсе протянул свою руку к моему лицу, чтобы убрать выбившуюся прядь волос за ухо.       — Не знаю… Это не так?       — Неа. Знаю случаи и похуже моего.       — Но тебя это не пугает?       — А чего мне бояться? Худшее, что могло случиться со мной, уже произошло. Должны бояться остальные. Я говорю им, и все они знают о болезни, но ничего их не останавливает. Однако я не спал ни с кем с той самой первой вечеринки у Седрика.       — Почему?       — Ты здесь, дорогой, и мне достаточно этого. — Это был сарказм, но моё сердце всё равно пропустило удар.       — Нет, серьёзно, почему?       — Без понятия, — он убрал руку, лёг на подушку рядом со мной. — Я так отвратительно сейчас себя чувствую. Теперь всё не так, как раньше. Теперь всё намного хуже.       Я не знал, подразумевал ли он под этим потерю веса или другие последствия болезни, возможно, даже что-то другое, но я попытался успокоить его.       — Всё будет нормально.       Я поцеловал его в щёку, а потом и в губы.       — Ты уйдёшь, — объявил Луи, как будто он решил это за меня.       — Что это значит?       — Тебе не понравится то, что ты увидишь. Пока всё в порядке, но я гарантирую, что, когда мне станет ещё хуже, ты даже смотреть на меня не захочешь.       — Неправда. Такого не произойдёт.       — Ну да, — он покачал головой, а потом сглотнул. — Если хочешь, мы можем прекратить это всё уже сейчас. Поверь, я оказываю тебе услугу.       Он разбил мне сердце, сказав такое.       — Я не уйду.       — Я бы всё равно не стал винить тебя. Я даже не удерживаю тебя. Ты действительно делаешь то, что хочешь, ну…       — Нет. Завтра я поговорю с Флоренс и скажу ей, что всё кончено.       — Гарри… Гарри, я уже говорил тебе, что не хочу ничего серьёзного. Хватит дурить. Она любит тебя.       — Я делаю то, что хочу, ты сам так сказал. И, как ты видишь, это работает не на руку Флоренс.       Я улыбнулся ему, после чего Луи прижался ко мне. Его волосы щекотали мою кожу, но меня это совершенно не беспокоило. Мы были с ним так близки, что это было уже нездорово. Думаю, я ни с кем и никогда не был так близок во всех смыслах этого слова. И это пугало меня. Я чувствовал, как постепенно разваливался с ним. Я делал вид, будто ничего не случилось, хотя прямо сейчас Луи дал мне понять, что он не упадёт в мои объятия и что не будет между нами великой и светлой любви, даже если я порву с Флоренс. Отвратительно.       Посмотрев на стену за спиной парня, я увидел на ней фотографии. Мне пришлось прищурить глаза, чтобы понять, кто на них изображен.       — Это ты там?       Он промычал, после чего повернул голову.       — Да. Я справа. Мне тут пять. Маленькая блондинка, сидящая рядом, — Шарлотта.       Я думал, что эти фото заставят меня расслабиться, разнежиться, ведь там милые и счастливые Луи и Шарлотта, но нет. Если бы у фотографий был вкус, у этих был бы горько-сладкий.       — Я собираюсь поговорить и с твоей сестрой тоже, — Луи под моим боком засмеялся.       — Окей, удачи. Напасть на неё до того, как она нападёт на тебя… Пожалуй, это хорошая тактика.

***

      На следующий день я опоздал на занятия, прямо как и Луи. Что за тупой идеей было пойти на вечеринку в течение учебной недели?       Я сел за свою парту в классе и увидел, что у каждого человека на столе лежали только ручка и чистые распечатки заданий, ничего больше. Это был пробный экзамен по философии. В голове был беспорядок. Я не мог вспомнить ни единого пробника в своём расписании. Я не понимал, о чём меня спрашивают в заданиях, я не знал абсолютно ничего, поэтому сдал пустой лист своему преподавателю. И тогда он отправил меня к консультанту. Подойдя к нужному кабинету, я посмотрел сквозь стеклянную вставку в двери и увидел, что там уже находился один ученик. Это был Луи. Я сел на стул в коридоре и стал ждать своей очереди. Дверь была приоткрыта, поэтому я мог слышать всё, о чём они говорили.       — Выпускной класс с экономическим направлением? Усложнённая программа, верно? Тогда что мы будем делать, ну, в следующем году? Мы будем подавать заявку в ВУЗ или что?       — Да, я хочу подать.       — В Парижском институте политических исследований достаточно дорогое обучение.       — Да, и что дальше? Я уже направил туда сопроводительное письмо.       — Хорошо… Как у тебя дела? Тебе лучше?       Да она просто сука.       — Ну, нет. Лучше не становится.       — Конечно, не очень правильно с моей стороны спрашивать такое, но, если честно, ты уверен, что сможешь продержаться в Париже до возвращения в Лион? Просто ты хочешь заставить родителей оплатить твоё обучение, занять место в списках ВУЗа… И это всё с учётом того, что ты сам не знаешь, закончишь ли ты первый курс.       — Закончу ли я первый курс?       — Ты действительно хочешь, чтобы я произнесла это?       — Да.       — В случае, если твоё состояние не улучшится…       — Но моё состояние не улучшится, так в чём же ваш аргумент?       — Так если ты всё же поступишь, что же нам придётся делать*?       — Я не знаю? Вы пытаетесь отговорить меня поступать, предоставив таким образом больше мест для здоровых людей, а? Что это за вопросы такие?       — Эм, ладно… Так что насчёт собеседования? Ты не против, если мы проведём его в следующий понедельник?       — Нет, — резко ответил Луи.       — Хорошо. Тогда до понедельника?       — Угу.       Луи тут же вышел. Он увидел меня, но не остановился, а бросил: «боже, она уже достала меня», после чего засмеялся и свернул за угол.       Я покачал головой, чтобы привести все мысли в порядок, а потом вошел в кабинет. Консультантка мне улыбнулась.       — Как дела?       — Нормально.       — Присаживайся, — она указала на стул перед своим рабочим столом. Я бросил сумку на пол и устроился на мягком сидении. — Как ты написал свои пробные экзамены? Хорошо?       — Ну, да.       — Уверен? У меня есть копии твоих работ.       — Ой.       Женщина открыла папку, на ребре которой было написано «терминаль», а затем протянула мне лист с моими отметками за пробники. Ни одного двузначного числа. Отметки по предметам были между двумя и девятью баллами. За исключением английского, конечно же.       — Ты поразмыслил над тем, чем будешь заниматься после лицея, Гарри?       — Нет.       — Ты хотя бы смотрел университеты?       — Нет, — так же кратко ответил я, и на этот раз мне пришлось сдерживать подступающие слёзы.       — И что тогда?       — Эм, ну, ничего? Я не знаю.       — Ты не можешь говорить «я не знаю» всю свою жизнь. Понимаешь? — мой табель всё ещё находился в моих руках. Мне казалось, что он прожигал кожу на ладонях.       Когда я поднял глаза, то увидел, как консультантка улыбнулась мне, пытаясь выразить своё сострадание, и потом мы продолжили беседу. На этот раз мы говорили о перспективах моего поступления, и, если честно, каждый предложенный ею вариант был хуже предыдущего. И тогда я просто отвлекся, перестал слушать её, потому что это было ужасно. Когда мы снова встретились взглядами, я кивнул, делая вид, что полностью вовлечён в разговор, но потом перевёл взгляд на улицу, виднеющуюся через окно, и начал считать секунды до своего освобождения из плена этой беседы.       Затем я пообещал себе и женщине, что приложу чуть больше усилий в следующем семестре, дабы не запороть свои оценки, прекрасно понимая, что кормил ложью и её, и самого себя.       — Тогда я отпускаю тебя, Гарри. Не забудь поговорить об этом с родителями, хорошо?       Я не понимал, о чём должен был с ними поговорить, однако кивнул и тихо произнёс: «хорошо».       Покинув лицей, я направился прямо к велосипедной парковке, где меня уже ожидала Флоренс. Был обед, и каждый перерыв на него мы встречались на улице. Когда я увидел её довольное лицо, её влюбленные глаза, то понял, что не хочу больше обманывать девушку. Тем более в этом не было никакого смысла. Поэтому я просто сообщил Флоренс, что между нами всё кончено. Она не сразу меня поняла, но как только до неё дошёл смысл сказанных слов, та всё ещё сомневалась и хмурилась. Тогда я снова сказал, что мы расстаёмся, объяснив это тем, что вокруг неё есть полно других парней, которые намного лучше меня (каждый человек, который не будет изменять ей за её же спиной будет уже в сотню раз лучше меня).       Я ждал, что Флоренс разозлится, начнёт бить меня, посылать к чертям, кричать до тех пор, пока каждый человек во Франции не узнает, какой я мудак, но ничего. Вместо этого на глазах у неё выступили слёзы, и девушка, обратившись ко мне, спросила:       — Что я сделала не так?       Я воспользовался стандартным клише, сказав, что дело не в ней, а во мне, после чего поджал губы в знак сожаления и направился в сторону дома, даже не попращавшись с нею. Однако Флоренс прошла со мной несколько кварталов в попытках вывести меня на нормальный разговор, но, увидев, что я не в настроении для этого, сдалась. Она даже не оскорбила меня, и только тогда до меня дошло, какую же боль я ей причинил.       Я винил себя, но свято надеялся, что она не ждёт меня, стоящего под окнами её дома, с радио на плече, по которому будет играет «In Your Eyes» Питера Габриэля, и просящего прощения. Иначе бы ей пришлось ждать этого очень долго.

***

      — Что это был за парень, который спал у нас неделю назад? Я видел, как он ушел утром. Он не сказал мне ни слова.       В прошлый вторник Луи приехал ко мне, и то, что его видел мой отец, я узнал только сейчас.       Мы были на кухне. Мама резала морковку в миску, а я помогал ей чистить картошку, потому что она устала видеть, как я каждый раз заваливаюсь в гостиную, попусту растрачивая время перед телевизором.       А потом отец задал этот вопрос, но, благо, он говорил быстро, поэтому мать не могла разобрать его речь. Тем не менее она поняла, что он что-то спросил у меня. Однако спокойное выражение её лица означало, что она не начала подозревать что-либо.       Я решил ответить папе на английском, потому что так было легче успокоить его, ежели бы в наш диалог вступила бы и мама.       — Никто.       — Правда что ли? — Он мне не поверил. — Зачем это каким-то мальчикам спать в твоей комнате?       — Это был один парень. И это действительно не так важно.       — Ты знаешь, о чём я. Не притворяйся глупеньким.       — Ты не добьёшься никакого другого ответа от меня. Ему нужно было где-то остаться на ночь, я и предложил ему кровать Джеммы. Он ушёл сразу же на следующее утро, ты сам сказал.       Мой тон был спокоен, но я — нет. Если отец узнает про меня и Луи — нам конец.       — Знаешь, это было бы прекрасной правдой, если бы я не видел его тут постоянно. Он всегда тут.       — Он мой друг.       — Кто? — спросила мама, потому что она, наконец, хоть что-то поняла.       — Парень из лицея, мам.       — И куда ты уходишь каждую ночь? — продолжать расспрашивать отец у меня в таком обвинительном тоне, что я уже заранее понимал: любой мой ответ принесет мне сплошные неприятности.       — Я просто… Просто ухожу. Но я возвращаюсь к утру, поэтому…       — Даже посреди недели? На это есть причины?       — Марк, оставь его в покое. На него свалилось слишком много всего за последнее время, — мама пыталась защитить меня. Она произнесла эту фразу со своим прекрасным акцентом, и я улыбнулся ей.       А потом отец схватил меня за плечо и притянул к себе, чтобы я мог посмотреть ему в глаза.       — Улучши свои оценки. И я больше не хочу видеть его в своём доме. Я ясно выразился?       — Громко и чётко, сэр.

***

      Окей, я не выдержал.       Флоренс меня не ждала, но я сам пришёл к ней. Это было так тупо на самом деле.       Девушка открыла мне дверь, разрешила мне войти, провела до своей комнаты, позволила сесть на свою кровать. Сама же Флоренс устроилась на широком подоконнике, но всё так же отказывалась смотреть на меня или заговорить. Она была дико расстроена, и я прекрасно это видел, но почему она впустила меня в дом, если мы до сих пор продолжали сидеть в тишине?       Спустя какое-то время девушка закурила, и это почти вывело меня из себя.       — Флоренс, если ты не будешь разговаривать со мной, то я уйду.       — Так уходи.       — Скажи мне, что ты выслушаешь меня.       — Это то, чем я сейчас и занимаюсь.       — Только до самого конца, ладно?       — Так чего ты ждёшь?       — Хорошо.       Так как я чувствовал себя последним ублюдком из-за того, что порвал с Флоренс таким образом, мне хотелось всё ей объяснить. Тем более, она заслуживала этих объяснений.       Я рассказал ей про себя, про нас и про всех тех девчонок, к которым, как мне казалось, я испытывал интерес, хотя сейчас я прекрасно понимал, что они мне были нужны лишь для того, чтобы соответствовать общественным нормам. Сказал, что мне было неловко наедине с людьми противоположного пола с тех самых пор, как я себя помню. Что вынуждал себя, что притворялся, что делал всё для того, чтобы казаться естественным рядом с Флоренс и с другими девушками, предшествующими ей. Рассказал, как заглядывался на актеров-мужчин или моделей, на парней в раздевалках, на вечеринках или на улицах, потому что это было нормой для меня — так было всегда. Рассказал, как осознал и как в итоге решил начать игнорировать ту часть меня, которую я посчитал безобразной, ошибочной, и которую с того момента мне приходилось скрывать даже от самых близких мне людей. Я сказал и про парня из моего бывшего лицея в Ницце. Мы были с тем друзьями. Невероятно близкими. Нам было вместе настолько хорошо, что однажды друг воспользовался случаем и поцеловал меня. Мне понравилось, но тогда я почувствовал себя настолько дерьмово и виновато, что оттолкнул парня от себя.       — Он приложился виском об угол комода. Следующие месяцы эта картина была в каждом моем сне. Я поклялся себе, что такого больше не повторится, и пришел к мысли, что просто буду хранить эту тайну в себе. Я думал, это будет легко.       Упомянул, как однажды на уроке по философии, когда моя тяжелая голова лежала на парте, а глаза предательски закрывались, до моего слуха донеслись разговоры нашего преподавателя насчёт сознания, бессознательности и подавления мыслей. Помнил слова о том, что практика последнего применялась для того, чтобы тревожащие нас проблемы не сидели в наших головах, заставляя людей переживать из-за них всё время.       — Я подумал, что смогу избежать свою проблему, просто начав её игнорировать.       Флоренс прекрасно поняла, что моя тактика не принесла положительных результатов, когда вспомнила, как мы впервые собирались переспать. Она вспомнила, как у меня начались проблемы, как мне было неловко, и поняла, что всё это время я играл свою роль.       Когда я рассказывал это всё Флоренс, то видел, как постепенно размягчались черты её лица, да и в целом язык её тела указывал на то, что девушка меня внимательно слушала. Это заставило меня чувствовать себя немного лучше, потому что я впервые говорил о своей ориентации вслух и, наконец, с моего сердца и плеч свалился небольшой груз.       — Я не хочу, чтобы ты была несчастна рядом со мной из-за того, что я попросту не могу быть счастливым с тобой.       — Ты был идеальным парнем, — произнесла она, слегка улыбаясь. — Когда я рассказывала о тебе своим подругам, они начинали завидовать.       — Правда? Но я ведь даже не старался… Я почти ничего не делал. Тебе не стоило довольствоваться малым. Ты достойна большего… Пожалуйста, не плачь.       — Окей, — она вытерла мокрые дорожки на своих щеках и едва сдержала вырывающийся смешок.       — Ты не накрашена?       — Неа, — произнесла она, после чего закрыла половину своего лица ладонью. Я не мог не улыбнуться.       — Ты всё ещё красивая, знаешь?       — Ой, прекрати.       — И ещё. Прости за вчерашнее. Мне было не очень хорошо, и я просто отыгрался на тебе, думаю. Я, эм, сдал пустой лист на пробнике по философии.       — Молодец, идиот.       — Эй, — она снова начала плакать, поэтому я встал с места и подошёл к Флоренс, дабы обнять её. Мой подбородок находился на месте, где шея переходила в плечо, руки же покоились на её талии. Я заглянул в окно за её спиной и увидел, как падают на землю белые хлопья снега.       — Прости, — тихо произнёс я, продолжая держать девушку в своих объятиях. Та постепенно начала успокаиваться. — Я найду тебе парня, что будет намного лучше меня, — сделал предложение. И если говорить начистоту, то я шутил только наполовину.       — Отстань.       — Но тебе ведь нравится Седрик, не так ли?       Я отошел от Флоренс, а затем девушка потерла свои глаза рукавами кофты и помотала головой.       — Ты можешь мне сказать.       — Эм, — она сомневалась. — Да. Это так, но я не хочу пока отношений.       — Верно, не торопись. Это правильно.       Потом я взял свою сумку и уже было собрался покинуть комнату, как девушка спросила у меня:       — Ты встречаешься с кем-то?       Ай.       — Да.       Флоренс ахнула, но понимающе кивнула головой.       — Как давно?       Отныне наши дальнейшие хорошие отношения с Флоренс зависели от моего ответа на вопрос. Я знал, что должен был солгать, потому что, чёрт возьми, если бы я сказал ей, что между мной и Луи было что-то с сентября, это закончилось бы не очень хорошо.       — Около двух недель.       — Кто это? Я могу его знать? Он из лицея?       — Нет, — снова ложь, — Он, эм, учится… в ВУЗе. В институте прикладных наук.       — Ну, это круто.       — Разве тебе не отвратительно узнавать об этом сейчас?       — Нет. Мне просто нехорошо в целом.       — Это не твоя вина.       — Нет, но тебе, наверное, было труднее на протяжении всей своей жизни, поэтому…       — Другие так не думают.       — Ты не обязан никому это рассказывать. Ты скоро окончишь лицей, а потом сможешь делать всё, что хочешь. Почему бы тебе не помолчать ещё немного?       — Думаю, ты права, Флоренс.       Мне нужно было уходить, но я не мог сделать это просто так. Я не мог поцеловать девушку в губы, не теперь, поэтому просто подошёл к ней и чмокнул в щёку, извинившись в очередной раз. А потом я покинул её комнату.