***
Звонок поступил в августе, я думаю. Кажется, это было первое число. Это было удивительно, я спрашивал себя, как ему удалось добраться до меня, когда я не говорил ему, что я вернулся в Ниццу, в наш старый дом недалеко от моря. Я провёл здесь всё своё лето, потому что мне нужно было работать. Это было ужасно, в первые дни я всё время звонил маме и доставал её вопросами, на которые уже давно должен был знать ответы, но потом я привык ко всему. Я чередовал дневной сон, периоды работы на пляже и ночи в барах или кафе, где я танцевал с кем-то и где светящиеся гирлянды позволяли мне забывать обо всём. Все дни здесь было тепло, и я спал практически голым на своём старом матрасе. Я спал один и просыпался один. Несколько раз соседский кот залезал ко мне через окно. Он проводил здесь больше времени, чем у себя дома. И я как-то сказал себе, что действительно смогу привыкнуть к этой жизни. По утрам я всегда выходил пораньше, чтобы поесть. Тут всегда был свежий хлеб и улыбающиеся люди. Вдоль мощеной улицы были цветы, дорожка из которых вела на пляж. Я работал на станции проката снаряжений, гидроциклов, досок для сёрфа, всего такого. Это не так сильно оплачивалось, но мне хватало на то, чтобы поесть и вернуть какую-то часть денег Джемме. Она тоже приехала сюда, кстати. Но она здесь только на три недели из-за работы. Я действительно думал, что моя жизнь станет лучше, когда она приедет. Но я в корне ошибался. Как только она приехала, я увидел, что она не такая, какой была прежде. Я понял, что что-то произошло, но она не хотела ничего мне говорить. Она не сделала никаких замечаний касательно беспорядка в доме, пыли, что скопилась во всевозможных местах, плитки, которую я никогда не чистил. Здесь она не делала ничего, кроме того, чтобы спать. Всё время. Везде. Неважно как. Я слышал, как она однажды разговаривала по телефону. Я не понял тогда, что именно произошло, но тон её голоса и долгие, очень долгие паузы между фразами сдали её. Она говорила достаточно мягко, но несколько раз она начинала злиться во время разговора. И однажды я увидел, как утром она плакала. Но она притворилась, будто ничего не произошло, как только я её заметил. Спустя время она мне объяснила, что это из-за того, что происходит между ней и её парнем, Аленом. Между ними всё кончено. Они расстались. Она объяснила мне, почему, и это показалось мне бесконечно глупым. Он говорил, что она слишком целеустремленная, слишком сосредоточена на себе. Алену хотелось бы, чтобы она была, как и другие девушки. Джемма ему сказала, что не хочет, чтоб её содержали, и что если он ищет маленькую домохозяйку, то он обратился не по адресу. Я сказал Джемме, что таким парням, как он, не хватает уверенности в себе и им сложно по жизни, поэтому его беспокоило, что девушка может быть успешной в сферах, где он полный ноль. Я попытался убедить её, сказав, что я не завидую ей, а даже наоборот — очень горжусь ей и тем, что она делает. Однако, тем не менее, она была в полной депрессии. Она ни разу не вышла на пляж с того момента, как приехала. Я чувствовал себя немного лучше, чем она, но я думал, что мы оба были немного потерянными. В тот день, первого августа, мне позвонили. Было жарко, как в аду, был полдень, и Джемма спала в зале. Было слышно, как тикали стрелки часов и как на краю окна, свистя, сидели птицы. Я прошёл в гостиную, взял трубку, которая находилась на маленьком столе, и прижал её к уху. — Алло? — Гарри! Мне никогда не было так приятно слышать своё имя. Это было похоже на удар по моему сердцу. Я сел на пол. — Луи? — Ага. — Как ты нашел мой номер? — Я позвонил к тебе в Лион, и твоя мама дала мне его. Я не знал, что ты уехал. — Да, я завалил экзамены. Решил остаться на этот год в Ницце. — Правда? — Его голос казался расстроенным. — Эм… Что ты собираешься делать? — В этом году я буду работать. Я пройду заочное обучение, а в июне пойду на бесплатные курсы по бакалавриату. — Ты собираешься работать? Где? — Пока не знаю. Сейчас я работаю на пляже, но я должен найти что-то другое. — М-м-м, тогда удачи. Повисла тишина. Я посмотрел на свои ноги, которые были грязными, потому что я никогда не мыл пол, и сказал себе, что должен спросить у Джеммы, как чистить плитку и какие средства использовать. Соседский кот снова пришёл и сел мне на колени. — Я скучаю по тебе, — в этот раз эти слова были сказаны Луи, пусть он никогда такого и не говорил. — Я так скучаю по тебе, Гарри. — Я скучаю по тебе тоже. — Я позвонил тебе, чтобы кое-что сказать. — Так скажи, — я играл с телефонным проводом, как обычно, но я оказался обездвиженным, когда в следующую секунду он заговорил, потому что то, что он произнёс, было последней вещью, которую я ожидал услышать от него. — Я люблю тебя. Я тоже люблю тебя, Гарри. Я люблю тебя, и мне кажется, что я буду всегда любить тебя. Я не мог ему ответить. Я вцепился пальцами в трубку и прижал её к щеке, как будто она могла заменить его присутствие. Но она была холодной и даже не пахла Луи. Кошка ушла. — Алло? — Да. — Ты не в порядке? — Да. — Приезжай ко мне в этом году, как сможешь. На выходные или… Если у тебя будет свободная неделя, то приезжай. Я рассказал о тебе своей тёте. Она не будет возражать. — Ладно… В конце концов, я собираюсь найти работу, и, вероятно, неделя — это будет тяжело устроить. Может, я смогу брать выходные время от времени. — Выходные — это было бы классно, да. Или, если у тебя нашлось бы место для меня, я бы мог приехать, дабы немного скрасить твой пляж. Какой придурок, он умудрился меня рассмешить. — Скрасить, ага. — Именно. Я так хотел рассказать ему что-нибудь, поговорить. Но не сейчас. В моей голове было пусто, и выбрал самое дурацкое. — Как дела? — Всё хорошо. — Уверен? Он промычал. — Я ничего не слышал о тебе этим летом, почему? Повис достаточно долгий момент тишины. Может, он злился на себя, ну или он искал оправдание. — Луи? — Нет, ты прав. Я должен был позвонить тебе раньше. Это просто… просто сложно с… Я не хотел, чтобы ты переживал. Не хотел разрушать твои каникулы, вот. Но теперь всё в порядке. — Меня беспокоит то, что ты оставляешь меня в незнании… — Да, я понял. Прости. — Больше не оставляй меня без новостей. — Не переживай. В любом случае, если со мной что-то случится, то ты узнаешь об этом. Я тебе обещаю. Ты узнаешь. Я не ответил ему. Моё зрение стало расплывчатым на долю секунды. — Слушай, я должен идти, хорошо? Мы созвонимся. Ты запишешь мой номер? Я записал его в блокнот. — Окей, хорошо. Это всё, что я хотел сказать. И прости, ещё раз. Я знаю, что не облегчил тебе жизнь. — Всё в порядке. — Пока, Гарри. Я сбросил и остался сидеть на земле, напротив стены, как идиот. Я, наверное, накручивал, но манера, в которой Луи хотел закончить этот разговор, как только я спросил у него, как он себя чувствовал, не предвещала ничего хорошего. Той ночью я долго плакал. Так долго, что моя подушка полностью промокла. Я не знал, почему я плачу, это глупо, в этом не было ничего катастрофического. Я даже должен был быть счастлив тому, что он сказал, что любит меня. Раньше у меня было всё относительно неплохо. Мне удавалось думать о чём-то другом. Но тогда его звонок, его слова меня дестабилизировали, они пробудили всё, что обжигало и болело внутри меня. Я боялся, что он умрёт, я боялся всего, всё время. Его не было рядом, я скучал по нему, и мне было больно. Я представлял, какой была бы наша жизнь, если бы он был здоров. Всё было бы так по-другому. Мою грудь не сковывало бы каждый раз при мысли о нём, я не был бы таким встревоженным, как сейчас. В два часа ночи Джемма не спала. Я слышал, как она бродила по дому, приготовила себе поесть, кажется, она даже убиралась. Должно быть, она услышала, как я плакал, потому что у нас тонкие стены. Она сомневалась, заходить ли ко мне в комнату или нет, но затем она всё же вошла. Мы даже не разговаривали с ней. Я сел на свою кровать, она обняла меня и позволила продолжить плакать. У меня было впечатление, словно мне снова пять, когда она начала напевать «beautiful boy», слова которой мой отец мне напевал, когда я был маленьким, боялся темноты и того, что пряталось в ней.«Before you go to sleep Say a little prayer Every day in every way It's getting better and better Beautiful, beautiful, beautiful Beautiful boy// Прежде, чем ты пойдешь спать, Прочитай небольшую молитву. Каждый день во всех смыслах Становится всё лучше и лучше. Прекрасный, прекрасный, прекрасный, Прекрасный мальчик.»
***
Я снова начал курить. Я нашел несколько своих приятелей из лицея и колледжа, где я учился до переезда в Лион. Они возвращались с каникул, потому что была уже середина августа. Мы снова, как раньше, устраивали пляжные вечеринки, костры, играли на гитарах и всё такое прочее. Это было классно. Я звонил Луи. Два, три или даже четыре раза, думаю. Он никогда не брал трубку. Я оставил ему два сообщения, он не перезвонил. Я хотел отправить ему письмо, но я сказал себе, что раз он не отвечает на мои звонки, он не приложит никаких усилий на то, чтобы ответить на письмо. Это разозлило меня и сломало, как никогда. Мне было невероятно плохо, несмотря на то, что я проводил свои вечера, смеясь и веселясь со всеми и заставляя Джемму думать, что всё хорошо. Я прибирался дома, потихоньку учился готовить, и она была благодарна. Одним вечером я увидел её с бутылкой вина, тогда я забрал её из рук сестры и сказал, что это не должно проходить таким образом. Тогда мне показалось, что я повзрослел, что я взял свою жизнь в свои руки, но когда я пытался заснуть на своей двуспальной кровати совсем один, это было совсем не очень. Однажды вечером я был в кафе. Там были Клэр и Софи, девушки, с которыми я учился в первом классе, Чарльз — мой старый сосед и один из моих друзей детства, который остался здесь всего лишь на неделю. Там было много других ребят. Но там также был и Анхель. Его родители приехали из Испании, он родился в Малаге, про что он рассказал нам много лет назад, но мы всё ещё не знали, где это. У Анхеля матовая кожа, очень тёмные глаза, забавно длинные ресницы, губы, которым завидуют многие девчонки, волосы, в которых вы с удовольствием теряете пальцы, и ужасающе чёткая линия челюсти. Ребята произносили его имя как «Анжел», но затем он нам объяснил, что оно произносится на испанский лад: «Ан-хель». Однако никто не хотел прикладывать усилия, и я находил это немного неуважительным. Если он указал на эту деталь, значит, окружающие должны обратить на неё внимание. Я всегда делал это. И это всегда ему нравилось. Анхель был моим близким другом и первым парнем, который поцеловал меня, когда я был в замешательстве по поводу своей ориентации. Это он был тем парнем, которого я толкнул настолько сильно, что тот распорол себе об угол кожу на виске и которому потребовалось из-за этого наложить около десяти швов. Он никогда не сдавал меня и не винил за это. Но мы и не разговаривали с тех пор. Я закончил свой первый год в лицее, травмировался этой ситуацией, а затем мы уехали в Лион. В тот вечер я вёл себя так, словно не помнил его. Я игнорировал Анхеля, но не он меня. Я прокололся во время перерыва, что был за нашим столом. Ветер немного поднялся, я посмотрел на него, и я не ожидал, что его взгляд уже был сфокусирован на мне. Я быстро отвернулся. Я задавался вопросом, разобрался ли он со своей сексуальной ориентацией, или он запутался так же, как и я, или что-то такое. Я забыл, какой эффект он на меня оказывал. Я не ходил в туалет в течение часа, потому что я боялся, что он проследует за мной и заставит поговорить обо всём. Моя нога тряслась под столом, и Софи, которая сидела слева, посмотрела на меня. Она наклонилась. — Всё в порядке? — Всё нормально, — я раздавил остаток от моей сигареты о пепельницу в центре стола. — Ты хочешь, чтобы я тебе сказала, где находится туалет? Когда заходишь в кафе, ты поворачиваешь налево, в маленький коридор, он в самом конце, — она улыбнулась мне, весёлая. — Ты уверен, что с тобой всё в порядке? — Ага. Я пойду. Спасибо. Наконец я встал со своего места и быстро покинул комнату, чтобы отлить. Я прекрасно знал, где находился туалет. Я молился, я действительно молился, чтобы он не пошел за мной. Но мне никогда не везло в жизни. Когда я мыл руки, Анхель зашёл. Он подошёл ближе, тоже помыл руки, пользуясь раковиной, что находилась рядом с моей. Мы переглядывались через зеркало, затем он провёл ладонью по своим волосам, чтобы убрать пряди со лба. Он прижал их к черепу, и я увидел на его виске шрам. — Мне жаль, — это была самая глупая вещь, которую я мог сказать, и, тем не менее, я произнёс это. — Ну, это старая история. — Окей. Тогда почему ты так смотришь на меня? — Не знаю. Возможно потому, что ты меня забыл. — Я тебя не забывал. — Отлично. Просто «отлично». А затем он ушёл. Спасибо, бог. Он оставил меня в покое на одну ночь. Следующим вечером, после ужина, Софи и я прошлись по лавочкам ремесленников, которые располагались вдоль небольшой улицы. Она рассказала мне про свою жизнь, про свой последний год в лицее, о том, что она собирается делать в университете, и о её мечтах на будущее. Она много говорила, и это устраивало меня. Я немного боялся, что мне придётся в конечном итоге начать отталкивать её, потому что она очень тактильный человек, почему Софи и трогала меня всё время, но когда она рассказала мне про своего парня, я сразу же расслабился. Мы начали смеяться, подшучивать друг над другом, и мы очень много ходили. Мы оказались в маленьком магазинчике, где было достаточно сложно передвигаться. Я провёл пальцем по ряду самодельных колокольчиков, висящих на стене. Софи схватила один, восторженная его красотой, его звоном и мелодией. — Это очень красиво, — она показала его мне. — Это такой же, как и тот, что висит у входа. Он звенит на ветру. В этот момент дверь открылась, из-за чего колокольчик, о котором говорила Софи, зазвонил. Девушка обернулась. — Ты слышал? О, привет, Анжел! Моё сердце пропустило удар. Он только что прошёл внутрь. Он улыбнулся Софи и приблизился к нам. Она показала ему колокольчик, но Анхель смотрел на меня уголком глаз. — Красиво, правда? Такие делают на Пиренеях. Говорят, они успокаивают, — объяснил он, поддерживая со мной зрительный контакт. Я нахмурил брови, я не понимал, почему он так смотрел на меня. — Ты хочешь его, Софи? Я могу подарить его тебе. — Нет, нет, не стоит. Он, конечно, очень красивый, но… — Я ничего не подарил тебе на твой день рождения… Я куплю его тебе, не хочу ничего слышать. — Ах, ну… Спасибо, — она покраснела. Я вышел из магазинчика, чтобы покурить. У меня было желание вернуться домой. Я должен был знать, что эта ночь пройдёт не так, как я хотел. Софи вернулась домой, потому что было поздно, и тогда Анхель присоединился ко мне. Я курил и игнорировал его так долго, насколько это было возможно. Однако он никуда не уходил. — Я не злюсь на тебя. Расслабься. — Я расслаблен. — Мы идём на пляж, ты с нами? — Мы? — Ты, я и призрак нашего прошлого. Я согласился, потому что не смог достаточно быстро придумать оправдание. Я, король лжи, ничего не придумал и тут же согласился. Но на самом деле я хотел всё уладить. Хотя бы потому, что я собирался провести здесь ближайший год, и было бы лучше, чтобы мы не были в каких-либо холодных отношениях или в этой странной фазе. Мы пришли на пляж, несмотря на то, что ветер усилился. Я был в большом свитере цвета морской волны, но я был в шортах, что короче всех тех, что носили девушки, которых я видел сегодня, из-за чего мои ноги дрожали. Анхель был в футболке, и ему было комфортно. Мы пошли вдоль побережья. Я избегал воды, потому что она была холодной. В разговоре с Анхелем мы обменялись несколькими банальностями: лицей, семья, друзья, вещи, которые ничего не значат. Затем он сел рядом с большим камнем возле стены, что граничила с дорогой. Я присоединился к нему и сел на землю. — И что теперь? — Спросил он меня, я тут же понял, что он хотел спросить и какой ответ он ожидал. Но я притворился, будто до меня не дошел его вопрос. — В смысле? — Ты в мире с самим собой сейчас? В последний раз, когда мы общались, ты был ходячей бомбой. Это было жестоко. — Я же попросил прощения. — Ответь. Я ничего не сказал, продолжая избегать его взгляда, но я кивнул головой. Когда он заговорил, я услышал улыбку в его голосе. — Ты был первым для меня. Первым парнем, который действительно меня заинтересовал, первый поцелуй… Ты сможешь понять, если я скажу, что ты полностью меня расстроил? — Да. Но я не был готов… Я испугался. — Я знаю, что ты испугался. Я тоже боялся. Но не сейчас. Уже нет. Я слышал прилив и отлив волн немного поодаль. Море было тёмным, а мне хотелось курить. Мы посмотрели друг на друга, и я увидел сияние в его глазах, а затем я повернул голову. Он рассказал мне о своих родителях и о том, как они отреагировали, когда он им сказал, что ему нравятся мужчины. — Я сказал маме: «я гей». А она услышала, что у меня СПИД, что я умру через месяц. Она была поражена новостями по телевизору. Это было что-то вроде как: «Боже мой, Анхель! Что ты говоришь? Ты умрёшь?» Она прибила крест над моей кроватью и послала меня к священнику на исповедь. Мой отец же больше не хочет разговаривать со мной. Я сомневался над тем, стоит ли ему рассказать про меня. Я сказал ему про свою мать и о том, какая она прекрасная, сказал, что мне было нелегко лгать ей и что теперь я живу хорошо, что более менее счастлив. Я почувствовал, как его пальцы прикасались к моим, что лежали на земле. Я не смотрел на них, но и не оттянул свою руку. Правда в том, что этим вечером я позволил этому произойти, потому что мне было грустно, и я злился, и я не знал, как справиться со всеми этими конфликтующими эмоциями. Все, что Луи нужно было, — это находиться рядом со мной. Всё, что ему нужно было, так это не заболеть. Я был так зол на Луи из-за вещей, которые он не мог контролировать, что мне становилось противно от самого себя. Я не знал, что делать с этим отложенным гневом, поэтому просто оставил всё, как есть. Анхель склонился ко мне, сомневаясь, потому что в моей биографии была история с насилием, которая начиналась точно так же. Когда он увидел, что я не собирался разбить его череп о камень, он накрыл своими губами мои. Я не поцеловал его в ответ, но я не отпрянул от него. Я позволил этому гневу оправдать и разжечь мои жесты тем вечером. Анхель углубил поцелуй. Затем он спустился к моей шее, и мы легли на гальку. Я понял, что был максимально потерянным, когда он посмеялся, находясь в миллиметрах от моих губ, после того, как засунул свою руку мне под шорты, чтобы погладить меня. Я смог начать нормально дышать, когда он опустился. Я увидел его лицо между моих ног и положил голову обратно на землю. Небо было совершенно чистым. Оно было чернильно-чёрным. Звёзды сияли тысячами, можно было увидеть их все, этому ничего не мешало. Дул ветер, волны разбивались о скалы, снова и снова, они ревели — там и в моей голове. Я хотел бы представить, что это он отсасывал мне, но это не сработало бы. Я ненавидел себя. Я больше не злился. Мне было стыдно. Тогда я сказал Анхелю остановиться, когда он был уже в самом разгаре дела. В другое же время я бы постарался сделать всё, чтобы он не останавливался. Я бы схватил его за волосы и держал бы его там, напротив себя. Я надел шорты и сел. Он дерзко посмотрел на меня своими тёмными глазами, ожидая объяснений. — Что с тобой? — Я не могу. — Почему? Конечно ты можешь. Не можешь или не хочешь? — Я иду домой. Прости. Я поднялся с места и покинул пляж. Я быстро вернулся домой и закрылся в ванной, чтобы подрочить в одиночестве, словно мне опять было четырнадцать. Я ненавидел себя.***
На следующее утро я осторожно избегал Джемму. У меня было впечатление, словно всё, что я делал, высвечивалось на моём лбу красными буквами. Но это глупо. Перед тем, как отпустить меня, она заставила меня поесть. Я сказал ей, что всегда завтракал на пляже. Она настояла, потому что что-то приготовила для меня. Я заметил, что она постепенно собиралась с силами. Была половина седьмого утра, а она не спала. В смысле, она всегда дрыхла в это время, поэтому… Она всё ещё была в своей пижаме, но она сделала усилие и причесалась. Я подумал, что это шаг номер один на пути к выходу из её состояния. Я согласился поесть то, что она мне приготовила, в тишине. Перед тем, как уйти, она сказала мне хорошо повеселиться. Не было ничего весёлого в сидении напротив станции проката в течение всего дня. Однажды я даже чуть не уснул на работе. Но я понял, почему она сказала мне это. Был почти полдень. Я был на своём пятнадцатиминутном перерыве, читая книгу за столом. Чья-то тень промелькнула передо мной, и солнце больше не падало прямо на меня. — Да, тяжелая работа, как я посмотрю. Я поднял голову настолько быстро, что увидел звёзды. Луи начал смеяться, увидев меня. Я вышел из-за своего стола и обнял его в первый раз за два месяца. Я обнял его так сильно, что даже не успел подумать о том, что, должно быть, ему было больно. Мне казалось, что я держал целый мир в своих руках. Я поцеловал его, и всё внутри меня ожило и загорелось. Мне было плевать на всех туристов и прочих людей, что нас окружали. Был только он. Он и его сияющие глаза, его трёхдневная щетина и загорелая кожа. Он был невероятным. Он был таким красивым, и я был таким счастливым, что ничего не смущало меня: ни его впалые щёки, ни его блеклые волосы, ни костлявые руки. — Что ты здесь делаешь? — Прошептал я, положив свою ладонь ему на лицо. — Я пришёл тебя достать. Скажи спасибо своей сестре. Так, и чем мы займёмся?