нити

Со степи Влад возвращался своими привычными окольными путями. Каждый день – по травинке перебороть, что встает на пути, прорываться с боем против Природы, узнавать секреты, кому-то дающиеся даром, потом и кровью. Иногда выть хочется от этой несправедливости. Идет он к своей хибаре, на которую и смотреть-то противно, чтобы улечься на самодельную кровать, которую и касаться не хочется, чтобы на следующий день идти туда, куда само тело отказывается идти, один дух его подталкивает. Чтобы ночью слушать шепотки из колодца, сходить с ума, скрипеть челюстями. Что же, Влад, молодец! - Молодец, - вырвалось у него, а потом молодой человек возмущенно мотнул головой. И заметил, что на стенках одного из отцепленных вагончиков, оставленных на произвол, расползлись алые пятна Язвы. Еще чуть-чуть – и будет пузыриться, кипеть болезнь и снаружи, и внутри. Младший Влад слышал о сиротке, что проживает неподалеку, но видеть-то не видел. Животные инстинкты твердили развернуться спиной и поспешить домой… - Ты, значит, в том вагончике живешь? – обратился он получасом позже, отыскав девчонку неподалеку в степи. Та в захвате держала куколку-уродца, а та, в свою очередь, стебельки драгоценных степных травок. Кольнула острым кончиком зависть. Оборванка-замарашка затравленно посмотрела снизу-вверх. Ну и взгляд – как два темных буравчика, царапают острием. Но… нет уж, Влад, ты не опустишься до такого, чтобы пустить ребенка в ее дом-капкан Песчанки. Хотя, ты уже опустился и до других катастроф. Спустя внушительное количество времени, которое он потратил, объясняя, что пути в вагончик у Мишки, как оказалось, на некоторое время не будет…. От ее взгляда Владу самому становилось отчего-то неловко за себя, что вот он, наследник богатейшей из семей Города, препирается с бродяжкой. Даже пуговки-глазки куколки смотрели осуждающе. Как оказалось, одного упоминания вскользь Капеллы оказалось достаточно. Хорошо было бы отвести к сестре, но быстро темнеющее небо и зараженный квартал по пути пресекли это «хорошо». - Вот что, Мишка, - дружелюбно, как мог, проговорил Младший Влад молчаливой девочке, - переночуешь у меня, а назавтра с рассветом отведу тебя к Капелле. К Капелле хочешь? Две чумазые головки синхронно кивнули. Мать Бодхо, как же тяжко, оказывается, бывает с детьми! Младший Влад вздохнул, распрямил с хрустом отекшую за разговор спину и, осторожно взяв худую, как у какой-нибудь обезьянки, ручку, пошел к своей хибаре, на которую, напоминаем, даже и смотреть-то противно. - В чем это у тебя рука, Мишка? Земля… ты в земле копалась? И щеки чумазые какие… Как хорошо, что у лачуги его еще оставались бочки с чистой, незараженной, водой. После этого Мишка, знай себе, уселась на старую лавочку, куколку баюкая, а Влад забился в угол ровно противоположный. Отличный будет вечер, нутром чую, угрюмо думал хозяин. - У тебя отец из колодца говорит, - вдруг хрипло произнесла девочка, что мужчина аж подскочил. - Нет, думаю, ему там точно нечего делать, - помолчав, нервно посмеялся он, запуская пятерню в светлые волосы. - Не твой, - сказала, как отрезала, - говорит, пытается достучаться, чтобы сын не совершал ошибок. Но тот не слушает, потому что мостовые большого города в памяти шумят. Плохо слышно через них степь. И замолчала, оставив Младшего Влада разбираться с выданной информацией. Отчего-то спать рядом с этим самым колодцем совсем расхотелось. - Что такое мостовые? – вдруг спрашивает Мишка. - Ты сама не знаешь, что говоришь? - Не я знаю. Куколка знает, - и любовно гладит своего уродца. Влад некоторое время смотрит на него, и вдруг находит удивительные сходства с одним знакомым степняком. Вот это да. Ну… нет, все же, Бурах не урод. Даже если не мылся, по виду, неделю. Стараясь отвлечься, Влад решает заварить чаю. Пока хлеб еще не зачерствел, можно его разломить и разделить богатому наследнику с перемазанной в земле замарашкой. Мишка, последив за его манипуляциями, вдруг неслышно оказалась рядом. Бедняга подскочил на месте опять, и с горячим чайником в руке это было весьма рискованно. - Дай я, - и он послушно сделал шаг вбок, освобождая пространство гостье своей. Заваривает она чай, вынимает бережно травки из тряпичных ручек, заговор на степном делает над чашками. Вроде и страшно будет пить, а завораживает этот крохотный ритуал. Уже позже, сидя на трухлявой лавке рядышком, разделив скудный ужин, Влад вдруг осознает, что в кои-то веки ночью рядом с ним есть живая душа. Не только разговаривающий чей-то отец из колодца. Но удобней от этой мысли сон на лавке же не становится. Мишка обнимает свою куколку, лежа на его постели поверх покрывала, и полночи поет ей тихо-тихо колыбельные. Они даже перекрывают собой шепотки из недр земли. На следующий день появляется с утра Бурах. Влад, не сдержавшись, смотрит сначала на него, а потом на куклу. Да, сходства определенные. А этот, как знал. Или Капелла ночью своих недосчиталась? - А из тебя тоже набивка лезет, - кротко улыбнувшись, говорит какую-то пугающую чепуху Мишка вместо приветствия. На губах у нее крошки от хлеба, и грызет она поминутно вынутый из закромов арахис. - Да, шкуру ранили, умудрились-таки. Пора штопать, - улыбается добродушно Артемий и треплет головку на тонкой шейке по волосам. Мишка улыбается теперь по-настоящему и Владу почти грустно от мысли, что безалаберный, накликавший катастрофу, богатый наследник не может даже сиротку улыбнуться заставить.