нити

- Артемий, проснитесь. Артемий вздрогнул и открыл глаза. Нос щекотал степной запах трав и пыли, солнце опаляло лицо и взор. Он сел и заторможенно осмотрелся. Что за... Перед ним сидела Инквизитор, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. Рядом с ними была постелена скатерть, в алую клетку, и на ней была корзинка с хлебом, молоком и сыром. В своих человеческих, оказывается, пальцах без этих перчаток Аглая катала алые ягоды то ли вороники, то ли смородины. Слегка подвывал, касаясь трав, ветер. Что-то жгли на горизонте, поднимался язычок... - Вы что-то задремали, пока я рассказывала. Устали? - она улыбнулась глазами. - Наверное. Много работы в последнее время, - выдавил Бурах, все еще настороженно оглядываясь, - даже что-то вылетело из головы, как это мы с тобой... - В... ты хотел посвятить меня в суть твоих, так называемых, степных культурных особенностей. Вот, смотри, - Аглая приподняла край скатерти, и под ней вились и савьюр, и белая плеть, и красная сечь, - как долго мы тут. - Белая плеть - это не к добру, - Артемий поискал по карманам и выудил ритуальный клинок менху, чтобы срезать драгоценность, - я не думаю, что степную культуру вообще можно понять. Сколько я ее узнаю - всегда чего-то недостает, чтобы понять, как все-таки живет этот Уклад. Поймешь ли ты степных невест, которые танцуют исколотыми и кровоточащими ступнями по земле, чтобы напоить ту, как старую больную мать? Или Червей, их род и занятия, саму их природу? - Может быть, если пробыть тут достаточно..., - Аглая пригладила подол строгого платья, - меня учили бороться со всеми богами, которых рождали мелкие народы по стране, но тут я не имею дело с богами. Богоборец не победит землю, по которой ступает. Артемий усмехнулся и, повинуясь порыву хмельного запаха твири, пересел к ней поближе и положил руку на спину. Надо же, на ощупь настоящая, из плоти и крови, человек. Он видел в блеске ее глаз свое маленькое отражение. Они дышали в такт с дуновением ветра. Он нерешительно прижал Аглаю к себе поближе, пока не почувствовал, как вздымается ее теплая грудь под плотной тканью строгого платья. Начерта оно тебе, куколка.... Аглая подняла лицо и близко-близко оказалась к нему, почти соприкасаясь носами. - Артемий, я хочу, чтобы ты взял меня прямо здесь, - сказала она дрогнувшим голосом и так торопливо впилась в него поцелуем, словно у них не было еще целых тысячи дней и ночей для этого. Бурах стал ей отвечать, ныряя ладонью под ткань платья и выше, к теплому и гладкому бедру через острое колено. Он чувствовал ее дрожь как свою. Они смяли простыню, опрокинулись прямо в дурман растущих на крови трав. Аглая протяжно вздохнула и скрестила руки на его лопатках, расставив ноги. - Как хорошо, дурно и хорошо, - сказала она с улыбкой. - Да. Он поцеловал ее в шею, в ключицы, желая прикоснуться к грудной клетке и животу, ощутить эту странную и красивую Линию, биение ее, переплестись... - Хорошо и дурно, Артемий, а почему... - Что почему? - спросил тот, поглощая жар ее тела. - А почему мы лежим близ трав, выросших из моего тела? - спросила Аглая и, повернувшись, дернула белую плеть за стебель. Тот не поддался, вытянув за собой из рыхлой земли что-то похожее на... Тело Артемия обдало волной холода, пальцы, которыми он сжимал теплую плоть, свело судорогой. Артемий просыпается с холодной испариной на лбу, и понимает, что он в товарном вагоне. Они куда-то ехали, а затем остановились, они бежали, а теперь... - Почему мы остановились? - спрашивает Аглая, напряженно-прямая, и в блеске ее глаз он видит свое маленькое жалкое отражение.