Целуй

Светает, в комнате уже не так темно, но до появления первых солнечных лучей ещё есть время. Шэнь Цинцю за всю ночь не сомкнул глаз и теперь они болят. От усталости, сдерживаемых слёз, он не знает, да и не имеет это значения. Всё, что важно сейчас – это рука Лю Цингэ, что он держит в своих, и этот слабый пульс, что едва возможно почувствовать. Лишь это, да ещё редкое, поверхностное дыхание, говорит, что Цингэ всё ещё жив. Му Цинфана, сделавшего всё возможное и, наверное, что-то сверх для спасения Лю Цингэ, увели не так давно, поддерживая с двух сторон, практически неся на себе; он не мог стоять от собственных ран и потери сил, что отдал на исцеление. Уходя он тихо, думая, что Цинцю не сможет расслышать, сказал, что Цингэ может не пережить эту ночь. Шэнь Цинцю осторожно сжимает руку Цингэ, пульс того скорее угадывает, чем прощупывается. Яд из раны на груди уже подбирается к сердцу. Лёгкие, и так повреждённые колотой раной, но вовремя залатанные Му Цинфаном, едва справляются со своей задачей: каждый вдох настоящее испытание. Передача духовных сил, как и любое другое вмешательство на данном этапе, может стать фатальной для ослабленного кровопотерей организма. Сейчас Шэнь Цинцю надеется только, что Цингэ ничего не чувствует – это было слишком чудовищно жестоко. Похоже, это действительно его последнее утро. Время тянется болезненно медленно, но Цинцю благодарен за это: он понимает, что каждый миг может стать последним, каждый вдох всё больше и больше разгоняет яд по кровотоку Лю Цингэ. Ещё немного и сердце его не выдержит подобного, удивительно, как он вообще дышит. Ресницы Лю Цингэ неприметно подрагивают, если бы Шэнь Цинцю не вглядывался так напряжённо в его лицо, то точно бы пропустил. Цинцю вскакивает, склоняется к самому лицу Цингэ. Тот находит силы приоткрыть глаза, пусть с расширенными зрачками и лопнувшими капиллярами, но осмысленные. –Всё будет хорошо. Губы Цинцю дрожат, он аккуратно целует Цингэ в лоб, будто в подтверждение своих слов. Это ложь. Они оба знают об этом. Словно пытаясь что-то сказать, Цингэ делает вдох. Последний. Будто бы сквозь пелену, Цинцю слышит крик. Что кричит именно он до сознания уже не доходит.