Искушение невинностью

ГЛАВА Х. СВОБОДА В ОКОВАХ Должно быть, в ней остались какие-то искры магии, иначе она не смогла бы и подняться с постели. Что это было, как, почему и с каких пор Диего обладает такой властью – вопросов было слишком много, а догадок слишком мало. Без её кольца, конечно, не обошлось, но ведь и она столько лет проносила его безо всяких чудес, до тех пор, пока однажды не очнулась на крохотном островке в океане. Теперь она знала имя того, кто отнёс её туда. Филипп ван дер Деккен. Теперь, когда они снова встретятся, смогут кивнуть друг другу как равные. А пока она надевает мантилью. Нужно прикрыть волосы и особенно лицо. «Кротость – лучшее украшение женщины, тем более замужней». Эту авантюру после катастрофы с кольцом – тайно вернуться и посмотреть, что будет делать её одержимый супруг – падре поддержал одним из немногих. Она уже немного скучала по его нравоучениям. И платье. Какое-нибудь скромное, чтобы не привлекать внимания. Чего только не сделаешь, муженёк мой дорогой, чтоб не столкнуться с тобой наяву. Но всё-таки даже самой скромной и благовоспитанной девушке не помешает взять с собой верный клинок. Особенно, если эту девушку зовут Аделаидой, и своё право не называться сеньорой де Очоа приходится отстаивать со шпагой наголо. Дорогу в родном городе она могла бы отыскать даже с закрытыми глазами, но в нынешнем её положении осторожность не повредит. Один раз она даже столкнулась в переулке с уличным мальчишкой. Благодаря Вильяму она его знала. Юного грозу улиц Санто-Доминго звали Гарри, и перво-наперво он чуть не выдал с потрохами боевую подругу главы подполья. – А я тебя знаю, – парень с важным видом заложил руки в карманы, – Это тебе командир велел передать письмо. Таким важным словом Вильяма называли братья по оружию, которым довелось чем-то прогневать нового губернатора. И, говоря откровенно, эта неприязнь была взаимной. Правда, сама Аделаида предпочитала более проникновенное «любимый», который один мог сжимать её в объятиях и один владел тайной смешить её до слёз, едва открывая рот. Впрочем, какие бы чувства они ни испытывали друг к другу, о таких нежностях могли знать только они вдвоём. Когда-нибудь их любовь перестанет быть тайной... но не раньше, чем общее дело будет доведено до конца. – И я как раз направлялась к одному важному месту, которое мне показал Вильям. Только не ищи его сейчас – у нас впереди ещё долгий путь, и ты же понимаешь, что без него мы никуда. – девушка заговорщически приложила палец к губам, однако так просто от юного знатока подпольной жизни ещё никто не уходил: – А я обегу весь город и всё равно найду, где вы там собрались. Вам вообще сейчас соваться нельзя, как будто не знаешь. – Знаю, поэтому одна. Пару дней назад в гавань заходила бригантина под испанским флагом, я приехала на ней. Мне нужно знать, что творится в Санто-Доминго, пока мы пытаемся хоть что-то сделать. И до тех пор, пока моё судно не отправится назад, у меня ещё есть время. Конечно, он знает! Гарри не без гордости заявлял, что знает весь город, и у крупного двухмачтового корабля не было ни малейшего шанса остаться незамеченным. – Ну этот по бревнам растащут, на нём полторы пушки, и те простаивают, – очень смешно было послушать, как мальчишка толкует о вооружении с видом морского волка, раскуривающего вересковую трубку, но ещё смешнее стало, когда он едва ли не покровительственно обратился к ней, – Не утони только на этом корыте, а то среди ваших из знати и так на одного порядочного семеро негодяев. В будущем Гарри обещал стать если и не превосходным градоначальником, то неплохим судьёй. Про эту странную девушку ему было известно только то, что зовут её Аделаидой, что она дочь опального губернатора и что по каким-то неведомым причинам она кровно враждует со своими благородными собратьями и может опрокинуть кружку рома в кабаке. Наконец, по ещё более неведомым причинам их командир очень любил о ней вспоминать, вот и всё. Нравилась ли она самому Гарри? Пожалуй, что да, она никогда не жалела для него монетки, говорила как со взрослым и ещё у неё есть собственный попугай – очень красивый и очень умный. Если бы у него был подвал, битком набитый золотом, мальчик преспокойно отдал бы весь за такую диковинку. Разумеется, продолжить свой путь – а направлялась она не куда-нибудь, а к мастеру Джереми – Аделаида смогла только после обещания во-первых, внимательно посчитать, сколько врагов застрелит их командир, во-вторых, при случае купить чёрного попугая – и непременно большого, а золото за него Гарри обязательно вернёт. Когда-нибудь потом. Когда станет коррехидором. Наверное. – Донья желает снять мерки? – Гертруда с завидным упорством разглаживала какой-то на редкость несговорчивый кружевной воротник, который никак не желал лежать ровно, когда в передней послышался сначала стук каблуков, потом шелест платья, и, наконец, сама заказчица – богатая, но скромная особа под плотной чёрной мантильей. – Нет, донья желала повидаться, потому что очень соскучилась, – Аделаида приподняла накидку, очень довольная своим инкогнито. – А Ваш супруг дома? И... – она понизила голос, – Матушка ведь с вами? – Вы? Вернулись? Ну уж теперь-то насовсем? – Аделаида отрицательно покачала головой, – А мужу сейчас некогда бывать дома, – после того, как Джереми негласно связался с подпольем всего Санто-Доминго (не будем уточнять, с чьей именно наводки), Гертруда уже навряд ли удивилась бы, даже если бы к ним в дом ворвалась банда вооружённых до зубов разбойников и вежливо поинтересовалась, нельзя ли ей выпить всего только чашечку чая – разумеется, не одну на всех, поэтому у доньи Аделаиды, даже под покровом мантильи, не было ни одного шанса, – Из Старого света товар привезли, теперь нужно каждый образец добыть. И товар ещё такой редкий – даже валансьенское кружево есть, а оно ведь потоньше голландского будет. – На испанской бригантине, «Бык Геркулеса»? Это же она меня и привезла. – Только и всего-то? – жена портного выглядела разочарованной, но не хотела вмешиваться в дела, в которых у неё, скорее всего, не будут спрашивать разрешения, – Ну, хоть неделю отдохнёте от морской болезни – меня бы золотом осыпали, ни за что бы не согласилась. Пойду обрадую донью, а то с тех пор, как Вы уплыли, совсем на свет глядеть перестала. Некоторые вещи нельзя осознать за несколько мгновений. Можно только услышать слова, но ещё не осознать смысл сказанного. Как будто все силы, к которым она уже привыкла, разом оставляют Аделаиду, и, не дожидаясь Гертруды, она спешит навстречу сама. Она не одинока в своём смятении. Сеньора Касильда Ордуньо ещё не в силах справиться с охватившим её волнением. Её Адель. Она вернулась, как однажды уже возвращалась, когда все уже смирились с тем, что больше никогда её не увидят. Сердце матери не обмануло её, Аделаида не могла погибнуть. Но что почувствовала она тут?.. Одному богу это ведомо. Только похудевшие за годы лишений руки с неженской силой толкнули дверь и в следующее мгновение прижали к груди хрупкую фигурку дочери. Не волшебницы. Не капитана «Властелина морей». Маленькую белокурую девочку, опять уснувшую с книгой в руке. Ну вот зачем ты плачешь, глупенькая? Разве мы все мало пролили слёз за эти пять лет?.. ... Тогда, в детстве, Аделаида очень любила вот так сидеть на низенькой скамеечке у ног матери и читать вслух, пока та вышивала какой-нибудь особо сложный узор. Это ей очень пригодилось спустя много лет, томительными морскими вечерами, а вот с рукоделием так и не сложилось, и много раз будущая королева пиратов возмущённо жаловалась на противные иголки, которые нарочно перекололи ей все пальцы. А сейчас она, как ни в чём ни бывало, рассказывает, что если бы Шимус не знал строптивый нрав этих вод, навряд ли им удалось бы уберечь галеон от повреждений. Шимус – это тот рассудительный боцман с окладистой бородой, его она запомнила первым. Это он тогда любезно помог ей подняться после прыжка с крепостной стены. «Не надо так пугаться, госпожа, это же не с вороньего гнезда* в море!» К счастью, сеньора Ордуньо никогда не смотрела из вороньего гнезда и не представляла, сколько футов отделяют его от воды. Милая маленькая Аделаида... она хочет, чтобы родители гордились ей. Когда-нибудь она станет взрослой и поймёт, что всё это не имеет никакого значения. Гораздо больше губернаторшу заботили вопросы насущные. И прежде всего – знает ли Адель, что в городе, на улице, да ещё и днём разгуливать опасно? Хотя кому она рассказывает... – Но как же Вильям отпустил тебя одну? – матери по-прежнему не очень нравился такой выбор, как ни крути, не такой судьбы она желала для единственной дочери, но у этого парня была одна черта, которая стоила многих достоинств важных грандов: он замечал, есть ли у Аделаиды силы сражаться и напоминал, что иногда нужно дать себе отдых, если она сама об этом забывала. Одного жениха для дочери они с отцом уже выбрали... Всего лишь мелькнувшая в голове мысль – и тонкие пальцы сжались и побелели на подлокотнике. – Это я не отпустила его, чтобы он не наделал глупостей. Видишь, как я осторожно прокралась – меня никто и не заметил, – да, конечно, если не считать всевидящую грозу Санто-Доминго, в эту самую минуту, должно быть, целящуюся из рогатки в какой-нибудь гвардейский шлем, – Мама, обещаю, я не буду как в прошлый раз. Да, в прошлый раз она брала штурмом самую охраняемую тюрьму города, в позапрошлый полезла на эшафот, а совсем недавно и вовсе сунула голову в львиную пасть и утверждала, что у неё всё продумано... Сеньора Касильда была слишком умна, чтобы не понимать тщетность всех разумных доводов, но в глубине души она сомневалась. Война не должна вестись по такому ненадёжному плану. Да, как бы страшно это ни звучало, война уже началась. Она ошибалась только в одном – считала её начало всего лишь прихотью нового губернатора. Коварного, жестокого, беспринципного. И двое глупых детей против его коварства. – Адель, а где твоё кольцо? Ты сняла его, чтобы не выдать себя? И... конечно, оставила в надёжном месте? – лёгкое напряжение послышалось в голосе женщины. Разве можно оставлять где-то такую вещь? Вот так всегда. Аделаида могла бы поклясться, что каждый раз она ожидала от матери неудобных вопросов и каждый раз не могла придумать на них ответа. – В очень надёжном, – девушка обиженно поджала губы, – У Диего на правой руке. Хоть немного радовало Аделаиду лишь удивление матери – если она удивляется исчезновению кольца, значит, в городе ещё царит относительно спокойная обстановка и на улицах ещё можно показываться без боязни. Рассказывать пришлось и о маскараде, и о ловушке, и о сбежавшем пленнике. Как раз то самое, чего Аделаида не хотела рассказывать. – ... меня успокаивает лишь то, что сейчас ему придётся пойти на сближение с короной и поумерить претензии, и моё кольцо тут ему не поможет, – больше всего ей хотелось придумать хоть что-то утешительное. Аделаида никогда бы не подумала, что начнёт обращаться за этим к королевской власти, которая всегда казалась в вольной колонии чем-то вроде досадной помехи, раз уж не приходилось надеяться, что магические силы так никогда и не приоткроют перед Диего завесу тайны. И очень зря. В волшебных силах госпожа Ордуньо не смыслила ничего, но, в отличие от дочери, очень неплохо разбиралась в политике. Как ни была хорошо образована её дочь, она не могла знать, что творится за дверью губернаторского кабинета. Сама она ещё пыталась строить какие-то догадки по долетавшим до дома портного слухам, но непосредственная и мечтательная Адель?.. – Почему ты говоришь об этом так уверенно? Я что-то упустила из твоего рассказа? – Не знаю, мама, мне так рассказали. Разве не за этим в Санто-Доминго был послан чиновник из столицы? – Адель, ты же не хочешь сказать, что тайком пробиралась домой, чтобы узнать... – Ну что ты, конечно, нет, одна я бы не пошла, – кажется, получилось. Аделаида была примерной дочерью и старалась по возможности поменьше пугать родителей даже в прежние времена. Она и сейчас сидела так осторожно, чтобы пышные юбки скрывали от глаз матери надетые под платье сапоги. Не виновата же она, что убегать от преследователей в туфлях очень неудобно, – Мне об этом сказала девушка, у которой я остановилась, только и всего. В свою очередь мать сделала вид, что не заметила этой странной, никакому описанию не поддающейся новой моды. Воспитанная девочка и так уже постаралась не доводить её до удара как тогда перед маскарадом, и пришла всё-таки в приличном, хотя и скромном платье, а не в обносках с чьего-то плеча, которые она и её друзья почему-то называют «настоящим корсарским нарядом». – Какая девушка? – Тоже дворянка, приблизительно моих лет. Это должно было прозвучать очень невинно, если бы лицо сеньоры Касильды на миг не омрачилось раздумиями. – А, дочка французского посланника... – не ожидав такого ответа, Аделаида подняла голову и искательно заглянула в глаза матери, – Несложно догадаться – она единственная из нашего сословия, кто появился в городе не при твоём отце. За новым платьем часто прибегает. И ты согласилась? – Она пригласила меня, – впервые за эти дни девушка задумалась, что если б их война велась так, как это обыкновенно принято в политике, Диего скоро пришлось бы пожалеть о доверчивости любовницы, – А искать в том месте меня не будут. Разумеется, некоторые подробности она опустила, чтобы катастрофа с кольцом хотя бы в глазах матери сузилась до размеров обидного промаха, единственной досадной случайности, не способной повлиять на исход их общего дела. – И этот воробушек разбирается в делах колонии... – рука, ласкающая кудри дочери, замедлила движение, – Но Инес можно не бояться, она не злая девушка, только немного испорченная. И всё-таки как бы я была бы рада, если бы ты могла хоть один день не оборачиваться, когда идёшь по улице и напряжённо не вглядываться в лицо каждого прохожего. Почувствовать себя, наконец, в родном городе, а не в западне. Какая же может быть западня, когда сейчас так хорошо, так спокойно?.. Аделаида умиротворённо закрывает глаза, положив голову на колени матери. Она обогнёт этот океан и отправится в Испанию, будет отстаивать правоту отца перед самим королём, но они непременно снова будут вместе, как раньше. Только теперь в их семью войдёт её избранник. Настоящий герой. Храбрый до безрассудства. Беззаветно любящий. Полный боевого духа, когда другие опускают руки. – Здесь всегда будет мой дом, что бы ни случилось, – снизу хорошо видно, как трещины на потолке складываются в замысловатый узор, похожий на отделку серебряным шитьём на её корсаже, и это обстоятельство очень веселит девушку, – Думаю, Джереми вдохновила эта штукатурка. Вильям мне тоже всегда говорит, что надо уметь улыбаться даже тогда, когда неприятности сыпятся на тебя как из рога изобилия. Конечно, ни про какой рог изобилия глава сантодомингского подполья знать не мог, в его собственных словах фигурировала исключительно дырявая бочка, но рог изобилия звучал красивее. И, наверное, её маленькая Аделаида права. Ей самой стоило бы поучиться у этого неунывающего борца за свободу и хоть немного облегчить непомерную ношу, которая свалилась на плечи её дочери. Бедная девочка... она сама ещё не знает, в её ли силах выдержать этот груз, но до тех пор, пока она в силах сделать хоть что-то, она не откажется от борьбы. Никогда. Дочь Рольдана Ордуньо не может увидеть несправедливость и пройти мимо. Вернувшийся с отрезами тканей Джереми уже давно расспрашивал Аделаиду, скоро ли закончится её эпопея и не собирается ли Вильям, как она, вернуться в город хоть на пару дней, чтоб обеспечить захватчиков работой ещё на полгода вперёд (впрочем, в особенно вдохновенные моменты он мог управиться и за одну ночь), Гертруда, перебивая его, просила в сотый раз пересчитать все мортиры и фальконеты, все пушки и гаубицы, и все бочки в крюйт-камере – по мнению рачительной хозяйки, судить о корабле следовало исключительно по количеству артиллерии – а сеньора всё раздумывала над рассказом дочери, делала собственные заключения, предполагала, рассчитывала силы как полководец перед генеральным сражением. Да, одним своим существованием мать Аделаиды подтверждала, что бывших губернаторш не существует. Осунувшаяся и похудевшая, она походила на королеву в изгнании в своём черном платье, лишённом малейших украшений. Она и раньше славилась бесстрашием и неженской решимостью, а, оставшись без общества супруга, и вовсе сделалась тверда как алмаз. Нет, она ничего не забыла. Не забыла растерянного взгляда мужа, застывшего с канделябром в руке над упавшим Диего, не забыла, как, спасая семью от расправы прямо на месте, сама помогала этому извергу очнуться, делая вид, что ужасно сожалеет о невольной ошибке. Не забыла ни одного унижения, которые пришлось вынести на протяжении пяти лет. И больше всего – это снисходительный, издевательский тон – когда её маленькая дочь пропала из-за него, когда весь город говорил, что её нет в живых. Она никогда не верила в это, как любая мать, но и забывать ничего не собиралась. Даже если Аделаида клятвенно уверяет её, что она уже не маленькая и сумеет разобраться самостоятельно. Это «мама, но мне уже не семь лет!» она слышит уже в десятитысячный раз. Конечно, её маленькая Адель умница и всё знает. Конечно, ей пришлось стать сильной. Но... не только ей одной. Сеньора Ордуньо не станет рассказывать о своих мыслях. Она просто сделает так, чтоб они воплотились. По её вине Аделаида была обещана в жёны этому человеку – она и заставит его умыться своей кровью. Вы сделали очень большую ошибку, дон Диего. Вы забыли, что Касильда Ордуньо никогда ничего не забывает.

***

* - бочка, закреплённая на марсовой площадке корабля, откуда наблюдал вперёдсмотрящий