ID работы: 8421351

undertone in night

Слэш
NC-17
Заморожен
57
автор
Far and long 1920s соавтор
Размер:
124 страницы, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
57 Нравится 14 Отзывы 16 В сборник Скачать

Часть 5. Чужой

Настройки текста
      Грей просыпается, в поту и с тяжелым дыханием. Решительно поднимается с кровати, направляясь в ванну. На часах шесть сорок, в голове ни одной приличной мысли. Словно в бреду, как сумасшедший, оглядывается в пустующем коридоре, ощущая на себе взгляд. Изучающий, непривычно для него серьезный, похотливый, Фуллбастер трясет головой, а затем забирается рукой в волосы, задирая их. В голове суматоха, путаница, красными искрами рябит перед глазами, плавится, сжигает изнутри, щемит приятной болью в сердце, отдаваясь кусками из сна. Парень садится на крышку унитаза, судорожно стягивая резинку трусов, дрожащими руками трогая себя. Все так обыкновенно, привычно, что он даже не осознает, что делает, когда шепчет чужое имя, сжимая веки. Весь дрожит, а в больной голове безумное множество образов, и все они — словно осколки разбитого зеркала, отражаются, блестят, привлекают мнимым изображением, и Грей тянется, но дотронувшись, режется, но его никак не останавливает. Он обманывает себя, переступая черту реальности, представляя то, чего никогда-никогда не будет, но это его занимает, заманивает, и в отблесках зеленых, искренних глаз, с властвующим, самолюбивым взглядом и розовой шевелюрой, мягкой, а на вид отталкивающей, он видит свое спасение, несмотря на щемящую боль в груди, тот самый кусочек здравого смысла, который пытается вернуть замечтавшееся, дурное сознание.       Совместное дыхание, прикосновения тел, ему кажется, он бредит тем, что он не один, и смущение с упрямством и желанием так громко спорят в его голове, что он едва может представить, или вспомнить фрагменты сна, где Драгнил, проводя горячей ладонью по спине, груди и животу, скалится, очаровывает в который раз, но сейчас — по-особенному, смотря проникновенно, касаясь нежно-осторожно. Рука вверх-вниз, все как по привычке, и Грей закрывает глаза, не желая видеть своих бледных кистей, представляя чужую смуглую кожу. Нацу шепчет, он правда-правда рядом, убеждает себя парень, слыша лишь свое дыхание, хрипы и смущенные, заглушенные постанывания. Пошлости в его голове, то кричат, оглушают, то грязным шепотом, с томным придыханием и чужими стонами заставляют сжать плечи и двигать дрожащей рукой быстрее.       Остаток здравого смысла тоже поддаётся соблазну, и дает немного подумать о том, с настоящей надеждой, а не безоснованной похотью, что брюнет подружится с ним, они когда-то будут близки, и быть может, Нацу будет дорожить их общением. Щеки краснеют, хотя казалось бы, куда сильнее, когда парень осознает, что по-настоящему, искренне надеется на это, на их дружбу, но сгорает со стыда, когда понимает, что надеется на это с членом в руке. Он шумно сглатывает, задирает голову, как он это делает всегда, когда пытается сделать вид, что не причастен, и сейчас точно также пытается убежать от своих трезвых мыслей, которые так неуместны.       Парень закрывает глаза, и снова ощущает его присутствие, замедляет дыхание, замирает, а его кожа натягивается на выпирающих костях, ребра и ключицы эстетично проявляются. Кровь бурлит, кипит, а тело вибрирует изнутри, мурашками покрывается, беспрестанно дрожа, Грей докасается до сосков и, так стыдясь, сжимает их, поочередно, а другой рукой ускоряет движения. Машинально, резво и быстро он пытается закончить, водя по чувствительной коже, громче дыша и обливаясь потом. Его мышцы вмиг натягиваются как струна, парень выпрямляет плечи, сжимает пальцы, не сдерживая громкий стон, зажмуриваясь от приятной боли. Он мысленно слышит стон Драгнила, сиплый вздох и последующий взгляд, заставляющий примкнуть к чужим губам. Он чувствует, как по кисти течет горячая жидкость, и, до сих пор сжимая веки, парень закрывает рукой глаза. Также бы он закрыл, будь он с ним сейчас. Но такого нет. И не будет. Парень тяжело выдыхает, и сидит еще немного, оставшись наедине со своей горечью и опустошенностью. Не осталось ни мечтаний, ни дружбы — даже в мыслях — все выветрилось, исчезло, оставив след в виде горького послевкусия, сожаления и печали. Дреяр с немым шоком курил на кухне. Не то чтобы, он был парнем впечатлительным, но сегодня кажется он таким стал. В голове было звонко, пусто, неприятно пищало молчание и отсутствие мыслей. Хотя, конечно, мысли были, их было даже слишком много, но Лаксус пытался их игнорировать. Он молчал, терпеливо сглатывал набежавшую слюну, и вроде как, даже подумал, что сигарета даже немного помогает, затуманивает лишние воспоминания, о которых он теперь хотел забыть, но стоило брюнету выйти из ванной, так невозмутимо, смертельно спокойно, так и Дреяр не сдержался, громко выругавшись. Он нервно засмеялся, качая головой, ловя на себе непонимающий взгляд Грея. Согласившись на совместную жизнь с воришкой-девятиклассником он, конечно, полагал, что без глупых ссор и тяжелого характера подростка никак, и быть может, даже понимал, что неизбежны обиды и проблемы, которые придется разгребать ему самому, он даже принял что парень бурчит имя сексапильной школьницы во сне, но на мастурбацию парниши, с нелепыми вздохами и повторяющимся шепотом с именем, вовсе не похожее на «Люси», с утра пораньше, он никак не рассчитывал. Он смотрит на удивленного, такого всего пушистого, белого и невинного на взгляд парня, и едва сдерживает повторный нервный смешок. Господи. Дреяр даже не знает, что делать дальше и как себя вести. Даже шутить не хочется, ему самому стыдно, а уже зная довольно смущенный характер Грея, он будет таким же красным, как сейчас, всю оставшуюся жизнь, и Лаксус вовсе не хочет играть в догонялки, когда парень начнет его избегать. Он неуверенно мычит, волнуясь, вспоминая о том, как весь вечер мучил себя размышлениями. И сейчас он делает то, что так тщательно и безнадежно продумывал, все не зная, как поступить наверняка. Блондин набирает воздуха в легкие, поднимает голову, восполняясь уверенностью, но столкнувшись в взглядом Грея почему-то мгновенно теряет ее. Становится совестно, стыдно, он поводит плечами, и у него немного дрогнул обычно столь бойкий командующий бас, когда он, поглаживая затылок, так странно предложил, с такой неуместной интонацией, как ни в чем не бывало, настолько абсурдно, что даже смешно: — Мм, — он нерешительно мычит, чувствуя на себе пристальный непонимающий взгляд брюнета, и даже чувствует, кажется, смущение, впервые за долгое время, — не хочешь сегодня, — он медлит, думая как сказать, но даже эта пауза не помогает ему не сморозить бессмысленную несуразицу, — остаться дома? Фуллбастер удивленно смотрит на него, грустно хмурясь. «Нет, ну нет» Парень смотрит на просящий взгляд Дреяра и чуть ли не кривится. Ну конечно, не все так просто. Проект с Драгнилом? «Грей, останься дома». Вот, вот эти самые испытания и проблемы, та самая черная полоса после точечки белой, в виде улыбающегося и приветливого Нацу, которая неизбежна, и Фуллбастер уже в своем паникующем, неконтролируемом сознании, видит, как Лаксус, с омерзением и отвращением в глазах, чуть ли не харкая в предательское лицо брюнета, шантажирует его, беспощадно, зло, проникновенным до мурашек, гневным голосом говорит: — Либо ты остаешься сегодня здесь, — он делает паузу, а Грея колотит изнутри, дергают конвульсии, и он сам, судорожно дыша, даже не понимает, зачем Лаксусу нужен парень, почему он не должен уходить, но он будто бы знал наверняка, что дело в Нацу, в Нацу, который единственный (Фуллбастер самым эгоистичным образом закрывал глаза на всех, кроме себя и Драгнила, считая его святошей, а себя избитым непризнанным изгоем) тепло общался с ним, так дружелюбно пригласив работать вместе, — либо вали на все четыре стороны. Он молчит, и это молчание вымораживает Фуллбастера изнутри, парализует, понимая, что если уходить, то навсегда, со всеми вещами, синяками и недосказанными обидами. Принести это все в свой дом, с раздражающими родственниками и десятками кружек выпитого кофе.Но всего этого нет, оно исчезает, обрушивается по частям, и вместо грозного Дреяра перед испуганными глазами Грея появляется, а точнее — остается, каким и был, Лаксус, на вид почему-то виноватый, у Фуллбастера даже не поворачивается язык так сказать, но блондин кажется смущенным, и его глаза все те же умоляющие, страдающие, ждущие ответа. Но решимость внезапным покрывалом облегает Грея, и он, потеплее укутавшись, хмуря в уверенности брови, так по-детски упрямо, едва ли не ставя руки по бокам, качает головой, и говорит: — Нет. У меня проект, не могу не пойти. На душе легко, когда парень разворачивается и Лаксус не продолжает доставать его, и брюнет идет одеваться со сладким предвкушением, но и безмерным смущением.

***

На четвертом уроке, биологии, Фуллбастер сидел уже вовсе не счастливым. Он с огорчением, жалко поглядывал на Лейджона, который отсел от него на другой ряд. Этот день не задался с самого начала, что Дреяр, чуть не обломавший его еще не начавшийся проект, что странные взгляды, омерзительные, презрительные, выжигающие в пепел взгляды, похлеще угрожающего взора голубых глаз Эвклифа и пронизывающего, внимательного взгляда Драгнила. Грей в который раз повел плечами, пытаясь спрятаться, скрыться от чуждых, унижающих глаз. Он поджал губы, немного нахмурился, морщинка меж бровей чуть проявилась, и парень опять невольно вспомнил о неприятном разговоре. — Фуллбастер, ты в край ебанулся? Грей прижался лопатками к холодной стене, непонимающе смотря на Локи. Вроде бы все как всегда — обычные разговоры, едва обидные словесные перепалки, на который и внимания обращать не стоит, все те же хвалебные оды о Хартфилии — из необычного, только странные взгляды и посмеивания над брюнетом со стороны. Оскорбительные шутки школьников не имели для Фуллбастера значения до тех пор, пока к ним не присоединился его, якобы, друг. И сейчас, когда Лейджон стоит с таким озлобленным лицом, честным, открытым, не лицемерно-презрительным, а по-настоящему ненавидящим, потерпевшим предательство с желанием разорвать Грея на кусочки, брюнета трясет, вырезает скальпелем слои кожи до мяса, вырывает волосы и сжимает сердце под прессом с отвратительным журчанием перед рвотой. Все плюется, брызгает, обливает кровью также, как чужим гневом, чужим пренебрежением. Он хочет спрятаться, скрыться как летучая мышь в своей темной пещере, но вспоминает, что даже там его может погрызть, порезать, убить собственная стая. Он жалеет себя, осознает, что в этом мире места ему нет, ни местечка, ни угла, а Локи продолжает сверлить обвиняющим взглядом. Ну же, убей на месте, давай, не мучай и так загнанную мышь, у которой даже не блестят глаза яркой алой кровью, желчным, поедающим ядом. — У меня просто слов нет! После всего того, что я тебе рассказывал, после того, как ты точно осознавал что… — он сбился, не сумев выразить все эмоции сразу, тяжело дыша, ошалело смотрел, а затем, набрав воздуха, едва ли не закричал, приближаясь еще больше, — после нашей дружбы, — он показал кавычки пальцами, — у тебя хватает смелости влюбиться в Люси? В мою Люси? — Локи не сдерживается, и ударяет парня в скулу, а Фуллбастер бессильно сваливается на кафель мужского туалета, где, к счастью, никого не было. Докатился. Избивают в уборной своей же школы, свой же друг. Лейджон опускается на корточки, молчит немного, а затем тихо, но с нарастающей громкостью и злостью продолжает: — Вот почему ты постоянно смотрел в ее сторону, — Грей бы засмеялся от абсурда, но не сейчас, — как я мог не догадаться. Какая же ты тварь, Фуллбастер. Внутри все переворачивается, сдавливается, когда Локи вновь называет его по фамилии. Даже в самых серьезных ссорах парень называл брюнета лишь по имени, не оскорбляя, а сейчас, обнажив свою сущность, он так режет слух таким чужим, холодным «Фуллбастер». Грей отчасти понимал парня. Но объясниться не мог. И сейчас он опять стоит на перепутье, между двух дорог, и, конечно же, выбирает Драгнила. С горечью в сердце и ножом в спине, чувствуя себя преданным, он лежит на кафеле, неподвижно, и виновато молчит. Локи отвращенно фыркает, и с силой пинает ногой по больному животу брюнета черным кроссовком. Грей выглядит жалко, но всем плевать. И даже злосчастного Драгнила, ради кого все это, из-за кого все это, нет рядом, он не утешит. Парень шмыгает носом и поднимается, утирая рукавом слезы. Брюнет убирает мобильник в задний карман потертых, изношенных джинс, которым уже давно было пора на свалку, ведь даже в ателье Фуллбастеру отказали, и соль в том, что у Грея и денег то особо нет на починку, что уж там говорить о покупке новых вещей. Все что он взял из дома — первое, что попало под руку, ведь он спешил — было не то, что он бы носил регулярно. И теперь, стыдясь внешнего вида еще больше, он заходит в дальний кабинет, поникший, с опущенной головой и горечью во рту и сердце. Он думал, нет, мечтал раннее о том, что если произойдут события, обстоятельства, соединяющие Драгнила и Грея, то он будет счастливее всех на свете, желать всем удачи и радости, расцветать и дарить добро. «Как я был наивен», — думает парень, шаркая ногами, не в состоянии выкинуть из головы Лейджона, гневно смотрящего на него, и Лаксуса, который так подозрительно виновато просил остаться. На душе было так обидно, горько и досадно, что все его друзья отвернулись, предали, Дреяр — не успел втереться в доверие, как распространил слухи, из-за которых Локи сильно обиделся, возможно, навсегда, и брюнет так и остался загнанной в угол мышью, никому не нужной, серой, побитой и жалкой. И сейчас, помрачнев, оскорбленный он шагает по кабинету, растерянно ища Нацу в просторной комнате с грязными партами. И при встрече с всегда любимым, излучающим радость и дружелюбность взглядом сердце парня не пропускает удар, не колит и не щемит от волнения, впервые, а трепещет от боли и обиды. Он обманутый судьбой, с неоправданными надеждами, и все его мечты — «я буду счастлив, если появится шанс» — как будто специально, назло, исполняются не так, не вовремя, разочарованно. Два часа изучения бесполезных учебников и поисков информации в интернете были довольно утомительны. Парни сидели в кабинете химии, сломанный кондиционер, духота, скукота и долгий, безуспешный процесс — Фуллбастер разочарован, расстроен, несчастлив. Он устало откидывается на деревянную спинку скрипящего стула и выдыхает. Драгнил отлипает от компьютера и тоже решает облокотиться, искоса смотря на Грея. Ни смущения, ни неловкости, все та же холодность и явное огорчение на бледном лице. «Прежний Грей», — проносится у розоволосого в голове, а затем парень задумывается о том, что абсолютно не знает одноклассника. Ему на пару секунд до жути становится любопытно, почему Грей вечно такой злой, закрытый, обиженный, а сейчас и вовсе… пустой? Как расстроенный инструмент, редко говорит, потому что на него никто не обращает внимание, настраивать умеет не каждый — зачем им такая морока, если можно где-то подобрать работающий, новенький? Бурчит, басит, режет слух некрасивым звучанием, с поцарапанным корпусом гитары и расшатанными клавишами пианино. Но интерес погасает спустя пару секунд, Нацу опускает плечи и даже теряет задор с таким опечаленным, скучным Греем. Хотелось бы расспросить, выслушать, но вид у брюнета такой, что даже спрашивать страшно. Скажешь не то — поминай как звали. — Давай продолжим завтра, — произносит Фуллбастер не своим голосом, а затем кашляет, прочищая горло, кивая головой самому себе. Нацу соглашается, отстраненно наблюдая как парень выключает компьютер, складывает, закрывая, учебники, вновь кашляет и потирает глаза. Из-под белой, просвечивающей рубашки виднелись очень выпирающие лопатки, темные пряди закрывали воротник и с каждым движением рук брюнета лопатки натягивались на коже и тонкой ткани еще больше. Грей выглядит бледным, словно глиняная статуя, бедным, слабым из-за таких легких, плавных и тонких рук, хрупким словно форфор, и Драгнил не мог без сожаления и испуга смотреть на него. Синяки под глазами отвратительно выделялись на мертвенно-бледном лице с единственными, выражающими искренние чувства, яркими и чуткими глазами, выжигающие, но ничуть не пламенем, а мертвецким, зимним холодом. И, только, Нацу не мерзнет, почему-то. Смотрит уверенно в живые глаза и не хочет убежать, скрыться, и не со злобой противостоит, горя пламенем. Просто смотрит, просто очарован. Фуллбастер отводит взгляд, и наконец ощущает мурашки, немного оживляющие его омерзительный настрой. Опущенные плечи едва заметно дернулись, и парень надевает лямку рюкзака на одно плечо, и так медленно, неуверенно идет к двери. Ждать ли? Прощаться ли? Шустро уйти, не проронив ни слова? Он бы так и стоял, переминаясь с ноги на ногу, если бы не Драгнил, выключивший свет, а затем, подойдя, за спиной с былым задором в голосе, без малейшего намека на усталость, чему брюнет очень завидовал, проговорил: — Идем. Грей шел, постоянно сбивая ритм шага, идя спереди Нацу чувствовал себя дискомфортно. Спина жалила неприятным ощущением чужого пристального взгляда, но Грей не был уверен, что это действительно взгляд парня, а не собственная паранойя. Он ускорил шаг, вспоминая о Лаксусе. Идти к нему — не очень приветливая альтернатива приходу к себе домой. Везде его встретят с далеко не «распростёртыми объятиями». Сам Дреяр, как считал Грей, даже рад такому ходу событий — ответственность за проблемного, левого школьника легким, добровольным прыжком исчезнула с крепких, но измученных плеч блондина, и брюнету с кислой миной, обиженный, оскорбленный всеми, уж точно не был бы рад старшеклассник. Еще не проявившиеся синяки, оставленные Локи, которые вскоре будут вновь украшать тело брюнета разноцветными яркими пятнами сильно ныли, голова трещала, оглушающим писком взрывая уши. И с болью шагая по безлюдному коридору, Грею щемит сердце осознание своего безысходного положения. Ему всегда так везло, точнее, его жизнь уравновешивалась, уход из дома — другое жилье с новым товарищем. Ссора с Лаксусом — дружба с Драгнилом. И сейчас, вновь закрывая глаза, и видя перед собой разочарованный, такой безнадежный и глубокий, как болото, из которого теперь ни за что не выбраться, взгляд Лейджона, бесстрастный взгляд мачехи, что уже так природнилась, и не выражающие ничего, кроме жалости, и желания избавиться, но смелости сказать не хватает, да помягче не скажешь, глаза Лаксуса, Грей готов кататься по траве, рыдая, вырывая волосы, в сумасшествии метаясь, как муха под стаканом, безуспешно пытаясь найти выход из своего обреченного, безвыходного положения. И вот, спустя пару минут, они входят в раздевалку, в которой висят лишь десяток-другой кожаных и прочих осенних курток. Драгнил забирает свою джинсовку, а Фуллбастер безжизненным взглядом наблюдает за ним. Он достал телефон, в надежде увидеть сообщение от Локи или Лаксуса, но мобильник, как назло, разрядился, и парень чуть не кинул его на кафель, взбешенно прорычав: «черт». Нацу непонимающе оборачивается на него, смотрит, в ожидании, но Грею вновь кажется, что чужой взгляд выжигает его алым пламенем. Он горит, дымится, плавится под его натиском, и эти бездонные глаза словно осуждают, насквозь видя, видя убогое тело брюнета, распластавшееся на холодном кафеле мужского туалета, избитое собственным другом. И он, как труп, безвольный овощ, терпит, и все это видит Нацу, не способным быть понимающим, сочувствующим в данной ситуации, (ведь Грей — предатель, сам поверил он) презрением выжигая. Он смотрит на помешанного Грея, такого неправильного, безумного, зато честного с самим собой хотя бы сейчас, когда мастурбирует, представляя парня, и Фуллбастер чувствует еще больший стыд, он выглядит пришибленным, ничтожеством, в винящем взоре Нацу, который, во вновь разбушевающейся фантазии брюнета, опершись о косяк двери смуглым плечом, укоризненно кивает головой, складывая руки на груди. Он смотрит на беспомощного парня, которого лопатками прижимают к стволу дерева, с силой ударяя в живот. Драгнил глядит на корчащегося от боли, дрожащего от страха, скудного неудачника, цыкает и разочарованно закатывает глаза. Осуждение с его стороны — еще один ужасный страх Грея. Бешенного, сумасшедшего, такого неправильного, странно-убогого, всего боящегося Грея. Но весь этот образ критикующего, упрекающего Нацу рушится вмиг перед глазами, когда парень так осторожно, так неуверенно, подходя, хлопает брюнета по худому плечу, и не своим голосом, непривычно обеспокоенно, сипит: — Эй? Фуллбастер словно не в сознании, поднимает непонимающий, сонливый взгляд и неотрывно смотрит в беспокойные глаза. Чужой ладони на плече уже не осталось, но пламя от нее до сих пор жжет, плавит тонкую кожу под хлипкой рубашкой. Юноша мотает головой, опуская глаза в пол, и впервые за последние часы улыбается, хоть и от неловкости, надеясь, что так ответит на все вопросы. Но Нацу не отстает, настойчиво давя присутствием, и стоит в молчании, сам и не зная, что сказать. Грей казался таким странным, чудным и диковатым, очень одиноким, и Драгнил надеялся, что это лишь так кажется, но когда парень остался один в раздевалке, никуда не уходя, еще и огорченным чем-то, сердце вечно сочувствующего парня сжалилось. Может, родители его выгнали из дома.? Нацу встряхнул голову, и подумал, что перегнул с предположениями. Но взволнованным голосом все же спросил: — А ты чего., — он немного наклонил голову вбок, желая встретиться с взглядом брюнета, но тот продолжал смотреть на чужие ботинки, — домой не идешь? Ждешь кого-то? Драгнил и сам понимал, что парень никого не мог ждать, он спросил это лишь из-за того, что вопрос о доме выглядел слишком. навязчивым и подозрительным. Грей вновь улыбнулся, на этот раз печально, осмелевшись посмотреть в пытливые глаза. Затянулась пауза, наклонившийся Драгнил и сидящий Фуллбастер, долго, тихо, еще пару секунд и их близость станет непозволительной, блеклые, темно-синие глаза встречаются и обезумевают перед пьянищими, выразительными очами парня. Грей резко отпрянул, а Драгнил привстал, расслабив руки, до этого упирающиеся на колени. Фуллбастер прикрыл веки, из-под длинных ресниц разглядывая яркие бордовые брюки парня, кислотного цвета толствку и темную ветровку, в кармане которого виднелся телефон. Он застыл, наблюдая за таким же замирающим Драгнилом. Что дальше? Неужели придется рассказать все как есть, иначе парень не отстанет. Или солгать, но что тогда придумать? Он застыл, наблюдая за таким же замирающим Драгнилом. Что дальше? Неужели придется рассказать все как есть, иначе парень не отстанет. Или солгать, но что тогда придумать? От чужого тела, почему-то сейчас также сжавшегося, прямо-таки неловкого как и Грей, источало тепло, буквальное, и вновь взглянув, боязно и осторожно, в выразительные глаза брюнет в который раз мысленно сравнивает парня с огнем. Уютным костром в шумящем лесу, греющим, он тихо потрескивает с радостью сжигает, словно ест, все дрова. И парень сидит на холодном бревне, смотрит долго-долго в это пламя, а перед глазами застывает картина как он истошно кричит, обжигаясь раз за разом, от бегущего по его телу нещадного огня, уже не приветливым, а жадным и поглощающим. Его завораживает, заманивает эта опасность, и, он знает, если максимально приблизится к такому жаркому огню, обожгется, сгорит, и больше не уйдет от него, также мучаясь в аду от ярких, пестрых языков пламени, шипящих повсюду. За окном неуместно перекрикиваются птицы. Поют, глупо и невпопад страшным мыслям Грея. Бушевал неприветливый ветер за окном, разгонял листья и наводил еще большую тоску на душу парня. Люди в осенних пальто с тусклыми шарфами выглядели не по-живому, хмуро. Фуллбастеру бы хотелось завернуться в плед и смотреть в стену, сидя в жутком сумраке, освещающим холодной гирляндой, пить глинтвейн старшей сестры и не думать ни о чем, безмятжно смакуя горячий напиток во рту. Но такого выбора в его жестокой игре нет, его сюжетная дорожка как-то крива, с кочками и прочими неприятностями, а на пути никакой поддержки, только слепой немощный Драгнил. Слепой потому, что не видит чувств Грея, а немощный потому что не смог бы что-то с ними сделать. Только душу томит надеждой, а шансов не дает. Брюнета пробивает сбивающей с ног молнией, и он впервые открывает глаза, понимая, что шанс стоит прямо перед ним, и не плюет на его проблемы, как сделал бы любой другой. Он дергается и смеется с самого себя, ну конечно, Грей не Грей, если не будет все утрировать и ухудшать свое положение втрижды, бесконечно жалея себя. Нацу делает шаг назад, очень неловко, конфузно, думая, что парень вовсе не в настроении обсуждать свою жизнь, и пытается незаметно, обыденно уйти, но все выглядит так нелепо, что он и не знает, что делать. Грей срывается с лавки и неуклюже останавливается перед носом парня, сдерживая желание дернуть его за руку, боясь что малейший шанс сдружиться, или просто остаться с кем-то сейчас ускользнет из рук брюнета. Он смотрит в ясные глаза, острые скулы едва заметно красны, и это удивляет Грея, и произносит так уверенно, с такой неподходящей для фразы интонацией, не по-жалкому, а смело: — Я просто поссорился с родителями и не могу вернуться домой. Нацу застывает, смотря на осмелившегося парня, на лице которого мигает волнение. Драгнил осознает, что является последним шансом Грея, единственным, кто может помочь, и слабеет еще больше под умоляющим взглядом, в котором просыпалась порой упрямость, заставляющая выходить смелость наружу, стоять на своем, не возвращаться домой и даже открыться какому-то незнакомцу. Товарищу, максимум. Странному приятелю. Нацу льстит, Нацу приятно, а в сердце щемит жалость и сочувствие. Он глядит на его нахмуренные брови, на выступившие морщинки на лбу от оставшейся упрямости, непонятной настойчивости бледнолицого школьника с яркими, вишневыми губами, которые он постоянно нервно кусал, и видит в Грее себя. Самоуверенный, отверженный, упрямый. — Может, тогда зайдешь ко мне? Затянулась опять неловкая пауза, а Грей смущенно засмеялся. Еще бы! Он опустил взгляд, краснея, чеша затылок. Нацу опешил, тоже прыснул, и поправился: — В плане, — прохрипел он низким голосом, напоминая Грею Лаксуса, от этого мурашки прошлись по телу, но юноша быстро откашлялся, — расскажешь все, выговоришься. Переночуешь, если хочешь. Грей вздрогнул, услышав о ночевке. Надежда, до этого освещая сердце лишь тихим светящимся мотыльком, сейчас громко потрескивала родным костёром. Парень смутился, но кивнул, до сих пор удивляясь, как может так долго смотреть в его глаза. Драгнил как обычно улыбнулся и подождал, пока Грей надел кожаную куртку.

***

      Они молча шагали по мокрому асфальту, и Грей весь путь думал, о чем поговорить. Напряженная пауза зависла между ними, хоть у Нацу и был беззаботный вид. Фуллбастер даже думал поговорить о погоде, но только представляя, что сказать, он едва сдерживал истерический смех. Ну что за глупость. Брюнет сравнивал себя с малолетней девчонкой, а его сердце громко стучало, будоража нутро в предвкушении серьёзного разговора. Стоило бы продумать каждую деталь предстоящего разговора, но когда он видит прямую спину и затылок с покрашенными волосами, забывает все речи.       Контраст перед глазами рассеивает взгляд, рыжие листья переходящие в ярко-алый цвет, сгоревшие как пламя, где-то летящие в кучу таких же, желтые листья, танцуя в воздухе под мелодию бушующего ветра. Он колышет кроны деревьев, срывая чахлые и загнивающие листочки, а затем долетает до розовой макушки, по-отцовски трепит пряди и тепло обдувает смуглое лицо. Нацу любил осень, и солнце радушно грело его. Но на душе его этот ветер сносил все в клочья, точно также как у Грея, бушуя волнением и тревогой. Драгнил имел альтруистические наклонности, по его поступкам это довольно заметно, и сейчас он очень переживал по поводу того, что он должен будет сказать Грею. Вдруг недостаточно поддержит его, вдруг тот так и не сможет довериться, промолчав весь разговор? Волны тревоги захлестывали с головой, превышая человеческий рост, и парень жалко захлебывался сдаваясь властвующим рукам стихии. В голову не лезло ни одной идеи, а мысли о том, что все это — чересчур странно, неотступно кружились вокруг. Их словно сводит сам Господь — проект, ссора Грея с родителями, все поглощающий альтруизм и отзывчивость Нацу.       Парни плетутся по гравийной дорожке, и у обоих нестихающий ураган внутри. Драгнил с раздражением вспомнил, что сегодня у отца выходной, и он навернякп достанет его с вопросами о Грее, и о том, почему тот так поздно вернулся. Он сцепил зубы, скрипнул и не заметил, как подошел к своему дому. Фуллбастер посмотрел на светлую, покрашенную в пастельный привлекательный цвет ограду, и едва ли сдержал завистливый вздох, замечая за забором двухэтажный, опрятный, и даже с виду гостеприимный, кирпичный дом. Окна завлекающе блестели последними лучами заходящего солнца, которое на время вышло из-за туч. Алая краска красиво переливалась на свету, а белое крыльцо с деревянным столом и мягким креслом выглядели так приветливо, одобрительно и наводили грустную тоску на душу брюнета. Здесь — гораздо лучше, чем та неубранная, убитая квартирка Дреяра на окраине города, и даже туда парень теперь никогда не попадет, что уж говорить о шикарном доме друга, или родном доме с родителями, которые, к слову, даже не звонят. —Чувствуй себя как дома, — сказал Драгнил, когда парни зашли в дом, очутившись в длинном коридоре, откуда можно было пройти в открытую гостиную и кухню, а затем, обернувшись на усталого и запуганного парня, он усмехнулся и продолжил, — если сможешь. Не успев снять свои потрепанные кеды, Грей увидел, как из кухни приближался высокий рыжий мужчина, с щетиной, чертами лица безумно напоминающего Драгнила, только в разы мужественнее, статнее. Его рыжие волосы напоминали оттенок цвета, что есть у Эрзы, и Грей был восхищен их прирожденной особенностью, чьи волосы обычно блестели и переливались золотистыми каплями на солнце. Пряди ухоженно уложены, а на щеках виднелись яркие, привлекательные веснушки, которые передались Нацу, только в более тусклом оттенке. Острые скулы и широкие плечи, бодрое, великодушное выражение лица, все, даже походка, которую школьник заметить лишь мельком, была грациозна. Он зашел в прихожую, и даже не обратив внимания на самого Грея, устремил строгий взгляд на, как понял Фуллбастер, сына, и лишь во взоре мужчина сочетал стойкость и напористость, что девятиклассник не завидовал тем, кому приходилось с ним спорить. Стоит в своей клетчатой рубашке, и Грей узнавал ту безупречную неподражаемость, непоколебимость. Он проходит внимательным взглядом по крепкой фигуре, рассматривает мощные руки, прячущиеся под закатанными рукавами рубашки и скрещенные на груди, неширокие бедра и длинные стройные ноги. Взгляд упал на ширинку, и мужчина столь забавно стоял, «выпячивая» бедра вперед, сохраняя прмую спину, и Грей бы посмеялся, вспомнив такого же себя, но он лишь сглатывает набежавшую слюну и потирает щеку, словно желая убрать горящий румянец. Подтянутое тело и властность во взгляде вселяли оправданный авторитет, и Грей даже вспомнил такого же Дреяра, самоуверенного и привлекательного, оба они внушительны и довольно большие, по сравнению с Фуллбастером. — Нацу, — завораживающе и угрожающе пробасил он, и Фуллбастер уставился на него снизу вверх, также как и Драгнил, — пойдем-ка на кухню. Нацу скривил лицо в недовольстве, оброняя другу «я быстро», и, скинув ветровку, он отправился вслед за отцом, который метнул быстрый, оценивающий взгляд на Фуллбастера, от чего у юноши подкосились ноги. Блестяще, Нацу отчитают сейчас за то, что он привел Грея как бездомного бедолагу обворожительный мужчина, называющийся отцом, который, похоже, еще и не взлюбил Фуллбастера за его внешний вид (школьник решил так по не одобряещему взгляду мужчины). Это его расстроило. Он устало откинулся, оперевшись на холодную стену, напряженно слушая тяжелые шаги мужчин с кухни. Тишина давила, и парень углубился в собственные мыли, образ старшего Драгнила не выходил из головы. Грей не особо запоминал имена и лица новых знакомых, и даже Лаксуса временами он действительно забывал, но отец друга оставлял много волнительных впечатлений, безостановочно мигая своим лицом в воображении парня. Юноша был вдохновлен, словно увидел собственную музу, и спустя долгое время ему захотелось сесть за стол, нарисовать портрет мужчины, образцовый, превосходный профиль, образ в виде статуи словно греческого Бога. Завораживает, захватывает. Парень вздрогнул, услышав голоса с кухни. Похоже, Нацу и отец все-таки разругались. Грей пытался прислушаться, но выходило выловить лишь пару неразборчивых криков розоволосого. Волнение немного затрепошило успокоевшееся сердце, которое наслаждалось долгожданным уютом. Все же, как и снаружи, так и изнутри дом оказался очень приятным и спокойным, но его жители были такими не сочетающимися с самой обстановкой. Парень слышал обрывки громких фраз Нацу во время бурного конфликта, но это не сильно портило впечатление о визите. Быть может, ему еще повезет, и получиться остаться. Надежда угрюмо ходила туда-сюда изнутри, искренне желая даже не вспоминать ту обстановку квартирки Дреяра. Здесь так уютно, тепло и мило, даже несмотря на строгость отца одноклассника. В сердце неприятно щемило. — Если тебе хоть чуточку стыдно перед своим другом, прекращай орать, — спокойно отвечал на бешенные вопли сына Игнил. Также холодно, но с явно нарастающим сдерживаемым гневом он продолжал: — Мы не раз обсуждали твои задержки, и если ты вновь гуляешь с какими-то своими сомнительными дружками, — он многозначительно посмотрел в сторону прихожей, и Нацу скрипнул зубами, — наверняка еще и в скейт-парке, без защиты, то, будь добр, предупреждай где ты, и с кем. Я не мальчишка на побегушках, и ты прекрасно знаешь, что я., — он не успел договорить, его повышающуюся интонацию, собирающеюся сорваться на грозный крик, прервал Драгнил, решивший не церемониться, и, сквозь зубы, он тихо начал: — Это — Грей, — он указал большим пальцем за спину, — у нас совместный проект и поэтому я задержался, — увидев удивление, с толикой снисхождения на лице отца, продолжать стало легче, а уверенность приняла прежний напор, хлестая изнутри, — он поссорился с родителями и не мог вернуться домой, я ему предложил остаться у меня. Уж прости, — парень не сдержал иронии-сарказма в голосе, — что не предупредил, времени на звонки когда приходилось копаться в чертовых учебниках и левых сайтах уж не нашлось. Он гордо задрал голову, смотря на сраженного отца и был доволен собой. В чужих глазах Нацу заметил сожаление, и, замерев, ожидал ответа. — Бедный парень, — выражает искреннее сочувствие мужчина, и Драгнил не удивляется, ведь его собственный альтруизм передался прямиком от отца, — ну, конечно, пусть останется, раз уж так. Нацу не успел облегченно выдохнуть, как Драгнил старший быстрым шагом отправился обратно в прихожую. — О Боже, нет, — прошипел он, следуя за ним. Мужчина зашел в коридор, представая перед испуганным брюнетом. Грей был удивлен вниманием Драгнила, и когда он смотрел на него так заинтересованно, серьезно, готовясь что-то сказать, у Фуллбастера дрожало сердце, и если при Нацу оно плавилось от приветливой улыбки, то от его отца хватало лишь проницательного взгляда, и у Грея пробегали мурашки. — Грей, — громко начал он, а дальше замолчал, словно забыл, что хотел сказать, — вы с Нацу, наверное, проголодались, поужинаешь вместе с нами? Розоволосый сзади сжал кулаки, снизу-вверх раздраженно глядя на отца, а затем, понимая, что его проигнорируют, не так уж и громко, как мог бы, произнес: — Ну отец! Парню не хотелось, чтобы мужчина общался с Греем, он понимал, как ему может быть неловко, да и сказать лишнего Игнил всегда умел. Но он, конечно же, даже не обратил на оклики сына и выжидающе смотрел на встревоженного подростка. Фуллбастер неуверенно метал глаза с полу на лицо стоящего напротив, и был в ужасном смятении. Нацу зол, а его отец доброжелателен, они поменялись местами, и он не знал, куда деваться. Он нервно теребил край рукава толстовки, оттягивая ответ, напрягаясь от такой тишины. Парень уже собрался вежливо отказать, чтобы поскорее подняться наверх, а затем пережить еще один неловкий диалог — рассказать Нацу о своих проблемах, пытаясь не разреветься или не умереть от стыда, но успел лишь пробурчать что-то наподобие «извините, я не.», как его перебил Игнил: — Ну же, Грей, не обижай меня. Он смотрел на школьника пронизывающим взглядом, таким дружелюбным и позволяющим поступать добровольно, но на самом деле убивающим наповал, явно намекающим, что спорить тут бесполезно, и судьба Грея решена еще на прошлой неделе за субботним обедом. — Ну ладно, — так неуверенно пробурчал юноша, что ответ был как будто отказом, и он боязно поглядывал на одноклассника, который с огорченным взглядом уткнулся в пол, а Игнил сиял от радости.       Спустя полчаса они уже сидели за деревянным столом, уплетая ростбиф с пюре. Грей конфузно ел мясо кусками, смущаясь не своей компании. Драгнил и его отец точно не его компания. Нацу успел переодеться в домашнюю одежду, серую футболку и мешковатые штаны, и выглядел миловидно. Веснушчатый отец тихо и также быстро как Нацу ел, они оба казались такими похожими, сочетающимися, и Грей, такой спокойный, запуганный смотрелся на их фоне донельзя неестественно. Он ощущал себя не в своей тарелке. Заметив, что Драгнил уже доел и молча сидит, явно не зная как разбавить застоявшуюся тишину, Игнил быстро нашел ему дело, выпрямив спину и нахмурив рыжие брови: — Нацу, самое время убрать накопившийся мусор и хлам в своей комнате, — он с удовольствием смотрел на возмущенное лицо парня, продолжая, — уберешь наконец-то свое белье, — он выделил последнее слово такой двусмысленной и неподходящей интонацией, что Грей успел подумать, не ослышался ли он, может, мужчина сказал что-то другое, более интимное, — а то будешь своими трусами гостя смущать. Нацу покрылся красными забавными пятнами, краснея до кончиков ушей, резко встал из-за стола и так по-детски, беспомощно взвизгнул: — Отец! Грей не сдержал легкого смешка. Веселая семья Нацу, хоть и предстающая для Грея пока только в виде отца, не многла не понравиться брюнету. Он с наслаждением и искренней радостью смотрел на хихикающего отца, дотоле казавшимся столь строгим и непробиваемым, холоднее, чем лед, но сейчас, смеясь над сыном, он выглядел самым добрым человеком. Розоволосый обиженно топая вышел из кухни, поднимаясь на второй этаж, до сих пор сгорая от стыда. Игнил и Грей остались наедине. Драгнил старший громко хмыкнул, привлекая внимание, собираясь начать речь. Брюнет поднял на него чуткий взгляд, продолжая смущаться «пожирающим» глазам Игнила. Вспомнилось как Джерар из клуба с ним флиртовал, и Грей чувствовал себя также неловко, он ощущал себя тем самым «чайником», для которых и пишут советы на недалеких форумах — «как начать разговор с девушкой». Только вот, проблема была не в девушках, и начинать-то ему не приходилось. Редчайшая удача подставляла Грею на блюдечке с голубой каемочкой многих парней, симпатичных, взрослых, и все будто бы и не женаты, и не имеют детей, и не гетеро. Фуллбастер удивлялся, и в той же мере безумно стыдился того, что может симпатизировать к кому-то, когда влюблён в Нацу. Но, видя как привлекает чужое внимание, как некоторые действительно харизматичные личности любуются им, заигрывают, ему льстит до ужаса. — Грей, а ты ведь спокойный малый. Быть может, образумишь импульсивного, — он кивнул в бок, в сторону, куда ушел Драгнил, а Грей смущенно повел плечами, — на самом деле, в толк не возьму, как вы сошлись, ведь Нацу такой беспечный, а ты выглядишь серьзным парнем, да и раньше вас вдвоем я не видел. Грей потупил взгляд, а в дурной голове прозвучал ответ: «противоположности притягиваются, знаете ли», но он лишь нервно хмыкнул, и также беспокойно, нелепо заикаясь и выглядя потешно, ответил: — А что, Нацу вам не рассказывал о нашем совместном проекте? Мы просто одноклассники, и вот на нас повесили… — не найдя подходящих слов, парень замолк, сжав плечи и уткнувшись в тарелку глазами. Игнил непонятно зачем улыбнулся, уставившись на застенчивого юношу. — А что с родителями? — после долгой тишины, прервал ее мужчина, оперевшись горячей щекой об ладонь, смотрел на удивленного подростка, который явно не ожидал такого непредсказуемого, в какой-то степени не тактичного, что-ли, вопроса. Ответить правду сейчас казалось глупостью, в мгновение ока он почувствовал раскаяние, вину, и он понимал, что если на серьезе выскажется Драгнилу старшему о причине ухода из дома, он будет выглядеть явно не жертвой, а просто нелепым разбалованным ребенком. Школьник нервно засмеялся, замолчал и потупил глаза, сгорбился и даже не знал что ответить. Проницательный, словно недобрый взгляд пронизывал Грея насквозь, разжигая в нем тревогу и беспокойство в большей мере. Он опасливо посматривал в сторону Игнила, и из-за опустившейся головы мог увидеть лишь чужую грудь, и что-то несвязано мычал. — Ну, я., — начал он, со знакомой болью в сердце, которая стреляет, когда парень в безысходном положении, а мужчина все с интересом и толикой сочувствия сплавлял его выразительными глазами. Он замечает волнение брюнета, медлит с пару секунд, а затем внезапно выдает, действительно тревожась за парня: — Ох, прости, — он в примирительном жесте поднимает ладони, мягко улыбаясь, — если тебе неприятно об этом говорить, я не буду допрашивать. Грей кротко кивнул и вся неловкость растворилась. Он снова почувствовал лесть, и не смог не уставиться на Драгнила на пару длительных секунд. Приятно, восхитительно. Они смотрят друг на друга пристально, неприлично долго, и Грей стыдливо и резко опустил взгляд, понимая, что в чужих глазах ему взаправду видется частичка кокетства. Парень утыкается в тарелку, доедая последние куски мяса, пытаясь отвлечься и скрыть красное, как обгоревшее на солнце, лицо. Впрочем, непотухающий, искрометный и плавящий до последней капли крови, взгляд Драгнилов заставлял гореть не меньше, чем на самом жарком пляже Майами. Брюнет медленно поднялся, чувствуя на себе все тот же пытующий, двусмысленный взгляд замолчавшего мужчины. Но его не оставляло в покое то, что ему действительно могло все это показаться. Парень берет тарелку, подходит к раковине, и, уже потянув руку к крану, услышал изумленный голос Игнила: — Эй, ты что делаешь? — Грей испуганно отпрянул от раковины, прижал к себе руку и едва ли не выронил тарелку, поэтому Драгнил мягко улыбнулся, сбавив тон, — ты же гость, тебе нельзя мыть! Я позже сам. Фуллбастер осторожно поставил тарелку и мурашки пробегли по телу от уже непривычной заботы. Что родительской, что дружеской. Невольно в голове всплыла недавняя сцена, как Дреяр, в тот же день когда Грей официально заселился у блондина, принеся вещи, заставил его мыть за собой и за Лаксусом посуду, после первого же завтрака, и убирать, как служанка, бардак. Тогда ему было до жути обидно, и сейчас он ощутил баланс вселенной, когда несправедливость уравновесилась со справедливостью. Он ощутил приятное тепло, разливавшееся в груди, и смущенно улыбнулся, хмыкнув, осмелившись встретиться глазами с любовавшимся им Игнилом. — Эй, Грей, — раздалось из коридора, и умиротворяющая, уютная атмосфера между мужчинами мгновенно растворилась, а в кухню зашел энергичный, запыхавшийся подросток, — пошли уже. Фуллбастер нерешимо повернулся к однокласснику и в смятении желал обернуться к Игнилу. Драгнил с нетерпением стоял у порога комнаты, но Грей все же оглянулся и кивнул, прощаясь с усмехающимся мужчиной. Боже, ну и что у него в голове? Парень поднимался по деревянной лестнице угрюмо опустив голову, а Драгнил шагал через ступеньку, с прямой осанкой и маша руками, как во время бега. У Грея сердце заходится в бешенном ритме, когда Нацу оборачивается на него, проверяя, далеко ли брюнет. Волнение и нежелательное предвкушение горчит на языке, давит изнутри, едва ли не провоцирует по телу мучительные конвульсии от страха. Сейчас ему придется раскрыться, разломить стены, построенные вокруг сердца, прячущие эмоции, снять маску равнодушия и холодности, которая, впрочем, становится прозрачной при обычном присутствии розоволосого, что уж говорить о личном разговоре. Школьники зашли в просторную комнату, слабо освещаемую из-за закрытых темными шторами окнах. Синие обои и белоснежный натяжной потолок ничуть не вызывали дискомфорта, Драгнил прошел к молочно-бежевому столу, и сел на компьютерный стул, повернувшись к застеленной клеточным красным покрывалом кровати, приглашая кивком Фуллбастера туда присесть. Грей смущенно повел плечом, сжал зубы, скулы проявились и заметно алели, он сел тихо на скрипящую кровать и смотрел в пол, словно преступник. «Ну чтож, Грей, — обратился он сам к себе, — готовься к самому страшному допросу» Фуллбастер не заметил ироничной усмешки на лице Драгнила, который чему-то улыбался, а затем прыснул, а брюнет на него удивленно посмотрел. — Надеюсь, отец не доставал тебя, — ослепительно улыбаясь, сказал розоволосый и смотрел прямо в глаза парню, смущенному от слов об отце Нацу, который успел ему понравиться, какой там достать, — этот старпер бывает таким занудой! Грей вежливо усмехнулся, на деле не соглашаясь с Драгнилом. Он хоть и не хорошо знал мужчину, но уже считал его довольно интересным, приятным собеседником и отличным заботливым отцом, волнующимся о своем сыне. В отличие от некоторых. Драгнил уставился на парня, ожидая ответа на, казалось бы, риторический вопрос. Грей оторопел, затупил и едва не заикаясь, ответил: — Да нет, все нормально. Розоволосый кивнул, в прострации глядя в пол, а потом продолжил тему, все допрашивая: — Что думаешь насчет него? Грея окатила волна осознания, которая приливала временами, и сегодня эти разы были максимально отчетливы. Будто его действительно обливает ледяной водой, и он до этого словно спал, а сейчас проснулся, понимая, что все происходящее не сон и не глупая фантазия. Драгнил правда расслабленно сидит напротив, яркие волосы свисают ясно, четко, все черты лица не сияют, не мигают и не приближаются из раза в раз к телу брюнета, как в его воображении, а просто застывают перед глазами, все родинки, тусклые веснушки и горячий, насыщенный тон кожи поистине переливается в бликах, блесит и манит прямо напротив. Он забывает на мгновения и отца, и Лаксуса, и Локи, просто изо всех сил сдерживает себя, смущаясь собственным порывам, чтоб не примкнуть сухими, горячими губами к пунцовым, дразнящим, не обхватить дрожащей ладонью покрасневшее чужое ухо, не смотреть долго-долго в чужие пылающие глаза. — Грей? Неловкую (лишь для Драгнила) паузу прерывает Нацу, замечая, что Фуллбастер явно выпал в осадок после вопроса об отце. Ему нечего ответить? Парень терпеливо ждет, когда брюнет собирается с мыслями, почему-то все краснея и пытаясь спрятать взгляд. Грей словно айсберг, который из-за таких изменений, глобального потепления в его жизни, подтаивает и это нельзя не заметить. Драгнил не знал, как на это реагировать, ведь с брюнетом они даже не друзья, пока что, наверное, но хмурое выражение лица, которое всегда не забывал при себе Грей, Нацу рад больше не видеть. Фуллбастер влюбился, процветал изнутри и был счастлив, и это видно, но Драгнил надеялся, что объект его симпатий и романтических фантазий не Хартфилия, о которой слухи пруд пруди. Выслушивать жалобы Люси о том, как ее достал Локи, Стинг и прочие домогающиеся до нее парня, наивно надеящиеся на взаимность, отношения, но все их подкаты слишком дешевы для самолюбия блондинки, было невыносимо. И Грей, который проявлял некое дружелюбие к однокласснику, хоть и по-своему, скромно, скрытно, заставлял Драгнила расплаляться от злости, скрипя зубами от осознания, что в будущем подруга будет рассказывать про брюнета, успевшего стать чем-то большим, чем одноклассник и знакомый для Нацу, что-то скверное, неправдивое, какую-то глупую чушь, грязные сплетни, противно усмехаясь и вызывая ничего, кроме раздражения. — Я думаю, — произнес негромко брюнет, замечая, что Драгнил будто его и не слшуает, уставившись в пол, — он довольно заботлив и аккуратен, достойный отец, в отличие от. Грей не успел договорить, как его перебил Нацу, до этого зависший в пространстве. Он вспомнил старшеклассника, к которому приходил, ища Фуллбастера, и только сейчас задумался о том, почему брюнет не остался у него. Наконец-то пришло время все узнать. — А как же тот., — Драгнил нагло прервал парня, вспоминая имя старшеклассника, он щелкал пальцами и хмурился, и начал подбирать варианты, — Ла… Лэ. Лэксус. Грей бы засмеялся, но ему было столь неприятно даже вспоминать о Дреяре, что он лишь недовольно скривился и с отчетливой злобой сказал: — Лаксус. Драгнил обратил на это внимание, и внимательно пару секунд не сводил глаза с хмурого взгляда парня, и они оба молча сидели, думая о своем. Грей поджал губы, и вновь вспомнил лицо Дреяра, когда тот просил остаться его. Он почувствовал, что и ощущал тогда, непонимание и такая наивность, и сейчас парню она казалась омерзительной. Его нахлынула волна тоски, он, как временами, просто внезапно стал ею захлебываться, наглотавшись водой, которая не несет в себе ничего, кроме привкуса предательства, такого непередаваемого, пресного и одновременно горького. Розоволосый вздрогнул, вспомнив то, о чем хотел сказать, и оживленно продолжил: — Ты же общался с ним, почему не живешь у него? Фраза прозвучала довольно обидно для Фуллбастера, он сжал зубы и бесстрастно, как прежде, холодно уставился на парня. Конечно, с чего бы ему здесь были рады. Наверняка, если брюнет сейчас ответит неправду, не расскажет о том, что парни в ссоре, то, открыв дверь с ноги, кидая вслед рюкзак, ему, маша рукой, за спиной с злорадной ухмылкой прокричат: «Катись отсюда, неудачник!» Выражение лица Грея помрачнело, напряглось, щекам вернулась былая бледность, старое безразличие вновь вернулось к застывшим, стеклянным глазам. Драгнил наклонил голову, повел плечом и подумал, что, быть может, его вопрос прозвучал несколько грубо, и он, неловко засмеявшись, начал говорить, не зная как оправдаться: — Ну, тоесть. — Он распустил обо мне слухи, и просил не идти в школу, когда я не слышал ничего о себе. Понимал, что я узнаю и хотел прикрыть свою задницу на время. Мудак. Нацу поднял брови в удивлении. Он хотел проявить сочувствие, искреннее сожаление, которое правда ощущал, но на душе было столь беспокойно, трепетно и смятение его поглощало огромной пастью безграничной тревоги. Поникшие глаза Фуллбастера вселяли печаль. Совсем неуверенно, по-непривычному робко, он спросил, осторожно заглядывая в тусклые, блеклые глаза парня: — Лаксус же твой не единственный друг, да? Вопрос прозвучал как риторический. Как будто надеящийся. Как будто сам Драгнил знал ответ, и что он не положителен, и просто вежливо уточнил. Хотя откуда ему знать. Фуллбастер едва сдержал истерический смешок. Мало того, что он выглядел зашуганным и недружелюбным, так еще и был неудачником, откуда у него друзья? Дреяр не считался более, чем приятелем, а теперь блондин хочет избавиться от него, и Грей даже не мог найти логичного повода, и чем больше он думал об этом, тем больнее ему было сдерживать эмоции. Локи просто запинал близкого друга из-за какой-то девушки, доверившись слухам, и на душе брюнета еще горестнее от этого. Никогда Грей не считал их хорошими друзьями, но он и не заметил, как привязался к Лейджону, понимая, что в школе стало в разы скучнее. Печаль накатывала сильнее и Фуллбастеру захотелось поплакаться в чужую жилетку. Но пришлось взять себя в руки, и он, до боли сжимая зубы, пытался сохранять хладнокровность. Выходило так ужасно, что тряслись руки, он просто судорожно и нервно зачесывал волосы, дергая коленями. Нацу понял, что ответа он не дождется. На душе его сочувствие и альтруизм так ловко и умело перебирали те струны изнутри, что звучали особенно звонко и остро. Его глушил собственный пульс, ему казалось, что никогда он не нервничал из-за каких-то левых знакомых, и сейчас, когда малознакомого, не близкого и даже не особо друга, едва схватит истерика и срыв, Драгнил чувствует за него серьезную ответственность. Она далека от родительской и не похожа на «дружескую», если такая есть. Он собирается с мыслями, и хочет придать голосу уверенности, ведь именно сейчас Нацу должен вести себя как взрослый, ответственный. Выходит слишком робко, но довольно искренне, и Грей буквально замирает, не верит ушам, когда слышит: — Черт, ну и плевать на него. В любом случае, — он сделал паузу, тяжело выдыхая, а Грей немного подрагивал от волнения, будто сам пытался поддержать какого-то ноющего подростка, которому ты ни в чем не обязан, — я был бы рад, если бы мы общались. Зависает недолгая тишина, и Драгнил материт самого себя. Ему казалось, что фраза, он и все происходящее выглядит настолько нелепо, так глупо, что смешно. «Да, по твоему унылому и жалкому виду заметно, что ты изо всех сил ждешь вашего с Греем дуэта. Такой кислой мине хочется подать милостыню, а не дружить» корит мысленно себя Драгнил, и в поражении застывает, оторопев, когда встречается с подобревшим взглядом, едва, где виднеются частицы успокоения и благодарности. Парень немного, незаметно улыбается уголками губ, не сдерживая честного удовольствия, а внутри шумит бьющееся сердце, отдавая в виски не раздражающим, а будоражащим пульсом. Грей надеется, что все взаправду, он не забылся в сладком сне на скрипящей, чужой, неопрятной кровати, не потерял рассудок, уставившись в спину одноклассника, глубоко задумываясь на уроке, самозабвенно мечтая. Он сильно зажмуривает глаза и вновь открывает, чувствуя влагу от слез на едва опухших веках, и действительно Драгнил напротив, а волна осознания накрывает в этот раз уютными, ласковыми приливами, горячими и согревающими, и кожа не покрывается холодными стягивающими мурашками. Нацу расслабленно опускает плечи и закрывает глаза, а затем встает, привлекая внимание брюнета, оборачивается на телевизор и предлагает, как всегда приветливо улыбаясь, что Грею становится застенчиво: — Посмотрим фильм? Фуллбастер смеется, ощущая, как Драгнил умело разбавляет атмосферу, и парень чувствует себя не влюбленным, неловким и глупым подростком, а каким-то близким, лучшим другом Нацу, с которым он может спокойно обсудить глупую учительницу географии, невкусное сегодняшнее кофе в столовой или прохладную погоду в Бостоне. Обыденные вещи, школа и прочие мелочи так объединяют, что сейчас, сидя на мягком пледе и смотря на Драгнила, с ожиданием глядящего на парня, Грей недоумевает, почему раньше не мог сдружиться с Нацу. Он впервые за долгое время так искренне улыбается, обнажая зубы, и розоволосый немного опешил, смутился и неловко хмыкнул, услышав: — Конечно.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.