Лизать стены запрещено!

       Бармен в «Койоте и Кактусе» работал уже не первый год, его ничем не удивить. Ну подумаешь, приперся мужик в короне из рогов и кожаном плаще, средневековом таком, с алым подбоем. Ликом мрачен, ростом велик, носом остер. Ничего примечательного. Тут пригород Лос-Анджелеса, и до «Леса падубов» рукой подать. В бар со съемочных площадок часто заглядывали ковбои, инопланетяне, древние римляне… По понедельникам и средам приходит даже пингвин — ну, промоутер в костюме пингвина, из соседнего кафе-мороженого. В кафе подают только молочные коктейли да мороженое, а душа пингвина просит пива. Главное, клиент хороший. Как завалился — сразу обвел презрительным взором полки и велел выставлять ему по бутылке всего подряд. Ну, наконец-то есть кому сплавить клюквенную настойку — третий месяц уже стоит открытой. Посетитель и глазом не моргнул, стал заливать из горлА в гОрло и клюквенную гадость, и текилу, и ром, и «Ред-лейбл». Сразу видно, мужик серьезно настроен справиться со стрессом. Эх, хорошую выручку он сделает бару сегодня. За такую выручку можно простить клиенту брезгливую гримасу. Тут не Ритц, так и он не Рокфеллер, от самого попахивает то ли пиротехникой, то ли тухлыми яйцами. Наверно, сбежал со съемок экшна или с автограф-сессии. Бывает. После пятой бутылки взгляд клиента поплыл. Сейчас будет пересказывать жизнь — понял бармен. Угадал, конечно. Опыт же. — Вот скажи, смертный, — пророкотал басом клиент, навалился на стойку, вперил в бармена тлеющий взор, — за что? Подумаешь, собрал друзей, решил поколотить младших братьев и сестриц, у-у, подхалимы мамкины! Показать, кто здесь главный. А то чего мамаше вздумалось — заводить блохастых мартышек! И нянчиться с ними наравне с нами! Царствие небесное им отписывать вперед нас, родных детей! Младшие тоже хороши: утютюшечки, мартышечки, дети божии… Стукнешь кулаком по столу — доколе?! А родная мать с ходу выставляет на мороз, в геенну огненную, спускает тебя, старшего сына, прямо с парадной лестницы, а сучка Майкл вдогонку еще насовала по… надрала за… в общем, побила. Бармен закончил с протиркой бокалов. Надо бы отдраить дальнюю часть стойки, но сначала обслужить этого — подать не только подставку под стакан, но и реплику, исполненную интереса и понимания. — Дом-то чей был? — спросил он со строго дозированным ненавязчивым участием. Гости должны чувствовать себя комфортно, как на кушетке у психолога, чтобы выговориться всласть — чтобы чаще хотелось промочить горло. Создавать атмосферу для пьянства не легче, чем смешивать коктейль. Но и не сложнее, с опытом-то. — Ее, — буркнул клиент и ухлопал одним махом последний стакан виски. — Что ж, всем когда-то надо съезжать от родителей, — заметил бармен философски. Главное — не осуждать клиента, какую бы ересь он ни нес. Комфорт, как на кушетке, да. — Вот я и съехал, — вздохнул клиент, не забыв отхлебнуть коньяк. — Подземелья, котлы, круги… и идиоты! Меня окружают легионы идиотов! Ну, это все люди так думают. — Естественно, ничего не выйдет, когда командуешь такими. — Что не вышло? — как бы невзначай обронил бармен, проверяя запас льда. Подогреть интерес, не мешая. — Да Армагеддон, — отозвался клиент. — В кои-то веки забили стрелку с младшими, заодно развалили бы этот мартышатник к чертовой матери. Она сама планировала его снести, инструкции оставила. Ну, ты знаешь, «и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю»… Там много чего еще забавного было. Бармен и бровью не повел. Опыт, однако. Он и раньше слышал некоторое дерьмо. Такие кулсториз, как в баре, не всякому психоаналитику достанутся. Да к тому же, актеры, даже статисты, выйдя на обед, часто забывали выйти из роли. — И что в итоге?! — вдруг рявкнул клиент и стукнул стаканом по стойке. Остатки коньяка расплескались, но бармен не спешил выдавать следующую бутылку. Это уже начинается стадия буйства. Пора глянуть, заметил ли охранник, что вот-вот начнется ор, битье посуды и полеты стульев. Ага, заметил. Тоже ветеран алкогольного бизнеса. Но клиент вдруг лег на стойку совсем, закрыл голову руками — то есть, порывался, но корона мешала. — Родной сын! — в басе его прорезались слезливые нотки. Бармен перевел дух: стадию агрессии проскочили, вместо нее будет пьяный плач в жилетку. — Единственный! Я его, сопляка, таким могуществом наделил! Миры разрушать! Мне некогда им заниматься, и жилищные условия так себе. Вот, пристроил в хорошую приемную семью, чтобы все как у людей… А он!.. Ты мне не отец, говорит. И прогнал. Родного папку… — А мать ребенка? — тихо и ненавязчиво поинтересовался бармен. — А что мать? — не понял клиент. — Какая мать? Ну их, этих матерей. Вон, как в библии, не к утру будь помянута, так ее растак, ныне, присно и во веки веков, аминь. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду…». Бармен уже слышал этот анекдот и с готовностью подал ответную реплику: — И при чем здесь женщины? — Вот и получается, что ни при чем, — клиент сам рассмеялся со своей шутки, но тут же сник. — Нет, мать тоже занята. Бармен ушел выдать пиво посетителю на другом конце стойки, потом смешал коктейли по заказу из зала, а когда вернулся, коронованный клиент уже посапывал, сложив голову на руки. Нет, так не пойдет. Бармен постучал пальцем по рогу короны. Хорошо держится, не спадает. Актер встрепенулся с рыком, но тут же обмяк, ушел обратно в сопливую стадию. — А может, зря я его в лучшую семью велел отправить? Вот он и привык к роскоши, зазнался, тварь неблагодарная. А надо было подкинуть в трущобы, чтоб он с младенчества видел этот мартышатник со стороны зада, чтоб прямо хотел растоптать его и повергнуть в эту, как ее… гиену. Огненную. Так не-ет, все лучшее детям… И снова упал. Пора закруглять этот спринт-запой. Бармен плеснул в бокал содовой со льдом. Сунул клиенту в ручищу, приподнял ему голову за корону. Клиент на автопилоте залил бокал в глотку, попал даже. И чуть-чуть посвежел — сел более-менее прямо. — Вот что, приятель, тебя, наверно, дома ждут, — осторожно завел речь бармен. Сейчас надо крайне осторожно соблюдать дозировку: миролюбие 90%, понимание 95%, — идиоты-то твои. Куда они без тебя? Пора бы назад к ним. — А теперь довести доброту в голосе до 200%. — С тебя семьсот восемьдесят два бакса. Клиент хлопнул ладонью по стойке, и на поцарапанном дереве осталась пачка купюр с Франклином. Хрустких, новеньких, как из-под станка. Похоже, артист еще и в фокусы умел. А сам артист уже брел на выход. Охранник помог ему одолеть ступени и вписаться в дверь. Через пару минут снаружи громыхнуло. Электричество вырубилось на пару секунд, задребезжало стекло на полках. — Опять потряхивает, — лениво заметил охранник. И так понятно. Для Калифорнии обычное дело. Рядом разлом Сан-Андреас и все такое. А гроза — это даже хорошо. Дождя месяц не было. Выходя под утро домой, бармен оглядел стоянку. Луж нет, очень жаль. Наверно, тучка мелкая была, не разродилась дождем. А хорошо бы ливень, земля на пустыре за парковкой совсем пересохла, потрескалась и местами вспучилась. Кроты, что с них возьмешь.