«Я ненавижу эту игру».
По всем признакам это должно было быть западным краем карты, однако никакой непроходимой границы здесь и в помине не было. Вместо этого обнаружился крутой склон, уходящий вниз, в клубящиеся туманом лесистые расщелины. На первый взгляд, ничто не мешало перелететь через них, только смысла в этом было немного: горы по ту сторону поднимались дальше, карабкаясь к небесам почти отвесными стенами. За одной грядой устрашающе гигантскими силуэтами вырастала другая, за ней – следующая, а за той – ещё одна. Самые дальние, с такого расстояния похожие на акварельные пятна, тонули в дрожащем сером мареве, быстро сливаясь с низко стелющимися пасмурными облаками.
Простая мысль поднять взгляд и оценить настоящий масштаб катастрофы не посещала ровно до этого момента. Действительно, словно во сне, когда ты думаешь о чём угодно, но не о том, что должно обращать на себя внимание в первую очередь. Ты считаешь, что мыслишь логично, но это лишь иллюзия. Такое ощущение, будто что-то бережёт тебя от некоего кошмарного осознания, способного свести с ума.
– Впечатляет, а? – из теней за спиной беззвучно возник Вендиго, и его голос на мгновение показался похожим на голос его игрока настолько, что невольно пробрала дрожь. Или это просто стало холодно, и по траве и камням поползла характерная изморозь.
Бланк оборачивается не сразу, чуть медлит. Чувство реальности плывёт, и кажется, что сейчас эта иллюзия рассыплется от неаккуратного движения, будто поверхностный сон, в котором ты наконец осознаешь себя – и фальшивость выстроенных мозгом декораций.
Но на тебя всё так же смотрит стоящее в паре шагов зимнее чудовище, и ты видишь его наяву – до каждой промёрзшей шерстинки, до изморози на открытых чуть желтоватых костях, бликов в ехидно блестящих жёлтых глазах. Покрытая инеем трава примята, на земле виднеются следы, а с испачканной морды стекают свежие капли крови недавно убитой пешки. Рядом стрекочут насекомые, шелестит листва. Вдали ритмичным сигналом раздаётся крик местной птицы, и ей вторит другая. Обострившийся слух улавливает не только сами звуки, но и точно подсказывает положение их источников – странное ощущение, будто за миг до прикосновения спины к стене или предмету, который ты не видишь, но точно знаешь, что он здесь. Если прислушаться, общий фон распадётся на кучи мелких деталей; дышащий прохладой лес вокруг – на кучу отдельных листиков и веточек; облака на небе – на отдельные завихрения; ветер по шкуре – на ощущение потоков воздуха, струящихся по телу и крыльям.
Слишком уж много непротиворечащих друг другу деталей, чтобы это всё было просто сном, и тебе становится всё страшнее и страшнее, ведь ты не можешь проснуться.
– Не выйдет, – отвечает Вендиго на незаданный, но повисший в воздухе немой вопрос. – Впрочем, можно и попытаться, если очень хочется. Чтобы убедиться.
Бланк снова смотрит вниз, в ущелье без дна. Поднимает, скользя взглядом по вырисовывающимся горам вдали, всё выше и выше, пока не упирается в облачное небо.
Это граница. И ты не сможешь её пересечь. Ты тоже это знаешь – и как игрок, и как выставленная на доску фигурка. Игра просто не позволит тебе сбежать с Арены таким образом. Можно попробовать, конечно. Вдруг всё это – иллюзия, держащаяся лишь на твоей вере в то, что граница существует – хотя бы в твоём сознании? Из игры всегда есть выход – отключение от сервера. Но оно ничего не решает: твоя фигурка останется на доске до завершения матча, каким бы ни был его финал. Тебе ведь это было известно с самого начала, не так ли?
Положим, ты доиграешь. Но что ждёт тебя потом, когда всё закончится? Пустота? Забвение? Следующий матч?..
А ты проверь. Просто доиграй до конца. Однако ты хочешь сбежать уже сейчас, в страхе перед неизвестностью. Ищешь хоть один способ вырваться из этого страшного сна, затягивающего всё глубже и глубже в омут – как затягивает игра, не отпуская, заставляя с яростным азартом вновь запускать поиск новой партии, не успев толком отойти от предыдущей. Возвращаться снова и снова – даже тогда, когда ничего не мешает покинуть матч. Верить, что ты можешь в любой момент встать и уйти…
Ну что, Бланк? Теперь не можешь. И двери за спиной больше нет, как нет и шестерёнки в углу экрана. Нет даже кабеля, который можно было бы выдернуть из сети, а если бы и был – ты не знаешь, поможет это на самом деле или окончательно запрёт в стенах этого цифрового кошмара.
– А там? – Бланк кивает на восток, в попытке зацепиться за призрачную надежду. – Что там?
– Там? – Вендиго фыркает. – Лес. Просто бесконечный лес. Можно бежать по нему вечно, пока не устанешь. Но, сколько ни беги, стоит только повернуть назад – выйдешь обратно. Вроде как там, на краю обрыв есть, но до него никогда не добежать. И не долететь. Отсюда не выбраться.
– Откуда ты это знаешь? – выпаливает Йеро, и голос дракончика взволнованно срывается, напарываясь на неподвижный пристальный взгляд людоеда.
Повисает ледяное молчание. Волк склоняет голову набок, изучающе смотря на них.
– Не впервые здесь, верно? – отстранённо интересуется Вендиго. – Новички не знают, что делать. Стоят часами у прилавка, а не сгребают всё без лишних разговоров. Не ориентируются на местности так, словно знают её лучше своего жилья. Не знают, куда идти и зачем…
Выдох паром растворяется в замерзающем воздухе. Чёрт, а ведь это был очевидный прокол! Как если ты, впервые придя в незнакомое офисное здание, уже на автомате находишь в лабиринте коридоров нужную дверь, не глядя прощёлкиваешь все свитчи, заносишь запись в журнал… конечно, не вызывает никаких подозрений? Но ведь и остальные здесь ведут себя точно так же, разве нет?
Вендиго делает шаг за шагом, плавно приближаясь, заходя сбоку, явно следя за реакцией.
– Новоприбывшие не знают, что можно убивать своих, – волк как бы невзначай толкает дракончика под крыло, заставляя вздрогнуть. – Не знают, чего ожидать от врагов – и чего ожидать от соратников… – жёлтые глаза знакомо поблёскивают в колышущихся тенях окружающих деревьев, будто в полумраке бара. – Ты, я, мы, они… хоть кто-то здесь похож на новичка?
Нет. Очевидно, нет. И это должно было обратить на себя внимание сразу, ещё с порога. И оно обращало: когда Йотун поприветствовал Вендиго «опять ты?»; когда великан и самурай обсуждали тактику; когда Зак’Кхан уверенно направился на горную, даже не заглянув в лавку, уже зная, что и когда ему понадобится. И подобных деталей было много, просто в тот момент они наталкивали на совершенно другие мысли.
«Я не была здесь раньше, – беспокойно отвечает Йеро на крутящийся на языке вопрос. –
По крайней мере, эта я. Я бы вообще не знала, что делать, если бы не твоя память».
Бланк наконец берёт себя в руки, с нажимом переспрашивая Вендиго:
– Что. Ты. Знаешь?
– Что мы сюда пришли пожрать, – напоминает чудовище миролюбиво, вмиг теряя всю напускную загадочность. – Птенчика с ложечки покормить или уж как-нибудь там сами?..
– Как-нибудь сами.
– Тогда чего ждём?
Бланк несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоиться и собраться с рассыпавшимися мыслями. Хвост нервно мечется по траве, наконец приходится его подобрать, прижав к телу. В сторонке стрекочет местный аналог кузнечика, раздражая и отвлекая, что так и хочется прихлопнуть заразу. Наконец, спустя несколько невыносимо долгих секунд, удаётся сформулировать не дающий покоя вопрос:
– Слушай, Вен. А как ты здесь очутился? В смысле, на Арене.
– А, это! – старый охотник негромко рассмеялся. – Всё очень просто. Я пролежал в анабиозе несколько сотен лет, а потом меня вытащили из холодильника, и вот я здесь.
– А что было до? Как ты в нём оказался?
– Да чёрт его знает, – людоед пожал плечами. – Может, съел кого-то не того. Старый я уже, не помню.
Похоже, расспрашивать дальше было бесполезно: Вендиго помахал хвостом и опять ушёл в несознанку; иди пойми, что он имел в виду. Пришлось просто смириться – хотя бы на этот раз, – и поплестись следом за волчарой, охотиться на местную крупную живность. Жрать хотелось страшно, и игнорировать тянущий голод и дальше уже не удавалось.
«А я ведь тоже не помню, как уснула последний раз, – кисло отметила Йеро по пути. –
Мне совсем не нравится, к чему он клонит, Бланк».
В любом случае, ни один из напрашивающихся вариантов не радовал. Вендиго знает, что это всё игра? Или просто подозревает, что разговаривает не с одним собеседником, а с двумя? Или хочет сказать, что они все здесь появляются, снова и снова, в бесконечном цикле? Что отсюда и вправду нет выхода, и ни победа, ни поражение не имеют ни малейшего значения – ты просто проснёшься снова под тем же утренним небом, предвещающим начало нового боя, возможно, даже не вспомнив, что ты здесь…
Не впервые?
Бланк невольно ёжится, вспомнив недавний сон и пустую карту, с которой нет выхода, с которой просто некуда бежать. На которой ты будешь умирать раз за разом, каждая новая смерть будет ещё мучительнее предыдущей. Рано или поздно ты ляжешь и сдашься, не сможешь снова кинуться грудью на амбразуру – непонятно для чего.
А ведь даже Зак’Кхан вёл себя явно не как новичок. Скорее – как не очень сильный игрок. Но было непохоже, что он здесь «не впервые» или, как минимум, знает об этом, иначе это быстро бы всплыло в первом же разговоре. Йотун тоже держался как опытный вояка, однако продолжал злиться из-за возможного поражения. Стал бы так вести себя тот, кто давно уже устал от замкнутого цикла побед и поражений? Или махнул бы рукой, мол, какая разница? Инугами – тот и вовсе бесстрастно молчал, будто словил дзен, и поди пойми, то ли он по жизни такой, то ли ему просто вконец всё надоело. И только один Вендиго вёл себя так, словно что-то знает – и ловит от этого своеобразный кайф. А что ещё остаётся-то, если всё равно не можешь отсюда уйти?
«Во всяком случае, я помню, что было до того, как я…»
А действительно ли ты
помнишь? Или просто из последних сил цепляешься за выдуманную причину, в сердечный приступ, случившийся из-за ничего? Ты же даже свой последний вечер в реальности не можешь толком вспомнить, не говоря о нескольких днях до него! Вдруг всё твоё прошлое – такое же выдуманное, как и биография Йеро? Всё ещё пытаешься убедиться в реальности себя же? В том, что ты, игрок с «пустым» ником – существуешь? У тебя есть хоть одно этому подтверждение – кроме стопки бессвязных сумбурных воспоминаний, кажущихся уже далёким, полузабытым сном?
Кроме твоей уверенности, внезапно давшей трещину – как разлом ульты Йеро, разрезающий реальность на две части, по одну из которых внезапно остаёшься ты, по другую – твои союзники.
– …ты там как, есть собираешься? – окликает волчара, спуская с небес на землю. – Или мне самому всё это сожрать? Мне-то несложно: свистни – я мигом тут приберусь!
Бланк встряхивает головой – привычное движение, которым пытаешься сбросить назад отросшие волосы. Только сбрасывать сейчас особо нечего, разве что невольно прижать топорщащуюся «чешую» ложных ушей.
Под лапами дёргается в конвульсиях прижатая к камням добыча. Она никуда уже не сбежит, даже если разжать когти, крюками впившиеся в скользкую, дрожащую плоть, подтекающую тёмной, вязкой кровью. Но, даже будучи обречённой, лесная пешка всё ещё отчаянно рвётся прочь; хрипя и захлёбываясь, скребя по грязным булыжникам, хлопая о землю повреждёнными и окровавленными крыльями – и от этого становится не по себе. От того, что это происходит в твоих собственных руках. Как будто в них не просто случайно сгенерированный игрою монстр-моб, а настоящее, живое существо…
В отличие от рядовых пешек, что шествовали по линиям от базы к базе через всю карту, разваливаться в прах аборигены не торопились. У них были и кровь, и плоть, и кости, и ещё тёплые, настоящие внутренности. Похожие на диковинные гибриды зверей, рептилий и птиц, эти химеры больно огрызались, до последнего отстаивая свою жизнь, но всё равно падали легко, будто шахматные фигурки от щелчка пальцем. Один удар дрима, ставшего ощутимо сильнее с начала игры – и тебе остаётся только добить рухнувшую без сознания в грязь пешку. Так легко. Даже голову курице отрубить в деревне – и то сложнее было, как и добить барахтающегося прямо в руках неожиданно оказавшегося живым карася.
Но жрать… это? Вот так вот просто?..
Пешка издаёт душераздирающий вопль, её трепыхающееся пернатое крыло заезжает по морде, заставляя вздрогнуть. Плотнее сжать когти, впивающиеся всё глубже. Держать, пока это похожее на археоптерикса существо не замрёт, всё ещё дыша, тяжело и душно, но с каждым вдохом всё тише и тише. И невольно вспоминаешь, что было с тобой. Как это больно и страшно – вырываться из чужих когтей, уже почти без надежды на спасение. Как это ощущается – когда в живот врезается клинок, медленно проворачиваясь внутри. Каково это – когда тебе рассекают крылья.
В голове мутнеет, дыхание спирает. Воняет кровью, внутренностями и чем-то ещё, не менее мерзко пахнущим. Звуки доносятся как издалека, в ушах звенит. Приходится сделать усилие; какими бы отвратительными ни были запахи – заставить себя дышать глубже, чтобы прийти в чувство.
Вендиго совершенно невозмутимо чавкает, копошась в кишках одного из трупов, вырывая огромные куски, глотая некоторые, даже толком не прожёвывая. Зрелище выглядит омерзительно, хочется отвернуться, но не получается. Оно гипнотизирует, как видео операций на внутренних органах; как жертвы автокатастроф; как труп с перерезанным горлом, оставленный на лестничной клетке. Тебе страшно, но ты не можешь перестать смотреть.
Бланк снова опускает взгляд на уже замершую в драконьих когтях пешку, остекленевшими глазами уставившуюся в пустоту. Наконец берёт себя в руки, в когтистые покрытые чешуей лапы – к чёрту! – и впивается зубами в добычу, вырывая первый клок склизкого от крови мяса.
– Приятного аппетита! – мимоходом желает Вендиго с набитой пастью.
«Я ненавижу эту игру».
Справедливости ради, впечатления от другой вряд ли бы существенно отличались. Перебрав в памяти всё, во что они с ребятами играли за последние лет пять, приходилось признать: лучше не было бы ни в одном из случаев. Ну разве что пришлось бы жевать вместо сырого мяса с застревающими в зубах перьями, например, свинец, которым тебя как пить дать накормили бы в первые же десять минут. А ещё могло быть и хуже. Даже в этой игре – могло быть хуже. Например, они могли пойти не на общий пик, а на какой-нибудь дезматч, меняя фигурки с каждой новой смертью, прямо на ходу приноравливаясь к следующему персонажу. Отличное развлечение, правда?
Безусловно. Пока ты не в игре.
С лесистого склона гор, где они с Вендиго охотились последние полчаса, открывался впечатляющий вид на восточную сторону. Над далёкими деревьями, с такого расстояния и высоты сливающимися в один зелёный массив, полыхало зарево пожара; к низко стелющимся сумеречным небесам восходил дым. За сохранность леса можно было не беспокоиться: здесь обернуться не успеешь, как всё зарастёт заново, будто в глубоком кошмаре, подменяющем предметы, стоит лишь на миг отвести от них взгляд. Тёмные долины на севере уже зализали оставленные последней схваткой раны, а масштаб разрушений там был куда внушительнее. Пройдёт ночь, и на следующее утро гигантские тысячелетние деревья будут вновь на своих местах. Папоротники будут покрывать пространства, вновь населённые взявшейся из ниоткуда фауной, земля поглотит останки, дождь смоет следы сражений – и уже ничто, кроме твоей памяти, не расскажет о катастрофе накануне. Так, словно ничего и не было, будто всё это лишь померещилось в горячечном бреду.
Больше беспокойства вызывал тот, кто развёл сейчас костры. Конечно, свой огонь – вопреки всякой логике – не спалит. Но привлечь ненужное внимание – может.
– Любит жаркое?
– Скорее жареное, – Бланк с трудом проглатывает вставший комом в горле кусок.
Сгорать заживо – не менее больно и страшно, ты это знаешь. Теперь – не только на словах. А ещё ты прекрасно знаешь, с какой целью игроки идут в лес. Пофармить в промежутках между боями. Получить деньги и уровень, хоть как-то срезав образовавшийся разрыв в опыте со врагами и с другими за союзниками за счёт нейтральных пешек. Но и по ту сторону Разлома тоже не спят, и кто-то точно так же сейчас развлекается, развешивая гирлянды в тёмной долине, а кто-то другой наверняка рыскает в поисках лёгкой мишени…
– Можно как-нибудь сообщить ему держаться поближе к форпосту? – ну почему изнутри нельзя просто попинговать по карте!
– Возможно, – туманно отвечает Вендиго, возвращаясь к обгладыванию очередного трупа. – А так надо? Ну двинет кони ещё раз, велика беда. Чего так волноваться?
– Ничего, –
враньё. – Просто мы и так проседаем, –
полуправда. – Если он опять во что-нибудь там вляпается… – дракончик замолкает на полуслове и, махнув лапой, возвращается к «обеду».
– Воспринимай это как игру, Йеро, – советует волчара, неожиданно обращаясь напрямую. – Ты же любишь играть?
О да, конечно же. Йеро
любит играть – так даже в её игровом профиле написано, что для неё весь мир – одна большая игровая площадка. И ты – ты ведь тоже любишь играть, потому что только в игре ты можешь быть собой и, одновременно с этим – кем-то совершенно другим. Менять маску за маской, под которыми всегда останутся твои собственные глаза – ведь здесь тебе не от кого скрывать их, притворяться кем-то, кем не являешься. И как бы ни отличалась от тебя новая личина, каждую новую роль ты будешь играть от души, вживаясь, становясь единым целым со своим персонажем.
Становясь новым героем своего сна наяву.
Всего лишь игра. Обычная игра. Привычная игромеханика, стекающая кровью по исполосованной шрамами шкуре, накрепко въедающаяся в неё с каждым вырванным куском сладко-тошнотворного мяса. С болезненно-яростным азартом взлетая – и пикируя на следующую пешку. С новой добычей, дёргающейся в твоих лапах до того, как ты с хрустом переламываешь жертве шею.
К чёрту всё, играй. Не думай о том, что делаешь. Играй.
Дыши – тяжело и утомлённо, не замечая, как текущая кровь – уже не разобрать, твоя или чужая, – заполняет канавки шрамов, засыхая в них. Не обращая внимания на ехидно и отчего-то так гордо поглядывающего Вендиго, подъедающего остатки пешек, пока тех не поглотила жадная земля Арены. Не придавая этому всему особого значения.
Стараясь не думать – играть.
***
Вода Источника кажется пронзительно холодной, практически ледяной. Бланк ныряет в неё снова и снова, задерживая дыхание, а потом вновь судорожно глотая воздух – до тех пор, пока в голове не прояснится. Остервенело трёт шкуру неудобными когтистыми лапами, пытаясь смыть с себя всю въевшуюся грязь и кровь.
Больно щиплют свежие ещё раны, затягивающиеся прямо под стекающими струйками, заново покрывающиеся новой плотью, кожей и чешуёй. Это давно перестало удивлять. Ещё пару дней – будто целую вечность! – назад, когда Йотун приволок на себе полуживого инугами, которого Источник собирал буквально по кускам. Зрелище, прямо говоря, не для слабонервных, но в тот момент всё воспринималось смазанным, как в дурманящем тумане: они с Йеро приходили в себя после бойни на перевале – сами в состоянии окровавленного куска мяса, дышащего лишь по страшному недоразумению.
Здесь никто не умирает до конца, но каждая рана, каждая смерть – как настоящие, и это, наверное, самое дрянное. Это – то, к чему ты никогда не сможешь привыкнуть.
Это – то, от чего ты никогда не сможешь отмыться.
Они с Вендиго вернулись в бастион уже под ночь, когда совсем стемнело – восстановиться, отдышаться и перегруппироваться перед грядущим боем. Лезть в воду волчара не стал – сразу развалился на траве около водоёма, явно балдея. Лечение союзнику не требовалось, только израсходованный манапул восстановить. Источник не делал ничего с полумёртвой тушей, разве что мог откатить ту к исходному состоянию, если Вендиго вдруг доставят сюда в состоянии «по костям». Чего пока что ещё ни разу не происходило: людоед был на редкость везуч и вёрток, да и по большей части обходился собственным хилом.
Инугами с Йотуном были где-то на подходе. Оставалось загадкой, где пропадал Зак’Кхан, но внутреннее чутьё подсказывало: с троллем всё в порядке. В какой-то момент перестали быть нужны глаза и уши, чтобы понять, хотя бы в общих чертах, насколько далеко и в какой стороне находятся союзники и что с ними. Сопровождающее неуловимое чувство присутствия. Словно натягивающиеся незримые нити, протянутые между соратниками, связывающие их всех одной целью – выиграть эту партию, чего бы это ни стоило.
Для чего бы это ни было нужно.
Новый нырок. Вынырнуть, отфыркиваясь. Крылья хлопают за спиной, веером разбрызгивая во все стороны капли. Холодный густой пар от Источника растекается вокруг, в неверном освещении слабо люминесцирующей воды. Взгляд цепляется за дрожащее отражение на зеркальной поверхности, снова и снова, пока не останавливается наконец на исполосованной шрамами желтовато-зелёной груди. А потом медленно поднимается с отражения на собственное тело.
На груди шипастым цветком раскрывался багряный символ, при внимательном рассмотрении оказавшийся сеткой шрамов, заполненных намертво въевшейся кровью. Вся остальная грязь сошла, тогда как эта «татуировка» не торопилась отмываться, будто став частью шкуры.
– Мне поздравлять с совершеннолетием или рано ещё? – раздался ехидный голос Вендиго.
Йеро лишь задумчиво хмыкнула: у её вида этого понятия в принципе не существовало по очевидным причинам, а Бланк по любым меркам – давно не ребёнок, даже не подросток. По крайней мере, исходя из того, что их человеческий род понимал под этим, при всей сомнительности выдвигаемых критериев, кроме разве что физиологического.
– Скорее поздно, – с рассеянным смешком отвечает Бланк. – Уже много лет как.
– А выглядишь как зелень! – и людоед заходится лающим смехом.
«Ты ещё скажи, что тебе алкоголь без паспорта продают, – язвительно отметила Йеро. –
Потому что твою моську уже запомнили».
«Ну, знаешь, я не настолько часто пью».
«Не часто, зато качественно! – Йеро продолжает бесцеремонно копаться по памяти, по ходу археологического процесса узнавая всё больше и больше о чужом мире: –
А в магазине игрушек у тебя тоже паспорт не спрашивали?»
«Причём тут магазин игрушек?.. – Бланк недоумённо смаргивает, не сразу поняв. –
А, ты про это. Нет, конечно».
«А я бы спросила, – резюмировала Йеро. –
Так, чисто убедиться в паре граф, а то знаешь, вызывают вопросы».
«Ты ещё скажи, что у тебя не вызывают!»
«Так у меня и паспорта нет», – парировала та ехидно.
За внутренним диалогом они не сразу заметили, как за спиной раздался тихий, еле слышный всплеск – шаг в медленно замерзающую воду. В лопатки и крылья дыхнуло холодом, заставив зябко повести плечами, не сразу обратив внимание на то, что это не просто ветер, блуждающий по внутреннему двору бастиона, колышущий листву и развешенные фонари. Расстояние до Вендиго и так было слишком небольшим, чтобы уловить момент, когда оно сократилось ещё больше. Смутная тень тревоги закралась лишь за мгновение до того, как тот подобрался вплотную, и Йеро рефлекторно глянула назад, обернувшись на новый всплеск…
– Э!
Бросок назад – практически инстинктивное движение по воде, прямо на глазах превращающейся в лёд. Дно резко уходит вниз из-под лап. От неожиданности Бланк теряет равновесие, проваливаясь под поверхность. Перепуганный возглас давится в жидком мареве, внезапно становящимся непрозрачным. Тело безуспешно пытается найти хоть какую-то опору, но продолжает падать всё глубже и глубже под лёд, в темнеющую с каждым мгновением воду…
…в уши врывается шум крана, какой-то настойчивый повторяющийся стук. Снова и снова плескать воду себе на лицо, в безуспешных попытках прийти в себя. Футболка насквозь мокрая, липнет к телу, струйки стекают на кафельный пол, на босые ноги. Тяжело дышишь, тупо уставившись на своё отражение. Лицо в зеркале кажется чужим, не узнать. Даже глаза, они будто не свои. Чьи-то чужие, ледяные глаза.
Опереться по обе стороны от стеклянных граней. Прислониться лбом к холодному полотну, чувствуя, как вода всё ещё течёт по рукам, затекая под одежду.
Удар кулаком по стене – просто чтобы прийти в себя. Ещё один – пытаясь не закричать от злости. Ещё один – отдающийся гулким раскатом где-то в груди. Откликающийся в руку щелчком мыши. Снова, и снова, и снова – пока сердце не заколотится как от разряда электричества, пытаясь опередить сумасшедший кликрейт. Беспорядочные нажатия по карте – в попытках вырваться из очередного замеса, провисая в лагах и глитчах. Не видя, что на самом деле происходит – только слыша звуки игры, разом пропадающие, когда внезапно обрывается связь…
Ледяная поверхность разбивается в осколки – Вендиго буквально за шкирку вытаскивает Йеро на поверхность, не обращая внимания на попытки барахтаться. Бланк судорожно глотает кажущийся ледяным воздух, тут же заходясь кашлем, отплёвывая воду, затёкшую в дыхательные пути. Вслепую отталкивает лапы союзника.
Колотит тяжёлая дрожь, не то от холода, не то от внезапного испуга. Чёртов волчара! Мало того, что подкрался незаметно и чуть не потопил, так ещё и хохочет, заливаясь!
– Купание в проруби – в лучших традициях северных народов! – притворно-сочувствующим тоном выдаёт Вендиго, панибратски приобняв за плечи дракончика, трясущегося от холода вперемешку со злостью. – Осталось только в снегу покатать, для верности!
– Да какого черта! – не выдерживает Бланк, отряхиваясь от начинающего покрывать шкуру льда. – Мозгов совсем нет?
– Хм… – людоед крепко задумывается. Чешет костлявой лапой лохмотья шкуры на горле: – А вот не помню! Но можно проверить! – и волчара подставляет башку, делая максимально умильную морду, на которую только способна зубастая и наполовину разложившаяся пасть. – Позволяю!
Уже без стеснения выругавшись матом, Бланк отпихивает от себя здоровенную немёртвую тушу, продолжающую глупо гоготать, и начинает загребать на мелководье, обратно к бортику. Но стоит только повернуться в нужную сторону, ища дорогу в зыбком тумане испарений Источника, как Йеро сталкивается нос к носу… со своим отражением.
Бланк озадачено замирает, делая невольный шаг назад – и опять натыкаясь на Вендиго.
– Познакомимся! – радостно сообщает людоед сквозь смех. – Теперь у нас есть подружка!
Очертания миража-ремнанта чуть плывут в дрожащем воздухе. Копия стоит по плечо в воде, приподняв радужные крылья. Делает пару спонтанных движений, словно следуя за движениями кисточки хвоста, а потом – за движениями оригинала. Осмелев, Бланк подгребает ближе к отражению, заглядывая в него, как в зеркало. Только что дублировавший движения, мираж послушно замирает, смотря на оригинал большими фиолетовыми глазами, от взгляда которых становится не по себе: слишком уж
разумными и внимательными выглядят те для безвольного манекена, точно у собственного двойника в зеркале, но без стеклянной перегородки. Точно ещё одна ожившая марионетка, только уже твоего персонажа…
Тебя.
Так легко забыть о своём новом внешнем виде, даже привыкнув к нему, но всегда смотря из глаз. Ведь мы большую часть дня не видим себя со стороны, порой даже забывая своё лицо, не вглядываясь в него в зеркале – зачем, вряд ли что-то изменилось со вчерашнего дня!
Не до конца отдавая себе отчёт в своих действиях, Бланк протягивает лапу, осторожно дотрагиваясь до копии. Уже ожидая ощутить такую же чешуйчатую шкуру, чужое – или своё? – удвоенное сердцебиение…
И облегчённо выдыхает, когда иллюзия рассыпается на множество искр, быстро тающих в воде.
– Ну что, как впечатления?
– Так себе, – хмуро отвечает Бланк, направляясь к бортику.
Манок. Из всех доступных дополнительных скиллов Йеро был выбран манок.
Не самое лучшее решение, конечно. Спелл сомнительной полезности, позволяющий лишь на пару секунд дезориентировать невнимательного врага, вынуждая того ударить по иллюзии вместо настоящей мишени или «клюнуть» на лёгкую приманку. На деле – не более чем раздражающая помеха: чаще всего противники прекрасно видят, где настоящая Йеро, просто случайно мискликают о мешающийся на пути ремнант.
Почему было не взять что-то более полезное?..
– Тоже неплохо, – благожелательно прокомментировал Вендиго, выбираясь следом.
Йеро никак не ответила, больше обеспокоенная состоянием своей второй половины, чем назойливым соратником. В расколотом надвое сознании словно возникла преграда – невидимая, но такая же непреодолимая, как границы Арены.
– А мы всё ждали, пока вы там дурачиться закончите, – Йотун наконец прекратил прикидываться гигантской каменной статуей, сливающейся с интерьером окружающих стен, барельефов и других статуй, обративших на себя внимание только сейчас. – Я уж решил, у вас там праздник Йоля!
«У нас там день ВДВ, – едва удалось придержать за зубами язык человеческой половины. –
Но да, недалеко ушли».
– Мои глубочайшие извинения, сэр! – сердито отзывается Бланк, проходя мимо великана, брезгливо отряхивая лапы и крылья. – Просто Вендиго…
– Решил взять на себя ответственность за проведение обряда перехода! – радостно отчеканил людоед. И, будто издеваясь, встал в «стойку» на три лапы, приложив четвёртую к голове.
Раздражённо выдохнув, Бланк молча направляется прочь.
Самурай обнаружился неподалёку, прохлаждающийся в тени деревьев. По пёсьей морде вилась похожая на ленту иероглифов чёрная татуировка, стекая под ворот доспехов и вытекая на правую руку, лежащую на рукояти заткнутой за пояс катаны. Поймав взгляд дракончика, Тэкео молча кивнул, подтверждая невысказанный вопрос – да, именно оно. И на полпальца вытянул новое оружие из ножен, демонстрируя точно такое же плетение из иероглифов на клинке. Йеро точно так же просто выпрямилась, убирая крылья, показывая кровавый цветок на груди. Дальнейших пояснений не требовалось, всё было понятно и без слов.
Пора было возвращаться на Арену, обратно в мясорубку новой схватки.
Выходя со внутреннего двора, Йеро ненадолго остановилась у длинной лестницы, начинающейся меж двух колонн. Дракончик смотрела на раскинувшееся впереди и внизу гигантское поле боя, похожее на дно какого-то грандиозного амфитеатра. На восходящий к ночным небесам столп света Аватара Выси. На догорающие угольками костры в лесу. Смотрела – и пыталась вспомнить, как она тут оказалась. Пыталась вспомнить хоть что-то, что было до того, как она проснулась. Но в памяти, как назло, плавали лишь разрозненные осколки сновидений, островки Грёзы – такие же далёкие и недосягаемые, как и зависшие над лесным краем карты летучие обломки, кажущиеся сейчас чёрными пятнами в сером тумане.
Отбросив эти мысли, дракончик всем телом и крыльями прижалась к гранитным ступеням, чтобы спружинить от них, выбросив себя вверх. Хлопок не до конца высохшими крыльями, ещё один, и ещё один, набирая высоту перед первым рывком с пера, выкидывающим выше по потокам, под небо – за летящей в туманные облака искрой фокуса.
Как высоко ты сможешь взлететь, прежде чем тебя покинут силы и закончится воздух?
Как страшно будет падать оттуда – прямо вниз, в более не контролируемом падении?
Камнем летя до самой земли, не в состоянии очнуться от смертельного сна.
…ты всё ещё думаешь, что спишь?
