And the Oscar Goes to...

Микки потирает рот тыльной стороной ладони и по привычке прикусывает нижнюю губу. — Открытие состоится только в конце недели. — Я знаю. Я подумал, что будет неловко, если это будет первый раз, когда мы увидим друг друга. Так как там будет присутствовать пресса. — Это будет переполненный зал. Я сомневаюсь, что мы бы даже столкнулись друг с другом. — Даже если бы это было правдой, я уверен, что пресса форсирует какую-то встречу или задаст всевозможные вопросы. — Не волнуйся. Я очень хорошо научился перенаправлять то, о чем люди спрашивают, на то, о чем я хочу поговорить. Твои секреты со мной в безопасности. Йен вздыхает. — Пожалуйста, позволь угостить тебя чашечкой кофе? — И быть замеченным на публике с тобой? Нет. — Микки качает головой. — Чёрт, тот факт, что ты здесь, уже достаточно плохо. Надеюсь, все твои маленькие друзья-папарацци не последовали за тобой сюда. — Я прилетел на частном самолёте. Никто ещё не знает, что я здесь. И, если кто-то спросит, я просто приехал в город пораньше, чтобы увидеть свою семью. По той же причине я здесь. Дебби сказала, что получила тут работу. — Анна может показать тебе, где офис Дебби. У меня много работы. — Микки поворачивается и возвращается в свой кабинет. Его грёбаные руки трясутся, и это его бесит. Он больше чувствует, чем слышит, как Йен следует за ним. — Я думаю, ты неправильно понял указания Анны. Это не офис Дебби. — Ты можешь хотя бы взглянуть на меня? Микки засовывает руки в карманы и оборачивается. Он не может представить, как выглядит его лицо. Он не уверен, что хочет знать. Йен выглядит хорошо, что делает его иррационально злым. — Теперь счастлив? — Я не сильный. — Микки фыркает, а Йен закатывает глаза. — Эмоционально. У меня классический синдром среднего ребёнка. Добавь к этому тот факт, что у меня нет родительских образцов для подражания, кроме Фионы, которая, как бы хороша она ни была, не была отличной. Потом смешай это с тем, что у меня другой отец, нежели у всех моих братьев и сестёр. И тот факт, что, будучи ребёнком-геем, единственные люди, которых я мог найти, которые даже хотели быть замеченными со мной, обычно были старше, женаты, лгали себе и лгали мне. А теперь я работаю в Голливуде, что не так уж и отличается. Мне нравится быть другими людьми, потому что это проще, чем быть собой большую часть времени. — Думаю, я уже видел твоё лучшее выступление, Галлагер. Нет необходимости идти на сиквел. — Джейсон заставил… Джейсон сыграл на всём этом. Напомнил мне, кем я являюсь на самом деле. Кем я был, когда пришёл сюда. Кто дал мне мою первую роль. Кто написал мою первую роль. Напомнил, что я у него в долгу. Что без него я никто. Он точно знал, что сказать. Как это сказать. — Хорошо. Это всё его вина. Понял. Я осознал свою ошибку. Я полностью прощаю тебя. — Он ухмыляется и садится, положив ноги на стол. — Люди, которых ты любишь, могут причинить тебе боль больше, чем кто-либо другой в мире. Они знают все струпья и шрамы. Они знают все уязвимые места. Они знают, куда нажать, чтобы было больно, куда надавить, чтобы потекла кровь. Я рассказал ему всё. Я думал, что он любит меня, и отдал ему всё, что у меня было, потому что думал, что так оно и работает. Я думал, что именно так ты и делаешь, когда влюблён. — Ну, тогда ты грёбаный идиот, не так ли? Йен смеётся. — Да. Так и есть. — Ну. Хорошая беседа. — Микки роняет ноги на пол. — Развлекайся, навещая сестру. — Я не лгал. Микки качает головой. — Ты чертовски много врал. — Он меня подцепил. Когда я переехал туда. Так я с ним и познакомился. Я работал на улице, и он увидел меня и, не знаю, подумал, что я буду хорош как Линчпин. — Вот как он тебе заплатил? Ночь секса ради обещания роли? — Микки качает головой и закатывает глаза. — Твоя слезливая история очень печальна. Йен хлопает ладонями по столу. — Ты, блядь, выслушаешь меня! — Он откидывается на спинку стула и проводит руками по волосам. — Он заплатил. В первую ночь. И во вторую. И в третью. А потом он дал мне сценарий, и я пошёл на прослушивание. И, чёрт возьми, он был прав. Я был хорошим Линчпином. — Это был дерьмовый фильм. — Это было чертовски ужасно. Но я был хорош. Губы Микки слегка кривятся. — Да. Ты был в порядке. — Хорош. — Ладно. Хорош. Хотя я не могу себе представить, как может быть тяжело играть какого-то опасного урода с плохими волосами. Просто представь твоего отца. Йен удивлённо смеётся. — О, блин. У него плохие волосы, не так ли? Но он даже близко не опасный. — Он снова смеётся и, наконец, успокаивается, глубоко вздохнув. — Он обещал написать мне другую роль. И он сделал это. И она была посредственной, но я был хорош. Он писал на основе моих сильных сторон, и другие люди начали замечать меня. И я перестал заниматься проституцией и переехал к нему. — Ты перестал трахать разных парней. Ты всё ещё торговал собой. Йен вздрагивает. — Да. Да, ты прав. Но в то время казалось, что это не так. Не для меня. Все было по-другому. Это было то, чем я хотел заниматься. Поэтому мне потребовалось много времени, чтобы понять, что я не только все еще проститутничаю, но и плачу ему за привилегию. — Есть ли смысл в этой истории? — Микки старается говорить ровным, спокойным голосом. — Ты ищешь сочувствия? Потому что ты не найдешь его здесь. Ты захлопнул дверь и сжёг мост. — Его голос искажается, становясь саркастическим. — Мне жаль, что твоя жизнь трудна, Голливуд. — Он умеет манипулировать мной. Дай мне шанс на то, что я хочу, и ты можешь согнуть, и крутить, и двигать меня в любом направлении, в каком захочешь. Вот в чём он хорош. Выворачивает меня наизнанку. Напоминая мне, что я не сильный, и мне нужно, чтобы обо мне заботились, даже когда это последнее, чего я хочу. Даже если я сам хочу позаботиться о себе. Даже если я знаю, что могу. Микки встаёт и обходит вокруг стола, чтобы оказаться прямо перед Йеном. — Мне. Всё. Равно. — Я не шутил, когда говорил, что люблю тебя. Когда я сказал, что не спал с ним, пока мы были вместе. Что я не отправлял эти письма. Клянусь, я ничего ему о тебе не рассказывал. О нас. — Убирайся к чёрту из моего офиса. — Микки держит свой голос ровным, но это труднее, чем когда-либо было. — Мы закончили. Сколько раз мне повторять это? Сколько раз я должен это сделать, чтобы вдолбить это в твою тупую голову? — Говори это каждый грёбаный день. Просто будь здесь, чтобы сказать это мне. — Йен встаёт слишком близко, чтобы Микки мог чувствовать себя комфортно. Он хочет сделать шаг назад, но ему мешает стол. — Я знаю, что ты мне не веришь. Не думаю, что сам бы себе поверил. Быть проституткой — это не конец света, верно? Хотя, быть гей-проституткой немного ближе к этому. Если я буду разоблачён как проститутка, всё зададутся вопросом, почему я получал роли, которые я играл. Что я сделал, чтобы получить их. Не только зрители, но и мои коллеги, люди, которые не получили роли. То, на что я способен как актёр, в этом случае не имеет значения. Всё, что имеет значение, это то, что я раньше сосал и трахался за деньги. — У тебя есть дерьмо на него. — Потому что чьи-то родители поверили бы тому шлюхе-гею, который только что был разоблачён? Мне терять больше, чем ему. — Так что же изменилось? Ты всё ещё в том же положении с ним. Он говорит прыгать, ты спрашиваешь, как высоко. Я удивлён, что он вообще позволил тебе пройти через этот грёбаный фарс. — В то время мы не были вместе. И я надеялся, что… — Какой-нибудь идиот придёт и позволит тебе покупать и продавать его вместо того, чтобы тебе быть купленным и проданным? Йен вздрагивает. — Это не так… Микки тянется назад и хватает телефон на столе, косясь, чтобы убедиться, что он набирает правильные цифры. Прежде чем Дебби даже успела поздороваться, Микки говорит: — Приходи ко мне в офис и забери своего проклятого брата. — Он бросает трубку и оглядывается на Йена. — Он всегда будет иметь это влияние над тобой, потому что ты отказываешься видеть выход. Хочешь сочувствия? Хочешь, чтобы кто-нибудь сказал, что все в порядке? Я не тот парень. Я боролся зубами и когтями, чтобы быть там, где я есть. Ты видел шрамы, Йен. Ты отследили их, прикоснулся к ним. Я выкарабкался из дерьма. И верёвка, за которую я должен вытащить других людей из этого, идет к этим детям. — Я не прошу тебя помочь мне! — Йен сжимает в кулаках рубашку Микки и притягивает его к себе. Слишком близко. Недостаточно близко. — Я прошу тебя… — Он не ослабляет хватку, но его мышцы немного расслабляются. — Я прошу тебя попытаться понять. Позволить мне попытался это исправить. — Это была подделка, Йен. Все это. Здесь нечего исправлять. Фальшивый фасад. Дорисовка (1). — Он кладёт свои руки поверх рук Йена. — Не всё было фальшивкой. — Йен облизывает губы и качает головой, прижимаясь легким поцелуем к губам Микки. Глаза Микки инстинктивно закрываются, и он открывает рот в ответ на прикосновение. Язык Йена скользит навстречу языку Микки, прежде чем его кончик трепещет по нёбу Микки. Спина Микки выгибается, и он прижимается ближе к Йену, удерживаемый там рукой, которую Йен выпускает из рубашки Микки, вместо этого располагая её на пояснице. Микки знает, что им нужно остановиться. Знает, что ему нужно остановить это, но запах, вкус и ощущение Йена ошеломляют. Это настолько чертовски именно то, чего хочет Микки, что он не может. Его нога обвивается вокруг задней части обоих ног Йена, а рука скользит вверх по затылку Йена. Он тихонько всхлипывает, когда обе руки Йена двигаются к заднице Микки и подталкивают его на стол. Бёдра Микки крепче прижимаются к бёдрам Йена, когда руки Йена поднимаются вверх, вытаскивая рубашку Микки из джинсов и проскальзывая под неё: пальцы тёплые, но прохладные на разгорячённой коже Микки. Йен прерывает поцелуй и двигается губами к шее Микки, целуя его по пути вниз, чтобы уткнуться носом в челюсть Микки, лизать вдоль кости́, прежде чем царапать зубами вдоль шеи Микки. Мозг Микки напоминает ему, что ему нужно оттолкнуть Йена по сотне причин, о некоторых из которых он только что прямо заявил, но то, как Йен ощущается, поджигает что что-то в Микки. Заставляет его хотеть. Заставляет поверить. Делает его ебучим идиотом. — Микки, блядь, — выдыхает Йен, слова падают на влажную кожу и заставляют Микки дрожать. Йен снова обхватывает руками задницу Микки и притягивает его ближе. Член Йена твёрдый и толстый против члена Микки, даже через две пары синих джинсов. — Хочу тебя. Так чертовски сильно. Микки открывает рот, решив остановить Йена. Сказать, что они не собираются этого делать. У него нет ни единого шанса, прежде чем он слышит приглушенный смех, сопровождаемый голосом Дебби. — Привет, Йен. Они оба отпрянули назад, челюсть Микки ударилась о голову Йена, и Йен упал навзничь, оказавшись наполовину на кресле, наполовину на полу, с Микки, пытающимся не упасть на него сверху. Йен сдерживает смех. — Привет, Дебс. — Он поднимает руку и машет ей. — Как дела? — Ну, я бы сказала, лучше, чем ты, учитывая твоё положение, но у тебя также есть мой босс верхом на тебе, так что, может быть, всё в порядке. — Она встречается взглядом с Микки, когда ему удается освободиться от Йена и встать. Он знает, что выглядит помятым, взъерошенным и возбуждённым. Он действительно, действительно начинает ненавидеть Йена Галлагера. — Ты звонил, Микки? — Ты чертовски уморительна. Твой брат пришёл повидаться с тобой. — Нет. Я так не думаю. — Она улыбается и скрещивает руки на груди. — Йен? Ты здесь, чтобы увидеть меня? — В конечном счёте. — Он протягивает руку Микки и смотрит на него, пока тот не принимает её в раздражении, и помогает ему подняться на ноги. Он подходит к Дебби и обнимает её приподнимая. — Привет, малыш. — Придурок. — Она крепко обнимает его. — Скажи мне, что ты, по крайней мере, сначала был у Фионы. — Видел Фи и Лиама. Карл работал, так что ужин с семьёй сегодня. Ты идёшь? — Конечно. Микки. Вы с Анной тоже должны прийти. — Что? Анна вторит ему. — Что? — Мы должны организовать бар-бе-кю. Отметить пред-открытие центра. Пригласите всех сотрудников. Я позвоню Фионе. — Она вырывается из рук Йена и направляется к себе в кабинет. — Черт, Фиона взбесится. — Йен улыбается, а Микки многозначительно смотрит на него. — Что? — Иди с сестрой. Останови её. Я не приду на какое-то воссоединение семьи Галлагер, чтобы меня завалили вопросами о наших отношениях. Или об их отсутствии. Или почему я вообще там, если отношений нет. — Это по работе. — Йен пожимает плечами. — Всё в порядке. — О боже, я чертовски ненавижу Галлагеров. — Он топает обратно в свой кабинет и падает в своё рабочее кресло. — От вас больше неприятностей, чем пользы! ***** (1) Дорисовка (с англ. Matte Painting) — технология комбинированной съёмки, при которой натурная часть кадра совмещается с рисунком для создания иллюзии окружающей среды, которую по каким-либо причинам невозможно снять напрямую или воспроизвести с помощью декораций. Главная задача специалистов по дорисовке состоит в фотореалистичности получившихся изображений и их органичном сочетании с натурными объектами. В принципе, понятно, почему Микки использует этот термин. Возьмите что-то настоящее, добавьте к нему «фальшивую» ноту, и получится нужная, весьма реалистичная картинка, которой, однако, не существует в действительности.