Назад из будущего: Эпизод VI. Войны клонов

Хоть Энакин и знал, что Люк отправился к мастеру-ситху, ничто не могло подготовить его к тому, что голографический экран оживет и покажет верховного канцлера, который закричал клонам, чтобы они убили джедаев. Теперь, пока он лежит, свернувшись калачиком, на полу, а Оби-Ван обнимает его, он все еще не готов воспринимать грохот мечей, полные агонии крики Люка и вопли Палпатина. Он смотрит, как свет от голографического экрана падает на стены и пол, а также на тела, разбросанные по темной квартире Падме. — …худшее позади, Энакин, я здесь и… Что-то заслоняет ему обзор, и Падме садится перед ним, Эхо помогает ей спуститься на пол. В отчаянии он протягивает руку к ней, к близнецам. Она здесь, и она дышит; ужасные кошмары, которые мучили его в течение многих недель, не сбылись. Она плачет, склонившись над ним, и изо всех сил старается обхватить его руками. Он хочет сказать ей, чтобы она не держалась за него, потому что он не может быть ее опорой, ее уверенностью, ее защитником. – … я бы никогда не рассказал Совету, поверь мне… Вселенная раскололась надвое, и Энакин не может перестать трястись, не может остановить ужасные рыдания, вырывающиеся наружу. Он не может спасти их. Он не может защитить их. Он недостаточно хорош, недостаточно быстр, недостаточно умен, недостаточно силен. Нигде не безопасно. (Он не плакал так сильно с того дня, когда Гардулла оттащила от него мать, чтобы сделать ставку.) — …пожалуйста, нет ничего важнее… Раздается страшный грохот, и одно из немногих оставшихся окон выбивает наружу. Все здание, кажется, сотрясается до самого основания, в стенах появляются трещины. Эхо ругается, а потом кричит, что Переговорщик только что совершил аварийную посадку. Энакин крепко зажмуривается. Асока! Асока ведь на Переговорщике! Пока он лежит на полу, не в силах пошевелиться, никчемный и бесполезный! Мой падаван, мои люди, храм… — …когда я не должен был этого делать. Мне очень жаль, Энакин. Мне очень, очень жаль… (Оби-Ван, это Оби-Ван все еще говорит, он не перестает говорить. Он здесь. Оби-Ван не оставил его.) — …все будет хорошо, клянусь тебе. Мы пройдем через это вместе… И все звуки исчезают, и Энакин знает, что делать, не думая. Он садится и хватает Оби-Вана, Падме и детей, крепко прижимая их к себе, и тянется к Силе, как раз когда волна темноты с ревом врывается в комнату. Это похоже на то, словно его накрыла песчаная буря ненависти и ярости, извивающееся зло, ищущее, исполненное желания убить, все еще отчаянно жаждущее его, Падме, близнецов… Нет, думает Энакин и, чувствуя своих близких рядом с собой, своих людей вокруг себя, он каким-то образом находит в себе силы удержаться. — Нет! Буря утихает, и он оглядывается вокруг, и они все еще здесь, все еще дышат, близнецы теперь вопят и плачут, и голоэкран наконец благословенно молчит. Энакин делает один неуверенный вдох за другим, а затем протягивает руку, чтобы помочь Падме успокоить детей. Лицо Леи все сжалось и покраснело, когда она завыла от неудовольствия, и Энакин обернул свое присутствие Силы вокруг нее, отчаянно прощупывая ее, но, к счастью, она в порядке. Люк, а как же Люк? — думает он. Падме укачивает его, даже когда слезы от пережитого стресса начинают стекают по ее щекам. Оби-Ван осторожно проводит рукой по голове его сына и громко вздыхает с облегчением. Они в порядке, они в порядке, и Палпатин мертв. Сила содрогается вокруг них. Энакин моргает, пытаясь смахнуть слезы. По какой-то причине он чувствует себя отделенным от самого своего тела, как будто он находится в двух местах одновременно. Ему трудно дышать, легкие горят. Он попытался сосредоточиться. Отдаленная его часть требует действовать. Ему нужно встать, добраться до места крушения, чтобы проверить, что там с Асокой (он чувствует ее, она жива), нужно отправиться в храм и оценить ущерб, Сенат, он должен добраться до Сената, где Люк и остальные победили Палпатина. Он не знает, живы они или нет, голоэкран был отключен штормом темной Силы, но если бы он мог просто встать… Энакин чертыхается, уверенный, что он увидел, всего на мгновение… как кто-то появился позади его жены, но так же быстро, как и возник, исчез во вспышке цвета и звездной пыли. /////////////////////////////////////////////// — Сэр, команда эвакуации будет здесь через десять минут, что нам нужно собрать с собой? — тихо спрашивает Эхо, присаживаясь на корточки рядом с генералом Скайуокером. Его генерал вздрагивает от этих слов; он открывает рот и тут же закрывает его. Он молча качает головой, глядя на Эхо. — Эвакуация? Эвакуация куда? — с кашлем говорит генерал Кеноби. — За пределы планеты, сэр. У нас приказ удалить вас с Корусканта, как только появится возможность. «Решительный» не слишком сильно поврежден, и нам нужно выдвигаться. Охранников нужно доставить в операционную и удалить чипы. Сенатор, что нам нужно взять с собой для малышей? Сенатор выглядит сбитой с толку, протягивает дрожащую руку, чтобы потереть лицо, бормочет:  — У меня… у меня еще нет детей, я собиралась поехать на Набу, чтобы родить их там, но сначала я должна проголосовать, завтра голосование, и… — она в шоке оглядывает развалины своей квартиры, как будто только что осознала, какие разрушения вызвало сражение. Эхо внутренне вздрагивает. Выглядит, словно зона бедствия. — Я, э-э, не думаю, что завтра будет голосование, — осторожно говорит ей Эхо. — Мы позаботимся о ваших вещах, мэм. Кикс, — подзывает он медика. Генерал Скайуокер был смертельно бледен, весь дрожал, обливался потом и с трудом дышал. Эхо никогда не видел, чтобы один или два его брата выглядели так плохо после перестрелки, и он искренне беспокоится за генерала. Он также очень благодарен, что капитан Рекс, Вейдер и Люк проинструктировали его, чтобы он ни при каких обстоятельствах не забирал генерала или его жену в храм после окончания противостояния. Сенатор выглядела немногим лучше своего мужа, что и неудивительно, ведь она только пару часов назад родила. Генерал Кеноби выглядел так, как будто он напился пунша после того, как слишком долго бодрствовал на слишком большом количестве стимуляторов. — Совет, — отрывисто произносит генерал Кеноби, пытаясь собраться с мыслями. — Нам нужно доложить командованию… — тут он замолкает так же внезапно, как и начинает. Генерал Скайуокер буквально отшатывается, полный ярости, от другого джедая, склоняясь над младенцами, которых держали между ним и его женой, как будто защищая их от какой-то новой опасности. Прежде чем Эхо успевает вмешаться и настоять, чтобы они ушли на корабль, Кеноби отступает. — Нет, нет, ты прав, — быстро говорит он, кладя руку на дрожащее плечо Энакина, пытаясь преодолеть внезапную пропасть между ними, которой не было еще мгновение назад. — Медицинские учреждения на планете будут сильно переполнены; люди нуждаются в лечении. Вы правы, нам нужно добраться до «Решительного», спасибо, Эхо. Это все, что ему нужно услышать. Эхо доставит их в безопасное место, и он надеется, что наконец получит весточку от Пятерни и остальных к тому времени, когда они будут в воздухе. /////////////////////////////////////////////////////// Когда канонерка зависла над сенатской площадью, Рекс выпрыгнул наружу, не дожидаясь, пока та приземлится. Атаки гвардейцев Сената прекратились, но Рекс не стал рисковать и все еще держал оружие наготове. Сначала он увидел Болтуна, зажимающего рану Качка, его собственная нога был затянута жгутом из кусков плаща. Рекс впервые увидел Качка таким спокойным и неподвижным, с расфокусированным взглядом и неглубоким дыханием. Пятерня еще каким-то образом был в сознании и рыдал от боли, Болтун не осмеливался двигать его из-за травмы позвоночника, пока на место происшествия не вызвали медика. Рекс осторожно положил руку на плечо Пятерне и прошептал ему на ухо, что помощь уже здесь, настойчиво подзывая медика. Из Сената донесся шум. Из здания начали выходить люди, сенаторы, помощники и даже дроиды, привлеченные к этой сцене теперь, когда бой прекратился и голонет был отключен. Рекс приказал своим людям держать всех подальше и, в случае необходимости, разобраться с тем, что осталось от сенатской гвардии. Он двинулся вперед, Джесси держался рядом с ним. Тело канцлера было всего лишь черным пятном на земле. А Люк… Рекс нашел его, свернувшегося калачиком возле разрушенного тела своего отца. Он убрал оружие в кобуру и снял шлем. Он медленно приблизился к Люку, сжимая и разжимая кулаки. Да и что он мог сказать? Когда он терял братьев по партии или близких товарищей по отряду, его учили оставлять мертвых, чтобы продолжать идти, несмотря ни на что. Горе приходило только в темноте казарм или в каком-нибудь тихом уголке посадочной площадки, где братья могли тихо вспоминать погибших. Клоны были рождены, чтобы быть солдатами на службе у джедаев, но теперь, когда у Рекса было больше свободы и больше возможностей, чем когда-либо прежде в его жизни, он чувствовал себя по-настоящему беспомощным. Люк поднял голову и протянул руки к потрескавшейся маске отца. Он осторожно приподнял сначала шлем, а затем откинул лицевую пластину. Рекс с трудом сглотнул при виде лежащего перед ним человека. Джесси сочувственно зашипел у него за спиной, когда в поле зрения появилась обожженная и болезненно белая плоть. (Когда Вейдер появился на Умбаре, среди них ходили споры, был ли он дроидом или каким-то аналогом Гривуса, наполовину человеком, наполовину машиной, нечеловеческим и чудовищным. Но теперь он знал, что под броней был человек, человек, покрытый шрамами.) Не говоря ни слова, Люк поднял руку в перчатке и начал разбивать сначала маску, а потом и шлем вдребезги. Рекс шагнул вперед, протягивая руку, чтобы остановить Люка, пока тот не поранился, и только тогда понял, что рука того была протезом. Рекс недоумевал, как он умудрился потерять конечность. Когда маска превратилась в кучу осколков, Люк потянулся к нагрудной пластинчатой броне своего отца, распутал дыхательный аппарат и разбил его тоже. Наконец, он взял отцовский плащ из тканевой брони, распахнул его и медленно, осторожно поднял, чтобы сделать из него саван. — Капитан Рекс, — низким сдавленным голосом сказал джедай. — Сэр, — ответил он, вытянувшись по стойке смирно. — Война закончилась. У нас мир. После чего последовала долгая пауза. (Люк произносил эти слова так много раз, желая, чтобы они были правдой. Теперь, наконец, они были правдой, понял Рекс). — Я…я не знаю, что мне теперь делать, — признался он срывающимся от отчаяния голосом. Его руки дрожали над телом отца. — Мы… мы правда не говорили о том, что будем делать после смерти императора, — Люк с трудом сглотнул. — Я думаю, может… он не думал, что выживет. Я сам… не ожидал, что выживу, — добавил он. — Какой-то едва обученный джедай столкнулся с ним и выжил? Ха, когда он убил тысячи самых лучших. Он провел рукой по лицу, поморщившись, когда коснулся ожогов на краю челюсти, кровоточащих и красных. — Сэр, вам нужен медик, — встревоженно предложил Рекс. Он хотел прекратить этот разговор, немедленно. Люк и Вейдер всегда держались так спокойно, так твердо, так уверенно, как будто ничто не могло их поколебать. Знать, что они просто стремились к этому бою с Палпатином и никогда не ожидали, что выйдут из него живыми… — Вы ранены. Позвольте нам… — И что же мне теперь делать? Мне здесь даже не место, — пробормотал он. — Я не хочу причинять им боль, они уже достаточно пострадали. Но… Но я не могу идти дальше в одиночестве. Может быть… может быть, мне стоит… Рекс шагнул вперед и, взяв Люка за плечи, оттащил его от тела отца. Джесси и Ред быстро подошли к ним и осторожно положили Вейдера на носилки. — Сэр, — настаивал Рекс. — Нам нужно отвезти вас к врачу. — Нет, я не могу уйти… — Сэр, если бы Вейдер был здесь, он убил бы меня за то, что я немедленно не отправил вас к медику. Я не так уж уверен, что он не найдет способ убить меня даже сейчас, если я не позабочусь о вас. Пожалуйста, сэр, — в отчаянии взмолился Рекс. — Позвольте нам помочь вам. Люк не мог оторвать глаз от тела. Наконец он кивнул. Он с трудом поднялся на ноги, тяжело опираясь на плечо капитана, и они вместе направились к ожидающим их штурмовикам. ////////////////////////////////////////////////////// Эппо высаживается с отрядом помощи «Бесстрашного», и солдаты спешат добраться до мостика «Переговорщика»так быстро, как только могут. Они находят Коди в ловушке под упавшим столбом и Олли и Асоку, рухнувших рядом, оба едва дышат, наглотавшись дыма, оба покрыты ожогами. Возникает вопрос, в какое медицинское учреждение их отвезти. Местные больницы и отделения не будут лечить клонов (по республиканскому закону каминоанцы имеют исключительное право на их генетический код, и они объявили биологию клонов коммерческой тайной). Кроме того, местные медицинские учреждения, несомненно, переполнены жертвами среди гражданского населения. К счастью, Эппо получает сообщение от Ваксера из 212-го, в котором говорится, что они могут отправить раненых в храм для лечения. (Как Эппо позже узнает, развернулась целая битва из-за лечения братьев, пострадавших при нападении на храм. Джедаи не хотели, чтобы они приносили раненых и мертвых в их святилище. Даже когда храм рушился вокруг них, они старались держать всех подальше. Но Догма (из всех них это был именно Догма) заставил джедаев позволить клонам остаться там. Они говорят, что он осмелился перечить генералу Винду и прошел мимо этого человека и его меча, отказываясь быть запуганным. Они говорят, что Догма сказал джедаям, что им придется убить его, чтобы остановить. Он не позволит своим раненым братьям страдать даже на мгновение дольше, чем это необходимо, только из-за джедайских правил, традиций и законов Республики.) Догма велел людям разложить тела гвардейцев Корусканта, убитых мечами, турболазерами и крошащейся каменной кладкой, бок о бок в том, что, вероятно, было джедайским эквивалентом столовой, и поместить их под стазисное поле. Тела бойцов из 501-го и 212-го были уложены там же, некоторые были убиты другими клонами, потому что отказались наносить им смертельные выстрелы, как и тела тех, кого не успели остановить, и они покончили с собой. Эппо выставляет почетный караул вокруг мертвецов и испытывает болезненную гордость, зная, что никто из корускантской гвардии не был убит объединенными силами клонов, защищающими храм. Раненые — да, но мертвые? Нет, ни одного. (Он также впервые обнаруживает, что чувствует себя неуютно рядом с незнакомым джедаем. Проходя по залам храма, он не может не смотреть на мечи, висящие у них на поясе, и не думать о том, скольких его братьев они зарубили.) Командир Вольф и 104-й полк прибывают с подкреплением и медикаментами. Генерал Кун неустанно работает с Бутсом, Виром, Ваксером и Шокером, исцеляя охранников Корусканта, исправляя их генетический дефект и подготавливая их для хирургического удаления чипов. Эппо не уверен, что он чувствует, когда видит, как один из джедаев-целителей (женщина Мон Каламари) наконец выходит вперед и просит, чтобы ей показали технику исцеления Силой почти через день, после того, как сотни охранников уже были обработаны неустанными усилиями генерала и чувствительных к Силе клонов. Генерал Кун направляет ее на работу с Виром. Но Эппо знает, что он испытывает чувство неистовой гордости, когда обнаруживается, что один из членов Корускантской гвардии, дрожащий и бледный, чувствителен к Силе. Чувствительные к Силе клоны быстро уверяют его, что он может получить обучение, если захочет, и у него есть ровно столько времени, сколько ему нужно, чтобы снова встать на ноги. Охранник, у которого даже имени нет, может только кивнуть, но Эппо не беспокоится за него. Его братья не уходят дальше, чем на расстояние вытянутой руки, и генерал Кун приглашает его присоединиться к тренировкам, не обращая внимание на испуганные шепоты джедаев, бродящих поблизости. Когда командир Вольф наконец настаивает, чтобы он немного отдохнул, Эппо заканчивает тем, что ложится с другими солдатами на полу какой-то неиспользуемой комнаты, все они молча смотрят на незнакомый потолок; слишком усталые, чтобы даже спать, слишком взвинченные и неуверенные в тишине храма. И только когда он слышит рядом топот ног и болтовню детенышей, каждый мускул его тела начинает расслабляться, и он наконец переворачивается, устраивается поудобнее и засыпает. ////////////////////////////////////////// Проснувшись, Асока неловкими пальцами стягивает с себя кислородную маску. Медицинские трубки и эластичные завязки на маске больно врезаются в ее лекку. Она шарит вокруг, пока не снимает маску, и сразу же жалеет, что попыталась дышать без нее. Все вокруг нее начинает пищать, а потом кто-то хватает маску и прижимает обратно к ее носу и рту. Она поднимает глаза и видит Коди, сидящего (парящего, на парящем стуле) рядом с ней. — Наденьте маску обратно, сэр, — хрипит Коди, — или медики набросятся на вас с кулаками. Асока использует одну необвязанную (бинты? — неужели?) руку, чтобы держаться за маску и делает несколько глубоких вдохов. — Думаю, теперь ты можешь называть меня Асокой, — говорит она. Она узнает архитектуру храма. Она смотрит на Коди, чья нога подперта и покрыта бинтами, а не бактой, которая беспокоит Асоку. Она осматривает остальную часть палаты и видит Олли и солдат, которых она знает и не знает на соседних кроватях. — Мастер Энакин, мастер Оби-Ван, солдаты… — Эхо доложил, что генералы, сенатор и дети живы и он забрал их в безопасное место. Потери войск были намного выше, чем мы рассчитывали. Было несколько самоубийств среди охранников, — тихо говорит Коди, стараясь, чтобы их не подслушали. Он знает, что она не успокоится, пока не услышит новости, и не пытается убедить ее снова заснуть. — Джедаи в храме отделались ранениями, лишь некоторые из них погибли. Прежде чем скомпрометированных клонов удалось остановить, погибло несколько джедаев на фронте. Было несколько жертв среди мирного населения, но не так много, как могло бы быть, если бы вы не пилотировали «Переговорщик». Многие солдаты погибли, как защищая, так и нападая на храм, — тихо заканчивает он. Асока тяжело сглатывает. — Мастер ситхов? Кто же это был? Рискованно было поддерживать новостной поток Сената на частотах ВАР, хотя, неважно, триггер все равно сработал, — горько говорит она. — Он что, в плену? Или… мертв? У Коди каменеет лицо. — Он мертв. Вейдер убил его. Это был верховный канцлер. Она задыхается от его слов, грудь вздымается, когда она пытается дышать. — Нет, это неправда! Это… это же невозможно! — Это правда, — твердо настаивает Коди, беря ее свободную руку в свою и просто нежно удерживая ее. — Это был Палпатин. Он управлял Республикой и сепаратистами одновременно. Вся эта война была обманом. От начала и до конца, это все был он. Слезы щиплют ей глаза. Она не может в это поверить. Ее разум лихорадочно перебирает все мгновения, которые она когда-либо проводила с этим человеком, когда она видела его, была в его присутствии, защищала его и помогала своему мастеру спасти его жизнь. Она ничего не чувствовала через Силу, ни малейшего намека на то, что он несет какую-то тьму. Но Люк был прав все эти месяцы назад, когда он сказал ей, что это станет очевидным, если она остановится, воспользуется своей головой и подумает об этом. Кто еще мог финансировать создание армии клонов и имплантировать им контрольные чипы? Кто из всей галактики выигрывает от войны, что бы ни происходило на поле боя? Сила, она была так слепа. — Он мертв, — уверяет ее Коди. — Он мертв и больше никому не причинит вреда. Вы даже можете посмотреть головид всего боя, если хотите, и посмотреть, как он умирает на повторе. Они продолжают показывать его по голонету. Можно подумать, что галактика никогда раньше не видела боя на световых мечах, судя по тому, как они все время об этом говорят, — сардонически говорит он. Асока изо всех сил пытается найти самообладание, и говорит: — Спорим… спорим, это была довольно классная драка. Они уже здесь? — спрашивает она, пытаясь поднять голову. — Люк и Вейдер, Пятерня, Качок и Болтун? Я не могу поверить, что в храме есть клоны, но если уж они Вейдера пустили внутрь… — говорит она с всхлипывающим смешком. Командир отрицательно качает головой. — В последний раз, когда я слышал от них, их забрали на «Бесстрашный. Их неслабо потрепало, но Рекс связался с нами, прежде чем они покинули систему, и сказал, что все выкарабкаются со временем. А Вейдер… его травмы были слишком тяжелыми, — объясняет он. — Он умер вскоре после мастера-ситха. Асока закрывает глаза. Она не знает почему, но мысль о смерти Вейдера наполняет ее глубоким чувством печали, потери. Нет, мне не грустно, что Вейдер мертв, мне грустно за Люка! — твердо говорит она себе. Люк потерял отца, которого любил (в то время как никто в здравом уме не должен и откровенно не мог бы любить ситха). Она не должна расстраиваться из-за смерти Вейдера. Он был тьмой, болью и насилием. (Он победил мастера ситхов, он разоблачил Палпатина и помог спасти вас всех, что-то шепчет внутри нее). Но как бы сильно Вейдер ни избегал ее во время их короткого времени вместе, (за исключением критики ее убеждений, ордена и того, как она держала свои мечи), Асока не может не помнить, что в нем было намного больше, чем просто тьма. Вейдер мог быть причудливым, так же одержимым техникой, как и ее мастер, и она не может отрицать, что он глубоко заботился о своем сыне. Ситхи поубивали друг друга, и это хорошо, верно? — думает Асока про себя. Хорошо, что Палпатин мертв. Это хорошо, что Вейдера больше нет рядом, чтобы попытаться захватить власть или выкинуть какие-нибудь ситхские вещи. Это очень хорошо. Так почему же ей хочется плакать? ///////////////////////////////////////////// Когда Йода вернулся на Корускант через несколько дней после смерти Палпатина, он был потрясен опустошением и изменениями, произошедшими в его отсутствие. Во время войны возвращение в храм всегда давало Йоде некоторую долю покоя. Он оставался убежищем и святилищем перед лицом великой тьмы. Теперь храм и прилегающая территория были в руинах. Вся верхняя часть храмового сооружения обвалилась, а то, что осталось, было разрушено и должно было быть восстановлено заново. Тем временем, храм был открыт для внешнего мира впервые за тысячелетия. В другое время это было бы более серьезной проблемой, но Йода с грустью осознал, что осталось так мало джедаев, что они могли бы легко разместить свои жилые помещения в более безопасных местах в глубине храма. Но не только физический мир изменился с тех пор, как он в последний раз был на Корусканте. Сама атмосфера, прежде такая безмятежная, тихая и торжественная, казалось, была навсегда разрушена. По всему храму ходили слухи и россказни о том, как далеко простирались заговоры Сидиуса. Голографическая передача о его неудавшемся аресте и смерти все еще транслировалась, и тот, кто сумел взломать весь голонет, также счел нужным сделать все файлы канцлера общественным достоянием. Те, кто сознательно наживался на его заговорах или был замешан в них, были арестованы корускантской гвардией и ожидали суда (долгое им предстоит ожидание, учитывая, что добрая четверть судебных чиновников была среди тех, кто ждал суда за свои преступления, связанные со сговором с ситхами, наряду с третью Сената). Орден гудел от откровений последних нескольких дней, постоянный гул разговоров эхом разносился по залам. Молодые и старые джедаи словно навсегда приклеились к голонету. Казалось, Йода не видел ни одной занятой комнаты, где кто-то не смотрел или не слушал новости. (Йода также получил известия от теней и шпионов джедаев, что подобные аресты и политические потрясения происходят в Альянсе сепаратистов, возглавляемом убийцей-ситхом Вентресс и поддержанным армией странно ведущих себя боевых дроидов. Нейтралитет Торговой Федерации, Банковского клана, Торговых гильдий и Техносоюза был нарушен утечкой файлов; договоры, за которыми они прятались на протяжении всей войны, теперь недействительны после сделок с ситхами. Кто знал, что такие железные договоры содержат такую полезную и ранее считавшуюся устаревшей оговорку?) Но то, что захватило воображение наблюдавших джедаев и публики, — личности тех, кто столкнулся с канцлером, разоблачил и победил его. По всей галактике люди хотели знать, кто их герои и где они сейчас. Йода тоже хотел это знать, как и Совет. Как Лорд Ситхов и его сын узнали правду, когда весь Орден был слеп и не замечал махинаций Палпатина? И кто именно из их Ордена пал во тьму и зачал ребенка прямо у них под носом? У джедаев не было ответов на вопросы общественности, не говоря уже о членах их собственного Ордена. Это не мешало Посвященным говорить об этом, играть в джедаев против ситхов и падение Сидиуса, а также заглядывать к клонам-солдатам ради историй (которые чаще всего потакали «маленьким командирам» самыми ужасными боевыми историями о похождениях Люка и Вейдера или Скайуокера и Кеноби, которые они могли придумать). Воспитатели яслей признались Йоде с едва скрываемым разочарованием, что они потеряли контроль над ситуацией и что солдаты, остававшиеся в храме, поощряли все виды неортодоксального поведения среди юнлингов. Да, солдаты-клоны были повсюду в самом храме. Они присматривали за своими ранеными и убитыми. Храм был главным центром, где члены корусантской гвардии лечились и избавлялись от генетического дефекта и чипов в их мозгах. Так или иначе, это также означало, что солдаты из 501-го, 212-го и 104-го имели право ходить, где захотят! Йода все еще не был уверен, как это произошло, и мастера Фисто и Винду не хотели говорить об этом. (Нет, правда, это все, что они отвечали, когда Йода или кто-нибудь другой спрашивали их об этом. «Я не хочу говорить об этом», сказал ему Мейс и велел мастеру Йоде поговорить с солдатом по имени Догма, если у него возникнут какие-либо вопросы о клонах в храме.) Клоны чувствовали себя как дома, устанавливая дозор по периметру из соображений безопасности, ели вместе с джедаями, и их можно было найти в любое время дня и ночи, занятых исследованиями святилищ Ордена и садов, заглядывающих в ясли, использующих тренировочные залы для своих собственных упражнений и даже просматривающих архивы на досуге. Чувствительные к Силе клоны, немногочисленные и далекие друг от друга (но заметные, потому что они были единственными клонами, которые носили плащи, которые соответствовали цвету знаков на их броне), вызывали еще большую сенсацию. Это чрезвычайно беспокоило Йоду, как и тот факт, что они имели и продолжали получать несанкционированную подготовку в искусстве джедаев. Когда Йода столкнулся лицом к лицу с одним из них, по имени Ваксер, прямо за пределами общей столовой, он без колебаний заговорил с клоном, чтобы проинструктировать его и предупредить об опасности изучения Силы вне санкций и правил ордена. Он чувствовал, что его долг как гроссмейстер — высказаться и попытаться положить конец этой опасной практике. Совет и только Совет будет решать, кто будет обучен путям Силы, и орден не мог позволить себе еще больше бродячих форсьюзеров. Напарник Ваксера по имени Бойл, не колеблясь, перебил его, сказав мастеру Йоде засунуть свои претензии в свое же острое ухо, что Ваксеру было всего четыре года и он был более чем предан делу и помощи другим людям, чем большинство джедаев, и если Йоде это не нравилось, то увы и ах, потому что генералы Кеноби, Скайуокер и Кун уже договорились, что все чувствительные к Силе солдаты могут учиться, если захотят! Ваксер громко настаивал, что Бойл (и Вир, Буст, Шокер и недавно обнаруженные чувствительные к Силе охранники) даже планировали присутствовать на следующем инициированном спарринге, который организовал Пло Кун, Йода не мог сделать ровным счетом ничего, чтобы остановить их! Весь обеденный зал прислушивался к этому разговору, джедаи были ошеломлены, клоны кивали и демонстрировали солидарность со своими братьями. Уши Йоды все еще дрожали от этой вспышки гнева, когда Бойл уже оттолкал краснолицего Ваксера вниз по коридору. Йода знал, что, когда война закончится, храм и Орден уже не будут такими, как раньше, но так… никогда в своих самых глубоких размышлениях он не мог предвидеть этого! /////////////////////////////////////////////////// Заседания Совета джедаев уже не те, что раньше, но, может быть, это и хорошо, подумал Мейс. Больше никаких сообщений о жертвах. Больше никаких отчаянных стратегических сессий. Больше никаких мигреней, вызванных бесчисленными вероятностями, маячившими на горизонте. Больше никаких встреч через голосвязь, потому что они были разбросаны по всей галактике. Ну, по крайней мере, большинство из них не посещали собрания через голонет, (Оби-Ван не посещал заседания Совета лично, и он, черт возьми, не был на поле боя!) Заседания были более продолжительными, чем раньше, поскольку теперь обсуждения велись по вопросам, которые Орден отложил в связи с тем, что война ранее занимала приоритетное место. Мэйс не был уверен, почему он всегда думал, что все станет проще, когда война закончится, но он был очень, очень неправ. Список проблем, требовавших внимания Ордена, был устрашающим. Нужно было рассмотреть вопрос о восстановлении Ордена. Погибло так много мастеров, рыцарей и падаванов, что они фактически поговаривали об отказе от правила, ограничивающего одного мастера одним падаваном. Нужно было разобраться с разрушением больших частей храма, и было ясно, что Сенат не собирается в ближайшее время принимать закон о ремонте. Совет теперь собирался в садах, на открытом воздухе. Вдалеке они могли слышать, как некоторые падаваны и юнлинги тренируются и, более чем вероятно, подслушивают. Совет должен справиться с осознанием того, что Палпатин был Дартом Сидиусом (они получали приказы от ситха, впустили его в храм, дали приблизиться к своими ученикам! Мейс все еще пытался высвободить свою ярость в Силу и проводил большую часть своего свободного времени в спаррингах с любым, кто готов был дать ему сложный бой). Были и другие масштабные изменения в политическом ландшафте, которые требовали принятия решений, которые могли бы повлиять на них в течение последующих поколений. Лига нейтральных систем оказалась спасительной благодатью как для Республики, так и сепаратистского альянса, когда их экономики почти рухнули после смерти Палпатина. Орден до сих пор не выяснил, как так получилось, что постоянно растущая Лига теперь владела всеми предыдущими долгами, принадлежащими Торговой Федерации, Техно-Союзу, Банковским кланам и другим коммерческим гильдиям. Тем не менее, учитывая, что Лига была готова простить все республиканские и сепаратистские военные долги, если (и только если) соглашения о реконструкции будут подписаны, никто не собирался задавать много вопросов. Герцогиня Сатин, сенатор Органа, сенатор Мотма, сенатор Амидала и Асажж Вентресс выступали в защиту соглашений о реконструкции и намечали полную и систематическую реформу галактики, прав разумных существ (в частности, прав клонов), торговой политики, ВАР, армии дроидов и даже роли Ордена в галактике! Ордену нужен был представитель в переговорном процессе, но они не могли даже договориться между собой! Они так долго пробыли на побегушках у верховного канцлера, сражаясь в фальшивой войне, что Мейс даже не был уверен, какую позицию они должны занять, чтобы защитить будущее Республики и Ордена. Все это было почти ошеломляюще, но было еще больше проблем, которые не давали Ордену опомниться. Многие из них (некоторые раненные своими собственными войсками) отказались покинуть бывшие линии фронта до тех пор, пока все солдаты на поле боя не получат медицинискую помощь (мастер Секура, мастер Биллаба и мастер Мунди были среди них). Другие просто исчезли. Никто не знал, живы они или мертвы, они просто не сообщили об этом. И, наконец, клоны! Клоны даже не желали обсуждать, когда они покинут храм, пока все их раненые не будут исцелены или готовы двигаться, а их мертвые не будут почтены. У Мейса было неприятное чувство, что даже когда всех солдат вылечат, 104-й отряд под командованием командира Вольфа вообще не планировал уходить, пока мастер Пло оставался в храме. Учитывая, что сообщил Йода, Мейс опасался, что если клоны станут постоянными жителями храма, то учителя и инструкторы яслей объявят забастовку в знак протеста, а мастер Ню закроет архивы. Гвардия Корусканта больше не отвечала перед Сенатом, не было никакого нового верховного канцлера (и его не будет в течение некоторого времени. То, что осталось от Сената, было охвачено конституционным кризисом). Гвардия не отвечала командирам маршалов-клонов, которые совещались только друг с другом и с представителем клонов по имени 99, которого никто в Совете не помнил! Командиры клонов теперь решали между собой, каким приказам они будут следовать и к каким джедаям и сенаторам прислушиваться. Подобный уровень автономии было страшно рассматривать, и Орден не смел признаться Сенату, что они не контролировали ВАР, чтобы это не вызывало опасения переворота. Сенатор Органа и герцогиня Сатин поручились за этого клона, известного как 99, что чуть облегчило тревогу Совета, но где же была сама сенатор Амидала, обычно самый верный союзник Ордена в Сенате? Ее квартира оказалась зоной боевых действий, как было показано во время ночного репортажа новостей. Другие жители Республиканской, 500 рассказывали о страшных нападениях, свидетелем которых они стали как до, так и после разоблачения мастера ситхов. Если бы не представитель Бинкс, сообщивший галактике, что сенатор Амидала жива, здорова и в творческом отпуске (но полностью поддерживает соглашения о реконструкции), началась бы паника. В довершение всего этого, в какой-то момент во время каждого заседания Совета, магистр Йода вопрошал, когда Кеноби и Скайуокер вернутся на Корускант (Мейс не очень-то хотел, чтобы Скайуокер возвращался, неприятности следовали за ним, как черная туча) и когда они получат полный отчет о событиях, приведших к падению Палпатина, и где сейчас этот Люк, так как Вейдер, если верить сообщениям, мертв. Каждый раз, когда это случалось, каждый чертов раз Оби-Ван заявлял о технических проблемах и обрывал голопередачу. — Не очень-то скрытно! — ворчал Йода. Совет первоначально призвал Асоку Тано предстать перед ними и доложить о времени, проведенном с Люком и Вейдером. Она ответила на все вопросы, заданные Советом, но в остальном ничего не сказала, к большому разочарованию Мейса. Не имея другого выбора и в условиях столь ограниченных ресурсов, Совет проголосовал послать Асоку, чтобы та немедленно вернула Кеноби и Скайуокера на Корускант. Она не только не сумела вернуть ни одного из своих мастеров, но и подала письменный рапорт, в котором содержались только самые расплывчатые детали, и с тех пор игнорировала все последующие сообщения от Совета! — Она со своим мастером, — заверил их мастер Пло, само воплощение спокойствия. — Место ученицы — рядом с ее учителем. Мэйс часто начинал и заканчивал встречи, чувствуя себя измотанным. Мир был не менее лихорадочным, чем военное время. Он мог бы сказать, что его товарищи по Совету тоже устали (за исключением Оби-Вана, который с каждым днем и каждой неделей выглядел все более и более отдохнувшим, и, как осмелился бы сказать Мейс, счастливым, когда он, конечно, вообще утруждал себя участием в заседаниях!). Может быть, мне тоже стоит уехать с Корусканта,— раздраженно подумал Мейс. Может быть, ему следовало изменить свои взгляды, как это сделал Оби-Ван, и начать сознательно избегать встреч с Советом. Может быть, тогда он смог бы немного отдохнуть.