***
— Добро пожаловать на борт, — им помогает перебраться на катер с надувной лодки немолодой мужчина лет за сорок с выгоревшими рыжими волосами, зализанными каким-то невероятным количеством геля назад, но всё равно вьющимися на концах, суровым заматеревшим скуластым лицом — когда-то, кажется, по-северному бледным, но теперь давно уже приобрётшим почти естественную смуглость. Он крепко жмёт ладони по очереди Гути и Икеру, а затем щегольски целует протянутую руку Сары. — Располагайтесь на палубе, каюты у нас, к вашему сожалению, уже заполнены. Надеюсь, никто из вас морской болезнью не страдает, дорога будет долгая, приплывём только ближе к утру, — контрабандист усмехается и уходит по направлению к капитанской рубке, оставляя их наедине со снующими туда-сюда людьми, не обращавших на них ровным счётом никакого внимания. — Что ж, надеюсь, они хотя бы не рабов перевозят. Или что они хотя бы не будут кричать ночью, потому что я надеюсь поспать, — Чема потягивается, выпрямляя руки к закатному темнеющему небу, и падает прямо на палубу, опираясь спиной о борт и подбирая под себя длинные ноги. — Предлагаю так, двое спят — один следит, чтобы ничего не случилось. Икер, ты спишь всю ночь, и это не обсуждается, — он смотрит на Сару проникновенно и та, не раздумывая, кивает согласно, не столько впечатлившись его глазами-лазерами, к которым она уже привыкла, сколько разделяя искренне его мнение. — Вы невозможны, — Икер качает головой, усаживаясь рядом с Хосе, потрошит свою сумку, подкладывая себе под задницу свои сменные штаны и накрываясь кофтой от прохладного ветра с открытого океана. — И зачем мы будем так делать? Чтобы завтра в Лиссабоне бодрый был только я, а вы засыпали на ходу? — Лучше уж мы будем засыпать на ходу, — Гутьеррес и Карбонеро по обе стороны от него следуют его примеру, устраиваясь так удобно, как только могут, в максимально неудобном месте, окутывая озябшего Касильяса приятным теплом. — Ты уже неделю выглядишь хуже мёртвого, Сан, серьёзно. Ты нам нужен, как я Рау и Сесе буду говорить, что не довёз тебя? Хернёй не страдай. Гути чуть ворочается, пристраиваясь к Икеру боком и подставляя плечо так, что ему только голову урони — и сразу можно засыпать, а с другой его руку обнимает Сара, прикрывая их кофтой Касильяса. Ему сложно бороться с окутывающим его человеческим родным теплом, сложно продолжать держать себя в напряжении, когда буквально все умоляет его расслабиться и позволить себе немного отдыха. Но больше всего… Больше всего обнадёживает, намеренно или нет, Хосе, так легко отбрасывающий мысли о смерти. Для него нет сомнений, в его голосе и словах только уверенность, и пока Икер мучается риторическими бессмысленными вопросами, Гути знает точно, что они найдут и Серхио, и Рауля, что все они встретятся рано или поздно. В этом весь Хосе Мария Гутьеррес, в бесконечной наглости, в очаровывающей самоуверенности, в настойчивости, в том, как идёт, не обращая внимания на препятствия, сам и как вдохновляет идти других. Он не лидер в общепринятом смысле, не тот, кто ведёт за собой безраздельно — таким был для них и многих других Рауль, но сейчас Икер понимает прекрасно, что делал Чема для них всех. Икер слабо улыбается, пока Гути убеждает Сару разыграть первую смену караула на камень-ножницы-бумага, и бессильно роняет голову на его подставленное плечо, подпихивая ногой настойчиво побеждающего Хосе. — Чема, будь человеком, уступи девушке вторую смену, — Гутьеррес фыркает, отворачиваясь, но делает так, как просит Икер, уже удобно пристроившийся на его плече, пока Сара укладывается головой на колени Касильяса. — Если будет совсем тяжело, всё-таки разб… — Спи давай, — на два голоса командуют уже засыпающая Карбонеро и Хосе, изо всех пытающийся храбриться и не закрывать уставшие глаза. Катер размеренно уходит дальше от берега, волны разбиваются о его пошарпанные временем и беспощадным океаном борта, судно тяжело покачивается в спокойных закатных водах, навевая сонливость, вокруг суетятся с гулким шумом контрабандисты, постепенно затихая и уходя, очевидно, кто в каюты, а кто — нести караул, но постепенно всё стихает, оставляя только свист ветра и шум океана. Гути вслушивается в мерное сопение под боком, обнимает за плечи Сана, недовольно морщившегося от боли в затёкшей шее. Тот, не просыпаясь, что-то бурчит, поводя головой, и затихает умиротворённо, довольно устроившись на подставленной руке. Низкое ночное небо над ними сияет первозданными древнейшими звёздами, не спугнутыми городским светом, и Хосе не надо даже молиться о том, чтобы, сорвавшись, одна из них исполнила их желание — одно на троих. Хосе знает прекрасно — если потребуется, ради них всех он сожжёт их собственноручно.***
Острый месяц вспарывает зенит, серым неярким светом затмевая залёгшие рядом бледноватые звёзды, когда Чема осторожно расталкивает свернувшуюся на коленях Икера в клубок Карбонеро, стараясь изо всех сил не потревожить уютно устроившегося в их тепле Касильяса. Сара сонно трёт глаза, просыпаясь, тем не менее, безропотно, зевает периодически, но в целом выглядит довольно бодро. По крайней мере, лучше, чем они оба. Магия, не иначе. Она кивает Гути, мол, можешь ложиться спать, я в порядке, могу принять смену, но он мотает головой — сна ни в одном глазу, пока в голову, мешая расслабиться, долбятся мысли, мозг в черепной коробке превращая в распухшую студенистую кашицу, месиво без формы и смысла, наполненное пустотой вопросов. — Сесе… — Икер шепчет беспокойно, громкостью голоса едва ли превышая шум разбивающихся о борт разошедшихся волн, расшатывающих хлипкое судно из стороны в сторону. — Сесе, нет… — О, он, кажется, опять начал видеть Серхио, — Чема хмыкает безэмоционально, отмечая это больше как факт, чем вкладывая в это какие-то переживания, — по крайней мере, хотя бы во сне. Без этого совсем загибался. — Он рассказал тебе? — Сара удивлённо распахивает глаза, уставившись на спокойного Хосе, пытаясь разглядеть на его осунувшемся лице хоть что-то в кромешной тьме. Странно, что Сан всё же решился на это, учитывая, как ревностно он оберегает свои тайные встречи с мертвецом. — Я всегда это знал, с тех пор, как он очнулся в больнице на три дня позже меня, — она выдыхает поражённо, безмолвно прося у Гути продолжение случайно начатой исповеди без священников и грешников. Их религия, их главная вера между ними мечется в беспокойном сне, хватаясь то за Чему, то за Сару. — Он думает, что хорошо скрывает это, и это на самом деле так, но я знаю его слишком давно и слишком хорошо, — Гутьеррес смотрит в пространство перед собой, как наяву видя все те моменты, когда ему, как хорошему другу, приходилось прощать маленькие слабости, уговаривать себя не обращать внимания, позволяя Икеру оставаться со своими демонами, которых он любил, кажется, больше себя. — Как ты догадался? — Сара гладит Касильяса тонкими пальцами по голове, перебирает треплемые ветром пряди, успокаивая, расслабляя. Чема отдаёт ей должное — так не умел даже Серхио. — Легко, — он пожимает плечами и тут же жалеет об этом, когда от такого простого движения начинает ворчать Сан. Гути замолкает ненадолго, позволяя всему успокоиться, и продолжает. — Легко. Он по-особенному смотрел только на Чехо. Ни на кого другого никогда, только на него. И когда Икер начал смотреть этим своим обожающим влюблённым взглядом в пространство, я догадался почти сразу, что он видит Серхио. Недавно вот перестал, да ещё и совсем плохо стал выглядеть. И судя по тому, что ты знаешь о том, что Сан видит Сесе, ты должна знать, почему он перестал это делать. Она колеблется, не уверенная до конца, стоил ли раскрывать все карты, вслушивается в треск канатов, крепящих коробки к борту, и разговоры волн за кармой, взвешивает «за» и «против», никак не находя верного решения. Но они же в одной лодке, в конце концов. В буквальном смысле. — Знаю, да. Икер сказал, это произошло после нашего с ним разговора. О том, что Серхио может быть жив, — Гути молча вскидывает бровь, прося продолжать, и этот жест Сара больше угадывает, изучив всю характерную мимику Хосе за время общения, чем видит в кромешной тьме. Она прокашливается, и её шёпот затихает вовсе, сливаясь с шелестом пенной воды. — Икер не верил, что Серхио может быть жив. Вбил себе в голову, что он мёртв, и не хотел даже думать о том, чтобы искать дальше. Я убедила его не отчаиваться раньше времени, но даже не знаю, хорошо это или плохо теперь. Если мы, действительно, не найдём в Лиссабоне ничего о Рамосе, я не представляю, что будет с ним. Мне кажется, это его уничтожит. — Это правдиво, — Чема впервые за всё их общение сжимает ладонь Сары, прикасаясь к ней так искренне по собственной инициативе, сдавливает, жалея, пальцами, хрупкую женскую руку, и отпускает, позволяя ей лечь на грудь Икера, считывая спокойное глубокое дыхание и слабые толчки крепкого сердца. — Поверь, сейчас он этого не скажет, но тот Сан, которого я знал десятки лет до аварии, сказал бы тебе спасибо за то, что ты открыла ему глаза. Хорошо это или нет, но правду Икер всегда любил больше, уж я-то знаю.***
Мечтам Гути выспаться так и не суждено сбыться, потому что уже с рассветом их будят крики контрабандистов, готовящихся причалить к пустынному берегу, и им приходится просыпаться, быстро собирая разложенные вещи и вжимаясь в борт изо всех сил, чтобы не путаться под ногами. Они роняют головы на перебой, отчаянно борясь со сном и накатывающей на пустой желудок морской болезнью, пока корабль, вспарывая старыми бортами жёсткие волны, с приливом подходит к плохо отстроенному хлипкому причалу, на котором уже суетятся скрытые под масками люди, готовясь помочь пришвартовать судно и выносить груз. Чема спрыгивает на берег первый, помогая перебраться Икеру и Саре, тихо зашипев от того, что кто-то из них — Гути не уследил, кто, — неудачно надавливает на один из старых полузаживших ожогов. Прибой разбивается об их ноги песочной пеной, захлёстывает солёной водой босые стопы, раскалёнными до льда иглами искалывая кожу, лишённую защиты предусмотрительно стянутой обуви. Карбонеро отходит в сторону, дожидаясь дальнейших инструкций от контрабандистов о продолжении пути, а Икер и Хосе так и остаются стоять, утопая во влажном песке и воде по голени, всматриваясь слепо в разбитое осколками волн иссиня-фиолетовое небо, на далёкой линии горизонта сливающееся разводами сиреневой и персиковой акварели с океаном. — Как давно мы выбирались к морю, Чема? — по голосу Икера сложно сказать сейчас, грустит он или предаётся спокойной меланхолии, тоскует или скучает, или вовсе просто задаёт безынтересный вопрос. — Давно, — впрочем, Гути нет нужды озадачиваться такими сложными материями, чтобы дать нужный ответ. — Когда Рау закончил дело Переса и взял после этого отпуск, а потом мы махнули на Мальорку. — Да, точно, — Касильяс слабо улыбается воспоминаниям, — и в один вечер мы тебя потеряли, а ты на набережной на какой-то табуретке рисовал людям бесплатные татухи какой-то херней. — Нормальный барный стул, не знаю, что вам не понравилось, — Чема пожимает плечами с идентичной ухмылкой. — Но рисовал я тогда и правда какой-то херней. А потом Серхио ушёл от тебя играть в футбол с дворовыми детьми. — Мы все тогда ушли, Чема, не начинай, — Хосе тихо посмеивается, но Икер остаётся спокоен, не меняя ни застывшего выражения лица, ни положения тела. — Как думаешь, это когда-нибудь повторится? — Это — точно нет, — через некоторое время отвечает Гути через силу, когда видит боковым зрением, что к Саре уже подходит капитан их катера. — Но ты бы не отчаивался раньше времени, дальше будет только лучше. — С каких пор ты начал верить во всю эту популистскую чушь? — Чема едко хмыкает, выбираясь из подгоняемого ветром прилива, слыша за собой шлепки чужих босых ног. — Старость, наверное, хер его знает, — Икер тихо смеётся сзади, впервые за несколько недель, и Хосе выдыхает едва заметно — этот лёгкий тёплый смех пробуждает даже в нём веру в тот самый так нелюбимый Касильясом популизм. — Пошли. Пока не дойдём, не узнаем. — … а там высадим на границе и разойдёмся, всё ясно? — Сара сосредоточенно кивает лидеру контрабандистов, и тот, лихо подмигнув ей, уходит к подъехавшим грузовикам, чтобы проконтролировать процесс погрузки. Икер и Гути дослушивают обрывки их диалога и подходят, недоумевая, к спокойно заложившей руки за спину Карбонеро. — Так, и на какой границе нас высадят? Не с Испанией хоть надеюсь? — она мягко лениво улыбается, прикрывая большие светлые глаза, ярко выделяющиеся на смуглом тонком лице, и качает головой отрицательно. — Нет, конечно. Сейчас они закончат распределять грузы по машинам и скажут, в какую садиться нам. Все едут в Лиссабон, но в разные места, нас высадят где-то на окраинах, но это уже что-то, а там придётся запрягать вашего друга или пойдём до больницы пешком, даже не знаю, что удобнее, — контрабандисты кричат на португальском наперебой, перетаскивают выдрессировано быстро ящики и сумки с товарами, и они успевают разделить на троих один треугольный сэндвич с сыром, что точно не испортится без холода, когда про их существование всё же вспоминают. Главарь подзывает их к себе, стоя у дальней машины, приподнимает тканевую полу брезента, покрывающего кузов, пропуская их внутрь и помогая вскочить на высокий порог Саре. Внутри их ждут двое молчаливых контрабандистов, прижимающих к груди автоматы. Они сверкают безразличными злыми тёмными глазами над масками, натянутыми на лица, на что Гути отвечает им неожиданно в тон, исподлобья обжигая бледными голубыми глазами оставшихся внешне равнодушных к этому бандитов. — Располагайтесь и приятной дороги, — мужчина улыбается Саре немного криво, но откровенно флиртуя, заставляя её смущённо зардеться — Икер и Хосе сильно подозревают, что это только комплименты её актёрскому мастерству. — Сеньорита, вы, если желаете, можете ехать со мной в кабине. — Простите, предпочту остаться со своими друзьями, — Карбонеро мило улыбается и поднимает вверх тонкую руку, подставляя свету его фонарика серебрящееся на изящном пальце простое кольцо. — И сеньора. Он смеётся, раскланиваясь, и уходит к себе, постучав несколько раз по твёрдым бортам машины, отправляя её в путь. Маленький фургон потряхивает на неровной просёлочной дороге, контрабандисты переговариваются негромко о своём, Гути приваливается к Саре, и они пытаются украдкой доспать оставшееся, устав после половины бессонной ночи, а Икер из-под ресниц поглядывает бесцельно на происходящее, развалившись на свой стороне. — Не знал, что вы с Пилар женаты, — Чема хмыкает, и она, хихикнув, щёлкает его пальцами по плечу. — Мы не женаты. Она подарила мне это кольцо, но оно не помолвочное. Скорее анти-флиртовочное, тогда, — довольно расслабленно шепчет Сара, и они только усмехаются понятливо. — Надеваю, когда её нет рядом. — То есть всегда? — Большую часть времени, — она улыбается, а Хосе думает, что такое кольцо не прочь был бы надеть на него Рауль, постоянно страдающий от постоянного врождённого кокетства Гутьерреса, распространявшегося даже на Икера в первые месяцы их знакомства. — А у Пилар такое же? — Икер лениво зевает, стараясь не вспоминать, как такому же кольцу (подаренному, правда, с целью напомнить, кто ждёт его дома) радовался Серхио, тут же нацепивший его к остальным своим на татуированных пальцах. — Не, у неё просто помолвочное.***
До Лиссабона умудряются задремать, поэтому на окраине города их высаживают ни живых, ни мёртвых с красноречивым намёком припомнить их общей знакомой о долге. Сара хмурится, видимо, делая себе мысленную заметку всё же вытрясти из Пилар правду относительно того, чего ей стоила сделка с контрабандистами. — Нас кто-то подвезёт? — Икер только досадливо машет рукой, потягиваясь и выгибаясь в спине, надевает на плечи заметно полегчавший рюкзак, ставший уже привычной необходимой тяжестью, и приваливается к потёртой стене ближайшего низенького дома, ожидая вердикта Гути, отвечавшего за последний отрезок их пути. — М, подвезли бы, да нет смысла, — Хосе открывает в телефоне карту с отмеченной конечной точкой маршрута — небольшой частной клиникой, в которой и должен находиться Рауль. — Судя по всему, это не так далеко здесь, можем пройти по дворам пешком, и здесь точно не будет камер. Пошли, я проведу. — Чема, ты умудрился нас тогда в Германии вместо ресторана привезти на границу с Францией! — Гути хмыкает весело, уже заворачивая куда-то во внутренние маленькие улочки между домами типичного спального района. — Не ври, это был Серхио, — Икер сильно подозревает, что пройти они могли и не перелезая через этот забор, но с штурманом не спорят, так уж и быть, тем более, что телефон самого Касильяса выключенный валяется на дне сумки. — Это были вы оба и «мы знаем короткую дорогу, расслабьтесь», — Сара тихо посмеивается в ладонь, не решаясь прерывать их душевные споры, как и говорить о том, что через тот забор они, и правда, могли не перелазить.