Как сотворить любовь из пустоты...

«Они нуждаются в тебе больше, чем я… У нас все равно ничего бы не вышло». Его слова оглушительно звенели у меня в ушах. И почему это стало для меня такой неожиданностью? Он всего лишь подтвердил то, что я и так давным-давно знал. Сердце, которое еще несколько секунд назад заходилось от восторга, теперь напоминало лежавший передо мной бесполезный документ, уничтоженный, разорванный пополам. — Но… я тоже тебя люблю, — прошептал я в пустоту. Нет, я не мог позволить ему уйти, по крайней мере пока он не услышит мои слова. Я соскочил с кровати, готовый бежать за ним, но когда поток прохладного воздуха заставил меня задрожать, понял, что все еще голый. Тогда, схватив одну из его футболок, натянул на себя, выбежал в длинный коридор и чуть было не скатился кубарем по лестнице. К счастью, мне удалось устоять на ногах и благополучно спуститься в прихожую. Я рванул дверь, приготовившись кричать, но успел увидеть лишь задние фонари автомобиля, выезжающего на дорогу. Слишком поздно. Он покинул меня, и я остался совсем один. Совсем один, без чей-либо помощи… Я не знаю, что мне делать, не знаю, что и думать, он просто не захотел слушать меня. Он взял и ушел, вот скотина, подонок, негодяй, самодовольный и самоуверенный петух, вот же ж… Трус! Какой же он трус… Я понял это только сейчас, он как и я боится, но разве он до сих пор не понял? Разве, я это не показал вчера? Разве, я не доказал, все это, когда простил? Господи Боже как же много этих разве… Все, я решил я останусь здесь, рядом с ним и все смогу решить, он вернется домой, мы поговорим. Просто поговорим, решим все вопросы, а потом, потом будем думать, что же делать дальше и как поступать… *** Я решил, что заставлю его выслушать меня. Он узнает, что я любил его, и почувствует себя полным ничтожеством из-за того, что вот так просто взял и отказался от меня. Я собрался прийти в его роскошный офис, чтобы потребовать внимания к себе. Он увидит, как ошибся, поймет, что все его предположения были неправильными, и больше никогда не станет спешить с выводами. Я — омега, пожертвовавшая всем ради спасения умирающей матери, и мой голос должен быть услышан. Я бы себя проклял, если бы все, через что я прошел после того, как попал в дом Чон Чонгука, оказалось бессмысленным и бесполезным. Преисполнившись решимости, я развернулся и вошел в дом, расправив плечи и высоко подняв голову. После легкого душа и путешествия в чудесную страну накупленных Тэшей шмоток я оделся и перед выходом захватил мобильник. Я даже сам себе удивился, когда мне удалось сбежать по лестнице, не упав и не свернув шею. У двери я услышал, как подъехала машина. Должно быть, это вернулся отвозивший Чона водитель. Как вовремя! Я сказал себе: «Видишь, это знак. Значит, ты все делаешь правильно». И тут раздался настойчивый стук в дверь, за которым последовало: — Пак Чимин, я знаю, что ты там! Поднимай свою задницу с кровати и открывай дверь! Юнги, мой лучший друг. Я бросился к двери и распахнул ее как раз в то мгновение, когда он собирался снова опустить на нее кулак. Для омеги он довольно сильный, и мне повезло, что я не получил удар в лоб. Не хватало мне еще выглядеть, как единорог, когда я явлюсь к Чону для разговора. — Юнни! — взвизгнул я, уворачиваясь от кулака. Мы оба сделали шаг назад и посмотрели друг на друга. — Что ты на себя напялил? — одновременно спросили мы. — Сглаз! С тебя «кока-кола»! — закричал я. А Юнги тут же завопил: — Сглаз! С тебя альфочка! Каждый раз, когда мы играли в эту игру, «кока-колу» я так и не получал. Но Юнги находил очередного мужика… и без всякой моей помощи. Юн был в черном с ног до головы. Черные джинсы с низкой талией в обтяжку, черный свитер под горло, черные сапожки из змеиной кожи, ремень с пряжкой в виде черепа. Еще один череп красовался на черной кепке, надвинутой на идеальной формы брови. Я схватил друга в охапку. — Боже, как я по тебе скучал. — Отпусти, задушишь! Черт, они тут что, тебя стероидами кормят? — сказал он, пытаясь вырваться из моих объятий. Я отпустил его, сообразив, что ему, наверное, и вправду больно, и отошел в сторону, приглашая войти. — Что это за прикид? «Миссия невыполнима»? — Я пришел тебя спасать. — Он снова обвел меня взглядом и одобрительно улыбнулся. — А твой альфа, я вижу, тебя приодел. Ты посмотри, какие у него кожанные штанишки! Ах ты, шлюшка! — Вдруг он ахнул и распахнул глаза. — Тебя только что оттрахали? Рассказывай! Я почувствовал, что краснею. — Что? Нет! — Не вешай мне лапшу на уши, Пак Минни! Ты забыл, с кем разговариваешь? Уж я-то знаю это выражение лица. Ничего мне тогда не хотелось больше, чем излить душу лучшему другу, но я должен был догнать Чона, и появление Юнги мне помешало. И кстати… — Погоди. Что значит: ты пришел меня спасать? — То и значит. Собирайся, и пойдем. У меня тайное задание — вытащить твою задницу из сексуального рабства, — сказал Мин и, посмотрев по сторонам, с благоговением в голосе добавил: — Хотя сомневаюсь, что это можно назвать тюрьмой. Не дом, а, блин, дворец какой-то. — Нет, серьезно. Зачем ты приехал? И как узнал, где я? Юнги закатил глаза. — Ты сказал, что тебя купил Чон Чонгук, и сначала я этого не понял, но потом бац по голове, ну, как оплеуха шалаве от сутенера в темном переулке. Это же Чон Чонгук из самой известной благотворительной компанией! Правильно? Сколько есть в мире Чон Чонгуков, которые готовы выложить два миллиона денежек за личную омегу «о-да-папочка-я-хочу-чувствовать-твоего-большого-папочку-внутри-себя»? — произнес он с интонацией порнозвезды не такого уж голубого экрана. — Да, но это не объясняет, зачем ты явился сюда и почему решил меня спасать. У меня все хорошо, и я тут совсем не пленник. Чон ко мне даже слишком хорошо относится. Мой друг тяжело вздохнул. — Милый, я должен тебе кое-что сказать, — начал он. Юнги называл меня «милый», только когда собирался сообщить что-то неприятное: сердце у меня забилось так быстро, что пришлось схватиться за грудь, чтобы оно не выпрыгнуло совсем. — Маме стало хуже. Ее положили в университетскую клинику. Там попросили, чтобы родственники приехали. Я обещал папе, что привезу тебя. Все очень плохо, дорогой. Как раз в эту секунду дверь распахнулась и через порог переступил Тэ. — Доброе утро, Минни! — приветствовал он меня обычным беспечным голосом. Откуда ему было знать, что всего секунду назад мой мир перевернулся с ног на голову? Но его улыбка испарилась, как только он увидел выражение моего лица. — Господи, что стряслось? Моя душа сжалась, как будто чудовищная анаконда выдавливала из меня жизнь перед тем, как проглотить. — Чон прав. Родителям я нужен больше, чем ему. Минни Почему в больничных палатах всегда так холодно? Будто сама смерть засунула сюда свою беспощадную руку и украла тепло. Как ни стараются в больницах сделать уютным и домашним помещение, которое, возможно, станет последним в жизни ваших любимых, от самой мысли о том, что близкий тебе человек доживает последние дни, часы или даже минуты, ты перестаешь замечать все вокруг. И этот вечный запах лекарств, смешанный с духом телесных немощей, болезни и смерти! От этого все начинает казаться слишком настоящим, слишком близким. Мне захотелось убежать оттуда без оглядки, найти Чона и просто не думать о том, что, скорее всего, я вот-вот потеряю маму. Но я не мог. Во-первых, я не простил бы себе, если бы оказалось, что это действительно ее последние часы, и, во-вторых, Гук отказался от меня. Это было все равно, что бежать от одной беды к другой, такой же смертельной и безнадежной. Я сейчас был там, где был нужен. Со мной в больницу приехал Мин. И Тэхен. Слава Богу, он догадался привезти мне что-то потеплее того, в котором я собрался выйти из дому. Если бы отец увидел меня в таком наряде, он бы, наверное, получил удар и оказался на больничной койке, по соседству с мамой. И вот теперь я стоял у окна в черном вязаном свитере и черных джинсах. Ничего сексуального, ничего изысканного. Думаю, вид у меня был довольно тоскливый, такой же как мое настроение. Опустевшее сердце все еще горевало, но предчувствовало, что впереди испытания куда более тяжкие. Потеря единственного мужчины, которого я мог полюбить, стала для меня страшным ударом, но скорая потеря матери просто лишала меня желания жить. От этой мысли безысходность, которую я почувствовал у себя в груди, усилилась в десять раз, как будто царивший в комнате холод каким-то образом просочился прямо мне в сердце. Мама была моей лучшей подругой. Всегда. Не таким, как Ги, и даже не таким, каким стал Тэ. Мама была чем-то большим. Она знала меня лучше, чем кто бы то ни было, ведь я был ее живым продолжением, ее кровиночкой. Мне не нужно было даже рта раскрывать, чтобы она поняла, что я чувствую, что думаю. И она, как человек более опытный, всегда лучше знала, что и когда мне нужно было услышать, заставляла меня слушать, даже когда мне этого не хотелось. Большинство детей не признаются в этом, но моя мама оказывалась права почти всегда. Никогда больше не увидеть ее теплой улыбки, никогда больше не услышать заразительного смеха, никогда больше не почувствовать теплоты ее нежных объятий и ее запаха… Сама мысль эта была для меня невыносима. — Минни? Хочешь кофе? — спросил отец, отрывая меня от раздумий. Я повернулся к нему и слабо улыбнулся. Это было в его духе. Его жена умирала, и он, не видя способа отвратить неминуемое, нашел другой объект для заботы. Я взял кофе. И только теперь заметил, как исхудало его лицо. Под глазами темнели круги, и, судя по щетине, последний раз он брился очень давно. Я знал, что отцу бесполезно напоминать, что нужно и о себе подумать, поэтому молча улыбнулся. Глядя на спящую маму, я прижал бумажный стаканчик к груди в надежде, что хотя бы его тепло согреет сердце. Если смотреть правде в глаза, единственным, что могло помочь мне справиться с душевной болью, было полное выздоровление матери. Впрочем, крепкие объятия Чона и его обнадеживающий шепот, напоминающий, что все будет хорошо, тоже, наверное, помогли бы. Я скучал по нему, и мне отчаянно хотелось, чтобы он оказался здесь, рядом со мной. Но у судьбы, думаю, были на нас другие планы. Надо же, как все вышло. Чон разорвал наш контракт именно для того, чтобы я успел увидеть смерть мамы и получил возможность оставаться дома и заботиться об отце, жизнь которого без жены наверняка превратится в бессмысленное жалкое существование. Я задумался: что, если это моя греховная связь с Чоном каким-то образом вывела из себя судьбу и происходящее является расплатой за мое поведение? — Господин Пак? — донесся от двери знакомый голос. Подняв взгляд, я увидел высокого врача с каштановыми волосами. Он достал ручку из кармана белого халата и начал что-то писать в открытой папке. — Здравствуйте. Я доктор Ким Намджун. Теперь я буду лечащим врачом вашей жены, и я же проведу операцию. Если вы не возражаете, конечно. Ким Намджун. Милый и симпатичный дядя Чона. Мое сердце тихонько вздохнуло. Но от облегчения, не от желания. Лишь одного Чона я хотел, и его здесь не было. И потому мое сердце вздохнуло второй раз. Намджун посмотрел на отца, потом на меня с теплой, приветливой улыбкой и опять перевел взгляд на папу. В других обстоятельствах мама сама принимала бы решение о том, как будет проходить ее лечение, но сразу после поступления в больницу ее напичкали снотворным и успокоительным. Ее врач заверил нас, что так лучше, что это уменьшит вероятность перевозбуждения, которое при слабом сердце противопоказано. Поэтому Маку и пришлось принимать все решения. По-моему, медсестры и доктора обрадовались, что ему, а не мне. После того как я ворвался в больницу, раскричался и начал требовать, чтобы все подняли свои задницы и спасли маму, они посматривали на меня с опаской. Юнги и Тэхен, как могли, пытались меня утихомирить, но лишь угроза охраны выставить меня из больницы в конце концов заставила меня успокоиться. — А доктор Чхвэ? — спросил отец. — Доктор Чхвэ недостаточно компетентен, — сказал я и, видя, как неодобрительно нахмурился отец, добавил: — Что? Это правда. Со стороны Кима, который уже осматривал мать, раздался негромкий смех. — Видишь? Доктор Ким согласен. Папа потер затылок и посмотрел на жену. — Не знаю, правильно ли менять врача, когда игра так затянулась. — Это не игра, папа, — громко сказал я, хотя с моей стороны это было несправедливо. Я знал, что он, конечно же, не воспринимал все вокруг как дурацкую игру, но был в отчаянии, что, впрочем, не оправдало моего неуместного замечания. Но отец не рассердился, ведь на душе у него было то же самое. — Могу вас заверить, я достаточно компетентен, — вмешался Нам, пряча ручку обратно в карман. — Я заведующий отделением кардиохирургии и много раз проводил пересадку сердца… — Подождите, — прервал я перечисление его заслуг, разумеется, великих, в этом можно было не сомневаться. Ведь он был Ким Намджуном, и величие у них, наверное, в крови. Вот только одна маленькая деталь — маленькая, но сверхважная — из произнесенных им вначале слов вдруг вспомнилась мне. — Какую операцию? Маму из отделения неотложной помощи перевели в интенсивную терапию, а потом привезли в палату. Насколько нам было известно, здесь она и должна была оставаться, борясь за жизнь, до тех пор пока не произойдет чудо, и ей станет лучше, и мы заберем ее домой. Или… не заберем. Теперь, когда у нас появились деньги, я делал все, что мог, чтобы добыть ей новое сердце, но все мои старания пропадали впустую: перед ней в списке было слишком много людей — доказательство некомпетентности и бездеятельности доктора Чхвэ. Ким искренне улыбнулся. — У нас есть донор, Чимин. — Он явно запомнил мое имя на балу «Лотоса», когда я, отказавшись разговаривать с ним, выставил себя полным дураком. — Д-донор? — пролепетал отец, уголок его рта задрожал и поднялся в боязливой улыбке. Я понимал, он старается сдержать радость, потому что не может поверить в услышанное. Сказать честно, мне и самому было трудно поверить, но у меня сложилось впечатление, что к этому может иметь определенное отношение Чон Чонгук, которого черт его дери все еще нет здесь. Наверняка он имеет самое непосредственное отношение к тому, что его дядя, кардиолог с мировым именем, стоит в эту самую секунду в нашей палате. Мне почему-то раньше не приходило в голову, что Чон, узнав о моей маме, мог у меня за спиной добиться того, чтобы она получила самый лучший уход. Ведь, сам того не зная, он вложил в ее лечение два миллиона долларов, а теперь вкладывал еще и членов своей семьи. Так он еще раз доказывал свою любовь, а я все так же не мог показать, что чувство это взаимно. — У нас здесь центр трансплантации, как вы знаете. Учитывая состояние миссис Пак, думаю, что ей требуется неотложная медицинская помощь, — пояснил Джун. — Есть потенциальный донор, результаты лабораторных анализов подтвердили удовлетворительную совместимость. Остается кое-какая бумажная работа, ну и сама процедура, конечно же. — У нее будет новое сердце… — ошеломленно произнес отец. Я опять подумал о Чоне и опять захотел, чтобы он оказался рядом. Он был нужен мне. Мама получит новое сердце, но мое-то оставалось разбитым. Я сомневался, что нам с ней хватит одного на двоих. — Ура! Мама Пак будет жить! — радостно всплеснул руками Юнги, и отец недовольно поморщился. — Ой, извините, — сказал он, смущенно хихикнув, встал. — Не знаю, как вы, но у меня от всего этого проснулся аппетит. Спущусь-ка я в столовую, попробую, чем в больницах кормят. Если не вернусь через час, ищите меня в отделении экстренной помощи. Поверьте, я говорю это не из-за санитара с внешностью бога, которого я там видел. Хотя, не знаю, может, когда поем, стоит сымитировать перелом таза, чтобы он меня осмотрел? Тут пискнул телефон Тэ — ему пришло сообщение. Я обернулся на него и заметил, как он нахмурился, когда поставив стаканчик с кофе, сказал: — Мне пора. К тому же нужно встретиться с Хосоком. — У меня в голове тут же промелькнула мысль: означает ли это, что он встретится и с Чоном? Все же я, наверное, просто принимал желаемое за действительное. Отец подошел ко мне и обнял за плечи. — Посидишь здесь, пока я буду подписывать бумаги? — Да, конечно. Я побуду с ней. Я посмотрел на неподвижно лежащую маму. Тени под глазами были даже темнее, чем у отца, она страшно похудела. Меня вдруг охватило невыносимое чувство вины: я жил чуть ли не в королевском дворце, наслаждаясь тем, как этот король будит мою внутреннюю богиню секса, а в это время два самых важных в жизни человека, мои родители, так страдали. Я должен был находиться рядом с ними. — Эй, у нее будет новое сердце, это шанс снова начать жить. Она поправится, и я хочу, чтобы, как только врачи дадут добро на операцию, ты вернулся в университет. Слышишь? Нечего тебе тут терять время. — Конечно, папа. Как скажешь, — усмехнулся я, когда он прижал меня к себе, а потом вышел вместе с медсестрой. Он расстроится, когда узнает, что я на самом деле не учусь ни в каком университете, но пока я не представлял, как скрыть это от него. Пожалуй, об этом нужно было подумать до того, как начать врать. Хотя… вы тоже знаете, что говорят об умных мыслях. Я сел на стул рядом с койкой мамы и взял ее за руку. Кожа была холодная, с сероватым оттенком, но мягкая. — Привет, мам, — тихо произнес я, глядя на закрытые глаза. — У тебя будет новое сердце! Ура-а-а! — Я с глупой улыбкой потряс в воздухе огромными воображаемыми помпонами, как девчонки из группы поддержки. Потом снова посерьезнел. — Но прежде, чем это случилось, пока ты спишь и не слышишь меня, хочу с тобой кое о чем поговорить. Понимаешь, я встретил парня, и он такой славный. Его зовут Чон Чонгук. — Я закатил глаза, представив, как бы она на это отреагировала, если бы была в сознании. — Да-да, тот самый Чон Чонгук. Только ты не смотри на его прекрасное лицо и деньги. Он бывает настоящим гадом, но это и делает его таким классным. Да, мы с ним какое-то время встречались, и вчера вечером он сказал, что любит меня. — Тут мама взвигнула бы от восторга. — Да, да, да. Только… Сегодня утром он сказал, что хочет, чтобы я исчез из его жизни. Мне кажется, из-за того, что он думает, будто знает, что для меня лучше. Ох уж эти альфы, верно? Хотя я с самого начала знал, что между миллионером и простой омегой что-то серьезное может получиться только в сказке. А сказки на то и сказки, чтобы не сбываться. Вот только Чон все время заставляет меня думать, что я ошибаюсь, что все возможно. То есть он сказал, что любит меня… И несмотря на свои страхи, я стал думать, что у нас и вправду все сложится. Только у меня не было возможности сказать, что я к нему чувствую. — Я прижался лицом к маминому плечу и вздохнул. — Меня убивает, что он не знает об этом, и еще хуже то, что я ничего не могу с этим поделать. Ведь такое не напишешь в смс, и не скажешь по телефону, верно? Нет, об этом нужно говорить лицом к лицу. Беда в том, что я не знаю, увижу ли его вообще когда-нибудь. Мам, подскажи мне — я не знаю, что делать. — Мое лицо здесь, — раздался со стороны двери знакомый, проникнутый сексуальной хрипотцой голос. Я вскинулся и обернулся. Да, это был он и выглядел так, будто сошел со страниц глянцевого журнала. Чон стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и засунув руки в карманы джинсов. — Скажи, Чимин, что ты ко мне чувствуешь? — Я… Я… — замялся я, боясь произнести хоть что-то, но потом на выдохе, еле слышно прошептал, — Я люблю тебя! Чонгук Наконец услышав заветные слова вылетевшие из уст любимого, я подорвался с места, подлетев к Минни, чтобы поцеловать, но как только я обнял его, прижав к себе, я почувствовал как он ослаб. Мне пришлось поднять его на руки и понести в кабинет к дяде, просто больше некуда… — Привет… Эм… Можно? — замялся я во входе стушевавшись от взгляда Намджуна. — Что с ним произошло, это ты его довел? — возмущался Ким показывая куда можно положить Чиму. — Нет, он просто… Скорее всего он перенервничал и упал… Можно мы посидим пока что тут, нам бы наедине, остаться… — я чувствовал себя полным придурком говоря с дядей и смотря на очнувшегося омежку. — Конечно, мне все равно пора в операционную. — Проходя мимо нас, он деликатно кашлянул. — Заприте дверь, и никто вам не помешает. Когда он ушел, я посадил Чимина на диван, но когда я хотел оторваться от него, он схватил меня за руку и умоляюще заглянул в глаза. — Пожалуйста, не уходи! — Я никуда не уйду, Минни. Обещаю. Я просто закрою дверь. Он кивнул и неохотно отпустил руку. Я подошел к двери и повернул ручку, потом взял из мини-холодильника бутылку воды. — На, выпей, — сказал я, снял крышечку и протянул ему бутылку. Он сделал небольшой глоток и поставил бутылку на стол. Как только я сел рядом с ним, Минни забрался мне на колени и положил голову на плечо. Он все еще дрожал и был заметно расстроен. Я не представлял, как его успокоить. — Тш-ш, все хорошо, милый. Теперь все будет хорошо, — сказал я, гладя его по спине и целуя в макушку. — Что тебя так огорчило? Поговори со мной. — Господи, Гукки, все вовсе не хорошо… Она умирает. Или, по меньшей мере, умирала. А теперь твой дядя говорит, что они нашли донора. Юнги приехал за мной, сказал, что мама умирает. Мне пришлось мчаться сюда, и я до смерти испугался, что не успею. Я не хотел от тебя уходить, но мне нужно было. Ты был нужен мне здесь, а тебя не было. Утром ты от меня сбежал, и я жутко рассердился на тебя. Мне хотелось наорать на тебя. Хотелось лупить по твоей прекрасной глупой голове, но тебя рядом не было. И мне до сих пор хочется орать и драться, но я не могу, потому что ты приехал, теперь мне хочется, чтобы ты меня обнимал. Ты бросил меня… Продолжая это бессвязное бормотание, он заливался слезами, но я понимал каждое слово. Он был расстроен и испуган, а меня не оказалось рядом, именно тогда, когда я был нужен ему больше всего. Он прав: я повел себя глупо. Ему и так было слишком тяжко, чтобы разгребать еще и мое дерьмо. — Я знаю, малыш. Прости меня, — сказал я искренне. — Теперь я с тобой и не собираюсь никуда уходить. Только если ты сам меня прогонишь. — Договорились. Но, клянусь Богом, если ты опять меня бросишь, я сам стану тебя держать, когда Юн будет отрезать тебе яйца, — сказал он и опять залился слезами. Я обнимал и покачивал его, как ребенка, пока он выплакивал боль, горечь и отчаяние. Через какое-то время он затих, и я решил было, что он заснул, но Минни посмотрел на меня опухшими от слез глазами и улыбнулся. Я поцеловал кончик его покрасневшего носика и улыбнулся в ответ. — Я тебе рубашку испортил, — произнес он осиплым голосом. — Подумаешь, рубашка. Все будет хорошо, маленький, — сказал я, поглаживая его руку. — Я больше беспокоюсь о тебе. — Извини, что я напал на тебя, как сумасшедший. Мало кто об этом знает, но на меня иногда находит. — Он стыдливо пожал плечами и потянулся к коробке с бумажными носовыми платками на столе. Я усмехнулся. — Это не тайна. Но, знаешь, это мне в тебе нравится. Он слабо рассмеялся и стал вытирать мокрые от слез щеки. — Ты давно здесь? — Не очень. — Я забрал у него платок и сам вытер ему лицо. — Кстати, поздравляю, что нашелся донор. — Это ты устроил, да? Если бы я смотрел на себя его глазами, я казался бы себе всемогущим великаном, но я знал правду, и он тоже должен был ее узнать. — Вряд ли это в моих силах. — Ерунда. Ты можешь все, Чон Чонгук. Это ведь ты направил сюда Намджуна. Скажешь, нет? — Да, я просил его проследить за лечением твоей матери. — Значит, ты по умолчанию ее спаситель. Если бы ты не вмешался, мама не получила бы донорское сердце. Я вздохнул, взялся за его подбородок и заглянул в глаза. — Я не супергерой, Минни. Но ради тебя я могу встать под пулю, или остановить поезд голыми руками, или перепрыгнуть с небоскреба на небоскреб, чтобы к тебе добраться. Все, что угодно, лишь бы ты был счастлив… потому что я люблю тебя. — Я тебя тоже люблю, — прошептал он. Кровь у меня вскипела, сердце раздулось так, что я испугался, как бы оно не взорвалось в груди. Он любил меня. Мой малыш за два миллиона долларов любил меня! — Я не умею говорить так красиво, как ты, но… — Эй, — прервал я его, пока он не начал опять тараторить. — Это все, что мне нужно… Знать, что ты любишь меня. Минни закрыл глаза и медленно выдохнул. Потом открыл их, посмотрел прямо на меня и сказал: — Чон Чонгук, я люблю тебя так, что сердце останавливается.