Город на краю ночи

Начитавшись письма, Кастор отдался приятным мечтаниям. Заняться ему всё равно было нечем, и он в сладком воодушевлении ходил по солнечной комнате и воображал, как он возьмёт у Гектора денег и отправится домой. Как он появится там во всей своей роскошной красе, и все соседи удивятся, и он благосклонно одарит всех подарками. Отец в его фантазиях представал униженным и робким, но и его Кастор прощал, хотя и не стоило бы, но он всё равно прощал и угощал дорогим алкоголем и всякими деликатесами. Угощал он и Марка, но больше всего подарков доставалось братцу Марцию. В мечтах Кастор представлялся себе великодушным благодетелем и спасителем. Он — богатый победитель — возвращался домой, и начиналась новая эра, эра красивой жизни, и все, и даже отец, были благодарны Кастору и признавали его достойным и уважаемым. Эти фантазии так увлекли Кастора, что комнаты ему уже было мало, и он не заметил, как вышел в парк и начал бродить по тропинкам, и мысли уносили его всё дальше и дальше. И уже каким-то чудесным образом появлялась в его жизни девушка, и он каким-то чудесным образом жил с ней и был счастлив, и все люди вокруг были счастливы… И он уже и сам толком не понимал, как всё это возможно, просто ему казалось, что Гектор даст ему достаточно денег, чтобы счастье наконец-то ворвалось в его жизнь и угнездилось там навсегда. Жар от перегретого на солнце лица вернул его в реальность. С тенью в парке творилось что-то странное. Море тоже изменилось, его цвет и звуки — всё стало мягким, вечерним, и Кастор понял, что солнце уже начало прятаться за горы. Он услышал своё имя, и ещё раз, и ещё, и понял, что слуги ищут его, и тут же увидел и Гектора. Кастор сначала не узнал его. Трясущегося, испачканного кровью комка слёз и нервов уже не было: перед Кастором возник элитный молодой красавец, истинный обитатель Первой Линии. Гектор красовался в сияюще алой тунике, поверх которой была белоснежная тога с золотой каймой. На красивой голове его величаво покоился золотой венец. — Где ты шлялся?! — возмутился Гектор. — Ты мерил одежду, что я тебе прислал? Если нет, если она не подойдёт — я тебя убью! Тут же Кастора нарядили в то же самое, только тога и туника были обычного белого цвета и без золочёной окантовки. Да и голова его удостоилась обычного венка из натурального лавра. — Пойдём! Пойдём же, и так опаздываем, — пропел Гектор и обнял Кастора за талию. — Сегодня у меня на диво хорошее настроение! Стемнело. В кипарисах зажглись фонари. Не спеша они шли по мощёной дорожке куда-то в конец парка. Парней вокруг становилось всё больше. Впереди, в кипарисовых зарослях парка, Кастор увидел праздничное марево множества фонарей. Что-то намечалось, какое-то праздничное собрание. Раньше Кастор смутился бы и обошёл сборище стороной, но последнее время он чувствовал в себе жёсткость и решительность, и на сердце было почти спокойно. Валентин, тоже весь в белом, уже ждал их. Гектор подошёл к нему, обнял, и они вместе вошли в небольшой амфитеатр, мест на тридцать. Увидев Гектора и Валентина, все встали и зааплодировали. Гектор поприветствовал зрителей жестом, они прошли в середину и сели на центральные места. Кастор уселся сразу за ними. Подходили ещё люди. Народ рассаживался. Чёрное небо над головой было затянуто гирляндами из разноцветных фонариков. Таинственно мерцали горящие факелы. Тяжёлый алый занавес был монументально недвижим. Что-то намечалось. Тут раздался трубный глас, и все благоговейно утихли. Послышалось ещё несколько покашливаний, но и они тут же умолкли. Кастор замер за спиной у Гектора, непонятно из-за чего ощутив жгучий прилив возбуждения и стыда. Занавес разошёлся, и сцена открылась. Началось! На фоне красиво нарисованного стадиона дюжина обнажённых актёров изображали обычную тренировку. Кто-то боролся, другие поднимали тяжести, третьи разминались. У Кастора пересохло в горле, но воды он с собой не взял. В самом центре сцены боком к зрителям стоял высокий красавец, кучерявый блондин, который не спеша натягивал лук, чтобы пустить стрелу. — Вот это задница! — восхищённо шепнул кто-то позади Кастора. — Аппетитная! — с удовольствием ответил другой. Кастор зачем-то посмотрел на сидящих впереди Гектора и Валентина, но их лица были благородны и неподвижны. Выпущенная стрела пролетела вперёд и попала прямиком в центр соломенного круга. — Флавий, гроза грязных кикенов! —  выкрикнул ближайший к лучнику актёр, и все остальные, бывшие на сцене, радостно зааплодировали. Кастор всё понял. Это был классический «Флавий Кикенский», старинная пьеса про древнего царя Флавия, который победил воинственное горное племя кикенов, за что и получил столь выдающийся титул. После хорошей тренировки будущий великий полководец отправился с товарищами в термы. Тут вся компания не спеша отмокала, наслаждалась массажем, беседовала и расслабляла натруженные тела. В правом углу случился даже небольшой половой акт, но Кастор так и не разглядел, по-настоящему всё было или просто игра. После бань действие перешло в совет, где обсуждались насущные дела государства, и вдруг на заднем плане замерцали тревожные всполохи. В совет вбежал раненый воин и объявил, что воинственное племя кикенов спускается с гор и вот-вот подступит к Городу. Заиграла тревожная музыка. Флавий поднял меч и произнёс пламенную речь о защите отечества, и его тут же пылко поддержали все присутствующие. Началась война, и на том первый акт закончился. Зрители словно бы очнулись, загудели, заговорили. Многие встали, потянулись к выходу. Места опустели. Валентину поднесли напиток в золотой чаше. Гектор о чём-то перешёптывался с подошедшим незнакомцем. Кастор вдруг ощутил резкий толчок раздражения и нахмурился. Он поймал себя на мысли, что ему не нужен этот напыщенный спектакль, ему было плевать на элиту прошлого. Кастору мучительно хотелось уйти, отужинать и лечь спать. Пока Кастор ёрзал и хмурился, зрители вернулись на свои места. Перерыв закончился. Началась война! Во втором акте режиссёр решил не морочить публике голову всякими разговорами и сразу начал с осады Города. Грязные, в страшных шкурах, дикие горцы как крысы лезли на городские укрепления, а красивые воины в золотых латах нещадно рубили их мечами. Но кикенов было слишком много. Декорации были прекрасны! Красной краски бутафоры не пожалели. Пожарища пылали почти не отличимо от настоящих! Грозная полная луна освещала битву. Камни и стрелы сыпались на головы варваров. Флавий, с перебинтованной головой, раз за разом насаживал на копьё волосатых дикарей. Красиво заалела заря. И вот на рассвете, в самый страшный миг битвы, Флавий, собрав остатки защитников Города, воодушевил их прекрасной речью и ринулся в последнюю атаку. У благородных воинов, казалось бы, не было никаких шансов, но взошедшее солнце ослепило дикарей, они дрогнули, Флавий начал теснить их и к полудню перебил почти до единого. Кастор замер, позабыв о плохом настроении. Таких постановок он не видел никогда! К сидящему на куче трофейных щитов обнажённому (что, конечно же, являлось чистой отсебятиной режиссёра), в одном золотом шлеме и пурпурной накидке Флавию подвели вождя кикенов Джордарикса. Воины Флавия сорвали с пленника одежду и нагого (а вот это уже был чистый исторический факт) швырнули к ногам победителя. Джордарикс был косматый, страшный, здоровый мужик, больше походящий на лешего или обезьяну. Конечно же, его надлежало принести в жертву богу, но главарь дикарей проявил хитрость! Он ловко скрыл презрение и ненависть к Флавию, кинулся целовать ему ноги и стал восхвалять и обожествлять своего победителя! Клялся в верности и смирении, и в конце-концов уговорил оставить ему его гнусную жизнь. Более же того, дикарь утверждал, что племя его встанет в рабскую зависимость от Города и будет платить ему богатую дань! И что бы подкрепить свои слова делом, он отдал в заложницы Флавию свою младшую сестру. И хоть благоразумные друзья полководца отговаривали его от мира с кикенами, на свою беду Флавий заключил с варварами мир. — Я победил их! И я принимаю от них дары! Отчего же мне не делать этого? — вопрошал Флавий. На этом и закончился второй акт древней драмы. В перерыве Гектор и Валентин начали о чём-то тихо спорить. «У Валентина передние зубы, как у зайца, — хмуро подумал Кастор. — Он так по-уродски улыбается. Почему я раньше этого не замечал?» Последний, третий акт начался с того, что Флавий с двумя друзьями, Гаем и Марком, все трое верхом на лошадях, встречали посольство кикенов. Порабощённые варвары везли своему новому повелителю большую дань. Впереди процессии шестеро слуг несли паланкин с обещанной сестрой Джордарикса. — Надеюсь, она хотя бы подмылась? — сострил Гай. — На это я и не надеюсь! — усмехнулся Марк. — Молю небо об одном — чтобы у неё хватило ума побриться! И вся троица на сцене и все зрители в зале высокомерно рассмеялись. — Гай, сойди с коня, подай нашей гостье руку, — по-дружески попросил Флавий. — Мой царь, я обучен биться с людьми, но я бессилен, как дитя, против сказочных чудовищ! — нашёлся Гай. Зрители взорвались хохотом и зааплодировали. — Хорошая шутка, — хохотнул Гектор, и даже Валентин улыбнулся. — Я уже ничего не боюсь! — объявил Флавий, спешился и подошёл к паланкину. Рабы опустили носилки на пол, и Флавию явился… призрак, с головы и до самой земли укрытый золотым халатом. Флавий замер, кашлянул и распахнул накидку, высвободив на волю тонкую юную девушку. Кастор замер, лицо его вспыхнуло и жарко загорелось. Лицо девушки было белоснежно, а вокруг глаз пылали розовые тени, из-за чего казалось, что глаза горят, как раскалённое железо. Зрители заулюлюкали, и Кастор вздрогнул. Флавий неспешно осматривал живой подарок, потом, зайдя варварской царевне за спину, схватил её за пояс и к всеобщему одобрению дотащил до коня и перекинул через седло. Кастору стало страшно, но это был странный страх. В нём случилось что-то, что-то произошло, но он ещё не понимал, что именно. Это было страшно и сладко волнительно, как искрящаяся гроза жарким душным вечером. Он смотрел на эту девушку и не мог насмотреться, не мог напитаться досыта её странным, грустным, тихим бледно-розовым лицом. Вернувшись во дворец, Флавий объявил о своём триумфе и распорядился начать всенародные гуляния. Тут же декорации сменились, и начался богатый пир. Флавий таскал дикарку за собой повсюду, как собачонку. Она была безмолвная, изящная, с воздушно-невесомыми движениями, и такая одинокая, что Кастору стало невыносимо жаль её. «Почему они все так грубы с ней?! — жарко пульсировала мысль. — Она такая тонкая… Такая беззащитная. Такая… чистая! Почему никто этого не видит?! Это они все сами — дикие варвары, грубые и жестокие! Почему они не понимают, что с ней нельзя… так?!» Грызя нижнюю губу, Кастор глядел то на сцену, то в зал, и поражался грубому дерзкому хохоту. И никак не мог понять — почему любой тычок или оскорбление пленницы вызывает у всех такую радость?! Вскоре стало ясно, что празднование победы затянется надолго. Царский двор гулял, гулял и весь Город. Иногда друзья советовали Флавию остановиться, прийти в себя и заняться государственными делами, но он всё отмахивался и повторял: — Врагов наших больше нет, к чему нам утруждать себя заботами? Мы заслужили покой и отдых. И Флавий продолжал праздновать и веселиться со своей новой живой игрушкой. Глядя на беспечность Города, Джордарикс собирал силы. Глубоко спрятанная ярость и ненависть никуда не пропали, а лишь росли. Как только у него получилось обмануть Флавия, он тут же начал тайно собирать новое войско для отмщения. И вот в день летнего солнцестояния варвары обрушили на Город страшный удар. Это было так сильно и неожиданно, что стены не выдержали и враги хлынули внутрь. С трудом разбуженный слугами, Флавий вышел на балкон и замер от ужаса. Пожарища охватили уже половину Города, и бои шли на улицах, всё ближе и ближе подбираясь к царскому дворцу. Мысленно уже расставшись с жизнью, Флавий бросился в храм к жрецам, что бы совершить последнее предсмертное омовение и заколоть себя, но жрецы сказали, что есть ещё один шанс. — Сойдясь с дикаркой, ты позабыл своих друзей и свои священные обязанности, вот почему Бог попустил твоей стране такое великое горе! Но не всё ещё потеряно для тебя, ибо Бог милостив! Поклянись тут же, у алтаря, что избавишься от дикарки и будешь достойно править страной. И Флавий тут же клялся в этом на своей крови. И Небо приняло его клятву. Не успел он выйти из храма, как на кикенов напал необъяснимый ужас! Всё войско варваров пришло в разброд, смешалось и стало неуправляемым. Собрав выживших солдат, Флавий атаковал и вырезал всех кикенов до единого. Изуродованный труп Джордарикса опознали только по его знаменитой секире. И когда битва была выиграна, Флавий ворвался в покои, где жила заложница, и уже выхватил меч, чтобы умертвить её, но девушка выбросилась в окно. Стало ясно, что постановка подошла к концу, и громкий, скорее всего, «божественный» голос провозгласил нравоучительную речь о вреде женщин и о святой мужской дружбе. — Ну да. Ну да… Ну как я и ожидал… — аплодируя вместе со всеми, заговорил Гектор. — Когда он ворвался в покои к этой бабе, нужно было сделать музыкальное ударение на этот момент. Типа «та-да-а». А они смазали, дуралеи. И вот в этом моменте, когда у варваров началась истерика, опять нужно было сделать музыку погромче, пострашнее, а они не вытянули. Но всё равно нормально. Кастор! Ну а ты как думаешь? Понравилось тебе? Но Кастор молчал. Кастор плакал.