Город на краю ночи

Когда вся публика встала и начала расходиться, Кастор ощутил неприятный беспокойный страх. Он чувствовал, что теряет что-то, упускает и не может удержать. «Они все вокруг такие весёлые и беззаботные! — дрожа, думал Кастор. — Как будто бы ничего не случилось! Им, дуракам, всё равно!» — Как зовут… девушку… жену… сестру… варварскую… — обратился Кастор к Гектору. Людской поток мешал ему толкучкой и шумом. — Что? Какую девушку? Кастор, мальчик мой, что случилось?! У тебя какое-то дикое выражение лица! — Гектор улыбнулся и обнял его. — Девушку… как зовут, которая выбросилась из окна! — Сердце дрожало так, что ему было физически больно всё это повторять и пересказывать. — Да не знаю я! Никогда я не знал никаких девушек и тебе не советую знать! Что же ты? — усмехнулся Гектор. «Какой же он тупой, глупый… Ужасный!» — разозлился Кастор и стал выбираться из толпы. — Постой! Да стой ты! У тебя такое лицо, как будто что-то случилось. Да послушай! Иди сюда… — Гектор вывел его из людского потока в сторонку. — Я с Валентином… Мы уезжаем на недельку, наверное. На праздники. Мы должны участвовать в церемониях в честь праздника Священной Мужской Дружбы, и нас не будет несколько дней, так что ты не скучай и не теряй меня, ладно? Кастор нетерпеливо кивнул, не глядя на Гектора. Сердце его вдруг рванулось! Ему показалось, он увидел её на том краю сцены. — Всё хорошо? — спросил Гектор, заглянув ему в глаза. Кастор кивнул. — Ты каких-то диких грибов объелся, что ли? Ладно… — Гектор пригладил его волосы. — Беги… Куда ты там… Я не думаю, что мы задержимся. Недельку, не больше. Кастору было мучительно неинтересно и он стал решительно пробираться вперёд, туда, где видел её в последний раз. Он всё прослушал и уже успел забыть, чего именно хотел от него Гектор. На глаза ему попался светлый лик Валентина. — Что у тебя с лицом? — нахмурился Валентин. — Скажи, ты знаешь всех этих актеров? — Да нет… Кое-кого знаю. А ты запал на кого-то? — улыбнулся Валентин. — Хочешь завести интрижку? Кастора нервно передёрнуло, он собрал в себе последние силы и спросил: — Как зовут девушку? — Какую девушку? — снова нахмурился Валентин. — Ты что — дурачок? — Тут его кто-то окликнул, и Валентин собрался уходить, но Кастор схватил его за руку. — Девушку! Тут она была одна на всю постановку! Девушку как зовут?! Валентин посмотрел на руку Кастора, сжимающую его одежду, потом на самого Кастора и негромко ответил: — Женщинам запрещено участвовать в мужской жизни. Особенно принимать участие в спектаклях! Ты что, не в курсе элементарных вещей? Все роли всегда исполнялись только мужчинами. Тот, кто играл роль этой… принцессы… Это… Я не знаю его и знать не хочу! Он с лодочной станции. Он живёт в домике спасателей под самым утёсом. Когда Кастор пришёл в себя, зрители уже разошлись. Слуги немыми тенями подметали мусор между рядами. Не зная, что думать и чувствовать, Кастор поплёлся в парк. «Она не может быть мужчиной! Эти её движения, тонкие и плавные, невесомые, ни один мужчина не двигается так! Как она может быть мужчиной?! Все мужчины тут мерзкие, липкие, похотливые, а она чистая, светлая и такая беззащитная!» Дышать было тяжело, жарко. Было душно. Он шёл в темноте, пока не услыхал лёгкий шорох волн, и вышел на берег. Сердце вдруг упало, исчезло и, вспыхнув, начало биться уже в каком-то другом месте и совсем по-другому. «Да… Вот он — этот домик! Я его уже давно знаю. Маленький домик из обожжённых на солнце, просоленных морским ветром досок. На этих сваях, над землёй, прямо под старым утёсом. Вот там! Там моё сердце, моя душа, мой воздух! Куда я уйду от него?! Ничего уже для меня не существует, кроме этого морского дома!» И Кастор надолго замер, вслушиваясь в изменения, происходящие в его теле. Замерев, он молча пропитывался горячим ночным воздухом, шипением волн, и всё стоял и смотрел. Вдруг ему стало страшно. Ему захотелось прямо сейчас подняться по ступенькам, открыть дверь и зайти. А там… Там… Там! Кастор оглянулся по сторонам и зачем-то зашёл по пояс в воду. «Нет! Конечно же, это невозможно! Она была… Она… Такая чистая, а я… Проклятый Валентин всё наврал мне! Совсем-совсем это не может быть — он! Ну какой это — он?! Нет-нет! Или… Всё же… Может быть, и он… Но ведь тогда… Тогда выходит… Разве может быть парень нежнее девушки?!» В крайнем окне вспыхнул свет. Сердце Кастора заметалось невыносимо, и тело его само вышло из воды и пошло по берегу прямо к дому. «Я умру! Я знаю, что умру, я погибну! Мне нельзя приближаться туда! Я не выдержу, я сгорю, как на солнце! Но и не идти туда я не могу! Ох! Я совсем сошёл с ума! Я уже не я! Это уже какой-то новый я! Ну и пусть! Ну и пускай!» Самые первые ступеньки были завалены плоской округлой галькой. Ступеньки повыше были ржавые, солёные и тёплые. Он положил руку на перила, сделал первый шаг и вдруг укусил свою ладонь. «Безумие! Безумие безумного безумца, безумно обезумевшего…» Свет погас. Дрожа, Кастор облегчённо выдохнул и сел на ступеньку. «Что за дрянь на мне надета?! Ах, да! Этот спектакль! Спектакль… — подумал он и блаженно прикрыл глаза. Это было горячее, томное, сладкое воспоминание. — Спектакль, где я влюбился в неё… Или в него… А я влюбился? Неужели вот это чувство вот так и называется?! А что, если это и вправду — он? И у него уже есть кто-то, и он счастлив с ним? А я ничтожный и никому не нужный! Зачем я размечтался? Будь то он или она, — конечно же, там любовь и отношения! Все люди вместе. Только я один!» Ему стало горько и одиноко. Только сейчас он понял, как сильно он устал и что ночь уже кончается, и надо бы поспать. Кастор поднялся и посмотрел вверх, на дверь. «Там никого нет, и она одна! — вспыхнула в нём яростно сладкая мысль. — Одна и одинока, и только я… Я… Только я один знаю, как она красива и как хороша, и как светится лицо её! Никто не знает, только я один знаю! Уже сереет небо на горизонте. Эта тысячелетняя огненная ночь подходит к концу. Скоро будет рассвет, и она выйдет, и я увижу её! Ох, я увижу её! Возможно ли это? Мне бы только раз ещё увидеть её, и можно уж и умирать! Но только ещё разочек взглянуть на сияющую нежность её лица! Только раз ещё! Нужно переодеться… Да! Комната моя недалеко». Небо и вправду уже начало проясняться, и когда он уходил, то заметил в углу ступеньки высохшую перламутровую половинку раковины мидии. Украв её себе на память, он быстро пошёл к своему стеклянному кубу. Развесив на балконных перилах мокрую тогу, он напялил на себя шорты и футболку. Упал в мягкую кровать. Поднёс к глазам ракушку. Жемчужно-гладкая внутри, переливающаяся всеми оттенками голубого, от сероватого до синего, снаружи она была чёрной и шероховатой. Он рассматривал её, пока она не исчезла. Он встал и пошёл обратно в театр. Представление ещё шло. Он не хотел, но всё же как-то оказался на сцене. Подошёл к девушке и хотел увести её куда-то, но выхода нигде не было. Он всё хотел сказать ей что-то важное, но вокруг было невыносимо много людей. Невозможность уединиться изматывала сердце. — Девушка! Девушка! — весело закричал Гектор с первых рядов. — Посмотрите! Ведь это же настоящая девушка! — И начал чем-то очень ярким светить Кастору в лицо. Кастор зажмурился и проснулся. Театр, Гектор, сцена и девушка — всё исчезло. Солнце уже поднялось и светило прямо в глаза. Кастор поднялся с кровати и умылся. Вышел на улицу. Было уже жарко. Он хорошо выспался и чувствовал себя свежим и лёгким. Поначалу он хотел идти к домику по пляжу, но тут же передумал и пошёл по парку. От жары сосны сочились смолой, как мёдом. Тихо шуршала каменистая тропинка под ногами. «Как хорошо, что у меня так много свободного времени, — подумалось Кастору. — Или наоборот — плохо». Подойдя как можно ближе к утёсу и домику, он спрятался за большим лавровым кустом, остриженным в идеальный шар. Двери были открыты, и в проёме промелькнула тонкая фигура. У Кастора дёрнулось сердце. Всё было по-утреннему тихо. Молоденькая кошечка сидела на ступеньках. Море замерло в полном штиле и сияло невыносимо, до слёз в глазах. Худая незагорелая рука выставила на порог большой пакет с вещами, следом вышла девушка и стала закрывать дверь. Сердце Кастора сжалось мучительно сладко. Да! Это была она! Вчерашняя! И со вчерашнего вечера она стала ещё красивее, хотя краше быть уже невозможно, но чудо свершилось, и она сияла ещё ярче и чище! Погладив кошку, она взяла пакет и пошла в парк. Кастор вздрогнул и начал крадучись перебираться к другой стороне куста. Проклятый куст предательски зашуршал, зашуршала и горячая каменистая земля под ногами. Кастор застыл. Затаился. Она, ничего не заметив, прошла совсем рядом и направилась дальше вглубь парка. Кастор отдышался и блаженно прикрыл глаза. На ней была майка, шорты и шлёпанцы. Длинные чёрные волосы оказались париком. Её настоящие волосы были черны, но коротки. Невесомые утренние тени ласкали её худые белые плечи. Кастор с трудом сглотнул. Сердце колотилось уже нестерпимо. «Нужно подойти. Она одна! В целом парке! Пока нет никого. Нужно помочь с пакетом! Ну! Сейчас или никогда!» И Кастор рванулся вперёд, но тут же остановился. Он ошибся! Были люди в парке! Были! Чтоб им всем провалиться! Кастор спрятался за сосной потолще и замер. Теперь ясно было, куда она идёт. В прачечную несла она эти тряпки. И несколько парней, что встретились ей на парковой дорожке, они… Они, как Кастор, следили за ней. Они обступили её и начали вытягивать из рук пакет. Кастор уже ничего не соображал. Он видел только её беззащитную тонкую шею, бледно-мраморную. И короткие прямые чёрные волосы. И это было так много! Так много для него, так нестерпимо прекрасно. Кто-то из парней так потянул пакет, что ручки лопнули, и в горячем воздухе парка раздался смех. Она присела и стала собирать выпавшее бельё. — Кастрат поганый! Ты хоть бреешься? — гоготнул один из парней и пнул её под зад. Она упала прямо на пакет, и все рассмеялись. Кастор услышал своё горячее дыхание и почувствовал, как на пылающем лбу набухают капли пота. Оставив пакет, она молча собрала бельё в охапку и пошла дальше. Компания ещё пару раз атаковала её, но уже только словами. Она поднялась по крутой старинной каменной лестнице и вышла к аккуратному домику из красного кирпича, уютно укрытого старой акацией. Тут плыла в жаре полная тишина, и даже моря не было слышно. Открыв дверь, она зашла, и Кастор, сам не понимая, что делает, вошёл следом. Внутри работал кондиционер, и в первые секунды показалось очень прохладно. Кастор часто видел этот домик, но таблички на нём никакой не было, и только сейчас он понял, что это прачечная. Человек за стойкой забрал бельё и ушёл. Они остались одни. Одни! Она… то есть это он… была худая и белая. Тонкий нос с небольшой горбинкой. Узкое гладкое лицо. Маленький рот с пухлыми губками. Несколько еле заметных веснушек на переносице и прямые чёрные волосы. И большие серые глаза. Кастор попался и погиб. Они смотрели прямо друг на друга. — Спектакль… смотрел… — с жалобной улыбкой выдавил из себя Кастор, удивляясь, как при таком мандраже его ещё держат ноги. — Поздравляю… — ответил маленький ротик, впрочем, с каким-то даже пренебрежением. Но всё же ответил. Ответил! Что говорить дальше, Кастор не знал. Он и так уже был на грани обморока. Под майкой у худого ничего не было, только плоское незагорелое тело. Человек вынес им стерильно чистое бельё, сложенное в идеальную стопку. Худой забрал его и вышел. Кастор пошёл за ним. Они шли хоть и рядом, но в совершенно разных вселенных. И молчали. Худой возвращался той же дорогой, и компания хулиганов ждала его там же. Молодые, здоровые, симпатичные парни, они ухмылялись, предвкушая добычу. Кастор посмотрел на ребят, посмотрел на худого и вдруг взял его за руку. Худой вздрогнул и сжался. Компания притихла. И так, взявшись за руки, в полной тишине они прошли насквозь этот обомлевший караул и ушли в парк. Стало совсем жарко. Они вышли на пляж и поднялись по лестнице, и Кастор увидел, что кошка встречает их. Худой открыл дверь. Занёс бельё и вдруг загородил собой вход. — Уходи! — сказал худой. — Тебе здесь нечего делать. И я тебя очень прошу, не шарься тут по ночам и не прячься в кустах. Если бы ты только знал, как это глупо! И дверь захлопнулась.