Город на краю ночи

Вода была такой тёплой, что почти не ощущалась кожей, но Кастор всё равно бултыхался рядом с берегом. Тонкий сидел на берегу. Нервничал. Мучился. Постоянно нервно вертел головой, показывая свой птичий профиль, всматривался в парк, всё ждал, что опять завалится толпа тупых бычков. Но никого не было на всём побережье, только солнце сияло невыносимо в раскалённом небе. Устав мучиться, тонкий закрыл лицо ладонями и завалился на спину на горячую гальку. Кастор тоже страдал. Член жарко гудел от возбуждения, пульсировал огненной кровью. Это было такое сильное чувство, что перестук сердца перехватывал дыхание. Мысли мутились в разогретой солнцем голове, и даже лазурное море не охлаждало, не могло привести в чувство, успокоить. Вцепившись в водоросли и опустив лицо в воду по самые глаза, Кастор не мигая изучал его впалый живот и просвечивающие рёбра. Следил за тонкими руками и острыми локтями. За хрупкой шеей. Умирающие от наслаждения стоны ночных оргий смешивались со стуком сердца и плеском воды. Красивые тела, обвивающиеся друг против друга, и смачные толчки… Кастор не выдержал, поднял голову из воды и вздохнул воздуха. Парк, сочившийся и сверкающий похотью бесконечных развратных ночей, предательски молчал и не думая помогать ему. Гудящая похоть требовала совратить тонкого и немедленно, но как это сделать, Кастор не имел ни малейшего понимания. Ударив ладонью по водной глади, он вышел из воды и сел рядом с лежащим Луцием. — Чего?! — сжав ротик и нахмурив брови, спросил Луций. — Чего? — не понял Кастор. — Что ты на меня смотришь? — А что? — Меня это нервирует! — Почему? — искренне удивился Кастор. — Потому что! — разозлился Луций. — Не люблю, вот и всё! — Ладно… — огорчился Кастор и лёг рядом. Гадкий тонкий всё делал не так, как нужно! Нужно было улыбнуться и заключить Кастора в объятия, вот как нужно было сделать. «Да что я как животное какое-то?! — разозлился Кастор сам на себя. — У меня что, других мыслей нету?! Может быть, у него проблемы. Может быть, ему не до этого. А я?! Тьфу!» И Кастор заставил себя не думать о возбуждении в члене. — Я не люблю, когда на меня смотрят, потому что… Потому… что на меня глазеют всякие козлы. Пялятся и думают только об одном — как бы унизить меня посильнее, как бы грязнее оскорбить… — Луций сглотнул и замолчал. — Поэтому я не люблю, когда на меня смотрят. Кастор посмотрел на него и сказал: — Я не хочу тебя оскорбить, я есть хочу. — У меня дома нет ничего… — тихо ответил Луций. — В целом доме и нечего есть? — Я утром рано иду на кухню и беру суп в термосе. И ем у себя, чтобы лишний раз не показываться в трапезной. Чтобы лишний раз не давать этим козлам повода поиздеваться надо мной. Но суп я уже съел. Кастор вздохнул. — Суп… Суп — это скучно! Я хотел вина, мяса. А суп — это ерунда. — Могу мидий наловить, — нашёлся Луций. — А мидии я люблю! — улыбнулся Кастор. На старой облупленной лодочке они отплыли от берега и обогнули пузатый утёс. Тут было на удивление мелко. Всё дно было завалено гигантским валунами, поросшими мхом, водорослями и целыми гроздьями мидий. Кастор сидел в лодке, а Луций нырял. Когда корзинка наполнилась здоровенными мидиями, Кастор начал загребать к берегу. Луций сидел перед ним влажный и сжавшийся, с фиалковыми губами, и Кастор посмеивался над ним. — Господин любит иногда полакомиться мидиями и рапанами. А я знаю все места вокруг утёса. Там на некоторых камнях очень большие растут… — согреваясь на солнце и всё меньше дрожа, поведал Луций. Пройдясь по берегу, Кастор набрал охапку сухих щепок. Луций достал из кустов железный лист и положил его на четыре крупных камня. Под листом развели огонь, и когда ржавое железо раскалилось, высыпали на него весь улов. Мидии шипели и раскрывались. Кастор и Луций вырывали горячую сердцевину и если прямо так, без всего. Мидии были очень сытные. Кастору ужасно хотелось хлеба и вина, но, в принципе, и так тоже было хорошо. Луций ел медленно, а Кастор быстро всё слопал и теперь сидел и посматривал на Луция. — А почему… Почему они тебя кастратом называли? — так и не найдя темы поинтересней, спросил Кастор. Луций на миг замер, потом молча не спеша всё доел. — Ну, а сам-то как думаешь? — Я не думаю. Если бы я знал — я бы не спрашивал. Луций молчал. — Ну ладно тебе, чё ты ломаешься? Давай рассказывай! — И Кастор пальцами правой ноги игриво постучал ему по лодыжке. — Говори. Луций засопел и сжал губы. — Ну потому что я кастрат! Дурак! Кастор моргнул: — Да ладно! Серьёзно?! Покажи! Луций нервно вздрогнул и отмахнулся. — Ну чего ты?! Покажи! Я не верю! И прямо нет ничего?! Прям пустое место? Я слышал о кастратах, но никогда не видел. Покажи! Луций рванулся встать, но Кастор удержал его. — Хочешь, я тебе свой покажу, а ты мне свой? Луций дёрнулся сильнее, но Кастор держал его крепко. — Показывай! — усмехнулся Кастор и сам не заметил, как навалился на Луция и скрутил его. Луций сопел, шипел и вырывался, но Кастор легко его удерживал. Без особых усилий Кастор засунул ладонь ему под шорты и стянул их. Луций замер. Застыл и Кастор. Приоткрыв рот, он замер, глядя на коротко стриженный колючий лобок и небольшой тонкий член… И всё… Больше там ничего не было. «Ой! И точно! Отрезали!» — ахнув, подумал Кастор, ощущая, как резко поджались его собственные яички. Кастора передёрнуло, и он взглянул на Луция. Тонкий тихо лежал прямо под ним, страдальчески закрыв лицо ладонями. Шорты так и болтались на его острых коленках. — Ладно… — засопел Кастор. — Чего ты? Это ж просто… типо… шутка, ну! Кастор взял его за плечо, но Луций истерично дёрнулся и отвернулся набок. — Ну ладно тебе… Луций вдруг ударил его ладонью по лицу. — Ну прости, прости… Я не хотел, я не думал… Луций натянул шорты, встал, снял с камней железный лист и спрятал его в кусты. Солнце упало за горы, и тут же стемнело. В горячей темноте господского парка замерцали огоньки пиршественного зала. Душный воздух принёс звуки музыки. — Иди к ним, — странно улыбнувшись, сказал Луций. Кастор скривился. — Там вина и секса сколько хочешь! — Ну и что? Был я там уже, неинтересно мне с ними. А секс… — Кастор снизу доверху прошёлся взглядом по Луцию. — Да и даже секс у них какой-то… Как сказать… Бесчувственный. Долбятся в куче все со всеми, как идиоты… Скучно всё это. Они медленно пошли по пустому пляжу. — Расскажи о себе. Как ты жил, что делал. — Да ничего я не делал… — отмахнулся Кастор. — Жил потихоньку, да и всё. — Встречался с кем-нибудь? — Ни с кем я не встречался, — признался Кастор и вдруг бухнул: — Я женщин люблю. Луций замер и тут же весело расхохотался: — Ой, не могу! Бабы! Хорошая шутка! Кастор нахмурился. — Ты их хоть видел когда-нибудь в живую, баб-то?! Кастор молчал. — Не видел. И как ты можешь их любить, если ни разу не видел?! Тебе это просто так кажется. Баб он любит. Да и чего в них хорошего, в бабах-то?! Ну, насмешил! Опустошённое сердце Кастора со звонким дребезжанием покатилось по пустой мостовой. Любовь к женщинам была его самой страшной, самой глубокой и постыдной тайной. Она гнездилась в самой глубокой тьме его души, и вдруг выходит, что всё напрасно! Все эти годы терзаний и страхов… А Луций просто рассмеялся, и всё. Даже не поверил. Даже не отнёсся серьёзно. Даже не накинулся с кулаками. Просто так… Ну и что… Луций вдруг остановился, и Кастор чуть не налетел на него. Оказывается, они забрели уже довольно далеко, до самых Сестёр. Две Сестры, две остроконечных скалы, стаяли у самого берега, врезаясь в море. На правой сестре, на самой верхушке, росла томно изогнутая сосна. Небо было тёмно-голубым. Горячая луна освещала всё как днём. Между Сёстрами было расстояние в сто шагов, и прямо посередине этой крошечной бухты сияла золотистая лунная дорожка. — А у нас, получается, свидание под луной, — улыбнулся Кастор. — Я хочу тебе сказать… Хочу чтобы ты знал… Чтобы ты понял… — вдруг начал Луций. — Если ты хочешь отношений со мной… Если и вправду хочешь… То вот! — Луций протянул ему свою левую руку. И только сейчас Кастор увидел, что всё запястье Луция было в глубоких розовых шрамах. — Однажды у меня уже были отношения… Была… Но тот человек… Он бросил меня… И тогда я сделал… вот… это. Пойми, для меня отношения — это не просто флирт! Если я сойдусь с человеком, то это навсегда! До самой смерти! Если ты готов взять на себя такую ответственность… тогда… А если не готов… то лучше и не начинать! Ты меня понимаешь? — взмолился Луций. Кастору стало тяжело на сердце. — Я понял. Я всё понял. Пойдём уже спать. Я устал. И они вернулись в дом. — И спать ты будешь у меня на кровати, а кровать у меня одна, — сообразил Луций. — Ну а вдруг они ночью придут пьяные и побьют тебя? — спросил Кастор, зевая и устраиваясь у стенки. Луций не спорил. Кастор уснул быстро, как и всегда. Но Луций не мог спать. Луна нестерпимо горела в окне. Ночь была душная. Котёнок разыгрался и всё шуршал старой шишкой, гоняя её по полу. И ещё был Кастор. Его молодое, крепкое, поджарое, загорелое тело. Оно жглось и пылало. Луций не выдержал и вышел на улицу, сел на ступеньках. И так отчаянно горела луна, так трепетало сердце, что он не выдержал и заплакал. Сначала он горько плакал от жалости к себе. Судьба его была несправедлива и одинока. Толпы здоровых парней издевались над ним и презирали его. Он был трусливым ничтожеством, изгоем. Но потом… Постепенно сердце его успокоилось, и слёзы стали слаще, умилительнее. Сегодня в первый раз в жизни за него заступились. За него дрались. Его защищали. В первый раз в жизни он ночевал не один. И Луций плакал уже сладкими слезами. И в конце концов сердце его успокоилось, он вернулся в дом. Лёг на кровать и замер. Он долго подгонял своё дыхание чтобы дышать с Кастором в унисон… И сам не заметил, как уснул.