Город на краю ночи

Кастору снилось, будто бы наступил Конец Времен и звезды сошли с ума. Они начали носиться по горячему душному черному небосводу, мигать и исчезать, на полном ходу сталкиваться друг с другом и взрываться. Все это было красиво, грустно, но почему-то почти не страшно, хотя Кастор и осознавал — это начался Конец Света. Красиво подсвеченные кипарисы стояли неподвижно в жаркой ночи, и он чувствовал, что и Луций рядом с ним, хоть и не видел его. — Какой странный сон, — подумал Кастор, замечая, что звезд на небе становится все меньше и меньше. — Ах, да! Ведь это сон. Я сплю. И как только он понял, что спит, тут же начал просыпаться. Было дымчатое тихое жаркое утро. Луций был рядом, лежал на спине и смотрел в потолок. Кажется, на его носу появилось несколько новых полупрозрачных веснушек, не замеченных ранее. Кастор двумя пальцами дотронулся до его губ. Луций посмотрел на него. На пальцах были хлопья неотмытой засохшей крови, и Кастор убрал руку. — Как мы будем жить дальше? — тихо спросил Луций. Кастор лежал молча. За окном уже было жарко, и комнатка наполнялась духотой. — Не знаю… — просто ответил Кастор. — Как-нибудь будем жить… Как до этого жили, так и дальше будем. В дверь настойчиво постучали. Луций вздрогнул всем телом. Увидев молоток под стулом, Кастор крепко сжал его в кулаке и, спрятав руку за спину, приоткрыл дверь. На пороге стоял идеального вида парень. Высокий и стройный блондин. Его форма корабельного стюарда была белее бумаги: туфли (и не жарко в такую-то жару!), брюки с идеальной стрелкой и рубашка-безрукавка. — Кастор? Господин хочет вас к себе, — заявил белоснежный. — Сейчас… — плохо понимая, что происходит, ответил Кастор. — Штаны только надену, — и прикрыл дверь. — Не уходи! Они меня убьют! — в ужасе зашептал Луций. — Я не могу… — растерянно ища одежду, отозвался Кастор. — Ты уйдешь, и они меня прикончат! — мечась от страха, причитал Луций. — Да не убьют они тебя! С чего бы им тебя убивать-то?! Закройся и сиди тихо. Я постараюсь побыстрее. Луций сел на кровати чуть не плача. Кастор уже хотел было уходить, но вдруг не удержался, крепко обнял его и только потом вышел. Пощурившись на солнце, он пошел в сторону виллы, но стюард указал ему на лодку у пирса. Кастор сначала не понял, но тут же увидел небольшую яхту нежно-кремового цвета на горизонте. — Господин на яхте? — прошептал Кастор. К позору своему он как-то грузно и неловко оступился в лодку и, кашлянув, уселся в мягкое кресло. Мотор взрыкнул, теплая сонная лазурь вспенилась, и лодка рванула в море. Берег быстро удалялся. Густой горячий ветер бил в лицо. Кастор обернулся. Домик Луция показался ему таким жалким, бедным и крошечным, что сердце его наполнилось жалостью и умилением. «Еще и измываются над ним! — с тоской подумал Кастор. — Хотя и у меня жизнь тоже не лучше». Кастор хотел подумать о чем-то еще, но потерял мысль. Прогулочная яхта господина приближалась и теперь уже не казалась такой маленькой. Яхта выглядела остро и стремительно. Верх был до боли в глазах белоснежен, а нижняя половина — блаженно-лазурного цвета, по которому переливались солнечные блики утреннего моря. — А-а-а-а! — радостно протянул Гектор, увидев Кастора, и раскинул руки. Лодка пришвартовалась, и Кастору помогли забраться на палубу. Господин был уже пьян — и пьян, видно, не первый день. Одеяние его было странным: белая длинная рубаха до пят и сверху просторный роскошный халат цвета золотистой киновари. — Мой дорогой! — расплылся в улыбке Гектор, подался навстречу, но его повело, и он упал на стол. Несколько бутылок дорогого вина тут же упали и разбились вдребезги. Господин глупо захихикал, сделал над собой усилие и все же поднялся и обнял Кастора. — Как ты? Как у тебя дела? Ты прости, прости меня, я должен был уделять тебе больше внимания, я должен был… но у меня дела… сейчас я исправлюсь! Я… буду… эгэх! — он победоносно потряс кулаком в воздухе и опять пьяно хихикнул. — Да ты садись! Садись! Я тебя сейчас накормлю, напою, обласкаю! Я буду любить тебя, нежить. Я так тебя люблю! Мой славный… милый мой… — Господин замялся, спьяну потеряв мысль. Встряхнув руками, освобождая их от широченных рукавов халата, Гектор хлопнул в ладоши, призывая стюардов. На корме, под козырьком, был диван в форме подковы и овальный стол. Усадив Кастора в почетный центр, Гектор грузно плюхнулся рядом и обнял его. Стюарды быстро и молча поменяли посуду и принесли нового вина. Гектор тут же осушил полную золотую чашу в форме бараньей головы. — Ну как ты? Как? Как живешь? Все у тебя хорошо? Развлекаешься с ребятами? Кастор пожевал губами, чувствуя следы вчерашнего удара в лицо, и сделал решительный глоток из своего кубка. «Рассказать ему про вчерашнее? Нажаловаться на них? Пусть он их вздрючит плетьми, этих борзых бычков!» Очень вкусно запахло свежей запеченной рыбой. — Команда поймала несколько… вот только что… и я велел пожарить… совсем живая рыба. Ты голоден? Кастор посмотрел на Господина. Глаза его были осоловелыми и уже косыми от алкоголя. «Наверное, сейчас не стоит. Сейчас неподходящий момент. Да и он сильно уж пьян, да и… Ладно. Потом как-нибудь. Завтра…» Тут же повар внес что-то умопомрачительно-нежнейше-запеченное, соблазнительно-золотистое, с лимонами, оливками и зеленью. Кастор не удержался, положил в рот сочное красное рыбье мясо и закрыл глаза в блаженстве. Все было идеально! Абсолютно идеально — он был на элитной яхте, с Господином с первой линии, в море, пил восхитительное господское вино и ел божественно приготовленную, только что выловленную рыбу. Если бы прорицатель пару месяцев назад рассказал ему, где он окажется, то Кастор умер бы от счастья. Но сейчас… тут… он не испытывал никакой эйфории и просто ел, стараясь не думать ни о чем, просто наслаждаясь блюдом. Ему было даже немного тоскливо, когда он вспоминал себя, молодого и глупого. А еще он постоянно думал о Луции. — Я знаю… никто не любит Валентина. И да… у него есть вот эти нехорошие черты… моменты… и люди… люди не знают его… не понимают… не хотят понять… Кастор вдруг понял, что задумался, а тем временем Господин изволил ему уже что-то рассказывать. Гектор полулежал на подушках с кубком в руке. На груди его блестели винные пятна, а мутные глаза смотрели куда-то в пустоту. — Только я один вижу в нем прекрасное, — шмыгнув носом, Гектор сделал глоток и вздохнул. — И я бы хотел, очень хотел, чтобы и ты тоже увидел в нем хорошее. Валентин, он… Он очень сложный. Он на людях… с другими людьми он другой… не такой, как со мной. Когда мы вдвоем, наедине, он… ведь ты же не знаешь… он совсем, совсем другой. Он прекрасный! Добрый! Он… — Гектор водил рукой по воздуху, подбирая слова. — Огромной души человек. Огромного сердца! Он лучше… он куда лучше меня! Да! Я ниже… ниже, и хуже, и темнее его! Я… а он очень… он очень! И он не всегда был таким, как сейчас, его люди испортили… они его озлобили. А раньше… О, какой он был раньше! Как же он был прекрасен раньше! Он был чистый, чистейший юноша! Он был золотое дитя! — грудь его затряслась и полились обильные слезы. — Он такой свежий, такой цветущий! О, он так прекрасен! Я зову его Зайчик! Между нами, когда мы одни… Я называю его Зайчиком и плачу… плачу от счастья! — Гектор поймал и до боли стиснул руку Кастора. — Я заказал ему памятник! — вскрикнул Гектор. — Он будет… его изваяют в виде… бога… он будет обожествлен! Я… я расставлю эти памятники повсюду! Везде! И люди будут восхищаться и поклоняться ему! — Гектор допил все из кубка и вдруг швырнул его в море. Чаша отчаянно сверкнула золотым сиянием и ушла в лазурную пучину. — О-о-о… а они могут только видеть… только внешнее его… какие-то… его… глупости… его мимолетные психи… дурачества, и уже морщат рожи. Мол, он не ценит, он дерзкий и мерзкий… У-у-у! — зарычал Гектор, схватил кусок рыбы, откусил кусок и швырнул ее на пол. Потом ухватился за бутылку, припал к горлышку, пошел вперед, уже совсем не владея своим телом, и, споткнувшись, перевесился через перила. — Ой-ё-ёй! — ахнул Кастор, кинулся и ухватился за Господина, уже вываливающегося в море. Вытащив и уложив пьяное тело на палубе, Кастор отдышался и позвал на помощь. Гектор был без сознания. Прибежали стюарды и доктор с большим саквояжем. Начали приводить Господина в чувство. Поставили ему капельницу, перенесли на диван. — Это надолго… — объявил доктор. — Вам, наверное, лучше вернуться на берег. Когда Господин придет в себя, он позовет вас. Кастор радостно кивнул, ловко и быстро собрал со стола прекрасную рыбу и вино и побежал к лодке. Когда причаливали к берегу, Кастор что-то почувствовал в воздухе. Что-то изменилось… что-то… стало как будто бы легче. Он посмотрел на небо и все понял: солнце уже подступало к вечеру, и жара чуть ослабла. «Странно — подумалось Кастору. — Вроде, совсем недолго был я на яхте, а уже почти вечер. Так быстро время пролетело!» Прижимая пакет с гостинцами с господского стола, Кастор вбежал по лестнице и уперся в закрытую дверь. — Луций! Открой! Я принес кое-что! Но дверь была заперта. Кастор в нетерпении так дернул ручку, что вся стена задрожала. — Луций! Да что же такое?! Прищурившись, Кастор посмотрел в окошко. Луций лежал на кровати. На полу была разбита банка с малиновым вареньем, вокруг нее валялись подушки и покрывало. — Луций! Ты пьяный, что ли! — вглядываясь в окно, крикнул Кастор и вдруг осекся. Все правое запястье Луция было в крови. Тело Кастора уже выламывало дверь, а разум еще только начинал осознавать, что это никакое не варенье на полу, что никакого малинового варенья у Луция никогда не было, да и откуда оно могло у него взяться, и что… Вместе с высаженной дверью Кастор ввалился в комнату, и в этот миг начался вечер. Задыхаясь, Кастор все пытался найти тряпку почище, чтобы перебинтовать глубокие резаные раны на тонкой руке Луция. Кровь на полу уже свернулась, сгустилась, превратившись в мерзкую болотистую жижу. — Уходи… — не глядя на него, прошептал Луций. — Кто?! Что?! Зачем это… что это… — превозмогая головокружение, метался Кастор. — Уходи… Не хочу тебя видеть… Я тебя предупреждал… — шептал Луций, срывая с руки повязку. — К тебе пришли эти уроды?! Порезали тебя?! Кто? Когда?! — Валентин приходил… — еле слышно ответил Луций и, подняв страшную, черно-бледно-синеватую от крови руку, прикрыл глаза. — Какой Валентин?! Господин Валентин? З-зачем?! — Он сказал, что вы с господином любовники… Что он вызвал тебя к себе на яхту для утех… уходи. — Какие любовники?! Мы с господином любовники?! — лицо Кастора горело, но скользкий пот был почему-то холодным. — Я предупреждал тебя, что я себя убью! — со злостью в голосе проговорил Луций. — Если ты мне изменишь, я себя убью! Я тебя предупреждал! Уходи! Проклинаю тебя! Замерев, Кастор попятился назад. — Когда меня не было… — хрипя пересохшим горлом и обливаясь мерзким потом, заговорил Кастор. — Когда я был на яхте, к тебе пришел Валентин и сказал… сказал, будто я с Господином… что мы любовники? — Глаза Кастора округлились от злости. — И ты поверил?! — вскрикнул он. — И ты ему поверил?! — Я ничего не хочу… — заныл Луций. — Я хочу умереть! Дайте мне умереть! — И ты ему поверил?! — взревел Кастор. — Что я… я! У-у-у! — зарычал он и бросился за врачом. Доктор, небритый блондин, был так медлителен, что Кастор еле сдерживался, чтобы не пришибить его. — Посидите, пожалуйста, с ним, не оставляйте его одного! — попросил Кастор, стараясь не смотреть, как доктор копошится в разрезанной руке. — Я скоро приду. Я… Побудьте с ним, я быстро! В открытом баре среди пальм народу было еще немного. Несколько парней купались в бассейне под синеющим небом. Сцена была пуста. Валентин сидел, ссутулившись, за барной стойкой, подсвеченной голубым светом. Кастор подошел к нему и замер, тяжело дыша. Перед Валентином ничего не было, скорее всего еще не подали, или он обдумывал заказ. В отдалении стоял бармен: наклонившись, он что-то записывал в блокнотик. Кастор увидел краны, стаканы и несколько больших тяжелых бутылок с разноцветными сиропами. — Он порезался… он чуть не умер… — наконец заговорил Кастор. Это было странное чувство, словно бы тело само начало общаться, не дожидаясь команды мозга. У Валентина появилась странная полуулыбка, и Кастор в первый раз заметил, что он не брит и оброс рыжеватым пушком. — Ты пришел к нему и сказал… Наврал! З-зачем?! Валентин ссутулился еще сильнее и как-то развязнее и, осклабясь, все молчал, думая о своем. — Зачем?! — подступил к нему Кастор. Парней в бассейне было пятеро, и Кастор понял, что сейчас ему будет худо. — Что «зачем»? — тихо спросил Валентин. — Зачем ты довел его до того, что он… что… он при смерти… для чего ты соврал, что я… — лицо Кастора погружалось то в жар, то в холод, и он не мог нормально говорить. — Ну… ты развлекался с моим парнем, а я пошел поразвлечься с твоим. Глаза Кастора стали ледяными. — Он чуть не умер! — Ну и что? Одним бездарным актером стало бы меньше — кому какая разница? — Валентин все смотрел перед собой, не удостаивая Кастора взглядом. Кастор молчал, с трудом приходя в себя от такой дикой мерзости. — Зачем?! — Мне было скучно… — Скучно? — Кастор уж в последний раз взглянул на рельефные тела парней в бассейне. — А письмо? — вдруг вспомнилось ему. — Письмо мне тогда пришло… тоже ты? Валентин кивнул. — Но зачем? — искренне не понимая, выдохнул Кастор. — О боги, какой же ты душный! — усмехнулся Валентин и выпрямил спину. — Ну я же говорю тебе — скучно! Скучно жить на свете без скандала! — Скучно? — Кастор отвел от него взгляд. Тяжелая литровая стеклянная бутылка с малиновым сиропом смотрела прямо на него. — А ведь я же тебе, гнида, жизнь спас… — подумал вслух Кастор. — Что? — не расслышал Валентин. — Ничего. Скучно тебе? Ну так развлекайся… — и, ухватившись за горлышко, обрушил бутылку с сиропом ему на голову. Почему-то бутылка не разбилась. Валентин рухнул на пол и застыл. Вокруг головы его начал разбухать и шириться кровавый нимб. Кровь чернела, густела, сворачивалась и все ползла, впитываясь в каменный пол. И от его божественной крови этот мир обезумел. Мир закричал и накинулся на Кастора, чтобы разорвать его. Голые сильные влажные тела опрокинули его на пол и так сильно сдавили, что Свет жизни в глазах лопнул и все погрузилось во Тьму.