Влюблённая арахнофобия

— Ну ты и сволочь. Роберт, оторвавшись от молчаливого созерцания ночного города, сверкающего различными карамельными огнями, обдуваемого лишь дыханием природной темноты, необычно спокойной и умиротворённой, с искренним удивлением уставился на Йоханссон, беспечно попивавшей из кружки крепкий чай с лимоном. Из его любимой, между прочим, кружки. Нахмурился. — С какой стати? — поинтересовался он. — С самой простой стати. — Да я даже ничего не сказал! — Но у тебя сейчас сволочное выражение лица, — фыркнула Скарлетт, кидая на мужчину насмешливый взгляд. — Значит, точно о чём-то нехорошем думаешь. Дауни выгнул бровь. — И поэтому я сволочь. — И поэтому ты сволочь. — Гениальная женская логика, — покачал головой Роберт, снова облокачиваясь на балконные перила и глядя в размытое пятно суетливого перекрёстка со спешащими по нему машинами и людьми. — Дождался, теперь и дома оскорбляют. И вообще, не оборзела ещё из моей кружки пить? Скарлетт, усмехнувшись, сжала вышеупомянутый предмет в ладошках ещё крепче. — Нет, она мне нравится. — О, знаешь, в этом мы схожи. — Я знаю. Дауни-младший с задором оскалился, заставляя Йоханссон громко засмеяться. Что ж, это поистине просто великолепная женщина, он её нереально обожает! — Будешь хамить в моём доме, попадёшь в чёрный список посетителей, — с наигранной серьёзностью пригрозил ей Роберт и, расправив плечи, глубоко вдохнул свежий воздух. — Поверь, такой есть. Скарлетт хмыкнула и затем, вдруг резко развернувшись к мужчине лицом, прислонилась одним боком к перилам, держа уже пустую кружку из-под чая в другой руке. Призывно глядя на хозяина дома, она чуть склонила голову, и её глаза в темноте завораживающе и таинственно сверкнули, будто вызывая на битву или на дуэль. Роберт, резко выдохнув, отзеркалил движения Скарлетт, и оба актёра, задержав дыхание, уставились друг на друга, изучая чужие позы — одну напряжённую и одну расслабленную. Женщина позволила себе мягкую усмешку — иногда Дауни-младший неосознанно мог дать себя с лёгкостью прочесть, но она не хотела говорить ему об этом. Пожалуй, это его немного разочарует. — А у тебя есть список посетителей, которых ты всегда рад видеть в своём доме? — Роберт чуть заметно дёрнулся, но зоркий взгляд Йоханссон ухватил этот момент и больше упускать не собирался. — Естественно, по-моему, так у каждого человека, разве нет? — поинтересовался суховато мужчина и тут внезапно осознал, что своим длинным ответом на такой обыкновенный вопрос буквально выдал себя с потрохами. Вот блин, чёртова Йоханссон! — Не спорю, я же просто спросила, — с деланным равнодушием пожала плечами та, и Дауни с досадой скрипнул зубами. Ну конечно, она его прямо сейчас раскусит. Он неопределённо кивнул в такт слов своей коллеги по работе и, махнув рукой, отвернулся от неё, тщательно рассматривая малейшие детали трещинок на перилах. — Ну, есть. И что дальше? Получилось грубовато, но, видимо, Скарлетт ничуть не обиделась на это. Ещё один её плюс, который является такой редкостью в человеческом обществе — не делать поспешных выводов. — Я же говорю, я просто так спросила. — Она, придвинувшись к Роберту, осторожно прислонилась к его правому плечу своим левым, тоже устремляя свой взгляд в городскую даль, вечно громкую, вечно живую и копошащуюся, словно муравейник. — Нет, не просто, — возразил Роберт и с остротой добавил: — Не бойся, ты туда входишь, напрашиваться не стоит. — И не старалась даже, — Йоханссон немного помолчала, глубоко выдыхая. — А Том входит в этот список желаемых посетителей? Кровь хлынула к затылку Дауни жарким ударом. — Какой именно? — Было уже и так ясно, что битву, которую он сочинил самому себе, можно считать проигранной, однако не оставлять отчаянных попыток сохранить своё лицо перед «врагом» — его персональная тактика. — Сам знаешь какой. Всё, финал, белый флаг. Утверждать что-то обратное бессмысленно! Как она это, чёрт возьми, делает?! Своей дурацкой проницательностью она похожа на Эванса — пожалуй, это её единственный минус. Они оба до странной одержимой жути способны пролезть в те сокрытые и тщательно припрятанные закуточки души, которые всегда стараешься оставить при себе, подальше от чужих глаз. Обычно это получается сделать, но потом происходит знакомство с Крисом и Скарлетт — и всё летит к чертям. Не то что бы их советы после раскрытия тайн и проблем были неполезными, но Роберт бы, например, предпочёл сначала разобраться со своим мусором самостоятельно и только потом, когда закончатся все средства преодоления трудности, обращаться за чужим мнением. Дауни считал отвратительным тот факт, что с некоторыми людьми ему удавалось сохранить своё лицо и прятать от них собственного домашнего скелета в шкафу, а с «некоторыми» — читай: «Крис и Скарлетт» — нет. Обычно к таким моментам мужчина просто не бывает готов, и ему приходится импровизировать. Иногда он в этом просто Бог, но иногда... — Ну, допустим, знаю, так что с того? «Молодец, Роберт! Просто браво! Ничуть не глупо и не странно! Даже ни разу не смешно!» — Что с того? — Скарлетт чуть склонила голову набок, делая не совсем удачную попытку заглянуть коллеге в глаза, и, поняв, что тот нарочно от неё отвернулся, весело усмехнулась. — Да так, ничего особенного. Но ты всё ещё не ответил на мой вопрос. Дауни-младший с раздражением снова повернулся к ней. — Йоханссон, меня бесит твоя улыбка, а ты сама задолбала, — прорычал он, от злого бессилия вырывая из рук женщины кружку и направляясь вглубь квартиры. — Да, да и ДА! Слышишь? Тройное «да» на твой вопрос! И вообще, многие ребята с работы имеют статус желаемых посетителей в моём доме, и то, что Том входит в их список, ещё ничего не значит. Скарлетт с некой мягкой строгостью, присущей матери, следящей за вытворяющим какую-то дичь чадом, смотрела на мечущуюся по кухне фигуру Роберта с пустой кружкой и затем, дружелюбно улыбнувшись, вышла с балкона, закрывая за собой стеклянную дверь. — Конечно, ничего не значит, — уверила она несчастного хозяина дома и получила в ответ недоверчивый взгляд, — только о «значимости» я даже слова не произнесла. Это раз. А во-вторых, был бы Томми для тебя таким же обыкновенным коллегой по работе, ответил бы на мой вопрос сразу. Что ж, Роберт уже давно понял, что сам себя выдал. Хм. Кстати, а что выдал-то? — Прости, — продолжала между тем Йоханссон, не чувствуя при этом ни капельки сожаления, — но ты сам себя выдал. Что за телепатия?! — Да-да, понял я, — отмахнулся Роберт и, резко включив чайник с водой, повернулся обратно к женщине. — А что выдал, м? Скарлетт, сев за кухонный стол, осторожно поставила локти на его поверхность и упёрлась в свои ладони, устремляя острый изучающий взгляд на Роберта. Тот, тяжело вздохнув, дал себя на растерзание чёртовой проницательности, упрямо глядя коллеге в глаза, молча, непоколебимо. Тишина, насквозь пропитанная напряжением, казалось, тянулась вечность, пока актриса, наконец, не моргнула и не оторвалась от анализа лица Дауни. — Сам же знаешь ответ, только почему-то не принимаешь его, — легко озвучила она, однако эти слова для Роберта были больше, чем просто набор букв, поэтому от женщины не укрылась та судорога, быстрым мгновением пробежавшая по лицу мужчины. Она тяжело вздохнула. Неужели так сложно в чём-то признаться? Не другим, но хотя бы самому себе? — Перестань нервничать. — Ой, заткнись, из тебя хреновый психолог, — отмахнулся тот, возвращая себе прежние доспехи из невозмутимости и эмоциональной непробиваемости, и повернулся к вскипевшему чайнику, неосознанно разливая чай на две кружки, хотя его никто об этом и не просил. Скарлетт мягко улыбнулась этому факту. Каким-то образом Роберт запомнил, что она никогда не наслаждалась лишь одной порцией чая, и теперь на автомате заваривал для неё этот напиток, делая его максимально крепким и добавляя в него две ложки сахара без горки. Дауни-младший снова вернулся к столу и осторожно поставил свою любимую кружку перед актрисой, из которой она уже до этого пила, затем, прислонившись к кухонной тумбе, устало выдохнул в поднимающийся пар из другой кружки, которую он крепко зажал в своих ладонях. Он деловито взглянул на Скарлетт и кивком указал ей на чай. Та, прикусив губу и сдерживая новую рвущуюся наружу улыбку, лишь покорно взялась за поставленную перед ней кружку. Она точно не собиралась говорить Роберту о том, что тот, как и она сама в какой-то степени, бывает слишком внимательным к деталям. Это слишком умилительно, и заставляет душу переполняться ещё большим уважением и чувством необъятной дружеской привязанности, но ему не обязательно об этом знать. Пусть живёт. Гостья и хозяин квартиры сидели ещё какое-то время в тишине, аккуратно попивая из своих кружек горячий напиток и умиротворяясь тем, что им тепло. И снаружи, и внутри. Возможно, именно сейчас они поняли это, и временная заминка была им необходима. Можно и продолжить разговор по душам, теперь он пойдёт чуть легче. Хотя... — Я не стараюсь быть для тебя психологом. Роберт с удивлением выплюнул обратно в кружку чай, и Скарлетт брезгливо поморщилась. — О да, как мило, — «одобрила» она, на что получила раздражённый взгляд. — Могла бы ответить на мой подкол ещё через тысячу десятков дней, — с сарказмом фыркнул Дауни, — а прошло всего лишь чуть меньше десяти минут. Я впечатлён. — Отвали, — хмыкнула женщина, и оба, с дружеским значением переглянувшись, снова прижались губами к своим кружкам. — Итак, — снова начала Йоханссон, с затянувшимся наслаждением пропуская через себя горячий глоток чая, — я понимаю из всего этого только одно. Роберт даже не хотел уточнять, что она имела в виду под «из всего этого», поэтому просто тяжело выдохнул: — И что же? — Что тебе легче жить, когда всё вокруг слишком сложно. Дауни-младший выгнул бровь. — Откуда такие выводы, мисс Холмс? — Элементарно, Ватсон, — парировала Йоханссон, отставляя от себя кружку. — Иначе бы ты уже давно упростил себе жизнь. Но нет, мы слишком упрямые и не хотим замечать очевидное. — Она встретила на себе всё ещё не понимающий взгляд и с сокрушённым вздохом прикрыла лицо руками. — Господи-Боже, как туго всё до тебя доходит... — Твою мать, Йоханссон! — тут же вспыхнул Роберт, с громким стуком ставя свою кружку на тумбу так, что через её края неаккуратно выплеснулась пара капелек чая. — Ты охренела говорить загадками! Кто тебя вообще поймёт?! Скарлетт подняла взгляд на злого мужчину и лишь коротко произнесла: — Прими уже. — Что принять? — Хм, как бы мягче сказать? — Скарлетт. — Прими немного иное отношение к нему, — актриса снова склонила голову набок, внимательно разглядывая своего коллегу. — И только попробуй сказать, что ты не понимаешь, о чём я. Придушу собственными руками. Роберт уже ведь упоминал, что обожает эту женщину? Ну так вот, теперь он её в равной степени и ненавидит. Нельзя так беспрепятственно задевать и обличать самые тайные загадки и загадочные тайны, которые только могут быть у человека, не привыкшего к различного рода эмоциональным и задушевным беседам. Просто нельзя! Почему за это нет никакого наказания с угрозой тюремного срока и заключения под стражу, как особо опасного преступника?! Что ж, по крайней мере, отрицать очевидное было реально глупым решением. Не из-за предупреждения Скарлетт, нет, но из-за того, что это реально было тупо и не по-взрослому. Тот факт, что Роберт иначе относится к Тому, заметен всем на съёмочной площадке, в этом мужчина был на сто процентов уверен. Даже уборщикам. Блин, удручающе как-то всё это... Неужели он слишком открыт? Неужели он в чём-то ошибся, когда, вроде бы, всё просчитывал? — Представляю, какие у тебя сейчас примерно мысли, — подала голос Скарлетт, и в нём прозвучала слабая нотка вины. — Да, твоё особое отношение к Тому всем заметно. Нет, не так, как бы тебе не хотелось. Просто видно, как вы часто друг с другом тусуетесь. Как друзья. Ну, или как доброжелательный наставник и вечно счастливый протеже. Чёрт, а иногда хорошо иметь понимающего друга! Пожалуй, можно немного выдохнуть... Стоп! Она сказала... — Так, а вот теперь остановись, — Роберт резко приблизился к столу, серьёзно стреляя глазами в упрямый взгляд женщины, и та неосознанно отпрянула. — Мы и есть друзья. С Томом. И я... То есть, Том и я. Мы просто друзья. Ну, да, или как ты сказала: «доброжелательный наставник и вечно счастливый протеже». Хотя, знаешь, не вечно счастливый. В этом я абсолютно точно убедился совсем недавно. Том может быть разным. Не только постоянно весёлым. Другим. Впрочем, как и все мы, актёры, которые обязаны надевать на себя различные маски и изображать, играть те эмоции, которые мы можем не ощущать в конкретный момент. Но всё это резко теряет смысл, когда дело касается Тома. Он... ты понимаешь... или нет? Чёрт, не знаю! — Дауни в волнении, неизвестно откуда взявшемся, сел за стол напротив Скарлетт. — Я хочу сказать, что все мы можем ощущать естественные эмоции и чувства. Вне работы, естественно, мы же люди, верно? Ну так вот, Том тоже человек. И он тоже ощущает все эти естественные шутки нервной системы. Но. НО. Эти «штуки» иные. Они красивы. Они какие-то ещё более реальные, настоящие, осязаемые, понимаешь? Хотя, казалось бы, куда можно ещё реальнее, хах! Но я будто это вижу. Замечаю все физические, внешние проявления эмоций Тома. И они просто превосходны! Будь это злость, досада или радость — все чудесны! Ну... или милы? Да, наверное, так, — Роберт в задумчивости провёл ладонью по задней стороне шеи. — На нём будто всё видно в миллион раз точнее и яснее, и будто только благодаря ему можно познать, как выглядят по-настоящему те или иные эмоции. В чём их... истина. Суть. Жуткая хрень, знаю, но именно она меня привлекает в Томе. Мне казалось, что я его давно раскусил, но в том-то и дело, что нет, ни фига подобного! Он притягивает к себе. И завлекает тем, что хочется его изучать и изучать. Но это не то же самое, о чём ты успела подумать. Какие могут быть ещё отношения между нами, когда его интересует разнообразие жизни, знакомства с людьми и опыт во всех сферах нашего человеческого существования, а меня — его эмоциональная составляющая? Сама подумай. Друзья... ну, может быть. Хотя я больше склоняюсь к весёлому наставнику и такому же весёлому протеже. Роберт глубоко вздохнул, собирая со всех уголков лёгких остатки воздуха. Странная речь вынудила его распрощаться с последними нервными клетками и душевной гармонией. Ну вот зачем ему надо было всё это говорить? Неужели и так не понятно? До Скарлетт уж точно должно было сразу дойти, о чём он... Он почувствовал на себе ясный взгляд актрисы, абсолютно по-доброму улыбающейся ему, и отвернулся к окну, пряча глаза в мутном отражении города и слыша лишь своё слишком частое сердцебиение для объяснения подобных очевидных вещей. Тяжело втянул воздух и, схватив рывком кружку, до дна осушил её, в удавшейся попытке сдержав неловкий кашель от слишком интенсивных глотков. Ещё немного, и он начнёт нервничать, потому что только сейчас пришло осознание того, что произошло раскрытие чего-то очень важного и личного. Но чего именно?.. — Видимо, мне действительно придётся тебя придушить, — заметила Йоханссон, и Дауни окончательно офигел, выгнув брови в удивлённом выражении. Серьёзно? А сейчас за что?! — Да в смысле?! — Да в таком! — таким же тоном ответила ему женщина, с блестящими от возмущённого непонимания глазами сверля в переносице мужчины дырку. — Ты не принимаешь очевидного. Не принимаешь того, что по-настоящему по-другому относишься к Тому, как бы ты этого старался не замечать. Ну глупо, Роб, глупо говорить что-то иное, кроме этого факта! Если ты не видишь — что, по идее, логично — то вот, я тебе говорю то, что есть. То, что видно со стороны. — Значит, плохо видно, — в голосе Роберта проскользила терпкая нотка зарождающейся злобы. — Наверное, мне лучше знать, о чём я думаю, что именно у меня в голове, разве нет? «Неужели так трудно согласиться с её словами? — в это же время пело в этой же самой голове. — Сколько раз ты самому себе признался, что влюблён в мальчишку? Что он вызывает в тебе неоднозначные чувства? Вспомни вчерашний эпизод на съёмках, вспомни те обнимашки за декорациями...» Нет-нет! Голова вообще не о том сейчас думает. Пусть замолчит в тряпочку! — В том-то и дело, что ты прекрасно знаешь, что я права, — совсем не обидевшись на грубость, произнесла Скарлетт и допила свой чай, аккуратно ставя кружку на гладкую поверхность стола, чтобы лишний раз не раздражать и так взвинченного коллегу. — Но принять это тебе почему-то трудно. Почему? — Она чуть наклонила корпус, внимательно вглядываясь в лицо Дауни-младшего. — Чего ты боишься? Зачем придумал какой-то бред про «эмоциональную составляющую»? Ведь это самая настоящая отговорка, причём откровенно плохая, скажу тебе честно. Ещё до появления Тома в «Противостоянии» ты восхищался искренностью эмоций Эванса, только вспомни. Очень сильно восхищался. И восхищаешься до сих пор. Вот это я понимаю — «эмоциональная составляющая». Не спорю, Том мальчик настоящий, чуткий, быть может, в нём есть что-то вроде эмпатии, и это тебя привлекает и это тебе нравится, но именно твоё отношение к нему иное, не такое, как к Крису. Верно? Роберт тяжело вздохнул, устало опуская плечи и расслабляя тело. Что ж, с этим ему не поспорить с Йоханссон, его отношение к Крису действительное отличается от его отношений к Тому. — Отлично, хоть с этим ты согласен, — выпустила воздух Скарлетт. — Думаю, ты и сам понимаешь, что прикрываться восхищением истинностью эмоций — довольно плохая штука? — Никто не прикрывается, Скарлетт, сколько можно говорить. «Действительно, упрямая ты задница, сколько можно отрицать то, что ты и так прекрасно знаешь?» — Ещё одна причина называть тебя сволочью, — цокнула языком актриса, качая головой. — Послушай, я не знаю, что стало причиной твоего иного отношения к Тому, возможно, это изначально как раз и была симпатия к его открытости миру и окружающим, но сейчас-то видно, что всё поменялось. Всё. Причём, ладно твоё, но и его взгляды поменялись, Роберт. — Заметив вопросительный взгляд, Скарлетт обречённо вздохнула. — Окей, ладно, не буду говорить прямо то, что думаю, но просто подскажу, что Том тоже не смотрит на тебя просто как на глубоко уважаемого коллегу по работе и человека. И да, настоящего себя он показывает только тебе. А как он преображается, стоит тебе появиться в его поле зрения, ты бы только видел... Но вы оба, два дурачка, продолжаете притворяться, что между вами никаких изменений не произошло. Оба делаете неоднозначные намёки друг другу, но в то же время отталкиваетесь от мысли, что вы испытываете... — СТОП! Йоханссон, чуть вздрогнув, вернула себе спокойное выражение лица и поджала губы, замолкая. Лицо Роберта было непривычно каменным, а взгляд ледяным, острым и обжигающим, обычно такое происходило, если его заставляли делать что-то против его воли или неимоверно злили. Что ж, в данном случае были обе эти ситуации — ему пришлось столкнуться с той правдой, от которой ему хотелось отчаянно отступить, и раздражение переполняло его, потому что реальность была до боли и возмущения очевидна не только ему одному, но и окружающим. А это очень бесило. Другие люди не имели права говорить о его чувствах с такой лёгкостью и с выражением «это же просто, как дважды-два». Нет, они ничего не знали и не понимали. Том и Роберт просто наставник и протеже. Что в фильме, что в действительности. Другого он не желал. Он любил мальчишку как человека, способного так быстро адаптироваться к новому окружению и так непринуждённо доверять свои чувства другим, при этом позволяя своему счастью охватить всё вокруг. Это был тот дар, которым был обделён сам Дауни-младший, поэтому для него подобное явление представляло собой в какой-то степени научный интерес... «Ну и бред же», — раздражённо фыркнуло в голове и замолчало, видимо, окончательно сдаваясь. Ну и правильно. Нечего противоречить самому себе. — Скарлетт, повторяю ещё раз, — Роберт чувствовал, как кипела кровь в его груди и как жар разливался по конечностям, готовым выпустить напряжение на чём-нибудь твёрдом или даже легко бьющемуся, — мы с Томом друзья. И всё. Естественно, между нами поменялись отношения. Мы стали ближе, и это логично. Я по-другому к нему отношусь, потому что ему всё ещё требуется больше опыта в работе и познании актёрского мастерства. И логично, что я ко всем людям по-разному, но с уважением отношусь. — Роберт... — Нет, Скарлетт, даже не смей возражать моим словам, ясно? — пригрозил указательным пальцем мужчина. — Я говорю то, что есть. Не стоит переводить на него стрелки. Его отношение ко мне также поменялось, он наконец-то перестал передо мной стесняться и дрожать от возбуждения при виде кумира всей жизни. Это Л-О-Г-И-Ч-Н-О! Всё, разговор окончен. Будешь ещё чай? Йоханссон не дала ответа, лишь проводила движения Дауни, взявшего обе кружки в руки и поставившего их в раковину, долгим, с глубоким чувством понимания и сожаления взглядом, и Роберт еле сдержался, чтобы не прикрикнуть на женщину. Ну в самом деле, что она так на него смотрит? Бесит! — Роберт, посмотри на меня, — серьёзным голосом позвала его актриса, и тот, чуть скрипнув зубами в нетерпении, послушно повернулся к ней. — Не понимаю, чего ты опасаешься. Чёрт, почему эти слова так неприятно отразились в сознании? — Скарлетт. — Хоть мы и говорим, что он мальчик, Тому уже 22 года*, — продолжала как ни в чём не бывало Йоханссон. — Уже взрослый, осознающий свои поступки и слова. Так что можно. Дауни чуть не поперхнулся от новой волны возмущения. Его вообще когда-нибудь услышат?! — А ещё, — предупреждающе выдвинула ладонь актриса, чуть ухмыльнувшись, — я знаю, что ты и Сьюзан уже давно не относитесь друг к другу, как супруги или как семья. Вы друзья, и думаю твоя жена была бы рада, если бы ты сам был счастлив. А по-настоящему ты цветёшь только с Томом. — Чёрт, Йоханссон, какое «цветёшь»?! Ты-то откуда знаешь, какие у нас со Сьюзан отношения? Господи! — Роб. — Нет, Скарлетт, не начинай заново. Я понял твою позицию, но я не собираюсь отказываться от своих слов, потому что они верны. Точка. — Ну и дурак ты. — Возможно, — тихо и неосознанно прошептал Роберт, а когда понял, что именно сорвалось с его губ, громко и чуть ли не брезгливо фыркнул, и между коллегами снова повисла тишина. Оба отдыхали от тяжести и бремени душевной беседы, и оба понимали, что на сегодня лимит откровенности был и так превышен. Больше тему отношений Роберта и Тома они не затронут. У-Р-А! — Кстати, — Дауни-младший, ещё раз глубоко вздохнув и собираясь с новыми силами, посмотрел на спокойную, но немного не довольную Скарлетт, — какого хрена ты так мне напоминаешь Чёрную вдову? Женщина, чуть помолчав, не сдержала смешка. — Не ты ли говорил, что мы в фильмах играем самих себя? — с хитринкой поинтересовалась она и тут же, будто осознав что-то, грустно улыбнулась, тоже отворачиваясь к окну. — Что ж, больше не будет Чёрной вдовы. Больше не будет Наташи, больше не будет Тони. Остались лишь Скарлетт Йоханссон и Роберт Дауни-младший, их вторые имена затеряны в битве за жизнь в другой несуществующей реальности, не так ли? Роберт, чуть усмехнувшись, негромко, почти не слышно, проговорил, обращаясь к чёрному небу за окном: — Легенды никогда не умирают. Актриса, прикусив губу, еле растянула на лице слабую улыбку. — Точно. За этот поздний вечер больше не было сказано ни слова. (Примечания автора: * — полагаю, что на момент съёмок «Мстителей: Финал» Тому ещё было 22 года).