Конец POV Кларк.
POV Лекса.
Сегодня я весь день пребываю в ярости, гневе, потому и рычу на всех. Вот только я зла исключительно на себя. За свой опрометчивый поступок с поцелуем, за то, что Кларк скрывается от меня, прячась у всех, не дает себя успокоить, не разрешает с собой поговорить и плачет. Я, честно, не могу видеть ее горьких слез, я бы все сделала для нее: обняла, поцеловала, как она хочет, лишь бы Принцесса только не плакала. Но я не могу, понимая, чем это может обернуться для нее, для нас. Я пытаюсь наладить с ней отношения, приглашаю ее к себе на кровать вместе поспать, но у меня опять ничего не получается. Я не знаю, что уже и делать. Просто чувствую, что еще немного, и снова сорвусь. Я знаю и уверена, что каждую ночь в помещении душевых меня ждет очередная стройная «леди», которую я трахну. И сегодня я сделаю это с большим энтузиазмом! Собираюсь пойти туда, ибо если я не разряжусь, то точно выстрелю в кого-то. И повезет, если только словами, а не кулаками. Хотя если бы Кларк согласилась спать со мной, я бы сегодня ночью ее не оставила.***
Захожу в помещение и вижу, что девчонка уже полностью раздета и... помыта. — Сексапильная бомбочка, — скалюсь и подхожу к ней ближе. — Не менее тебя, Командующая, — улыбается она и тянет ко мне руки. Я выключаю воду, не давая девушке до себя дотронуться. — Руки прочь! Я люблю делать все сама, — начинаю водить ладонями по ее влажному телу, губами пощипывая кожу приличных размеров груди. Когда мне попадается такая сладкая конфетка, я всегда представляю на ее месте Принцессу. Ощущаю, как мокрые ладони ухватили мой зад, и сильно прикусываю ее сосок. Из чужих уст вырывается жалобный крик, смешанный со стоном. — Я же предупреждала, что не трогать! Это не любимые руки Оливии, к которым я так привыкла. Так что чаще всего все бывает так: я наслаждаюсь чужими телами, трахаю их влагалища и попки, если они уже поебаны до меня, а потом даю им вволю отлизать мне. На этом мы и расходимся. На следующий день я ищу себе новую «девочку». Раньше еще запоминала их имена, а теперь даже не спрашиваю, так как в этом нет смысла. Зализываю область поврежденного соска, когда чужие руки испаряются с моих ягодиц, и спускаюсь к темному пушку на лобке. Как я успела заметить, то здесь мало кто сбривает его, может быть, еще на воле, но здесь нет. Это не меняет моего возбуждения на женские тела, наоборот, оно повышается. Я начала замечать, что мне даже нравится этот треугольник из жестких волос, он напоминает мне о первобытном, животном инстинкте, ведь раньше не было этих новшеств, и, живя в пещерах, люди сношались при виде заросшей дорожке к желанным грехам. Резко проскальзываю тремя пальчиками вглубь влагалища, даже не задумываясь, как там, влажно или сухо, ибо меня окутывает приятно-горячий шелк, и я без промедлений начинаю в нее вдалбливаться кистью. Жестоко, быстро и ритмично. Из ее уст сразу сыпятся громкие стоны, один за другим, без остановки. Сегодня я выжму из нее все соки, так как моему гневу нет предела. Сосуд переполнился, и ярость выливается сквозь крышку. Тем временем я бешенно насасываю ее большие и темные соски. Еще немного, и я смогу стереть их в кровь, но... странное ощущение появляется во мне, как будто кто-то наблюдает. Ненавижу! Ненавижу, когда кто-то видит меня такой: безумной, страстной, дикой хищницей. Эти, кого я имею, ничего не слышат и не видят, когда поглощены своим удовольствием. Поворачиваю голову в сторону с мыслями наорать, припугнуть и завтра выполнить, чтобы неповадно было, но... вижу в дверях Принцессу... Мой гнев быстро испаряется, сменяясь почему-то стыдом, и мои движения замедляются, пока рука и вовсе не замирает. — Кларк... — шепчу, не зная зачем, когда замечаю ее страдания, ее слезы на лице. Как будто бы хочу сказать, что это не то, что ты подумала.., но сглатываю эти слова. Блондинка разворачивается и убегает. — Черт! — вылетает у меня, и я выдергиваю свою руку из чужой промежности. Мое возбуждение вмиг сменяется разочарованием и чувством вины. Отпускаю девушку и иду мыть руки к раковине. — Лекс... а продолжение будет? — намекает она: ждать меня сегодня еще или нет. — Не сегодня, — выплевываю я со злостью на ее вопрос, покидая душевые. Не понимаю, что стало последней каплей, но я на грани. И если меня сейчас еще и Кларк оттолкнет, это спустит мой спусковой крючок. Все мы люди, какими бы бездушными роботами не хотели показаться... Захожу в камеру и включаю свет, при этом слышу очень сильные всхлипы под одеялом. Как мне кажется, Принцесса всегда плакала тихо, а сейчас надрывно и протяжно... Присаживаюсь на ее кровать, резко стягивая одеяло и отбрасывая его на свою койку, чтобы больше спрятаться она от меня не могла. Блондинка подрагивает телом во время каждого хныка, лежа на спине. — Что не так?! — рычу я, не замечая это за собой. Возможно, подсознательно чувствую, что мне не ответят. Она не отвечает, а закрывает лицо ладонями и пытается повернуться набок, к стене. Ну вот и все, мой здравый смысл разбивается вдребезги и летит ко всем чертям. Силой разворачиваю ее назад, и моя рука внедряется под ее трусики. Я успеваю собрать ее губы в горсть, прежде чем она успевает среагировать и сдвинуть ноги. — Чего ты хочешь от меня, Кларк?! Чего??? Чтобы я это сделала??? — гнев сливается с моим резко подпрыгнувшим возбужденным состоянием, и получается атомная смесь. На мне спокойно можно жарить гриль или шашлык, я как угли источаю жар. И где-то глубоко внутри голосом забившегося ребенка мне сообщают: что ты творишь??? — Я не такая хорошая, нежная, как тебе кажется. В сексе я не нянчаюсь, а трахаю жестоко! Принцесса медленно убирает от лица руки. Она испугана, в шоке, лишь «икота» от ее безудержного плача разрезает тишину этой камеры и заставляет вздрагивать ее тело. Меня и саму трясет. Рука в трусиках дрожит непонятно от чего: то ли хочет пробраться в теплые глубины блондинки, то ли вырваться наружу... и я вместе с ней. Была бы моя воля, я выбежала отсюда и бежала бы без оглядки, чтобы больше не видеть никого. Ни Принцессу, ни ее тоненьких ножек, ни ее сбитые трусики на попе, ни пышную грудь под майкой. Если бы только не эти каменные стены, колючая проволока и не бескрайний океан. — Я не этого хотела... — подает все же заикающийся голос Кларк, сдавливая мою руку своими бедрами. — Я хотела поцелуя... поцелуев и объятий... — наконец выдает она то, чего я добивалась целый день от нее. Я выуживаю свою руку из ее трусиков, проходясь по мягкому пушку из волос. Отворачиваюсь со вздохом, закрывая глаза, и моя голова падает мне на руку, как фраза в знаменитой пьессе Шекспира: «Быть или не быть? Вот в чем вопрос». Бедный Йорик – это я сейчас. — Ладно, Кларк, будут тебе и объятия, и поцелуи, — сдаюсь я, ощущая движение кроватной сетки подо мой. — Я не хочу, чтобы ты с ними там... и разговаривала, мило улыбаясь... — шепчет блондинка, и я вновь вздыхаю. — Кларк, а ты подумала обо мне? Хоть раз, пожалуйста, — впервые в жизни я в отчаянии произношу. — Как я буду себя чувствовать после объятий с тобой и поцелуев??? Ощущаю, как меня обнимают со спины, а чужие руки проскальзывают на живот, и голова блондинки опускается на мое плечо. — Мы что-нибудь придумаем... Может, со мной, но я пока... боюсь... Потерпи немного, но только не с ними... В шоке поднимаю голову, и ее голова приподнимается следом. Разворачиваюсь корпусом к девчонке, убирая ее руки с моего живота. Мне нужно увидеть ее лицо. Она серьезно? Или мне послышалось?? Зачем ей это??? Только ради того, чтобы я не имела других? А как же все мои слова о жестокости?.. — Ты сейчас серьезно? — переспрашиваю с удивлением. Но, похоже, она решает показать, что серьезнее не бывает. Перекидывает свою ногу через мои бедра и усаживается на мои колени. Придвигаясь ближе ко мне, практически впечатывается своей промежностью в трусиках в мой живот в робе и обнимает меня за шею руками. — Да, — шепчет мне на ухо. — Я так соскучилась по тебе... Теперь я чувствую себя школьницей лет так пятнадцати, ничего не понимая. — Кларк... — выпускаю я слова, похожие на стон, ибо она касается кончиком носа моего уха. Это моя чувствительная точка. — Я не понимаю, о чем ты... мы же живем в одной камере. — Я скучала по твоим объятиям, по твоему приятному голосу в отношении меня, а со вчерашнего дня и по губам... — Господи, Кларк, да что ты такое говоришь... — срываюсь я, но как ни странно, я говорю тихо, не кричу. — Я... Ты мне... — начинает заикаться блондинка, и мне это совсем не нравится. Я мысленно прошу ее не договаривать. — Мне хорошо с тобой, приятно быть очень близко к тебе, уютно спать в твоих объятиях... И она как будто слышит меня, перефразируя все, что хотела сказать. Обвиваю, наконец, ее руками за талию и крепко прижимаю к себе. — Я тоже по тебе скучала, Принцесса. Мне совсем не нравится, когда ты так со мной разговариваешь или убегаешь... — Я постараюсь больше так не делать, если и ты будешь себя хорошо вести. Прикрываю глаза и утыкаюсь в ее плечо. Все так хорошо не бывает! Реальность жестокая! Я – взрослая, она – ребенок. Я должна это озвучить... — Кларк... Я не хочу, чтобы ты весь мой героизм принимала за чистую монету. Понятно, что я для тебя спаситель, защитник, идиотка... Это просто для тебя все ново, твои подростковые гормоны разыгрались, ты просто путаешься сейчас... — она отодвигается так, чтобы видеть мое лицо. — Для тебя это все игра, понимаешь, а я не люблю, когда играют со мной и с моими чувствами. Она хмурится и даже злится. — Вот как ты думаешь обо мне? Что я просто играюсь, а потом откажусь от тебя или выкину? Как твоя Оливия? — недовольно отмахиваюсь от нее головой и пытаюсь пересадить на кровать, чтобы уйти, либо это будет очередная ссора. Но она одергивает мои руки от ее таза. — Нет, послушай меня! Я – не она! Не нужно сравнивать нас. Она не переживала того, что пережила я. И ты не последняя соломинка, за которую я пытаюсь ухватиться из-за того, что ты меня защищаешь. Да, я чувствую себя в безопасности с тобой, я ощущаю полный комфорт с тобой, почти как с мамой, но это другое. Когда все случилось, я даже маминых объятий старалась избегать, не говоря уже об Октавии и Рейвен. А твои... я в них нуждаюсь! Они излечивают меня от всего, и я забываю в твоих руках все, что со мной было. Они как будто бы лечебные, приносят покой и свет, который я так долго искала здесь. Твои губы... они мягкие, шелковистые, и я чувствую, что ты хоть и ругаешь себя за жестокость, я чувствую в них, в тебе... скрытую нежность и ласку. Все, не могу это слушать больше, ибо я сейчас растаю как свеча под ней. — Неужели кто-то так невинно хочет мне признаться в своих чувствах? — улыбаюсь. — Не хочу, а уже, — подмигивает мне блондинка глазами. — Ох... ну ладно, заслужила, — смеюсь и тянусь к ее губам. Провожу по ним язычком, смачивая обветренные губки, а потом начинаю мягко посасывать, то нижнюю, то верхнюю губу. А затем отрываюсь, но Кларк не дает мне это сделать, резко притягивая меня за шею и врываясь своим языком вглубь моего рта как самый ярый искуситель. Я перехватываю ее инициативу, укладывая ее язык «на лопатки», но он вновь поднимается и мы продолжаем наш медленный танец, пока не отрывается она. — Осталось три часа для сна... — произносит она с придыханием, утыкаясь в мой лоб своим. — Тогда быстро в постель! — неожиданно перекидываю ее через себя, укладывая на ее же койку, и встаю. — Ты куда? — печально тянет она, когда я беру в руки полотенце. — Мне нужно в душ, — сразу замечая ее расстроенное личико, как будто она собирается заплакать. — Нет, Принцесса! Просто сполоснуться! Там никого уже нет, клянусь. — Я пойду с тобой! Наклоняю голову вбок. — Ты что, не доверяешь мне, Кларк? А я думала, что после сегодняшнего вопрос с доверием у нас закрыт. Она молчит, как будто соглашается или переваривает мои слова. — Доверяю. Просто зачем тогда тебе в душ? Ты уже там была. — Я немного потная... И мокрая от тебя... там, — взглядом указываю на свою промежность. — Почему мокрая от меня там? — Возбудилась, Кларк, возбудилась я от тебя! — срываюсь, но с улыбкой. — Я могу помочь? Мое лицо вытягивается от удивления. — Ты же сама сказала, что не готова. Потерпи, — напоминаю ей ее же слова. Хотя даже не в них дело. Кажется, не готова я. — Я говорила о себе, а не о тебе. — Это без разницы, Принцесса. Это одно и то же. Не хочу тебе напоминать, но это может показаться тебе тем же самым, что тебя и заставляли делать... Пока рано, малышка, поверь мне. Блондинка согласно кивает. — Тогда не задерживайся. — Хорошо, — улыбаюсь я и как счастливая дура подхожу и целую ее в губы, а затем покидаю камеру. Когда я возвращаюсь спустя минут десять, Кларк спит. Спит на моей кровати, отвернувшись к стене. Улыбаюсь и выключаю свет. Ложусь рядом, обнимая ее со спины, зарываюсь носом в ее мягкие волосы и быстро забываюсь мертвым сном. Настолько мертвым, что просыпаю сегодня все. Открываю глаза только тогда, когда сирена отвратительно раздается по всем помещениям. Тут-то я и замечаю, как медленно белокурая головка скрывается под одеялом. Теперь-то понимаю, почему она всегда накрыта с головой – привычка прятаться от назойливого звука. Стягиваю с нее одеяло и произношу: — Принцесса, пора вставать! Она поворачивается ко мне лицом в моих объятиях, но глаза не открывает, а прячет лицо у меня в груди, бормоча: — Ты же не встала еще. Целую ее макушку. — Я проспала, малышка. Тяжелые сутки у меня с тобой выдались, — усмехаюсь и отрываюсь от блонди. Встаю, переодеваюсь в робу, заваривая обеим кофе. — То есть ты хочешь сказать, что я одна во всем виновата? — Нет, конечно. Всегда виноваты оба, в нашем случае — обе. Не договорились, не доглядели, не объяснили, не решили и так далее. Поэтому и говорят: не замалчивайте ничего. — Кто так говорит? — Принцесса вытягивается на кровати. — Не помню, один из философов. — Ты? — звонко смеется она. И я расплываюсь в улыбке от ее ребяческого смеха. — Пусть буду и я. Вставай давай, ленивая попочка! — Ты хотела сказать задница... — садится она на постели, сдувая локон волос со своего лица. — Говорят так, а я хотела ласково. — Это совсем не ласково! — возмущается она и плетется в помывочный пункт в нашей камере, открывая замок двери. — Мне не нравится. — Хорошо. Больше так говорить не буду, — улыбаюсь. — Моя ленивая жопочка? — Нет! — Ленивая пятая точка? — уже смеюсь от того, как она реагирует. — Нет. — Мягкое место? — шутливо издеваюсь. — Не-е-ет. — Ягодичка? — Нет, нет. — Попенька? — Лекс... — Ладно, я просто шучу. Моя малышка, хорошо? — Да, — произносит она, и меня опять обвивают руками со спины. Даже Оливия меня столько не обнимала, точнее, так часто. Разворачиваюсь в ее объятиях, целую и усаживаю за стол. — Кофе стынет. Отрываюсь и иду сама умываться. Затем мы быстренько выпиваем напиток с печеньем и конфетами, а потом практически выбегаем на перекличку, еле успев. Сегодня я опять не могу проводить время с Принцессой, так как я полностью загружена работой каста. Я раньше думала, что мамки тупо сидят в своей камере да чай пьют. Оказывается, не все так просто. С утра нужно раздать всем задания: кто за кем присматривает, кто подслушивает, кто ведет переговоры с охраной (и среди нее нужны сообщники) – это неплохо получается у Эко, которая очень увлеклась своей работой и, похоже, крутит шуры-муры с братом докторши. Мамке нужно уличить такие моменты и отстранить обслугу от такого задания, поменяв обязанностями с кем-то другим. К слову, задания раздаются, но вся ответственность все равно на старшей. Она должна наблюдать, как все все́ выполняют. И не дай Бог, в касте кто-то засветится с наркотиками. В Лодочном клане с этим строго: ты не имеешь права их принимать. Хотя так в большинстве кланов. Кому нужна обдолбанная обслуга? Каждому нужны лучшие. Наркотиками балуются потерянные и касты типа Небесного и Ледяного. К слову, где мамки сами не дружат с головой и им пофиг на всех, главное – иметь рядом таких же безбашенных, как они сами, головорезов. Таким образом, практически все дни я выполняю работу за Анью. Так сказать, учусь приглядывать за кастом. Подруга думает, что оставит на меня своих двадцать пять человек, не подозревая о том, что я собираюсь руководить более двумястами пятьюдесятью людьми. Поэтому в последнее время я очень устаю и прихожу почти ночью еле живая.Конец POV Лекса.