***
Сегодня Рождество. Вчера приезжала мама, и я попросила ее испечь для Лексы имбирное печенье: елочки, варежки, снежинки. Думаю, ей должно понравиться. Знаю, она не любит сладкое, но чай или кофе все-таки пустое не пьет, поэтому печенье будет прекрасным дополнением, как мне кажется. — Ох, спасибо, Принцесса, — улыбается Лекса и нежно меня целует после того, как я презентую ей печенье. — Это же не я готовила, а моя мама, — хихикаю в ответ, так как от поцелуя у меня спазмирует низ живота. От простого поцелуя! И я все больше понимаю Рейвен, и о чем она рассказывала. — Я передам благодарность и твоей маме. А тебе – за то, что ты попросила ее испечь для меня. Думаю, у тебя получилось бы не хуже. Я соглашаюсь с ее объяснением. Вообще, я стала часто с ней соглашаться и не упрямлюсь, так сказать, слушаюсь. Я поняла, что все, что брюнетка не делает, все во благо для меня. Хотелось бы и мне отплатить ей тем же. На ум приходят наркотики. Знаю, что ради Лексы должна отказаться от них, и я пыталась, но не могу... Мне становится очень плохо: трясет, тошнит, как будто температура поднимается. Любимая не раз замечала мое состояние и думала, что я заболела... Спасибо Октавии, которая врала ради меня о том, что моему организму нужны витамины, хороший сон и небольшой перерыв от ежедневных работ. Мне стыдно, очень стыдно. Но если бы я не останавливала эти состояния ломки, то, думаю, Лекса бы все поняла. Она не дура, а я вешаю на нее этот ярлык и предаю тем, что продолжаю лгать. И да, я уже понимаю, что зависима от наркотиков... Конечно, мысли о том, чтобы во всем покаяться и вымолить прощение, проскальзывают в моей голове, но заглушаю их, ибо мне кажется, что если она узнает, я стану в точности как ее лгунья и предательница бывшая. Поэтому ничего не остается, как дождаться своего освобождения и на свободе лечь в клинику. За год, а может и меньше, я выздоровлю, а моя единственная тайна останется при мне. И да, она будет съедать меня, но уже не так часто, как сейчас. Это самая большая моя проблема на сегодняшний день. Уже год ко мне не пристают и никто не притрагивается. Да, издеваются, как только Лекса отвернется или замедлит свои шаги, остановится с кем-то пообщаться, но все только на словах. Может быть, я потеряла бдительность, наконец успокоившись и зажив здесь спокойной жизнью. И Командующая делает все, чтобы я об этом никогда не вспоминала. Я больше не боюсь объятий Рейвен и Октавии, точнее, меня больше не сострясает в ужасе от прикосновений близких мне людей. Это все заслуга Лексы. Она же, наоборот, последнее время бережет меня сильнее, как будто если не возьмет меня за руку или не будет стоять бок о бок, соприкасаясь, чувствуя меня, то на ее же глазах меня изнасилуют. Лекса волнуется с каждым разом все сильнее и часто говорит: «Слишком долгое затишье, значит, будет большая буря»... Я успокаиваю ее. Возможно, потому что уже перестала бояться рядом с ней. Я больше боюсь за брюнетку. Боюсь, что она сорвется и выкинет что-то из ряда вон выходящее даже после обычных слов. Боюсь, что ей попадет за опекание меня, что ее изобьют. Не хочу, чтобы она попала в карцер. И даже не потому, что за мной опять начнется охота... Я это все пережила и переживу еще раз, если придется и нужно будет, только бы с Лексой все было хорошо. Да, плюс еще и поэтому мне приходится утаивать от любимой, какие гадости мне продолжают говорить на расстоянии, но это все для того, чтобы любимая не наделала ошибок, как это было с носом Алли и охранником Роаном Спарксом. Я только лишь могу надеяться, что поступаю правильно, и мы обе выйдем на свободу целыми и невредимыми. Иногда я задумываюсь о том, что, может, зря отказалась от маминого предложения покинуть тюрьму раньше. Возможно, Лексе было бы спокойнее тут без меня... Но, вспоминая о том, что не знаю, как еще год пережить без нее, а тут вдруг будет два и более, отмахиваюсь от таких мыслей. За этот год я поняла еще одно: насколько эта колония поистине комфортабельна по сравнению с другими. Вот бы еще люди здесь были добрыми. Если тебя никто не задирает и не трогает, тут обычная жизнь, как и на воле, только с ограниченной территорией. А так все то же самое, и, находясь рядом с любимой, я бы даже сказала, что лучше. День подходит к концу, и мы встречаем новый год в камере Аньи и Рейвен с Лодочным кастом, позже незаметно их покидаю. Я устала за целый день, нужно незаметно принять таблетку, и еще не привыкла к такому большому количеству народу. Плюс некоторые, такие как Индра, Бет, все так же смотрят на меня враждебно, как будто я не должна здесь находиться, это они по́том и кровью заработали себе место в касте, а я — обычная подстилка главных. За любимую я не переживаю, ей весело в компании друзей, так что обижаться и ругаться не собираюсь. Как будто мы уже прошли все ссоры и ревность и доверяем друг другу больше, чем себе, а в наших отношениях наступила тишь да гладь. И поссориться не из-за чего. Я расстилаю нашу постель, снимаю плед, подаренный Командующей. К слову, ее койка стала нашей общей обителью снов, и туда перекочевала вторая подушка, а также мое одеяло. Бывает, что ночами любимой жарко, она избавляется от одеял, но никогда от моих объятий. В них она кутается, в то время, как я сплю под двумя одеялами, лишь только мои руки снаружи, но их греет тело Лексы. Ощущаю, как к моему заду припечатывается чужое тело, а теплые руки обхватывают меня за живот, и я выпрямляюсь, прижимаясь еще и спиной к любимой. — Ты почему так быстро ушла, Принцесса? — шепчет Лекса, задевая носом мое ухо. К слову, она уже хорошо выпила. Насчет алкоголя я тоже перестала заводиться, если только наутро у Командующей не будет сильных симптомов похмелья, которые вредны для ее организма. Я не пью. Однажды попробовала их мятную бормотуху, и меня сразу вырвало. Раньше такого не было, да и я не пила ничего крепче шампанского или вина. Но, подразумеваю, тут виноваты таблетки. Благо, Лекса ничего не расспрашивала, а еще и от Октавии принесла активированный уголь. — Я устала, — тихо вздыхаю. — Спать не хочу, но полежала бы в кровати. Ты можешь побыть там, я не против. Я подожду, если не усну. — Нет, так не пойдет. Я хочу быть там, где ты есть. Пытаюсь переубедить ее, уже распахнув рот, привести кучу доводов, что в этом нет необходимости, но Лекса прерывает меня, целуя в уголок губ, причем немного задерживается там. — Ничего не говори. Я все знаю, просто хочу побыть с тобой. И... — зеленоглазая отпускает меня, нагибается под кровать, доставая небольшую коробку, — раз уж мы так рано ушли ото всех, придется мой подарок подарить тебе сегодня. Лекса намекает, что, по сути, подарки положено дарить завтра с утра. — Что это? — удивляюсь я. Вопросов, как она это притащила сюда, у меня не возникает. Всему виной Линкольн, я это знаю. — Кинопроектор, — широко улыбается брюнетка, доставая его из коробки. — Но он у нас всего на два дня... Потом я передам его назад брату, и он отвезет его к нам домой. Подарок будет дожидаться тебя там после освобождения. Она пожимает плечами, объясняя тем самым, что, по сути, мы вообще не имеем права тут его иметь. И если кто-то увидит, то нам не сдобровать. А еще начнут расследование, кто мог передать его нам, и все укажет на начальника охраны. Ему тоже достанется. Неужели она, точнее, они рискуют всем ради меня, ради моего счастья? Я просто не могу не любить эту девушку и всю ее семью. Бросаюсь в объятия и обнимаю Лексу, благодаря. — Спасибо, спасибо, спасибо. Это лучший подарок на Рождество! — зацеловываю ее лицо короткими поцелуями радости, чувствуя, как ей нравится. Ей, в принципе, нравится, когда я улыбаюсь, так как ее строгое лицо тоже сменяет мягкая улыбка. — Не за что. Для тебя все, что угодно, Принцесса! А теперь давай ты устроишься удобнее на постели, а я пока сделаю нам ровный экран? Я киваю, скидывая оранжевую робу, и радостно запрыгиваю на постель, двигаясь к стене. Лекса в то время стягивает простынь с моей бывшей постели, встает на стул и растягивает белое полотно по всей длине стены, прикрывая тем самым неровности и входную дверь. После она выключает свет, облачается в пижаму и ложится рядом. Спит без пижамы она только после секса, и то если нам не нужно идти в душ. А так это уже ее привычка – прятать от меня шикарное тело. Хотя я понимаю ее: если бы она этого не делала, мы бы совсем перестали спать и все время занимались любовью. На сегодня один день у нас перерыв, но я обязательно восполню завтрашним утром, так как мне очень интересно посмотреть, что может показать нам проектор, кроме новостей, что постоянно крутят в холле. — А теперь представь, Кларк, что мы дома, в гостиной. Лежим в обнимку на диване в то время, как на улице завывает снежная вьюга. А дома у нас тепло, поленья потрескивают в камине, на журнальном столике стоят два бокала молока и твое, выпеченное фигурками, печенье. Но пока ты не хочешь это есть, так как объелась за ужином, на котором мы были вместе у твоей мамы. А сейчас мы дома одни и смотрим большой телевизор, — Лекса нажимает кнопки на проекторе, и тот загорается на экране. Как я могу заметить, он либо на батарейках, либо с аккумулятором, который нужно заряжать. — Чудесная сказка, — я поглядываю на экран, где вовсю уже идут начальные титры. Звук тихий. Может быть, потому, что колонка мала, а может, любимая остерегается, что все-таки кто-то может услышать, хотя сегодня все много выпивают. — Наша сказка станет былью, — улыбается брюнетка. Я ничего не отвечаю. Не смотря на то, где мы находимся, я уже чувствую себя в сказке сейчас и в волшебных объятиях своей девушки. Одни они способны унести меня в страну грез, что и происходит: спустя какое-то время я проваливаюсь в сонный рай. Просыпаемся мы в одно время. Лекса пытается встать, но я не выпускаю ее из своих объятий. Я знаю, чего хочу. — Кларк, нам пора вставать... И мне нужно убрать все до сирен. — Успеешь, — мурлычу. Я не хочу распрощаться с ее теплом на целый день. Все же мы не можем позволить себе объятия на людях. — Сегодня единственный день в году, когда сирены сдвинуты на час вперед. Разве мы не вправе насладиться этим? Не открывая глаз, тянусь к ее губам. Она встречает мой язык, и мы начинаем неспешную борьбу. Рукой я проскальзываю под ее майку, но успеваю дотронуться только до основания груди, как вдруг она прерывает меня, вытягивая мою руку. — Кларк, — мычит в мои губы, протестуя и разрывая поцелуй, — помимо проектора нужно еще в душ успеть и отдать его Линку. Иногда ее правильность убивает: душ, почистить зубы... Я могла бы обойтись и без этого ради такого, вечером бы все сделали. Наигранно хныкаю и убираю руки от нее. — Ну, Принцесса... У нас еще вся жизнь впереди, — усмехается она и быстро встает. Сдирает простынь и, комкая, отправляет на мою бывшую кровать. А это маленький недостаток Командующей: убираться, заправлять кровати она не любит. Сейчас даже заваривание чая или кофе на меня перекинула. Я как будто превратилась в тюремную обслугу, подобие Рейвен, хотя мне это нравится делать для любимой, так же, как и моей подруге. Подразумеваю, что когда мы освободимся и будем жить вместе, на меня ляжет еще и готовка, но при этом я буду самой счастливой в мире! — В душ пойдешь? — Да-а, — протягиваю я хитро, но Лекса сразу замечает мой коварный взгляд. — Без игр, Кларк. Только помыться. Хмурюсь. — Тогда нет, я лучше лишний часок посплю, — закрываю глаза и утопаю под одеялами вместе с головой. — Как знаешь, Принцесса, — отвечает Командующая и целует меня в макушку, которая осталась снаружи. Я засыпаю, просыпаясь от первой сирены. Сколько я проспала, не знаю, но когда открываю глаза, то не наблюдаю брюнетки в камере. Встаю и облачаюсь в робу, затем застилаю обе кровати и делаю утренние процедуры перед зеркалом в нашей камере. Завариваю чай обеим, он лучше помогает, если накануне выпивал. Тут и появляется Лекса, закидывая свои банные принадлежности в тумбочку, целует меня и придвигает нам два стула. — Ты долго. — С братом разговорилась. — Как они справили Рождество? — Октавия преподнесла моему брату неожиданный подарок... — тяжело вздыхает Командующая. — Какой? — удивляюсь. — Беременность... — Лекса по виду недовольна. — Шесть гребаных недель! Девушка со злости стучит кулаком по столу, аж чашки подпрыгивают. А я пугаюсь, но не Командующую, а того, что она не рада. Я знаю, точнее, О рассказывала, что Лекса пока не приняла ее в семью, да и вообще у Вудсов тяжело начать доверять людям. Но ребенок, маленький малыш ни в чем не виноват, тем более подруга, как я понимаю, не планировала этого, она рассказывала, что полноценную семью они хотят, когда Лекса освободится, тогда и они уволятся из колонии. — Лекс... Ребенок – это счастье, ты же сама его хотела, — осторожно объясняю девушке. — Да, хотела... А ты, похоже, ничего не понимаешь? Удивленно пялюсь на любимую. Интересно, а что тут может быть непонятного? — Лекс, не разговаривай так со мной... — обиженно произношу. Да, до сих пор в ней есть такое, что когда она злится или в ярости, то не контролирует себя, не понимает, кто перед ней находится. Одним словом, рычит на всех, кто попадается под руку. Но у меня есть маленькое преимущество: когда она слышит мой голос, только мой голос, к ней возвращается здравомыслие. Она не виновата, а я и не дуюсь долго. — Прости, Принцесса, — извиняется она и отпивает чай. Как мне кажется, у нее еще и голова болит ко всему прочему. Может, от вчерашнего, может, от новостей брата. — Просто это значит, что Октавия покинет в скором времени остров... Теперь-то и до меня доходит разочарование любимой, и я, как мешок с картошкой, плюхаюсь на свою кровать. — Кто будет мою Принцессу всегда лечить и мне помогать? Моя очередь тяжело вздыхать, понимая, что О и вправду не специально. А помощь заключается в том, что и меня она изредка укрывает в медблоке. Лекса ведь тоже, бывает, помогает на кухне целый день. — О не виновата... Она хотела после твоего освобождения... — мне больше ничего не остается, как снять вину с подруги. — Знаю, — тяжело вздыхает брюнетка, пересаживаясь ко мне и сгребая меня в объятия. — И я ее не виню. Я рада за них, правда. Просто это совсем не вовремя... — Почему? — Я не могу объяснить, Кларк, но я чувствую что-то плохое... — впервые признается она мне. Похоже, раньше просто не хотела пугать. — И оно близко. Помнишь сон о моей маме, который я тебе рассказывала? Киваю. — Сегодня, вчера и позавчера он повторился... А тут еще Октавия уедет... — Когда она уедет? — Не знаю... Линкольн готов хоть сейчас ее отправить, но Октавия почему-то сейчас не хочет. Точнее, совсем не хочет, но брат ее уговорит. Теперь охранник Блейк постоянно дежурит рядом с медблоком. Линк не всегда в колонии, а значит, и моих защитников у тебя меньше становится. Эко, Индра, Гайя, — перечисляет Лекса преданных ей союзников, — не смогут тебя защитить, они только присматривают, а я не всегда могу быть рядом... — Мы справимся, Лекса, не переживай, — обнимаю любимую за талию, крепче прижимаясь к ней, и успокаиваю. — Все будет хорошо. Как говорит, О, посмотри, уже прошло пол твоего срока, а ты еще жива. Пытаюсь перевести все в шутку, но с Командующей это не прокатывает. — Не смешно, — серьезно произносит брюнетка, замечая на столе небольшую коробку, мой подарок. — Что это? — Открой и сама увидишь. — Кларк, не стоило. — Ты меня задариваешь подарками, а я что, не могу? — с улыбкой возмущаюсь, но потом признаюсь. — Октавия помогла мне немного... Девушка разрывает упаковочную бумагу и поднимает крышку, доставая два плетеных браслета, а я продолжаю объяснять. — Они именные. Со своим именем я сделала сама, а с твоим Октавия заказала. Мама передала мой браслет ей. И я хочу, чтобы ты носила с моим, а я – с твоим. Так ты никогда не забудешь обо мне даже после того, как я освобожусь. — Господи, Принцесса, я никогда не смогу забыть о тебе. Тем более, ты что, не собираешься ездить ко мне каждый месяц? — уточняет зеленоглазая, надевая мое имя на свое запястье, а свое – на мою руку. — Собираюсь, но я не об этом, а чтобы ты чаще думала обо мне. — Я думаю о тебе двадцать четыре часа в сутки, — усмехается Лекса. — Куда еще чаще? Если только сутки удлиннят. И спасибо, любимая. Брюнетка целует меня в щеку, вновь прижимая к себе. На перекличке я ощущаю чужие взгляды на себе, и это кажется странным. Раньше такого не было, точнее, прошло давно. И не могу найти, чьи глаза прожигают во мне дырку. К слову, в колонии почти не осталось блондинок кроме меня и нескольких новеньких, которые прибыли недавно, но месяц назад убийства прекратились, и Октавия хоть выдохнула. Было убито примерно человек десять, а убийц так и не нашли... Я знаю, кто это, и все знают, но молчат. И мне одной особо не поверят, так как знают, что раньше у нас были конфликты. А потом еще прослыву стукачкой. Даже Лекса сказала не вмешиваться, что это все не наше дело. И я понимаю ее: всех спасти она не может. Это чудо, что у нее получилось со мной, и ее еще не растерзали, хотя мы все так же не состоим ни в одном касте. Лодочный хоть и помогает нам, но не всегда. Позже мы расходимся по своим делам. И когда я мою полы, Лекса уже не всегда стоит за моей спиной, когда у нее появляются дела. Какие, я пока еще не знаю, но она обещает, что скоро мне все расскажет. Иногда за мной приглядывают ее преданные люди, но и Командующая всегда где-то рядом. В другой конец колонии в тренажерный зал она больше не ходит без меня. Либо мы идем вместе, либо она где-то рядом. За завтраком она давно уже переехала за мой стол, так же, как и Гайя. Если бы у нас были эмблемы, то я подумала, что у нас свой личный каст. Поэтому еще при чужом человеке мы ведем себя скованно, хотя Гайя все давно уже знает. Как-то однажды Лекса посвятила ее в это, сказав, что я – ее девушка. Та лишь смущенно улыбнулась и ответила: «Люди Командующей и мои люди». Было, с одной стороны, приятно, и я не ощущала такого напряжения, как в Лодочном касте. Но я не раз говорила с любимой на эту тему, и она объяснила, что у Индры всегда такое лицо, и она против меня ничего не имеет. А Бет... противная Бет... Лекса ей нравится, вот та и недовольна, что я – девушка Командующей, а не она. «Обычное соперничество», – посмеялась брюнетка. А вот я хотела придушить эту Бет, чтобы та даже забыла, как смотреть в сторону МОЕЙ Лексы.Конец POV Кларк.