Недооцененная свобода

— Видишь, все не так страшно, — шепчет Лекса и целует меня в то время, когда мама отошла к Маркусу и обнималась с ним. Открываю глаза после нашего поцелуя, и моя улыбка сходит на нет. Перед собой вновь вижу ту самую палату в медблоке колонии и Лексу в инвалидном кресле. В этот момент входит Октавия, возможно, замечая мою растерянность. А я и вправду растеряна, ибо моя реальность та, но никак не эта. — Принцесса, ты как? — У меня галлюцинации, О... — испуганно признаю я. Почему именно галлюцинации, а не обычный сон? Потому что все чувствовала, ощущала. Я поверила в то, что происходило там, во сне, отвергая, отмахиваясь от этой чужой плохой реальности, где моя любимая даже сжать мою руку не может... — Это все из-за выведения наркотика, Кларк. Я же предупреждала: будет нелегко, — спокойно отвечает доктор, но я все равно замечаю обеспокоенный взгляд. А этот тон лишь для того, чтобы меня утешить. — Это нормально? — а меня никогда и никто не сможет успокоить, кроме Лексы, поэтому я продолжаю с волнением спрашивать. И больше боюсь не за себя, а опять же за брюнетку. Боюсь в таком состоянии что-то упустить, пропустить в отношении нее. А если Лексе станет плохо? — Да, Кларк. Капельница почти закончилась. Вздыхаю, повторяя мысленно себе, что нужно просто потерпеть. Закончится перекличка, и мы закроемся в камере, тогда никто не сможет причинить нам зла, ибо в таком моем состоянии мы обе беззащитны перед Нией. — Это неправда. Это ненормально, и ты это знаешь, дочка. Испуганно перевожу взгляд на второй голос, как мне кажется, очень хорошо знакомый. И не ошибаюсь. Это папа. И он умер... несколько лет тому назад. — Кларк? — встряхивает меня подруга, похоже, замечая мой испуганный взгляд в пустоту палаты, но я как завороженная стою и не реагирую. — Не верь ей, Кларк. Всем им нужно, чтобы ты позаботилась о Лексе, об их семье. Им плевать на тебя, так было всегда. Им нужна она, не ты! Зажмуриваю глаза и отмахиваюсь головой от слов отца. — Кларк-Кларк? Что с тобой? — Я... я... — распахиваю глаза, но не могу рассказать правду подруге, не хочу, чтобы она посчитала меня еще и безумной. — Успокойся, Кларк, — Октавия опускает мои руки, которые я, возможно, в процессе своего безумия подняла. — Все будет хорошо. Ты сильная девочка. — Мне нужна Лекса! — выдаю в порыве своего отчаяния. О отходит от меня слегка в сторону, открывая мне вид на брюнетку, которая все так же сидит рядом с дверью. — Она здесь, Принцесса. И сейчас вам обеим предстоит вернуться в расположение, пережить перекличку так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я понимаю, к чему ведет Октавия. Ее могут наказать за несанкционированные действия в отношении зэчек. Беру себя в руки и понимающе киваю. И только тогда шатенка отключает капельницу, отпускает нас из медблока. На перекличке мне становится значительно хуже. Если раньше страдала только моя голова, то сейчас к ней прибавились и физические мучения, а точнее, некая боль начала быстро распространяться по всему телу. Я ощущала жар, который бывает при очень высокой температуре тела. Кажется, моя кожа начала пропускать испарины, от которых появлялся озноб. Ноги дрожали так, что я едва старалась устоять на них, и все благодаря ручкам инвалидного кресла, за которые держалась. Я не говорю уже о тошноте, которая не оставляла меня ни на секунду. Представляю, какая цветом была моя кожа... Зеленоватого или серого оттенка... И глаза... они точно были красными и влажными. Я словно заболела разом всеми болезнями. Перекличка заканчивается, и я несусь с Лексой в нашу камеру, сблевывая в унитаз все то, что последние минуты при пересчете старалась сглатывать. Фонтаном из меня вышло содержимое, и только после этого я приметила Анью, которая обеспокоенно всматривалась в меня. — Господи, что происходит??? Слышу голос Рейвен за дверью. Все похоже на то, что ее не допускают до меня. Правильно, не стоит всем знать и волноваться за меня. — Избавляюсь от зависимости, — с кривой усмешкой отвечаю и думаю, что сейчас на меня посыпятся грозные слова мамки Лодочного подкаста. Мне сейчас все равно, ибо даже мое учащенное и тяжелое дыхание оставляет желать лучшего. — Тебе нужно прилечь, — спокойный и уравновешенный тон шатенки меня несказанно удивляет, — а я приготовлю тебе чай. — Да, спасибо. И мне станет лучше, — теперь уже и я принимаюсь себя успокаивать, так как мне страшно. Очень страшно. В таком состоянии я себя не помню. Может быть, и была, но находилась в отключке или под таблетками. Одним словом, такая боль во всем теле, словно она никогда не была в моей жизни при сознании. Анья отвозит Лексу к столу подальше от меня. Правильно, не хватало, чтобы я еще и ее запачкала. На то, чтобы стирать или искупать ее, у меня не найдется сегодня сил. От стола перевожу свой взгляд на свою кровать и вновь слышу отца. — Думаешь, среди твоей постели могла затеряться еще одна таблетка, Кларк? Может быть, под половицей? Опускаю свой взгляд на пол и вздыхаю, ощущая, как озноб перешел в сильную дрожь. Меня колотит как от электрического стула. — Умница, ты вспоминаешь, что там ничего нет. Может, сходим к Нии? У нее-то точно что-то завалялось, — усмехается отец. — Нет! — шиплю на слова Джейка. — Я же беспокоюсь о тебе, доченька. Не надо себя так мучить. Тебе итак больно, а будет хуже. Сдаюсь и начинаю плакать, ибо по мне боль уже достигла своего апогея в каждой клеточке тела, в каждой косточке. Я даже с пола подняться не могу. — Закрой дверь за мной, Кларк. Ты сейчас очень уязвима. Утром я вас разбужу или попрошу охранника Блейка открыть вашу дверь, — сообщает Анья. И, может быть, я бы услышала сочувствие в ее голосе, если бы не пребывала в таком состоянии болезненной прострации. — Хорошо, — киваю и опять слышу отца. — Кларк, да я тебя просто не узнаю! Ты подчиняешься уже всем, не только своей матери. Игнорирую слова отца и с болезненным стоном поднимаюсь на ноги, закрывая дверь на замок, а после сползая спиной по ней на пол. Начинаю рыдать в колени что есть мочи, как вдруг неожиданно ощущаю теплую руку на своем колене. Приподнимаю взгляд. Размыто, но замечаю любимую. — Все хорошо, Кларк, — шепчет брюнетка мне. — Возьми меня за руку. Мне пофиг, что это очередная галлюцинация, все равно, так как сплетение наших пальцев и объятия приносят мне некое облегчение. Я перестаю биться затылком о железную дверь и кладу голову на плечо брюнетки. Мы не говорим, сидим в тишине, и кажется, я даже успеваю задремать, но рвотный позыв пробуждает меня, не давая забыть о моем состоянии. Я подползаю к унитазу, сблевывая так, что кажется, мои кишки выворачиваются наизнанку. Когда наступает затишье, вижу протянутый мне Лексой бокал с чаем. — Выпей. — Как ты могла сделать мне чай, если ты всего лишь плод моего воображения? — задаю вопрос, но скорее всего себе. Возможно, Анья оставила чай возле меня, а я представляю, как Лекса мне его дает. — Чай облегчит тошноту, — и да, брюнетка не реагирует на мои слова, а отвечает то, что я и без того знаю. Принимаю бокал. — Знаешь, что снимает полностью тошноту? — с сарказмом выдаю я, отхлебывая чай. — Наркотики и кома. Похоже, мне настолько сейчас хреново, что я не осознаю, кто передо мной стоит, хоть это и плод моего сознания. Вместо того, чтобы попросить прощения, я хамлю как инстинная наркоманка. Поток моих мыслей прерывает отец в то время, как брюнетка закатывает глаза. — Не притворяйся, Кларк, что не вспомнила, — он намекает на две таблетки, спрятанные в сливном бачке. — Я даже вспомнил, значит, и ты тоже. Отвлеки Лексу. Делаю вид, что боковым зрением не смотрю на бачок толчка, и залпом выпиваю весь чай, передавая стакан зеленоглазой. — Сделай еще чай, — прошу ее, подчиняясь словам отца. — Хорошо, — негромко отвечает Лекса и, поднимаясь с пола, уходит в сторону стола. — Ты жалкая, Кларк. Хочешь таблетку? Выгони ее из своей головы! Да ты не можешь... Это значит, признать, что, даже будучи недееспособной, она может влиять на тебя, контролировать, — жужжит над ухом отец, пока я осторожно приподнимаю крышку. — Где моя доченька? Та, которая слушает только свою мать и никого более. Давай, Кларк, покажи, что ты сильная и не нуждаешься ни в ком, кроме себя и своей матери! Достаю пакетик, закрывая так же тихо крышку, и смотрю на него, ибо не знаю... Отец вклинивается в мои мысли. — Интересно... Если выпьешь таблетки, ты ее не заслуживаешь. Если выпьешь тайком, ты никого не заслуживаешь. Я прикрываю на секунду глаза, начиная учащенно дышать, так, словно мне не хватает воздуха и начинается удушье. — Нет! — слышу голос любимой и ощущаю, как она бьет по моим рукам. Резко распахиваю глаза и замечаю, как пакетик отскакивает. Практически ползком кидаюсь в его сторону. — Нет! — теперь мученически повторяю я. Они мне нужны, я не могу, я не справляюсь, не справилась. Лекса обходит меня и, быстро поднимая пакет, вытряхивает его содержимое в унитаз, нажимая на смыв. — Нет! Нет!! Нет!!! — вскакиваю на корточки и руками ныряю в унитаз. Кажется, меня совсем не беспокоит то, что если бы мне даже удалось их поймать, я бы заглотила их. Любимая поглаживает мое плечо, а я ощущаю, как на лбу выступает пот. Это была моя последняя надежда. Вновь начинаю захватывать воздух, как при астме, и брюнетка поднимает меня с пола. Умывает лицо, с мылом споласкивает руки и отводит к своей кровати, укладывает, ложась рядом. — Это нормально, Кларк, что тебе так плохо, — прижимает к себе и нашептывает. — Но ты молодец! — А что потом? — Боль медленно, но пройдет. И все будет хорошо, — успокаивает меня зеленоглазая, но все достигло такого пика, что я даже не готова ее сейчас слушать. — Ты просто говоришь то, что я хочу слышать, без доказательств. — Я говорю то, что считаю правдой. — Без доказательств! — твержу свое. — Сейчас ты едва объективна, Кларк. — Ты тоже. Слышу тяжелый вздох у себя над ухом. — Какое еще доказательство моей любви тебе нужно? — Я не об этом. — А я об этом. Я обещала быть рядом с тобой всегда, и я здесь. — Мы одни. — Мы всю ночь были одни, малышка. — Нет. Я про папу, его нет, — ощущаю некое облегчение, ибо уже думала, что сорвусь и наделаю глупостей. От множество голосов, да еще и своих мыслей голова как будто хотела взорваться. — Кларк? — похоже, любимая не понимает меня и беспокоится, что не скрывается от моего слуха. — Давай не будем об этом говорить? — прошу. Наркоманка, даже и сумасшедшая, – это уже чересчур. — Мы вообще можем не говорить, — я приподнимаю голову с ее плеча и замечаю улыбку, отмечая, что боль в ее объятиях значительно поутихла. — Спасибо. — Ты же хочешь меня сейчас поцеловать, а не говорить слова благодарности, — усмехается Лекса, подмигивая, тем самым давая мне зеленый свет. — Я всегда хочу тебя целовать! — подтверждаю с улыбкой, и любимая целует в уголок моего рта, так призывая к действиям. В свою очередь я практически накидываюсь на нее, завлекая в страстный поцелуй. Бесцеремонно стаскиваю с нее майку, обнажая желанную грудь, и чувствую пульсацию на своем клиторе, вот только теперь мое тело ноет не от боли, а от желания. Я рухнула на любимую после очередного оргазма, словно мешок с картошкой. Запыхавшуюся и совершенно выдохшуюся, покрытую по́том, Лекса притянула меня к себе, и я прижалась щекой к ее смуглой груди, а наши ноги сплелись. В камеру просачивались первые лучи рассвета, и я с тревожным чувством осознавала, что завтра уже наступило. Брюнетка что-то пробормотала, но я не расслышала, так как заснула прежде, чем успела переспросить. Реальность пробивалась сквозь мои сонные грезы с помощью первой сирены, и я пыталась оттолкнуть ее, накрываясь одеялом с головой. Совсем не хотелось просыпаться. Мне было хорошо, тепло и уютно после нашей близости с любимой. Но просыпаться было нужно. Распахнув глаза, обнаруживаю в нескольких дюймах от себя Лексу в инвалидном кресле, и передо мной проносятся сотни образов моей галлюцинации прошлой ночью. Реальность, прорвавшись сквозь сонный туман, обрушилась на меня пониманием. — Прости, любовь моя, — вздыхаю, зная, что забыла перетащить Лексу на кровать, и она всю ночь так просидела. Накидываю на себя майку и плетусь к двери, открывая замок. Делаю все свои дела, напяливая робу и заваривая себе чай. От кофе решила отказаться, хоть и не выспалась. По моим подсчетам, я проспала примерно час или два. Удивляюсь, как вообще еще проснулась. Возможно, чувство ответственности за любимую, внезапно свалившееся на меня, дает свои плоды. — Выглядишь намного лучше, чем вчера, — в камеру входит Анья и негласно поздравляет меня с победой над зависимостью. Думаю, это все же не моя победа. И как бы чувствую я себя все равно разбитой. — Доброе утро, Анья, — не реагирую на ее слова. Лучше обо всем забыть, не хочу вспоминать об этом. — Доброе. Раз ты уже пришла в себя, может, хотя бы сегодня займешься своим подкастом? Мне хватает своего Лодочного и плюс целого Трикру каста. Вздыхаю. Я совершенно сегодня недееспособна, точнее, не работоспособна. Такое ощущение, что у меня похмелье после выпитого спиртного или вообще после запоя. — Можно мне еще один день отдыха? — пытаю удачу, вдруг, повезет. — Все же я не неделю употребляла наркоту. Сейчас мне скажут, что это мои проблемы, раньше нужно было думать и все в этом роде. — Можно. Но после завтрака собираемся у Октавии. У них с Линкольном срочное сообщение для нас. Киваю. — Спасибо. — Хмм... Это не меня нужно благодарить, а Лексу. Если бы не ее электрошок, ты бы продолжала вешать ей лапшу на уши. Самой от себя противно, хоть шатенка и права. — Как ты догадалась? — Рейвен. Кларк, она прожила с тобой год и выучила все твои состояния: когда ты приняла одну, две, три. Я не учу тебя, как жить. Это твое дело. Поэтому и не вмешивалась до этого времени. Не считай Лексу дурой. Рано или поздно она бы все поняла, тем более ты начала последнее время лишковать. Одна не помогала, да? Не суть. Я надеялась, что она тебя спалит, и вы разберетесь с ней вместе, но судьба – изменчивая штука и иногда наказывает нас по-своему. Когда я поняла, что из-за твоей прихоти может пострадать и моя подруга, тогда решила вмешаться. И по мне, может, и не заметно, но я рада, что ты приняла правильное решение ради вас обеих. Так же я обещаю, что ни от меня, ни от Птички Лекса ничего не узнает, если придет в себя. Все останется на твоей совести, и только тебе принимать решение, рассказывать ей или нет. — Спасибо, — негромко повторяю, так как мне стыдно даже перед шатенкой. Что будет, когда узнает обо все любимая? Я даже в глаза не смогу ей посмотреть. — Ладно, забыли. Скоро перекличка, хоть умой ее. Киваю, Анья уходит, а я умываю Лексу, и мы покидаем палату. После пересчета я мою ее под душем. Завтрак, и мы направляемся в медблок. К слову, даже без приказа Нельсон я бы пошла туда. Мне нужно было накормить, точнее, прокапать капельницу Лексе. Мы входим в медблок, и там уже все собрались. Охранник Вудс падает на колени перед сестрой и начинает вымаливать прощение, что меня, честно, вводит в состояние шока. — Прости, сестренка, что подписал эти чертовы бумаги... Ты практически клялась мне, что не убивала Алли, а я не послушал... Прости, я всегда был идиотом, шел на поводу у приказов, положений... Прости, — парень втыкается в ладонь Лексы глазами, и я подразумеваю, что он плачет. Очень печально смотреть на то, как сильный мужчина отчаянно и в бессилии всхлипывает. И это не слабость. Мы все, здесь собравшиеся, его понимаем. Меня обнимает Рей, и только сейчас до меня доходит, что я тоже пускаю слезы. Я не злюсь на брата любимой. Как сказала Анья, судьба в любом бы случае привела нас сюда. Была ли это жизнь Алли или чья-то другая. Поэтому парень не виноват. Спустя несколько минут всхлипов и затянувшейся тишины, Октавия отрывает мужа от сестры, обнимая его и прижимая к себе. Тот скрывает глаза в изгибе между шеей и плечом доктора. — Кто убил Алли? — неужели только меня волнует этот вопрос. Нет, просто все под влиянием момента упустили суть слов начальника охраны. — Роан, — отвечает Октавия. — Как? — удивляюсь я. — И вообще зачем это охраннику? — Ты не в курсе, Принцесса, но Роан – сын Нии, — продолжает подруга. Муж отрывается от нее, вытирая глаза, но не сводит взгляда с сестры. — Лекса была права. Это Ния во всем виновата, это ее план, — хмурюсь, совсем не понимая, к чему ведет парень. — Спаркс нужно было убрать Лексу со своей дороги любыми путями, и она этого добилась. — Но Ния не знала, что уготовила Лекса для нее. Целую армию из заключенных, — добавляет Анья, сопоставляя все. — Боюсь, Ния сейчас прорабатывает новый план... — печально тянет Рейвен. — Я не позволю. Уж лучше я убью ее сам! — срывается Линкольн, но ему преграждает дорогу жена. — Нет, ты не сделаешь этого. Вас двоих я не дождусь, — строго сообщает шатенка.