Когда щекочешь Будду

И Эрвин все высказал: о том, что Леви не знает, когда замолчать, о том, что никогда не считается с чужими чувствами, и о том, как его эгоистичное поведение выглядит со стороны. Леви не изменился в лице ни на секунду, только где-то на середине всей этой тирады сделал шаг назад и сложил руки на груди, смотрел исподлобья. Эрвин старался говорить коротко и по делу, старался подкреплять каждую свою претензию примером, пример — выводом. Однако к концу он сорвался на несколько бранных слов, про себя готовясь к возможному удару, который прилетит или в солнечное сплетение, или в пах. Леви не двигался — он был стеной, в которую Эрвин кидал тухлые яйца, был мишенью, в которую Эрвин метал острые дротики. — Мудак и мудозвон, — подвел итог Леви, когда Эрвин, тяжело дыша, наконец смолк. — Отлично сказано. Твой статус на фейсбуке? — У меня нет фейсбука. — Конечно, кто добавит такого «мудака и мудозвона» в друзья, да? — Эрвин все еще кипел. — Да. — Что? — Эрвин опешил. — Да, ты прав. У меня нет друзей. Ты закончил на этом? — Вроде того. — Доволен? — Леви размял шею, словно Эрвин в буквальном смысле взвалил все свое негодование и раздражение на его плечи. — Нет. — Пойдем домой? — Ты ничего не собираешься отвечать мне на это? — А ты хотел бы? — Хватит отвечать вопросом на вопрос, — рявкнул Эрвин. Он вывернул перед Леви душу наизнанку, а тот даже не снизошел до заурядной перепалки. Это задевало. Получается, Эрвин высказал все накипевшее впустую. А он надеялся на реакцию — злую, но честную. Надеялся, что хотя бы так сможет достучаться до Леви и узнать, что, черт возьми, с ним не так. — Ладно, я расскажу. Вернее, сначала кое-что покажу, а потом мы пойдем к тебе. — Хочешь снова затащить меня в постель? — Не без этого, — Леви усмехнулся, а затем вмиг снова стал серьезным и мрачным. — Забудь. Просто… я никому не рассказывал об этом. И не хочу впервые рассказывать это кому-то на улице, в какой-то подворотне, — он полез в карман, вытащил наружу кошелек, открыл и несколько мгновений скользил глазами по его внутренней стороне. Что-то искал. — Вот. В руке Эрвина оказалась неброская черно-белая визитка. Он достал телефон и подсветил написанное большими буквами имя: Аксель Штайн. — Аксель Штайн? — спросил он вслух. — Кто это? — Это мой психотерапевт. Я лечусь у сраного мозгоправа, потому что у меня… как это… — Леви вырвал визитку из рук Эрвина и засунул обратно к себе в кошелек, — травматический страх близости. — Чего? — А теперь пойдем к тебе. На автобус я… — он бегло глянул на экран мобильного, — уже опоздал. Торопиться некуда. — Ты не будешь у меня ночевать. — Не буду. Но давай хотя бы поговорим не на улице, — повторил Леви свою просьбу. — Хорошо, — Эрвин сдался. Они молча вышли из закоулка и пошли вдоль плохо освещенной улицы. Мимо пару раз со свистом пронеслись велосипедисты. Машин не было. Людей тоже. Их подхватила и объяла дремотная тишина. За ними по пятам, прячась и снова выплывая из-за крыш домов, следовала надувшаяся, как воздушный шарик, луна. — Говоришь, «Эрл Грей» есть? — Леви переминался с ноги на ногу, стоя посередине комнаты. — Красное сухое. — Я думал, алкоголя нет. — Мне бы тоже хотелось так думать. Будешь? — Давай. Эрвин откупорил бутылку и разлил вино по бокалам — несколько капель попало на стол, и он вытер их полой футболки. Он был почти уверен в том, что Леви сейчас скажет что-то вроде «Вот это я наебал тебя, да?», поэтому очередную насмешку над собственной наивностью не намеревался терпеть трезвым. Еще не отнеся Леви бокал, он сделал пару глотков из своего. Вино приятно обожгло горло и раскаленным шаром опустилось в желудок. — Спасибо, — поблагодарил Леви. Эрвин почти закатил глаза — этот театр одного актера немного затянулся. Леви пора уже было выкладывать свои гнусные карты на стол. — Так что там? Как давно ты ходишь к психотерапевту? — Год. — Помогает? — Не особо, если честно. — Зачем ты вообще пошел к нему? — Надоело, — размыто пояснил Леви. Эрвин только теперь заметил, что тот не смотрит ему в глаза. — Что надоело? — Надоело отталкивать от себя людей. — Ну, так не отталкивай. «И просто прекрати быть таким куском дерьма», — добавил про себя Эрвин, вращая вино в бокале. — О, вот спасибо большое за консультацию! — колкость не заставила себя долго ждать. — Сколько я тебе должен? — Давай дальше. — Он сказал, что у меня травматический страх эмоциональной близости. Так было всегда. С самого детства. Особенно после того, как отец улетел в Гонконг и не вернулся. — Что? — Забей. Я просто пытаюсь сказать, что прекрасно отдаю себе отчет в том, каким «мудаком и мудозвоном» являюсь. Но это тяжело контролировать. Короче, — Леви осушил свой бокал тремя большими глотками, — мне не нужно, чтобы меня жалели или относились ко мне как-то по-особенному. Я хотел, чтобы ты знал, что я сам себя едва выношу. Но каждый раз, когда кто-то пытается приблизиться ко мне, быть со мной, посягает на мое личное пространство и на мои мысли, я готов въебать этому человеку с ноги. — И много таких людей было? — На удивление — достаточно. — Господи, — простонал Эрвин. Он разрывался между тем, чтобы поверить в эту мелодраматичную историю, и тем, чтобы поднять Леви на смех и выставить его вон из дома на улицу. — Зачем ты рассказываешь все это мне? — Потому что ты единственный, кому я не хочу въебать с ноги. — Что это значит?.. — Эрвин, посмотри на меня, — они встретились глазами. Нет, это был не бред. Леви выглядел максимально серьезным, пока его пальцы судорожно оглаживали и без того заляпанную чашу бокала, а правая нога беспокойно тряслась. Эрвин почувствовал, как зачастило сердце. — Ты мне не веришь. — Не знаю, — честно отозвался он и отвел взгляд. — Тогда я признаюсь тебе еще и в том, что помню, как собирался трахаться с Майком. Мне это не приснилось. — Зачем ты тогда соврал ему? — Чтобы не быть в его глазах еще большим мудаком. Я просто передумал. Он мой коллега, и нам бы это точно аукнулось. Плюс мы были пьяные в сракотан. — Но я тоже твой коллега, — Эрвин понял, что логика Леви неуловимо ускользает от него вниз по течению его разрозненных мыслей. — Нет, ты — идиот, который пришел за пять минут до закрытия два месяца назад. — Что это значит? — То и значит, — Леви облизал губы и отставил бокал. — Мой поезд, между прочим, и правда ушел. — И что?.. — Я останусь. — Это вопрос или утверждение? — Или. — Леви, — безнадежно простонал Эрвин и закрыл лицо рукой. Стало темно, тихо, словно окружающий мир со всеми проблемами перестал существовать. Он не знал, сколько просидел так в своей уютной темноте, но когда открыл глаза, Леви все так же неподвижно сидел рядом — не ушел, но и не начал бесцеремонно хозяйничать в его квартире. — Футболка в нижнем ящике шкафа, зеленое полотенце на полке, — какой же он все-таки слабак. — Отлично. Эрвин лежал в постели, когда Леви в одном полотенце, обернутом вокруг пояса, вошел в спальню. На секунду Эрвин вообразил, что они официально женаты, живут вместе, и вот Леви вернулся домой после тяжелого рабочего дня и сейчас они займутся вечерним сексом. Картинки в голове были яркие, живые, а вот реальность — нет. В реальности Эрвин ничего не чувствовал. В нем пульсировала какая-то непроходимая пустота и большой знак вопроса: «Кто такой Леви и с чем его едят?» — Оденься, — это было единственное, что он сказал, прежде чем повернуться к Леви спиной и отодвинуться на свою сторону постели. — Без проблем. Шорох одежды, шаги, запах его собственного геля для душа, а затем матрас прогнулся под чужим весом, кровать скрипнула, и Леви улегся. На спину. Непростительно близко к Эрвину. Ночник погас. — Мне нравится спать в твоих футболках. Наверное, это было самое милое и совсем не в духе «карманного повара» откровение. Эрвин едва заметно улыбнулся, но Леви не мог этого видеть. — Слушай, может, одолжишь мне парочку? Они приятно пахнут, — Эрвин услышал, как Леви положил руку себе на грудь, оттянул ворот футболки и глубоко вдохнул. — Заткнись, — беззлобно попросил он. Еще несколько таких неожиданно очаровательных признаний, и он не выдержит: повернется на другой бок, примнет Леви под себя и глубоко поцелует. Но Эрвин держался — этот порыв все бы испортил. Отношения, которые он хотел бы иметь с Леви, если такое вообще возможно, должны были бы строиться на доверии, а не на страсти и похоти. Впрочем, они все равно кружили бы ему голову. Прямо как теперь. — Эрвин?.. — почти шепотом позвал Леви. — Что? — Ты злишься? — Спи. — Ответь. — Не злюсь. Я и не злился. Просто не понимал. — Чего? — Почему ты такой ублюдок. — А теперь понял? Эрвин молчал — что он должен был ответить? Да? Нет? Не знаю? Леви перекатился на бок и плотно прижался к его спине, уперся лбом в основание шеи. Пальцы неторопливо, без желания раззадорить или спровоцировать, заскользили по бицепсу. До локтя и обратно. Эрвин длинно выдохнул и закрыл глаза. В боксерах, как по команде, стало тесно. Захотелось хотя бы повернуться на живот и потереться полувставшим членом о матрас. — Что ты делаешь? — спросил он, ощущая, как спирает дыхание от этой незамысловатой ласки, а член сладко ноет. Нет, он не пойдет на поводу у этого желания. Точно не пойдет. Иначе будет дважды слабаком. — Я пошел к психотерапевту не просто так. Когда-то я оттолкнул от себя очень дорогого мне человека, и тот не простил меня. — Хочешь вернуть его? — Нет. Хочу никого больше не потерять. — Ты можешь быть всегда таким адекватным? — Если бы ты знал, как я стараюсь, — это было сказано тихо, горячо, а губы сомкнулись на его верхнем позвонке. — Доброй ночи. — Угу. Обещай, что расскажешь мне за завтраком про своего отца. — Иначе что? Не накормишь завтраком? — Да. — Что ж... от завтрака я отказаться не могу.