Когда щекочешь Будду

Эрвин стоял перед «Святым Мартином», прислонившись к прохладной стене. В одной руке у него была сигарета, в другой — мобильник. Леви упорно не брал трубку. От монотонных гудков хотелось выть в голос. Эрвина разбирало желание сорваться и поехать в Неккаргемюнд сию же секунду, но подставлять Закклая еще больше было бы свинством. В голове болезненно пульсировал только один вопрос: как Леви мог поступить с ним так? — Леви уволился, — сказал Эрен, когда Эрвин вошел в ресторан. — Я в курсе. — А-а, прости, думал, ты не знал. Куда он намылился? Между вами что-то произошло? — В Гонконг. Нет, между нами ничего не происходило, — сказав это, Эрвин осознал, что не врет. То, что Леви исчез, не удосужившись даже попрощаться, как раз служило подтверждением его словам. — Думаю, ему там понравится. — Ты был в Гонконге? — спросил Эрвин из вежливости. На самом деле ему было совершенно не интересно продолжать разговор. Да и вообще весь «Святой Мартин» потерял цвета, звуки, смысл. Наверное, стоило все же признаться, что в ресторан Эрвин устроился исключительно из-за Леви. И вот теперь работать, зная, что того нет на кухне, было как-то безрадостно. — Нет, не был. Я вообще нигде не был. Но мне очень нравится смотреть всякие ролики на «Ютубе» про путешествия. В последний раз был на Аляске! — Почему не съездишь куда-нибудь? На моей памяти ты ни разу не брал даже пары дней отпуска. — Нет денег, — развел руками Эрен и отвел взгляд. — Знаю-знаю, о чем ты думаешь, мол, ты так много работаешь… Если быть честным, то все деньги я трачу на квартплату и на обучение сестры в Англии. Это всегда было ее мечтой, так что я не смог отказаться. Тем более ей остался всего год. — А как же твои мечты? — Как-нибудь в другой раз, — Эрен улыбнулся и ушел на кухню. Этим вечером Эрвин втихаря отдал свою часть чаевых Эрену. Парень заслужил путешествие больше всех них вместе взятых, и Эрвин искренне надеялся, что этот «другой раз» настанет очень скоро. Он порывался поехать к Леви домой сразу же после смены, но они закончили только ближе к часу ночи, а потом ему два раза отвечал автоответчик по номеру вызова такси. «В данный момент все операторы заняты, попробуйте перезвонить позже». «В данный момент все опер…» В общем, Эрвин плюнул и, вернувшись к себе в квартиру, выкурил косяк. Дым наполнил комнату, сердце глухо колотилось, а в голове была каша. Он залипал на складки занавески, представляя, что это подол платья. Над душой сгустились сумерки. А Леви все так же не отвечал на его звонки, хотя Эрвин, должно быть, уже взорвал нахрен все телефонные провода… Утро не принесло ни облегчения, ни ответов. В восемь часов шесть минут Эрвин сел на поезд. Глядя на проплывающую мимо темноту — они ехали через тоннель — и отхлебывая кофе из «Ле Кробаг», он размышлял о том, чего ждет от Леви. Извинений? Нет. Объяснений? Уже теплее. Впрочем, что-то подсказывало, что не получит он ни того, ни другого. У входной двери Эрвин заметил, что на таблице со списком жильцов больше не значится имя Леви. Этого не может быть. Сначала он подумал, что ошибся домом, но нет… Вон то самое окно, из которого за ними наблюдала та дама. А вон окно Леви, на котором… больше не висят занавески. Он же не мог съехать? Эрвин почувствовал, как внутри все похолодело: он рассчитывал на все что угодно, но не на то, что Леви уже действительно покинул город. Неужели та их встреча, когда он рассказал о предложенной работе, станет последней? Разочарование и обида комом подступили к горлу. В этот момент кто-то вышел из подъезда. Эрвин, взяв себя в руки, вежливо поздоровался и скользнул внутрь. Имени Леви не было и под кнопкой звонка. Птичья трель огласила лестничную клетку, а затем на Эрвина обрушилась тишина. Никто не поднялся на звонок, чтобы открыть дверь. Если в квартире что-то и оставалось, так это только черный глянцевый гарнитур… Эрвин брел к станции, не разбирая дороги. Он не знал, что делать. Вернее так: сделать он ничего не мог, и именно это не поддавалось осознанию. Так вся эта история и закончится? История, начавшаяся с того, что Эрвин из праздного любопытства рассматривал работников ресторана «Святой Мартин» с высоты своего балкона, один из которых по факту оказался тем еще сукиным сыном. Эрвин поднял взгляд от своих пыльных ботинок, чтобы посмотреть на расписание поездов, как вдруг в поле зрения появилась знакомая фигура. Леви шел с противоположного железнодорожного пути в сторону выхода со станции. Эрвин подобрался и неслышно последовал за ним. Пульс оглушительно бил по вискам, ладони вспотели. — Может, объяснишь, что происходит? — он кинул Леви этот вопрос, как нож в спину, когда тот искал ключ в связке, чтобы отпереть входную дверь. Леви застыл на месте подобно животному, которого застал врасплох хищник. Он долго не двигался. Эрвину показалось, что прошла целая вечность. — Эрвин, — произнес Леви, будто заставляя себя удостовериться в происходящем. — Что ты здесь делаешь? — Пришел пожелать тебе приятного путешествия, — ядовито сказал Эрвин. — А то ты слишком занят, чтобы самому попрощаться. Да и вообще слишком занят, чтобы сказать, что уволился и уезжаешь. — Да. Все вышло очень спонтанно, — Леви замолчал. — И это все? — А что еще ты хочешь услышать? — Ты прикалываешься? — Нет. — Когда ты решился на поездку? — Почти неделю назад. — Ты это хотел сказать мне в прошлый раз, когда ночевал у меня? — Да, — Леви, казалось, решил отвечать только односложно. — И что же не сказал? — Ты нашел работу. — Какая в этом связь? — Такая, что ты бы все равно съебал. Из «Святого Мартина» и из моей жизни. Так что ебал я эти прощания. Иди на хуй, Эрвин, — Леви вдруг взъерепенился и принялся агрессивно искать нужный ключ. — Когда ты уезжаешь? — Завтра. — Можно проводить тебя? — Нет. Зачем? Чтобы мы вместе рыдали у гейта? — А ты бы рыдал? — Я пошутил, — Леви открыл дверь и стоял уже одной ногой в парадной. На его лице была странная безразличная печаль. — Эрвин, ты не понял! Я уезжаю и не представляю, когда вернусь и вернусь ли вообще! — Ты трус. Не мудак и мудозвон, как ты считаешь, а просто жалкий трус, слышишь?! — выплюнул Эрвин и замахал руками, жестикулируя. — Ты боишься себя, нас и того, что между нами могло бы быть. Предпочитаешь производить впечатление эдакого «степного волка», хотя на самом деле… На самом деле тебе нахуй не сдалось твое одиночество. Скажи, что я неправ! Леви молчал. Молчал так же безвольно и понуро, как когда Эрвин вывалил на него все свои претензии после пивного вечера в «Хороших друзьях». Становилось понятно, что это какая-то тактика. Позволить пролиться чужому гневу, принять его, окунуться в него с головой и исчезнуть, лишний раз убедив себя в непреложной истине: он — бракованный товар. А затем самозабвенно выписывать чеки Акселю Штайну, чьей работой было копаться в чужом белье, и доверительно сообщать следующему дурачку, который клюнет на эту душещипательную историю, что больше не намерен терять близких людей. — Я неправ? Ты даже Майку не можешь позвонить и извиниться! Да даже не извиниться, а просто поговорить с ним и прояснить все недоразумения. Вы же были друзьями? Точно были. Никогда не видел человека, который бы добровольно и так же легко отказывался от близких, как ты! Ты самый большой лжец, которого я знаю! — Ты все сказал? — Я — да! — от злости у Эрвина тряслись руки, а голос дрожал. Леви сломал его. — Тогда пока. — Стой, — Эрвин просунул ногу в проем закрывающейся двери. Леви уже успел подняться на несколько ступенек. — Да чего тебе? — огрызнулся тот. Он выглядел бледным и несчастным, однако Эрвин мог поклясться, что он все равно ничего не скажет. Теперь — уж точно. Не обмолвится ни единым словом о том, как его задели все сказанные Эрвином слова. А они задели. Это было ясно как день. Можно было сказать, что Эрвин только что нанес Леви несколько ножевых ранений. — Просто напоследок, чтобы ты знал: не я бросаю тебя, а ты — меня! Ты сам уходишь! Сам кидаешь меня! — Ясно. — Ублюдок! — в сердцах воскликнул Эрвин. Глядя на то, как Леви поднимается все выше по лестнице, а затем и вовсе исчезает за поворотом, он отпустил входную дверь и безжизненно сел прямо на мостовую перед домом. Посидел, покурил — сигарета как-то по-особенному горчила, — подумал. Он сделал все, что мог. Не приковывать же Леви наручниками к себе в надежде, что он рано или поздно сдастся и расколется. Это была короткая, но яркая история. Эрвин ни о чем не жалел. — Че, последняя пятница, Эрвин? — Фабриццио положил руку ему на плечо. — Клянусь, что через пару недель прибежишь назад, как миленький. — Точно нет. — Если вернешься, скажу Закклаю, чтобы ставил тебя на кухню. Будешь под моим началом. — Упаси боже, — Эрвин смахнул чужую руку и, взяв чашку эспрессо, устроился у барной стойки. Вот по чему, а по кофе, который делал Майк, он, конечно, будет скучать. — Что там за ажиотаж? — Эрвин кивнул в сторону кухни. Эрен разговаривал с Тимом на повышенных тонах, кто-то вбрасывал в их разговор возгласы одобрения, то и дело раздавались залпы смеха. — А-а, это Тим уговорил Эрена сделать ставку на сегодняшний матч. «Норвич» против «Барселоны». — И на кого поставил Эрен? — На «Норвич». — М-м, — протянул Эрвин, — даже не знаю. По-моему, «Норвич» вообще не ровня «Барселоне». Будет уже чудом, если они не дадут забить себе ни одного гола. — Это прикол Тима. Сам Тим, конечно же, поставил на «Барселону». — Бедный Эрен. Створки кухни распахнулись, и на горизонте возник сам Эрен. — Я просрал целую двадцатку. — Не переживай. Это всего лишь двадцатка. — У меня странным образом вышло много чаевых после вчерашнего вечера, и Тим уговорил сделать ставку. Я в этом, правда, не разбираюсь, так что доверился эксперту. — Эксперту?.. — Фабриццио заржал, сложив обе руки на своем круглом, как надувной шар, животе. — Этот неудачник еще ни разу не выигрывал больше пяти евро. — Тим поставили тебе на победу или на конкретный счет? — Он поставил на то, что «Норвич» забьет «Барселоне» три гола. — Вау, — ошеломленно выдавил из себя Эрвин и недобро усмехнулся. — Жаль, конечно, но с двадцаткой действительно можешь прощаться. — Да знаю я, знаю. Я даже не заходил в эту букмекерскую контору. Попросил Тима сделать такую же ставку за меня, как и он. Ушлепок. — Да хватит уже! — из-за двери показался Тим. — Всем уже растрепал? Верну я тебе твои деньги. С зарплаты. — Да забей, — вздохнул Эрен. Его взгляд скользнул к стоящим у ресторана гостям. Те рассматривали вывешенное перед входом меню и переговаривались друг с другом. — Не заходите, не заходите, — заклинал их Эрен шепотом. — Уебывайте, — поддакнул Эрвин, ставя чашку в посудомоечную машину. Гости, разумеется, зашли. Последняя смена началась как обычно. Его движения были отлажены до механизма: протянуть гостям меню, улыбнуться, принести недостающие приборы, принять заказ на напитки, вбить напитки, дождаться, пока Свен их сделает, улыбнуться, ставя напитки гостям на стол, смешно пошутить, принять заказ на еду, «вот ваш счет». «Ваш счет». «Счет». «До свидания, приходите еще!». Не только кофе, но и всей этой рабочей рутины будет отчаянно не хватать. Гастрономия оказалась адреналином, наказанием, пропастью, которая поглощает тебя, и… отрадой. Забавно, ведь Эрвин никогда не хотел работать в общепите. Решение, которое он принял у дверей «Святого Мартина» в день, когда его уволили с предыдущей работы, было спонтанным, навеянным эмоциями и — по факту — невероятно правильным. Кто бы еще научил его такому уровню цинизма, как не чреда душных гостей, считающих, что все им чем-то обязаны? Кто бы еще научил его делать хорошую мину при плохой игре, вывозить даже самую жесткую запару и быть благодарным за людей, которые проходят вместе с ним через этот ад? Эрвин смотрел на Эрена, который порхал между столов, заглядывал на кухню, где скворчали сковородки и было слышно, как нож стучит по разделочной доске, наблюдал за Свеном, чьи руки колдовали над аперитивами и коктейлями, и понимал, какой колоссальный опыт приобрёл. Он был частью этой системы, этого большого и сильного монстра под названием «Святой Мартин», который перемалывал слабых душой и телом заживо. Но он, Эрвин, справился. Он жив. — Что с тобой? — Эрвин выпал из реальности, а когда очнулся, было уже почти десять вечера. Эрен стоял около кухни с разинутым ртом. — Я выиграл! — Что? В смысле? — Футбол! — А-а, — скучающе протянул Эрвин, а затем, осознав, и сам открыл рот: — А? — «Норвич» забил «Барселоне» три гола! Счет: три — ноль. — Не может быть! — Эрвин ворвался на кухню. — Вы с ума посходили? — Я в шоке, — развел руками Тим и протянул Эрвину свой телефон. На экране шел конец матча: игроки в красной форме обнимали друг друга, тренер победно размахивал кулаком. В углу был показан счет. Тим не соврал. — И сколько он в итоге выиграл? — Эрвин поднял голову и показал на Эрена. — Под двести евро. — Еба-а-а-ать, — Эрен неверяще уставился на Тима. — Этого просто не может быть! Не может! Что мне делать с этими деньгами? — Слушай, — заговорил Эрвин Эрену на ухо, чтобы никто не слышал. — На Аляску, конечно, не хватит, но слетай лоукостером хотя бы в Италию или Испанию. Спать можно в дешевом хостеле. Посмотри мир, прошу тебя, — ему казалось важным тут же заложить эту мысль Эрену в мозг, чтобы он не успел даже подумать о чем-то другом, например, о спонсировании учебы сестры. — Ладно, хорошо-хорошо, — Эрен зажмурился от предвкушения и умчался в зал со словами: — Господи, надо собраться, иначе я не смогу работать. Они сидели за баром. Ресторан был закрыт. Эрен смотрел билеты до Барселоны. Тим назвал очень символичным то, что он хочет отправиться в Барселону, на чьем разгроме сколотил себе приятненькую сумму. И еще, что Эрен непременно должен взять его с собой. «А ты думал, я прикольнулся? Я же говорил, что я эксперт, знал, на кого ставить, знал!» Фабриццио умирал от хохота, а Антонио крутил пальцем у виска. Эрвин попивал «Монтепульчано» и ощущал себя немного, но счастливым. Не хватало только одного человека. — Так, ребятня, мне пора, — громогласно объявил Фабриццио. — Но прежде, чем уйду, я подниму этот бокал за Эрвина, — Эрвин неловко улыбнулся. — За человека, который пришел к нам за десять минут до закрытия и который теперь уходит. Наконец-то! — Да вы достали уже! Все захохотали и начали чокаться — кто кружками с пивом, кто бокалами с вином, а кто шотами с граппой. Эрвин хотел бы запечатлеть это мгновение в памяти, как на цифровую пленку. Щелк. Внезапно экран его телефона, который лежал тут же на барной стойке, загорелся, завибрировал, высветилось имя «Леви», и… зал оглушили стоны. Эрвин чуть не упал со стула, а остальные застыли в растерянном молчании. Стонал Леви — просяще, протяжно, напоказ. Его голос нельзя было ни с кем перепутать. Когда только этот придурок успел поставить это на звонок? Через мгновение, в течение которого Эрвин не соображал ничего, кроме того, что готов провалиться сквозь землю, все просто завыли со смеху. Эрвин схватил телефон и, стремглав выскочив на улицу, принял вызов: — Да? — Привет, — в динамике раздался хриплый голос Леви. Эрвин неожиданно понял, как сильно скучал по нему. — Привет, — ответил он и прислонился плечом к стене, принялся скользить невидящим взглядом по висевшему в рамке меню. — Как дела? — Неплохо. — Слушай, — вздохнул Леви, — я хочу, чтобы ты сейчас же открыл свою электронную почту, понял? — Э? Зачем? — Открыл почту и не задавал лишних вопросов. Пока. Трубку повесили — раздались гудки. Эрвин озадаченно огляделся вокруг, будто Леви мог прятаться за углом соседнего дома. Улица была пуста — где-то вверху грохнули ставни. Он, не мешкая, открыл почту. Одно непрочитанное сообщение было от Леви. Эрвин даже не представлял, откуда тот узнал его адрес. Никакого вступления не было, письмо состояло всего из нескольких предложений: «Я не бросал тебя. Изначально я купил два билета в Гонконг. Просто еще никто не отказывался от чего-то ради меня, и меньше всего я хотел бы ставить тебя перед выбором и смотреть, как ты его делаешь. Не в мою пользу. Я буду около стойки регистрации до девяти часов утра. Не знаю, когда вернусь и вернусь ли. Билет в приложении. Хорошего лета, Эрвин!» Эрвин не моргал и смотрел перед собой, как оглушенный. В горле пересохло от волнения. Он набрал номер Леви, но абонент был уже недоступен. «Меньше всего я хотел бы ставить тебя перед выбором» — но все-таки поставил! Эрвин был в замешательстве, в ярости и в восторге одновременно. А еще он совершенно не представлял, что делать. Ему предложили отличную работу, а человек, от которого он был немного без ума, предложил немыслимую авантюру. Мир набирал обороты, вращался все быстрее и требовал от него ответов и действий. Никто не оставил ему времени. До вылета самолета оставалось каких-то восемь часов. Ясно было только одно: он должен выпить еще как минимум один бокал «Монтепульчано», прежде чем поднимется к себе и примет решение. В ресторан Эрвин вернулся под дружное улюлюканье и импровизированные стоны: «Да, Эрвин, вот так, как хорошо, ах-ах!» Тим несколько раз выспрашивал, кто из них сверху. «Просто интересно, ничего такого!» — едва не прыская от смеха, повторял он. Фабриццио имитировал половой акт с ближайшим стулом. Эрвин опустил глаза и одним глотком осушил свой бокал. Эрен — единственный, кто постарался выглядеть равнодушно — поспешил сообщить, что билет в Барселону он купил на конец августа. Горько усмехнувшись, Эрвин поделился и своим откровением: он уходит, потому что получит место в хорошей преуспевающей конторе. «Тогда, кажется, у нас обоих началась в жизни светлая полоса», — Эрен салютовал ему остатками своего «Джин-тоника». Было около трех пополуночи, когда Эрвин в последний раз закрыл ресторан, отдал ключ, и они с Эреном разошлись по домам. Теперь Майк вставал каждый день, кроме воскресенья, в шесть утра. Кофейню нужно было открывать к восьми. Он принимал душ, брился, причесывался и выходил в душную жару августа. До кофейни добирался на велосипеде — всему виной отсутствие треклятой парковки. Включал кофе-машину, проверял запасы молока — овсяное, соевое, миндальное… — и, сделав себе эспрессо, выходил на улицу со своей первой сигаретой. Снаружи, прямо перед входной дверью, была лавочка. Он очень любил этот утренний час. В субботу народу было мало — в основном азиатские туристы, заказывающие холодный кофе «виз мэни айс». Телефон в кармане завибрировал. — Это ты? — вопросительно выдал он в трубку вместо приветствия. — Да, привет, — ответил Леви. — Как ты? — Я — хорошо, ты? — Майк покачал головой. Они говорили как старые-добрые приятели, и это ему претило. Он уже не злился на Леви, но с тем же не хотел больше иметь с ним ничего общего. Их время закадычных коллег прошло. Наверное. — Неплохо. — Чего звонишь? — Сам знаешь, — ровно сказал Леви и, помолчав несколько долгих секунд, заговорил. Майк крутил в руке эспрессо, разглядывал проходящих мимо людей, улыбался и закатывал глаза — Леви нес какой-то сентиментальный бред, неуклюже признавал все свои косяки, проступки и жестокие слова. Было такое чувство, что прорвало дамбу, и Майк самоотверженно отдался на откуп неудержимому потоку. — Леви, — чуть позже сказал он. — Все в порядке, расслабься. Просто забудем. — Правда? — Да. Всякое бывает. Нет, он точно не злился на Леви. Иметь что-то общее им отныне и вправду будет трудно, хотя бы потому, что Леви сматывал удочки и улетал из города, но Майк попросил прислать ему открытку из Гонконга. «Обязательно», — донеслось из динамика. Они попрощались. Эрвин опаздывал. Шаттл встал в пробке на двадцать минут, плюс он долго не мог найти свой паспорт и свежие носки. Сердце, крепко сжимаемое тягостными мыслями, стучало о легкие — зря он это все. Он не нужен Леви, а Леви не особо нужен ему. Почему бы просто не разбежаться и не забыть о том, что было? Все остаточные чувства легко можно будет переболеть, вырезать скальпелем этот аппендикс. Однако какая-то неведомая сила гнала его с самого утра в аэропорт. Даже если он скажет «нет» и трусливо сбежит перед самой посадкой в самолет, он должен увидеть Леви в последний раз. Стоило Леви заметить Эрвина, идущего навстречу, как его лицо озарилось. Эрвин никогда прежде не видел, чтобы тот так отчаянно пытался подавить улыбку. — Привет, — Леви тяжело выдохнул и согнулся пополам, упираясь локтями в колени. Со стороны можно было подумать, что ему плохо. — Черт! — Что с тобой? — Я… — не меняя позы, Леви поднял на него взгляд и улыбнулся. — Я думал, ты не придешь. Я… был уверен, что… я, блядь, не знаю, что сказать. Спасибо… Эрвин молча усмехнулся. Вот он, Леви — открытый, честный, полный сомнений. Бери, не хочу. — Пойдем зарегистрируемся на рейс? — Леви выпрямился и потянулся за своим небольшим черным чемоданом. Эрвин не сдвинулся с места. Этого всего было мало. Леви может в любой момент заклинить, и он улизнет под покровом ночи, оставив Эрвина одного среди огней и неоновых вывесок Гонконга. В этом паззле недоставало одной какой-то детали, сущей мелочи, короткого, емкого слова, которое бы разом развеяло все сомнения. — Ты в порядке? — Леви неуверенно взял его за руку, обхватил кончики пальцев. — Сердишься на меня? — Нет. Не сержусь, — Эрвин не знал, как еще выразить то, что было на душе. — Просто я… не знаю. Леви потянул его на себя и, щекоча дыханием, прошептал на ухо: — Ты до сих пор думаешь, что я уехал бы без тебя? — А что, это не так? — Эрвин удивленно вскинул брови, но Леви не мог этого видеть. — Не так, идиот. Я бы никуда без тебя не улетел. Сел бы на поезд, вернулся бы обратно в город и появился перед твоей дверью через пару дней. Сначала сказал бы, что самолет потерпел крушение и нас выбросило в Бенгальский залив, но я выжил. Ты бы состроил эту свою охреневшую рожу, а я бы спросил, как прошел твой день на новой работе. А потом за чашкой чая признался бы, что не видел смысла лететь в это путешествие без тебя. Признаюсь и сейчас. Эрвин промолчал — на этот раз от потрясения. Леви никогда не говорил так много и так горячо. Кровь стучала в висках, его словно накачали до краев эйфорией, что аж руки подрагивали. — Что мне еще сказать, чтобы ты остался, Эрвин? — надломлено спросил Леви. — Дай мне шанс. Пожалуйста. — Посмотри на меня, — Эрвин приподнял его голову и заглянул в глаза. Паззл наконец сложился. — Все хорошо. — Хорошо? — Да. Хорошо. Просто прекрасно. Выпьем чего-нибудь перед посадкой? — Рядом с тем гейтом должен быть «Старбакс». Я тебя приглашаю. — Правда? Прекрасно, — повторил Эрвин и последовал за ним к стойке регистрации. — Спасибо. Пока они пили кофе и ели круассаны, Леви держал Эрвина за руку, ни на секунду не выпускал ее, будто боялся, что он все еще может передумать и сбежать. Наверное, им стоило покрепче держать друг друга во время этого путешествия. Держаться друг за друга. Вокруг сновали люди, голоса и детский плач прорезали монотонный звук скольжения упругих колесиков чемоданов по полу. За окном в дрожащем мареве стоял многотонный исполин — «Джамбо Джет». Их позвали на посадку, пассажиры стали выстраиваться в очередь. — Что мы будем делать в Гонконге? — поинтересовался Эрвин. Он только теперь начал осознавать, что летит в Гонконг. До этого мгновения все путешествие было неотделимо спаяно с выяснением отношений с Леви и с самим Леви, но никак не с фантастическим городом на берегу Абердинской гавани. — М-м, — протянул Леви, — есть, пить, гулять и трахаться. Как-то так. — Звучит отлично. Всегда мечтал провести так отпуск. А… и еще одно! — Что? Я что-то забыл? — Нужно будет обязательно пощекотать Будду! — радостно воскликнул Эрвин и засмеялся от этого абсурдного заявления. — О да, всенепременно. Только ты как-нибудь сам, лады? — Нет, не в этот раз. — Хорошо-хорошо, договорились. Будем каждый день ходить и щекотать Будду, пока он не заржет так, как ты сейчас. Я понял. Эрвин продолжал посмеиваться, когда подавал свой паспорт работнице аэропорта, когда шел по рукаву к самолету и когда уже сел на свое место у окна. Леви безнадёжно покачал головой, а затем потянулся и поцеловал его в щеку, прижался носом к его шее, глубоко вдохнул. Скоро объявили, что посадка закончилась. Через полчаса они взлетели.