Когда щекочешь Будду

Они действительно только это и делали: днем гуляли по Гонконгу, плавали вдоль бухты Виктория, объедались димсамами*, лапшой с вонтонами и яичными вафлями, а вечером кувыркались в тесном, прокуренном номере отеля. Их соседи по коридору — престарелая австралийская пара — лукаво улыбались друг другу, стоило им пересечься во время завтрака. Наверное, здесь их все считали молодоженами. Об отце Леви пока не заговаривал, скорее всего, собирался с мыслями, а Эрвин не торопил — решил занять выжидательную позицию. В тот вечер, когда они гуляли по Аллее Звезд — длинной широкой набережной — и рассматривали памятные экспонаты кинематографа, Леви впервые после аэропорта сам взял его за руку, сплел их пальцы. Взгляда, правда, не поднял. Только каким-то неровным движением головы смахнул волосы со лба и подставил лицо бризу. Эрвин крепко сжал его руку в ответ. Они остановились у парапета и долго молчаливо смотрели на остров Гонконг с его нагромождением небоскребов и неоновых огней. Все бесперебойно мелькало, свет в окнах то включался, то снова гас — казалось, кто-то играет в огромный Тетрис. Снизу эта панорама, как картина, была обрамлена неспокойными волнами залива, а сверху — скользящими по черному небу зенитными прожекторами. У Эрвина перехватило дыхание — этот город был исполинским муравейником. Стало немного жутко от мысли о том, сколько историй, драм, судеб — сломленных и счастливых — мелькают сейчас тенями перед его глазами, по ту сторону бухты. А здесь он стоит с Леви, и здесь кто-то невольно наблюдает, как пишется их история. Они вернулись в гостиничный номер, распахнули окно, открыли бутылки пива «Black Kite Brewery», которые купили по дороге в автомате с напитками и, раздевшись почти донага, улеглись на кровать. Было жарко, душно и невыносимо радостно. В их комнату тут же потянулся запах жареной лапши и каких-то специй — внизу находилась маленькая забегаловка. Леви поморщился — однажды он уже сказал, что эта россыпь запахов в воздухе делает больно его кулинарному обонянию. Эрвин тогда закатил глаза. — Завтра пойдем, — нарушил молчание Леви. — Куда? — К моему отцу. — Уверен? — Нет, блядь, просто шутки шучу. — Ладно, я понял. Не горячись, — Эрвин поднялся на локтях и взглянул на Леви. Тому было явно не по себе от предстоящего мероприятия: он нервничал, храбрился и отчаянно пытался сделать вид, что все в порядке. — Не хочешь сходить в душ? — Вдвоем? — Леви вскинул одну бровь, легкая ухмылка показалась в уголках его губ. — Да. Потру тебе спинку. — Ты сегодня фонтанируешь прекрасными идеями, Эрвин. — Спасибо. Почту за комплимент. Ванная комната была тесной — едва хватало места, чтобы находиться в ней вдвоем, — однако сама душевая кабинка была более чем просторной. Леви закрыл глаза, подставил лицо потоку воды, а затем, зачесав волосы назад, повернулся к Эрвину спиной. Намек был понят. Эрвин надел мочалку-перчатку, которую Леви привез с собой, и, вылив на нее достаточно геля для душа, начал сеанс расслабляющего массажа. Возможно, даже того самого, который он задолжал Леви еще со времен «Святого Мартина» и косяка с Рибаем в одну из первых недель работы. То, что Эрвин тогда делал в холодной подсобке, где они застряли посреди запары, было мало похоже на массаж. Руки — одна в перчатке, другая без — мыли мокрые напряженные плечи, оглаживали лопатки, крепкие бицепсы, проходились от боков к пояснице… Это был своего рода транс. Родинки гипнотизировали. Как и громкое поверхностное дыхание Леви, который ни жестом, ни взглядом не давал понять, приятно ли ему. Но Эрвин знал — приятно. Все пространство внутри кабинки заволокло паром. В ушах шумела вода, а сердце приятно ныло в груди — от близости, от доверия, от возбуждения. И тут его накрыло. Если в прошедшие несколько дней Эрвин не задумывался об этом, то теперь одна мысль прострелила все его тело, с головы до пят — все хорошо. Все хорошо и правильно. Осознание, что он оставил перспективную работу и пустился во все тяжкие с «карманным поваром», перестало тяготить его. Ради того, что он испытывал в эту самую секунду, глядя на открытую спину Леви и на то, как капли воды стекают с его волос вдоль шеи и вниз, стоило бросить все. И он сделал бы это еще раз. И еще. Еще. — Ты чего завис? — Леви повернул голову. Эрвин, охваченный этим потрясающим и четким чувством правильности, молчал. Ждал, когда оно отхлынет от него, как волна от берега, и он снова будет в состоянии говорить. — Иди сюда, — ничего больше не спрашивая, прошептал Леви и аккуратно, чтобы не поскользнуться, потянулся к нему за поцелуем. Потом были тяжелые вздохи, стоны, мольбы, угрозы. А после они без сил выползли из ванной комнаты и, накрывшись одной простыней, легли спать. Завтра предстоял большой день. Они вышли на станции метро «Коулун» и уже через каких-то пять минут нашли тот самый ресторан, расположившийся в тесном темном переулке. У дверей выстроилась очередь — здесь были и аборигены, и туристы с огромными фотоаппаратами. На доске-меню мелом были выведены мелкие китайские иероглифы и нарисован дымящийся димсам. Мимо них то и дело проносились велосипедисты, загорелые люди толкали транспортные тележки, заставленные под завязку какими-то коробками, а напротив, в лавке метр на метр, какой-то старик со сморщенным лицом продавал рыбу, мясо и акульи плавники. Шустрая расторопная официантка провела их внутрь. Помещение было маленьким, без каких-то дизайнерских измышлений — только квадратные столы на два человека и стулья. В глаза сразу бросилось то, что кухня здесь была открытая. Со своего места Эрвин видел, как пять человек, окутанные паром, как туманом, спешно и слажено работали — резали, жарили, варили, сервировали, подавали. С болезненной внимательностью Леви смотрел туда же. Впрочем, все повара, стоящие к ним лицом, были китайцами. Над заказом они особо не думали — ткнули наобум в несколько картинок. Попросили холодного пива на разлив. Леви, сосредоточенный и вытянутый, как струна, не обронил ни слова, Эрвин же просто наблюдал за кухонным стаффом. Наконец один из поваров, который был ростом выше остальных и которого Эрвин сразу выдвинул на роль потенциального отца Леви, обернулся. Среди нестройного шума — постукивания палочек, шаркающих шагов, криков официанток и грохота посуды — он отчетливо услышал, как Леви втянул воздух носом, и увидел, как поднялась его грудная клетка. А потом Леви замер и побледнел. Мужчина не был полной копией Леви, нет, однако в выражении и форме лица, жестах и глазах, таких же светлых и с легким прищуром, прослеживалось сходство более глубокое и неоспоримое. Это был тот самый мужчина с групповой фотографии в журнале. Это был он. — Ты в порядке? — негромко спросил Эрвин, когда отец Леви — странно, Эрвин даже не спросил его имени — отвернулся и принялся что-то быстро шинковать на разделочной доске. Леви ничего не ответил. Словно не слышал его. Только смотрел прямо перед собой. Подоспела официантка и, лепеча что-то на китайском, расставила перед ними бамбуковые, пышущие жаром коробочки с димсамами, похожими на побеленные ракушки, два полулитровых стакана пива и молча скрылась среди других столиков. — Кампаи, — сказал Эрвин, протягивая свой стакан к Леви, чтобы стукнуться. — Это японский, дурак, — тот наконец оторвал взгляд от отца. — Но да, кампаи! Они чокнулись и принялись за еду. Леви отлично управлялся с палочками, словно всю жизнь ими ел, а Эрвин во время их вылазок в кафе-рестораны часто спрашивал у официантов, не найдется ли для него приборов. Димсамы же он взялся есть руками, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Было вкусно, жирно, ароматно и горячо. Тонкий слой теста приятно таял на языке, наполняя рот соком, а начинка из креветок имела легкую перчинку. — Как тебе? — поинтересовался он, съев первые два димсама. — Достойно. Очень сбалансированный вкус. Мне нравится эта острая нотка в послевкусии. Она заставляет хотеть добавки, обещает, уговаривает съесть еще. Сейчас попробуем с соевым соусом… Эрвин про себя улыбнулся тому, как необычно Леви описывает вкус. Им стоило чаще говорить о еде. — Ты знал, что на самом деле димсамы — это типичный гонконгский десерт и их нужно есть с чаем-матча? — Нет, не знал, конечно. Они умяли все в два счета и, не думая себе в чем-то отказывать, заказали еще столько же. Пиво шло прекрасно, Эрвин подозвал официантку и указал на стакан, жестом прося повторить. Леви согласно кивнул. На мгновение в этом ворохе гастрономических впечатлений Эрвин даже забыл о том, ради чего, а вернее, кого они сюда пришли. Впрочем, им напомнили. За одним из столиков какой-то смуглый человек — Эрвин бы предположил, что он индийского происхождения — начал громко ругаться и агрессивно размахивать руками, указывая на свою тарелку. Его никто не понимал. Официантки растерянно переглядывались, а аборигены качали головами. Эрвин попытался прислушаться к его словам, но акцент был крепким, как китайская водка «Маотай», так что ему понадобилось время, чтобы разобрать элементарное: «Я этого не заказывал». Эрвин уже собрался встать и вмешаться, помочь перевести, однако спохватился, что сам не знает кантонский диалект. В эту самую секунду отец Леви вышел из кухни на шум и, сдержанно улыбаясь и стараясь не привлекать к себе внимания, приблизился к дебоширу. Леви, застыв с поднесенным ко рту димсамом, наблюдал за этой сценой во все глаза. Несколько гостей тоже навострили уши. Отец Леви что-то очень тихо и быстро сказал индусу, склонил голову в легком поклоне и, прихватив за локоть одну из официанток, повел ее в сторону кассового аппарата, параллельно говоря ей что-то на ухо. Взгляд его — немигающий, почтительный — блуждал по залу, останавливался выборочно на гостях, тогда как на губах играла легкая улыбка, мол, все в порядке, не прерывайте трапезу, недопонимание улажено. В какой-то момент он задержался и на их столике, вернее, конкретно на Леви. Но… ничего не произошло. Это выражение лица было для всех и ни для кого в частности. Надо полагать, что все гости в зале были для отца Леви бесформенной голодной массой, которую нужно было накормить вкусными димсамами. Ничем более. Для него не существовало Леви, сына, которого он бросил — намеренно или по несчастливому стечению обстоятельств — и который теперь сидел в нескольких метрах от него. И Эрвин не был уверен, что после стольких лет будет правильно призывать его к ответу и что это именно то, чего хочет Леви. Нет. Произошедшее было закономерным ответом, знаком, приговором. И вряд ли им оставалось что-то, кроме как просто смириться с таким положением вещей. — Я сыт, — сухо сказал Леви, откладывая недоеденный димсам и вытирая рот салфеткой. — Не могу больше тут оставаться. Подожду тебя на улице, не против? Заплатишь? Я потом тебе отдам, — и, не дожидаясь ответа, он встал из-за стола и покинул заведение. Эрвин остался наедине с несколькими димсамами и двумя недопитыми стаканами пива. По правде говоря, аппетит у него тоже пропал, но не пропадать же добру. Он доел все до последней крошки и залпом допил оба пива. Затем торопливо поднялся и подошел к официантке, чтобы заплатить. Леви стоял неподалеку и курил. Лицо у него было хмурым и отрешенным. Обсуждать то, что произошло, он явно не собирался, и Эрвину это не нравилось. — Прогуляемся немного вдоль пролива? — предложил он, беря Леви за руку. — Тут как раз недалеко. — Ага. Они вышли на набережную и долго стояли у парапета, наблюдая, как поверхность воды переливается на солнце, будто змеиная чешуя, и как туда-сюда катаются паромы и неповоротливые круизные лайнеры. Когда солнце, которое словно тянули за трос к земле, зашло за одну из многоэтажек, Эрвин начал беспокойно оглядываться по сторонам — желание отлить, которое до этого зудело где-то на периферии сознания, становилось навязчивым. Покидая ресторан, чтобы не заставлять Леви ждать, он не успел подумать о том, что выпил больше литра пива. — Думаешь, стоило с ним заговорить? — неожиданно спросил Леви и откинулся всем корпусом назад, продолжая держаться за поручни парапета обеими руками. — Думаю — нет. Ты сделал все правильно, — у Эрвина отлегло от сердца. Леви говорил с ним, и это было прекрасно. — Не знаю, чего я ожидал от него… Мы не виделись двадцать один год. Естественно, что он не узнал меня. Да и вряд ли хотел бы узнать. — Это бы точно выбило его из колеи. И тебя. Не уверен, что кому-то из вас стало бы легче. Скорее всего, это был бы очень неловкий и неприятный разговор. — Согласен. Я бы точно послал его нахер, — Леви улыбнулся, и это была та же самая улыбка, какая появилась на лице его отца, когда тот шел через зал. — Каким ты его помнишь? — Добрым, он никогда не ругался. И внимательным — он всегда спрашивал, как прошел мой день в школе. Ну, и еще он вкусно готовил и разрешал покупать «Принглс» со сметаной и луком… — Не знал, что ты ел такую гадость. — …не представляю, что заставило его уйти, — негромко закончил свою мысль Леви и, сложив руки на перилах, уронил на них голову. Если бы Эрвин не знал его, то подумал бы, что он плачет. Но нет. Леви просто стоял в этой закрытой позе с закрытыми глазами, переживая кульминацию собственной уязвимости. — Ну-ну, просто запомни его таким и отпусти, — мягко сказал Эрвин и погладил его по спине, зарылся одной рукой в волосы, пропустил несколько прядей между пальцев. Леви не возражал, даже выгнул спину. — Пойдем домой? Хватит с нас на сегодня приключений. Вон уже метро, это вроде напрямую к нам ветка. — Ты куда-то торопишься? — спросил Леви, поднимая голову. — Да нет, просто уже поздно… — соврал Эрвин, чувствуя, как тяжесть внизу живота становится все более невыносимой. По-хорошему, ему просто стоило бы поискать общественный туалет, такой бы непременно нашелся где-нибудь поблизости, но в голове пульсировало одно слово: «домой». — Ну, идем, — согласился Леви, и они спустились в метро. Нужный поезд закрыл двери прямо перед их носом. Следующий должен был прийти через пять минут. Леви лениво изучал информационные стенды, которые были как на китайском, так и на английском языках, пока Эрвин нервно переминался с ноги на ногу, чувствуя, как на лбу выступает пот. Будь он дома, то пошел бы отлить уже полчаса назад. Сейчас же всю нижнюю часть живота тянуло, а позывы помочиться простреливали его тело один за другим. Было в прямом смысле слова тяжело, особенно если учесть, что речь шла о пивной моче, сдерживать которую в разы сложнее. В тот момент, когда Эрвин открыл рот, чтобы сказать Леви, что ему ужасно нужно в туалет и он, возможно, не доедет до отеля, подошел поезд. — Что с тобой? — спросил Леви, подозрительно разглядывая Эрвина. Сам заметил, что что-то не так. — Умираю, как хочу отлить. — Ну, до дома-то дотерпишь или тут лужу напрудишь? — фыркнул Леви и отвернулся. Кажется, до него не дошла вся серьезность ситуации. Эрвин сидел, максимально сжав бедра и положив ногу на ногу — между ними был зажат член. Он старался сконцентрировать внимание на окружающих его вещах — рекламных плакатах, сидящих напротив людях, которые ладным рядком покачивались из стороны в сторону от каждого ускорения и торможения поезда, или названиях станций, которые они проезжали. — Съездим завтра к Будде? — спросил Леви. — Ага, — сквозь сжатые зубы ответил Эрвин. На самом деле он даже вопроса не расслышал, в голове все гудело, пульс разрывал виски, а руки сами тянулись к члену — пережать. Он сдерживался, ерзал и вспоминал, когда в последний раз его так сильно крыло по нужде. Наверное, никогда. — Эй, все так плохо? — наконец с ноткой понимания спросил Леви и заглянул ему в лицо. — Да, — одними губами сказал Эрвин. — Мне очень-очень-очень нужно отлить. — Господи, не говори, что ты и мое пиво выпил перед уходом. Это больше литра. Эрвин кивнул и закрыл глаза. Казалось, все это происходит не с ним, не со взрослым мужчиной, который из последних сил держится, чтобы не обмочиться в общественном транспорте. Возможно, это была карма за то, что он, поддавшись похоти, заставил Леви терпеть тем утром, когда они трахались после откровенного разговора о Гонконге и его отце. — Можем поискать туалет на нашей станции, кажется, я видел там где-то указатель. — Нет, — выпалил Эрвин. — Домой, — он боялся даже представить, как долго они могут блуждать по подземным переходам в поиске спасительного санузла и какая длинная там может быть очередь. Эрвин сомневался, что вообще в состоянии идти. Казалось, как только он встанет, из него просто потечет… черт! — Слушай, — Леви как-то игриво прильнул к его плечу. — А ты прав, в принципе, в этом что-то есть. Ты сейчас такой напряженный и в таком отчаянии. Глаз не оторвать. У меня даже привстал, потрогай! — Идиот, — Эрвин начал раскачиваться вперед и назад, сильнее сжимая бедра. Видит бог, он был на грани. — Расслабься, нам осталось две станции. Может, поссышь в какую-нибудь банку? Меня прям разбирает от любопытства, сколько ты сейчас удерживаешь мочи… Можем отправить результаты в Книгу рекордов Гиннесса. Эрвин Смит — человек, у которого лопнул мочевой пузырь, — Леви гадко расхохотался. — Это нихера не помогает, ты в курсе? Ох… — Эрвин оцепенел и пережал член через джинсовые шорты, когда очередной позыв точечно ударил по ноющему низу живота, и ему на мгновение показалось, что он уже мочится. Люди косо и недоверчиво поглядывали в их сторону. — Прекрати, — одернул его Леви. Эрвин сжал сфинктер и медленно отвел руку в сторону. Вся его рубашка была почти насквозь мокрой от пота. Сердце колотилось как сумасшедшее. Нет. Он ни за что не дойдет до отеля. Он расстегнет штаны и отпустит себя сразу, как только они выйдут со станции наружу. Завернет в ближайший переулок и начнет поливать стену, срывая глотку от облегчения. — Мне нехорошо… — Я вижу. На следующей выходим, так что соберись. Тебе же не пять лет, чтобы прилюдно ссать в штаны. А Эрвин именно так себя и чувствовал — маленьким мальчиком, у которого трясутся коленки и вот-вот на глазах выступят слезы от натуги. — Господи, быстрее, быстрее, быстрее… — приговаривал он, держась за поручень и пританцовывая на месте, чуть согнувшись. Должно быть, все ехавшие с ними в вагоне пассажиры давно поняли, в чем дело, и теперь провожали его сочувствующими взглядами. — Леви… я не смогу. Мне срочно нужно… че-е-е-р-т, я зайду в тот переулок за поворотом… Не могу больше, честно. — Не будь дураком. Ссать на улице запрещено. Там повсюду люди. До отеля пять минут быстрым шагом. Хватит ныть, прошу. — Нет-нет, правда, я чувствую, что… о-о-ох… — он снова метнулся рукой к члену и болезненно сжал себя. Поезд остановился. Через стеклянные двери на него удивленно смотрели китайцы, которые собирались садиться в вагон. Думается, такое бесстыдное поведение повергало всех в шок. Однако Эрвину было глубоко плевать. У него была только одна проблема. Одна огромная проблема, которая осела тяжестью в тазу. Нет, правда, он никогда в жизни не хотел помочиться так, как сейчас. Он даже не думал, что нужда может быть такой безнадежной и страшной… Как только двери открылись, он, покрепче сжимая сфинктер, почти побежал к выходу. Леви остался где-то позади. Мочевой пузырь остро пульсировал и уже практически умолял Эрвина опорожнить его. По ощущениям все пиво подступило к уретре, и, если он хотя бы на секунду потеряет контроль, все будет кончено. Взлетев вверх по эскалатору, Эрвин принялся оглядываться, тяжело дыша. Заветный переулок поманил своей уединенностью и темнотой. Но стоило перейти через дорогу, как он заметил в этом самом переулке полицейский патруль, который неспешно двигался в его сторону — несколько приземистых китайцев в форменных желтых жилетках с дубинками и пистолетами наперевес. От отчаяния Эрвина, который уже почти позволил себе расслабиться, затошнило. Что за подстава?.. Недолго думая, он помчался в сторону отеля — нельзя было терять ни секунды. Сзади его, кажется, окликал Леви, но Эрвин просто не мог остановиться. Не мог. По мере его продвижения к отелю людские толпы редели. Вот, еще два квартала. Вон там, уже за поворотом. Быстрее… быстрее!.. Переполненный мочевой пузырь, на который больше не действовали никакие внутренние уговоры, дал о себе знать за несколько метров до входа в отель. Эрвин просто почувствовал, как тонкая горячая струя просочилась через сжатые до боли мышцы и намочила белье. Он застыл на месте, глухо застонал, согнулся пополам и крепко-накрепко сжал свой измученный член — нет-нет-нет. Он почти у цели. Сейчас все закончится — осталось только войти и подняться на третий этаж. Когда волна непереносимого желания немного схлынула, он побежал дальше. В отеле, на стойке регистрации, его дружелюбно поприветствовала симпатичная китаянка. Эрвин, бледный и запыхавшийся, даже не посмотрел в ее сторону. Двери лифта были закрыты, поэтому он даже не стал останавливаться около него, а сразу же помчался по лестнице. Еще немного. Чуть-чуть. Дьявол… На подходе к третьему этажу Эрвин понял, что это все — край… Из него то и дело вырывались короткие струйки, и он уже был не в силах что-либо сделать. На шортах медленно расползалось мокрое пятно, но он пока держался, терпел, сцепил зубы и не давал нужде взять верх. Стискивая себя одной рукой между ног, а второй шаря по карманам, Эрвин понял, что у него нет ключа от их комнаты. Ключ был у Леви. Он яростно замолотил кулаком по двери, в отчаянии подергал за ручку и разъяренно завыл, ощущая, как моча начинает стекать вниз по бедрам. Сил бороться больше не осталось. — Блядь, ну же, давай, — молил он дверь, словно та могла открыться, если ее как следует попросить. — Пожалуйста, ну же… Мне… ох, мне так надо… господи… Запыхавшийся Леви появился буквально через мгновение. Увидев Эрвина и то, какой критичной стала ситуация, он оцепенел от изумления, а затем побежал к двери. Все было как в тумане — щелчок замка, коридор, Леви что-то говорит ему в спину… В голове более или менее прояснилось, когда он влажными от пота, трясущимися пальцами дергал на шортах ширинку. А потом наконец… Пропасть. Оргазм. Вспышка. Громкий стон облегчения отразился от стен и еще какое-то время пульсировал в ушах — «ах», «ах», «ах». Мочился он, наверное, добрых две минуты. — Ты как? — деликатно поинтересовался Леви. Оказывается, все это время он стоял у него за спиной. — Прекрасно, — ответил Эрвин. Ему стало просто нестерпимо хорошо, свободно и легко. — Ты? — отчего-то спросил он в ответ, стряхивая в унитаз последние капли с члена. — На самом деле я тоже хотел бы отлить, но… — дождавшись, пока Эрвин обернется к нему, Леви кивнул на свой пах — твердый член отчетливо вырисовывался под тканью шорт. — Но, кажется, я умру, если не засажу тебе прямо сейчас. — Стой, — засопротивлялся Эрвин, инстинктивно отступая назад и путаясь ногами в своих же шортах и белье. — Я весь мокрый, это противно и… — Плевать, я хочу тебя, — оборвал его Леви и, в один шаг преодолев расстояние между ними, схватил его за руку и выволок из ванной в комнату. — Встань на пол на четвереньки. Эрвин молча исполнил приказ — в голове у него все еще была сумятица, а ноги дрожали от всех тех усилий, которые он прилагал, сдерживаясь. Спиной он чувствовал, какой Леви горячий и возбужденный. Обычно того редко так неожиданно брала в свой плен страсть. — Видел бы ты себя со стороны, — два пальца без предупреждения нырнули в него, и Эрвин открыл рот в немом стоне. Внутри все было болезненно чувствительным, и это обостряло ощущения. — Так елозил на месте, так стонал и терпел… А то, как ты тек в коридоре… Я думал, что кончу прямо там. Член аж дымился, — в следующую секунду Леви начал втискиваться в него. — Ты еще такой напряженный, Эрвин. Расслабься, теперь можно. Разрешаю. Я хочу войти, чтобы по самые яйца, чтобы и тебе, и мне было хорошо, давай. И Эрвин, вгрызаясь в простынь, сделал это: наконец расслабился. Всхлипы удовольствия слетали с его губ на каждом толчке, Леви лихорадочно шептал ему на ухо, какой он молодец, как старался… А потом движения Леви стали хаотичными, дыхание поверхностным, и он, судорожно хватая ртом воздух, кончил ему на поясницу. Эрвину хватило несколько раз потереться пахом об угол кровати, чтобы тоже спустить. — Никогда не кончал так быстро, — признался Леви, помогая Эрвину встать на ноги. — У меня голова кружится, — Эрвин упал животом на кровать. На нем все еще была задранная почти до груди футболка. Он аккуратно снял ее и отшвырнул в угол комнаты. Леви принес смоченное водой полотенце и начал бережно обтирать его от пота, мочи и спермы. — Надеюсь, ты не будешь загоняться по поводу всей этой ситуации. — Только если ты не будешь загоняться по поводу своего отца. — В свете последних событий я уже и думать о нем забыл, — усмехнулся Леви, проводя полотенцем вдоль его позвоночника. По телу прошла приятная дрожь. — Честно говоря, не думал, что меня вставит вот это все. Необычные ощущения. Но мне больше понравилось быть наблюдателем, чем жертвой. — Мне совершенно не понравилось быть жертвой, — подал голос Эрвин. — Я думал, что умру. В следующий раз твоя очередь. — Ага, еще чего?.. Будет тебе урок — никогда не хлещи так много пива и не садись в метро. — Торжественно клянусь. — Кстати, мы так и не опробовали здешнюю сауну и гидромассажный бассейн. — Какое упущение. — Я тоже так считаю. После отличного траха самое время поплескаться с пузырьками, — сказал Леви и ушел в ванную вместе с грязным полотенцем. — Собирайся, — крикнул он оттуда. Эрвин потянулся, оглядел свое тело — на предплечье красовалась пара засосов — и подумал, что вечер ничуть не испорчен. Это нелепое происшествие их даже как-то сблизило. А тем, что они оба оказались кончеными извращенцами, стоило даже наслаждаться. До плато, на котором располагался Будда, они добрались на канатной дороге. Леви держал Эрвина за руку и то и дело инстинктивно сжимал пальцы — в том, что на высоте ему было неуютно, он не признался, но Эрвин отчетливо это видел. У кабинки был прозрачный пол, так что под ними в прямом смысле разворачивались головокружительные виды — голубая гладь залива, пушистые зеленые холмы, небоскребы, которые становились все меньше и отдалялись от них все дальше. Они взмывали к самым облакам. Будду они завидели издалека. Леви громко вздохнул и немигающе уставился на него — мечта, которую он лелеял бог весть сколько времени, сбылась. — Сколько здесь ступенек? — спросил Эрвин, закидывая рюкзак за спину и готовясь к марш-броску. — Около трехсот. Вангую, что на сто пятидесятой ты сдохнешь. — Не дождешься. Увидимся наверху! — Эрвин махнул рукой и вдарил по ступенькам. На протяжении всей лестницы они попеременно обгоняли друг друга. Однако последний пролет преодолели вместе. С каждой ступенькой Будда нависал над ними все более угрожающе. — Ну, вот мы и здесь, — констатировал Эрвин, восстанавливая дыхание. — Да, — задумчиво протянул Леви и запрокинул голову. Будда, чья рука была согнута в жесте Абхая-мудра — Леви объяснил по дороге, что это означает бесстрашие, — безразлично смотрел поверх их голов куда-то вдаль. — Я похожу тут немного, — сказал Леви. Эрвин присел на скамейку и наблюдал, как Леви медленно передвигается по периметру смотровой площадки, то и дело обращая взгляд к Будде. Напитывался ли он вдохновением для своей готовки, как хотел, или, скорее, бесстрашием, было непонятно. Под конец он — необычно маленький и уязвимый по сравнению с бронзовой статуей — положил руку на пьедестал, на котором восседал Будда, и закрыл глаза. Это был какой-то ритуал, и Эрвин не решился тревожить Леви. Только улыбнулся и обвел глазами пейзаж вокруг, да туристическую толпу. На самом деле это было невероятно — что он добрался досюда с Леви. С «карманным поваром», за которым ему нравилось наблюдать со своего балкона и воображать, каким тот мог бы быть человеком. Жизнь была поистине удивительной. — Доволен? — спросил Эрвин, когда Леви наконец подошел к нему. — Да. Это потрясающее место, если говорить об энергетике. — Охотно верю. — Пойдем вниз? Там должна быть еще красивая рыбацкая деревушка. — Угу, только давай сфоткаемся? — Не люблю это, но… — Леви поморщился, а потом пожал плечами. — Ладно. Валяй. Они встали близко друг к другу, Эрвину пришлось нагнуться, чтобы быть с Леви одного роста, и улыбнулись. Эрвин сделал несколько снимков, а затем Леви сказал «отстань», и они двинулись в обратный путь. На фотографиях они выглядели странно… Такие разные, но оба довольные — волосы треплет ветер, глаза излучают какое-то неописуемое тепло, на скулах румянец от жары, а позади яркий холмистый ландшафт. Эрвин даже в зеркале не видел себя и Леви рядом друг с другом, а тут они, склонив головы и улыбаясь, смотрели прямо в объектив. Они были одним целым — парой. Эта мысль взволновала его, и он чуть не пропахал носом до следующего пролета. — Смотри под ноги, прошу. Не хочу собирать твои кости по всей лестнице и везти их в больницу, — проворчал Леви, одновременно с этим нежно проводя рукой по его запястью. — Прости. Задумался, — он убрал телефон в карман и напоследок оглянулся на Будду. Тот смеялся. ____________ *Димсам - китайский пельмешек с разными начинками.