Когда щекочешь Будду

Из Гонконга они вернулись в середине ноября. Франкфурт встретил их накрапывающим дождем и туманом за окном иллюминатора. А еще немецкой речью, от которой оба за три месяца уже успели порядком отвыкнуть. Разом все стало понятно и прозрачно: не нужно подыскивать слова, лезть в карман за переводчиком в телефоне или изъясняться жестами. Эрвин никогда этого не ценил и вообще не думал об этом, но, как оказалось, говорить с людьми на одном языке — все же огромное счастье. В аэропорту пахло пережаренным кофе и мешаниной парфюмов из Дьюти Фри. Ждать чемоданы пришлось долго, плюс их теперь было три, а не два. Третий они купили на ночном рынке Гонконга, чтобы набить его электроникой — два макбука, беспроводные наушники, айпад, колонка для душа — и прочей всячиной, вроде десятка сортов китайского чая, фарфорового набора посуды — Леви его очень хотел — и коллекции приправ и соусов. Еще была большая картина акварелью с видом на бухту Виктории. Картину продавал какой-то уличный художник, и Леви несколько минут стоял напротив нее и задумчиво разглядывал детали. Эрвин сходу предложил купить ее, но тот отмахнулся. Однако на следующий день они снова проходили мимо, и Леви уже без колебаний достал кошелек. Еще в чемодане была припрятана пара бутылок китайской водки (байцзю) и рисового вина (шаосин). Эрвин чувствовал себя барахольщиком, если не сказать кочевником, приехавшим со всеми своими пожитками из какой-нибудь страны третьего мира на заработки. Выглядели они с Леви не лучше — небритые, растрепанные и помятые после двенадцатичасового перелета. Слава богу, летели они из Гонконга напрямую. Неистово хотелось принять душ, переодеться и, рухнув на кровать, проспать еще двенадцать часов. В шаттле до Хайдельберга Леви положил Эрвину голову на плечо и невидящим взглядом смотрел в окно. Не верилось, что они дома. Три месяца в Гонконге пролетели совершенно незаметно. Поначалу они круглые сутки ходили на экскурсии или праздно шатались по городу, уплетая рыбные шарики-кари, нанизанные на бамбуковый шампур, или яичные вафли, начиненные мороженым. Еще они регулярно посещали массажные салоны и спа-центры. Эрвин и не предполагал, как много у него зажимов в плечах и как бодрит обычный тайский массаж. Затем деньги начали таять на глазах, и им пришлось переехать из отеля в невзрачную комнату на крошечном островке Пенг-Чау, которую на ЭирБиэнБи сдавала пара престарелых китайцев. До центрального пирса Гонконга было всего сорок пять минут на пароме — ничтожное расстояние по меркам такого мегаполиса. Устроились они неплохо: комната находилась на последнем этаже, никто их не беспокоил, из окна открывался вид на море и рыбацкую пристань, а сами китайцы, владельцы квартиры, работали дни напролет, так что их негромкие переругивания можно было услышать лишь под вечер. Среди гнусавых звуков Эрвин в какой-то момент даже научился различать одно ругательство: нгонг гау — тупица. Утром их будил тарахтящий мотор грузовых автомобилей и скрежет погрузчиков, разгружавших прибывшие с материка суда. Эрвин отмахивался от этого гула, перекатывался на холодную сторону простыни, небрежным движением гладил Леви по спине, как будто проверял, на месте ли тот, и продолжал дрейфовать на волнах беспокойного предрассветного сна. До корабельного причала они шли либо пешком мимо банановых плантаций и кокосовых пальм — под ногами клубилась пыль, а от носков сандалий отскакивали мелкие камни, — либо занимали у своих хостов пару дряхлых велосипедов. Загорелые островитяне смотрели на них скептично и никогда — в глаза. Они даже были полны решимости найти работу и постоянную квартиру, где могли бы прописаться. Леви несколько недель подряд обивал пороги ресторанов в Центрально-Западном и Восточном округах, но все, натужно улыбаясь, сразу порывались усадить его за свободный столик и принести меню на английском. То, что Леви повар, специализирующийся на итальянской кухне, никто и слышать не желал. «Белых» не принято было нанимать ни промоутерами, ни официантами, ни хостесами. «Белым» — в основном это были экспаты — присуще было просиживать отутюженные брюки в банковских и финансовых секторах и с важным видом считать чужие деньги, а не прислуживать китайцам. То, что в континентальном Китае считалось экзотикой, изюминкой заведения — официант или повар европейской наружности, — в Гонконге воспринимали как нонсенс, патологию. Более того, здесь даже нельзя было помыслить о том, чтобы работать, как в Германии, неофициально. Наказанием за укрытие от налогов была едва ли не смертная казнь. В связи со всеми этими трудностями Эрвин в какой-то мере даже зауважал отца Леви за то, что тот, будучи «белым», сумел не только пробиться, но еще и дослужился в своем ресторане до мишленовской звезды. Знакомства и связи здесь тоже играли не последнюю роль, но ни у Эрвина, ни у Леви со знакомствами не клеилось. Пару раз Эрвину удалось подзаработать, заменяя одного экскурсовода немецкого туристического бюро. Это было полулегальное мероприятие, поэтому дело не выгорело. На паре раз его карьера экскурсовода так и закончилась. Как-то в шутку Леви предложил сесть на набережной, на Аллее звезд, и изображать безруких музыкантов. Например, Эрвин мог бы играть ногами на каком-нибудь электропианино, а он, Леви, взял бы на себя барабанную установку. Им бы только поднатореть в этом деле, и можно было бы зарабатывать на карманные расходы. Их трехмесячный безвизовый срок подходил к концу, поэтому, если еще в сентябре Эрвин мониторил обратные билеты только со скуки и из праздного интереса к цене, то в октябре взялся за это дело всерьез. Леви долго ничего не говорил. Ходил мрачный и задумчивый, иногда оставался подолгу сидеть на берегу моря и кидать камни в воду. Только когда подвернулось удачное предложение от «Люфтганзы», а до истечения безвиза оставалось полторы недели, Эрвин, отложив телефон в сторону, потянул проходившего мимо Леви за запястье к себе и спросил, что они собираются делать. «Что — что? Едем домой, конечно. Кажется, мы тут загостились». Эрвин крепко поцеловал его и взялся бронировать билеты. Через какое-то время Леви, куривший около окна, негромко проворчал, что Закклай обосрется от счастья, когда они оба появятся на пороге «Святого Мартина». Эрвин не удержался от доброй усмешки. В последний день они снова приехали на остров Лантау, чтобы взглянуть на Будду. Поднимаясь к нему по лестнице, они почти одновременно повернулись друг к другу и сказали, что рады завтрашнему возвращению. Через двадцать часов Гонконг вспыхнул и рассыпался под брюхом самолета тысячей огней, а затем в один миг исчез во тьме. На подъезде к Хайдельбергу у Эрвина защемило в груди — город остался прежним, те же улицы, люди, магазины и трамваи, все было так правильно и устойчиво, а вот он… они изменились до неузнаваемости. Если уезжали они отсюда порознь, будучи в непонятных отношениях — не друзья и не коллеги, — то теперь возвращались вместе, на общих чемоданах, в одну квартиру. Эрвин просто поставил Леви перед фактом, что жить тот будет у него. Леви кивнул, но сказал, что это только на первое время. Сам же Эрвин отныне не представлял своего быта без Леви. Они три месяца прожили бок о бок, и не было ничего более естественного, чем засыпать вместе, готовить, валяться в обнимку, залипая в телефоны, принимать душ и целоваться перед сном. Если перед отъездом в Гонконг Эрвин был в подвешенном состоянии и неуверенность сковывала его по рукам и ногам, то сейчас он знал, что ни за что не отпустит Леви. Они — два паззла, которые после долгой притирки идеально сложились. — Надеюсь, там никто не курит у входа, — сказал Леви, когда они, забрав чемоданы, двинулись вдоль Банхофштрассе. — Не хочу ни с кем встречаться. — Да, я тоже. Хотя мне кажется, за три месяца там уже сто раз сменился стафф, а Закклай нас даже не узнает. — Тебя, может, и не узнает, а меня не только узнает, но и выебет. — Вы разве расстались не полюбовно? — Не совсем. Он взбесился, что я не сообщил об уходе раньше. А я ответил, что оставшиеся дни давным-давно отработал сраными сверхурочными. Ну и слово за слово… — В общем, вы поругались? — подвел итог Эрвин, затаскивая чемоданы с проезжей части на тротуар. — Скорее, выпустили пар после долгих лет недомолвок. Не думаю, что он захочет нанять меня снова. Впрочем, я пока даже не решил, хочу ли вообще заходить в «Святого Мартина». По сути, там никого, наверное, из старой гвардии и не осталось. Ну, кроме Эрена. — Стафф ты в любом случае увидишь, — ровно сказал Эрвин, а затем лукаво добавил: — С балкона. — Черт. Я и забыл… Тяжело дыша, они докатили чемоданы до перекрестка. Тут находилось то самое кафе «Пи11», в котором Леви как-то бесстыдно клеил Майка. Интересно, как там Майк?.. Открытку для него они не успели отправить почтой, но привезли с собой. Леви сам выбирал ее в сувенирной лавке в районе Яучимвон. Они остановились перевести дыхание. Несмотря на то, что обеденное время давно прошло, на летнике было многолюдно. Кто-то уже пил пиво, кто-то торопливо ел пасту, а кто-то усердно макал чайный пакетик в кружку. Никто из этих людей, проживающих самый обычный рабочий четверг, даже не подозревал, что вот эти двое, стоящие с чемоданами на перекрестке, еще каких-то двенадцать часов назад были на другом конце земного шара. Было в этом что-то невероятное: вчера там, а сегодня уже здесь. Смена декораций казалась Эрвину такой внезапной и стремительной, словно из Гонконга они попали сюда через какой-то портал напрямую, в считанные секунды. Как в книгах о Гарри Поттере. В итоге Эрвин просто стоял и, приоткрыв рот, обводил взглядом до боли знакомые улицы и спешащих куда-то людей. Леви тронул его за плечо, мол, пора, и любезно забрал третий чемодан. До дома уже было рукой подать. Издалека показалась табличка «Святого Мартина», и с каждым шагом волнение только нарастало. — Там кто-то стоит, — пробормотал Леви, сбавляя шаг. — Ага. Курит. Это Эрен?.. — Эрен никогда не курил. Еще и перед рестораном. Куда Закклай смотрит? — Ну, значит, закурил, потому что это точно он. — Даже не смотрит на нас. — Наверное, после ланчей спит с открытыми глазами. — Похоже на правду, — ухмыльнулся Леви. — А не, в телефон пялится. Эрен не поднял голову, даже когда они, громыхая чемоданами, подошли к нему почти вплотную. Так и стоял, облокотившись о стену и зажав между пальцами тлеющую сигарету, в привычной черной майке с логотипом ресторана и в повязанном вокруг пояса коричневом фартуке. — Эй, Эрен, фарфалле с курицей для десятого стола чиллит на раздаче уже час! — заорал Леви. Эрен подпрыгнул от неожиданности, выронил сигарету и ошалелыми глазами уставился на них. Леви продолжал импровизировать: — Сколько мне еще ждать, а? Жопа треснет вынести ее гостям, говнюк? — последнее было сказано совершенно беззлобно. А затем Леви и Эрен в унисон заржали. До слез. Эрвин тоже расхохотался, запрокинув голову. — Вот ты козлина, — задыхаясь от смеха, выдавил из себя Эрен и бросился Леви на шею. Тот явно не ожидал подобной сентиментальности, поэтому встал как вкопанный. Даже руки не оторвал от туловища, чтобы обнять Эрена в ответ. — Вы вернулись? Даже не верится! Следующим под раздачу объятий попал Эрвин. Хватка у Эрена была крепкая — пахло от него потом, едой и каким-то ядреным дезодорантом. — Черт возьми, я даже как-то это… ну, скучал по вам! Вы только из аэропорта? — Ага. Двенадцать часов полета, — отозвался Леви, — моя задница по форме похожа на самолетное кресло. Еще и орущий спиногрыз через один ряд. Охуенно долетели, короче. Чтоб я еще раз!.. — Он преувеличивает, — вставил Эрвин. — Полет, конечно, малоприятный, но… Гонконг потрясающий. Китай — это другой мир. — О-о, я так хочу послушать все ваши истории! — от переизбытка эмоций Эрен несколько раз хлопнул в ладоши. Глаза у него горели. — Зайдете сегодня вечером? Закклая, кстати, не будет. Налью по старой дружбе-службе. Расскажете нам все! Умираю от любопытства. Я же, кстати, был в Барселоне и… Вы сейчас, вообще, куда?.. — Домой. — А-а, да, точно. Эрвин же здесь живет. Я забыл. — Надеюсь, замки не поменяли, — нервно усмехнулся Эрвин. Ему удалось договориться с квартиродателем по электронной почте, чтобы тот за дополнительную плату снес все его вещи в подвал и временно сдал квартиру кому-нибудь другому, чтобы не простаивала напрасно. — Если что, можете ночевать в подсобке. — С каких пор ты куришь? —  спросил Леви, прищуриваясь. — Господи, да что вы все заладили? — Эрен опустил глаза на окурок, который уронил. Затем присел и поднял его. — Недавно начал. Примерно в то время, когда вы оба уволились. Нас накрыл такой беспросветный пиздец, что единственной возможностью сделать перерыв было сказать Закклаю, что идешь на перекур. Потому что иначе его разбирала истерика. Но… я и до этого покуривал, если говорить начистоту, — Эрен развел руками и отошел выкинуть окурок к урне-пепельнице у входа в ресторан. — Так что, вы придете вечером? Я сегодня до закрытия. Можете даже на ужин прийти. Оценишь, как готовит наш новый повар, — Эрен обратился к Леви. — Я почти уверен, что хуево, — ответ не заставил себя ждать. — И ты не ошибся. Паста всегда какая-то разваренная. Несколько раз за смену возвращаю блюда на кухню… Но Закклай никого лучше не нашел. По крайней мере, пока. — Думаю, мы придем, — улыбнулся Эрвин, подкатывая один из чемоданов поближе к себе и запуская руку в нагрудную сумку в поисках ключа. — Или какие у тебя планы? — Мой единственный план на сегодня — это отмокнуть в ванне, ну, или в душе, — Леви смахнул с лица волосы. — Мы придем. Никому не говори, что видел нас. Хочу ворваться на кухню и с порога надрать всем задницы. — Хорошо, — бодро рассмеялся Эрен и несколько раз хлопнул Леви по плечу. — Слушайте, а вы это… ну, действительно вместе, или как? Я знал, что Леви уехал в Гонконг, но потом мне Майк как-то брякнул, что вы уехали вдвоем. Эрвин молчал в ожидании того, что скажет Леви. Допустим, это была своего рода проверка: начнет Леви городить чушь, только чтобы никому ни в чем не признаваться, или скажет все честно и без обиняков. Если в Гонконге они были только вдвоем и никак и никому не афишировали свои отношения, то, вернувшись в Хайдельберг, им предстояло столкнуться с вопросами, сплетнями и, возможно, даже отвращением. Впрочем, Эрвин готов был поклясться, что Эрен спрашивает исключительно из любопытства, и он-то точно будет последним человеком, который станет относиться к ним как-то по-другому. — Ага, мой парень — Эрвин. Знакомься. Подцепил в одном ресторане. — Эрвин неловко улыбнулся, подумав про себя, что Леви справился на пятерку с плюсом, но затем чья-то рука смачно шлепнула его по заду. Неужели он понадеялся, что карманный повар не выкинет ничего в таком духе? Очень зря. — Это было ожидаемо, — хмыкнул Эрен. — Между вами так и искрило. Но я рад за вас! Честно! — Спасибо, Эрен, — ответил Эрвин, демонстративно скидывая руку Леви, которая уже успела перебраться к нему на поясницу. — Короче, мне пора. Жду вас вечером! Обещаете, что придете? — Может, тебе еще на крови поклясться? — вызывающе спросил Леви, закатывая рукава куртки и берясь за чемодан. Лифта в доме Эрвина не было, так что им предстояло тащить чемоданы на себе на пятый этаж. — Придем. Можешь нам уже два места на баре забить. В восемь вечера. — Прекрасно. Будем ждать! — Эрен махнул рукой и торопливо скрылся за дверью ресторана. Через окно Эрвин успел заметить, как он подошел к новенькому баркиперу и, ухмыляясь, что-то сказал тому на ухо. В квартире они, взмыленные и выжатые, как лимоны, побросали чемоданы на пороге и плюхнулись на диван. Перед ними во все стороны раскинулась пустая квартира. В воздухе витала неприятная затхлость. Стоило бы открыть окна и проветрить, но долгий перелет высосал абсолютно все силы. Журнального столика и пары шкафов не было на месте: похоже, временный жилец Эрвиновой квартиры въехал со своей мебелью, так что квартиродателю пришлось снести и их в подвал. — Давай сегодня забьем на уборку, не против? — подал голос Леви. — Не ожидал услышать это от тебя. — Ну, пыль я протру, но… на большее меня не хватит. Полет выебал меня по полной, уж прости. — Без проблем, — Эрвин нащупал на диване руку Леви и сжал его горячие пальцы. — Я только из подвала принесу журнальный столик. И пару вещей. Надеюсь, их хотя бы сложили в коробки. — Надейся, — усмехнулся Леви. — С таким в жопу укушенным квартиросъемщиком, как ты, я бы выкинул все твое шмотье в окно. — Я заплатил квартиродателю сверху! — искренне возмутился Эрвин. — Уверен, он пришлет тебе дополнительный счет по почте, — Леви выпрямился, потянулся, так что острые лопатки заходили под футболкой, и неуклюже поднялся с дивана. — Я в душ. И спать. — Ты серьезно? Собьешь режим. Потерпи. — Какое «потерпи»? В Гонконге уже… — он на секунду взглянул на наручные часы, а затем сказал: — двенадцатый час! Мне нужно хотя бы немного покемарить, чтобы башка не так трещала… — Хорошо. Как хочешь. — Не принесешь полотенце? Оно в моем чемодане, кажется. Пойду поскребу немного ванну, прежде чем соваться туда. Мало ли какими грязными вещами занимался там твой предшественник. — Снюхивал дорожки кокса с крышки унитаза. — Смешно, — совершенно серьезно отозвался Леви. Эрвин одну за другой выуживал вещи из чемодана и беспорядочно кидал их на диван. Когда на самом дне показалось полотенце, рядом возвышалась Вавилонская башня из летней одежды. По дороге в ванную Эрвин открыл все окна — в дом потянуло прохладой и сладко-терпким запахом опавшей листвы. Температура, запахи, даже привычный вид из окна на Ремерштрассе — от всего этого он безнадежно отвык. И как же здорово, что возвращаться к позабытой рутине ему предстояло не в одиночку, а вместе с Леви. От предвкушения и какой-то трепетной радости засосало под ложечкой. Леви стоял совершенно голый посреди ванной комнаты и смотрел на Эрвина. — Ты долго. — Там в вещах черт ногу сломит, — сказал Эрвин и облизнул губы. Сколько бы времени они ни провели друг с другом, обнаженное тело Леви гипнотизировало его, как в самый первый раз. Поджарые бедра, подкачанный пресс, крепкие руки, аккуратно выбритые яйца и эта тонкая дорожка курчавых волос от пупка до… Эрвин почувствовал, как невольно твердеет. — Хватит пялиться, дырку прожжешь. Давай полотенце. — А, да, — Эрвин кашлянул и повесил полотенце на специальную вешалку. — Я пока сгоняю в подвал. — Давай, — Леви уже отвернулся, чтобы перелезть через бортик ванны, как вдруг повернулся к Эрвину и резко сказал: — Стой. Подойди. Ближе... — одна его рука бесцеремонно легла Эрвину на промежность, в глазах вспыхнул блеск ликования, мол, попался, а вторая потянула за ворот футболки вниз. Они поцеловались. — Я бы трахнул тебя прямо здесь и сейчас, но мы оба потные, и я… немного устал. — Все в порядке, — Эрвин поймал себя на том, что расплылся в глупой улыбке. Вот так, его развезло от одного поцелуя. Он и впрямь счастливчик. — Принимай душ и иди спать. Нам сегодня еще предстоит выход в свет. — Выход в свет, ну-ну, — передразнил его Леви. — Уже придумал, с какой тирадой ворвешься на кухню? — Как раз думаю. — Отлично. У тебя еще есть время, — Эрвин скользнул рукой по спине Леви вниз до поясницы, а затем еще ниже, чтобы огладить по очереди две упругие ягодицы. — Все, проваливай, прошу, — Леви оттолкнул его от себя, быстро залез в ванну и снял душевой шланг. — Ухожу, — подмигнул Эрвин, закрывая за собой дверь. До самого вечера они обходили балкон стороной, чтобы кто-нибудь из стаффа, выйдя на задний двор покурить, ненароком не заметил их. Пока Леви отдыхал в пустой спальне — в ней осталась только кровать, — Эрвин разобрал вещи, поставил стираться первую партию грязного белья, принес из подвала журнальный столик, подмел полы и вытер пыль со всех горизонтальных поверхностей. Затем он прилег на диван, чтобы обновить ленту фейсбука, и сам не заметил, как вырубился под мерный гул стиральной машинки и рокот автомобильного потока за окном. — Эй, просыпайся, уже половина восьмого! — прошептали ему на ухо. Реальность вокруг прояснялась медленно — он словно смотрел сквозь запотевшую раму, по ту сторону которой пока лишь смутно угадывались очертания предметов. — Какой сейчас год? — Эрвин еле заставил себя сесть на диване. Неблагодарное это дело — спать днем. — Боже… Уже темно? — через щель между задернутых занавесок в гостиную светил уличный фонарь. — Ага. Долго нам еще мучиться с джетлагом. — Давно встал? — Да. Вылизал ванную комнату и развесил белье. Кстати, кажется, твой предшественник юзал твою сушилку. От нее несло карри. Не спрашивай, как и почему. Без понятия. Я ее вымыл с мылом. Эрвин бестолково смотрел на Леви — он не понял из сказанного ровным счетом ничего. Казалось, шестеренки в его мозгу окончательно застопорились. Леви без лишних слов кивнул, мол, понимаю — не проснулся, и протянул Эрвину сигарету. Обычно Эрвин курил на балконе, но сегодня путь туда им был заказан, поэтому он нетвердыми шагами подошел к окну и, распахнув занавески, высунулся наружу. От первой затяжки закружилась голова. — Я почищу зубы, — крикнул откуда-то из глубины квартиры Леви. — Чтобы ты был одет, когда я выйду, слышишь? Эрвин усмехнулся — за то время, пока Леви чистит зубы, он мог бы спокойно снова слетать в Гонконг и обратно. Уже с улицы можно было почувствовать кипучее оживление, царящее в ресторане. Из окон на асфальт выплескивались желтоватые лужи света. Все столики были заняты, в интимно приглушенном освещении зала сновали гости, официанты, около гардероба бегали дети, несколько человек теснилось у барной стойки. Эрен стоял рядом с кассовым автоматом и рассчитывал престарелую пару. Эрвин прекрасно знал эту его фирменную улыбку, в которой никто не разглядел бы фальши, однако Эрвин прекрасно знал: в данную минуту Эрен ненавидит весь мир. Леви толкнул дверь, и их почти сбило с ног волной шума — из колонок надрывались Рикки и Повери со своей «Мама Мария», а несколько десятков голосов пытались перекричать друг друга, — они будто очутились внутри огромного жужжащего пчелиного улья. Было жарко, так что Эрвин, осоловело оглядываясь по сторонам, тут же стянул свой джемпер. Со стороны кухни доносился звон специального звонка, мол, еда готова. Над Эрвином в первую секунду возобладала сила привычки, так что он почти бросился к окошку раздачи забирать и разносить блюда. Никто не обратил на них ни малейшего внимания, и это было странно — сколько раз эти самые гости тянулись к Эрвину, просили подать то или это, искали его в толпе взглядом, чтобы попросить счет или сделать заказ… И вот он стоит посреди зала, а никому нет до него дела — он стал невидимкой. Три месяца отсутствия протянулись между Эрвином и гастрономией длинным мостом, и он, сам того не заметив, теперь стоял на другом берегу вместе со всеми теми людьми, которых когда-то обслуживал. Мимо них прошествовал официант — новенький — и, неся в одной руке заставленный напитками поднос, бросил через плечо: — Здравствуйте! У вас резерв? — Ага, резерв, — крякнул Леви и, не дожидаясь какого-либо ответа, твердым шагом двинулся в сторону кухни. Официант удивленно смотрел ему вслед, пока Эрвин не тронул его за плечо и не кивнул на поднос — из одного стакана расплескалась кола. — Черт, — выругался официант. — Я сейчас просто сдохну, — негромко сказал Эрен, закатывая глаза и засовывая портмоне в карман фартука, когда Эрвин подошел к нему. — Подождите, я выгоню тех ребят у барной стойки, а то сидят тут уже три часа с одним пивом. — Ну-ну, — Эрвин утешающе положил руку ему на плечо, и они вместе поспешили на кухню, предвосхищая встречу Леви с бывшими коллегами. Леви толкнул створки маятниковой двери с таким апломбом и размахом, словно рвался на сцену к ликующей и благоговеющей перед ним публике. Целую секунду в разгаре работы, среди всего шипения, бульканья и присвиста, его никто не замечал. Первым поднял голову Здравко, который с душирующим устройством и горой грязных тарелок стоял ближе остальных к дверям. Стоило Леви встретиться с ним взглядом, как вокруг, словно по щелчку пальцев, все замерло. — Че, дрочите? — громко спросил Леви. Тишина ударила всех наотмашь. — Che caspita! — опомнившись от изумления, воскликнул Фабриццио. Он стоял у плиты со скворчащей сковородкой, и его лоснящееся от пота и покрасневшее лицо расплылось в неверящей улыбке. — Madonna! Chi è tornato? Eccolo?!* — Амиго, черт возьми, я был в Гонконге, а не в Италии! Или тебя заклинило от радости? Я ни черта не понял! Кухня взорвалась смехом, воплями, улюлюканьем и отдельными хлопками — Леви действительно был на сцене, — и весь стафф радостно бросился к нему с протянутыми руками, как к своему обожаемому кумиру. На этот раз Леви не растерялся от такого эмоционального приветствия — отдался на откуп многочисленным объятиям. Эрвин не мог сдержать улыбки, наблюдая за всем этим. Леви был дома, они были дома. «Святой Мартин» великодушно принял своих блудных детей обратно в семью. Еще миг, и толпа заметила его, и вот уже Эрвина по очереди обнимают мойщик Здравко, пиццерист Джузеппе, су-шеф Тим, кондитер Антонио… Лишь несколько человек остались стоять в стороне и пораженно смотреть на это воодушевленное воссоединение — одним из них, скорее всего, и был тот самый новый повар. После недолгой незамысловатой беседы Фабриццио вытолкал их взашей из кухни, мол, из-за вас тальята подгорела. Они заняли места у барной стойки, и ничего не подозревающий баркипер положил перед ними два меню. — Короче, мне ризотто с морепродуктами, а ему… — Леви бегло посмотрел на Эрвина и, отодвинув меню, тут же добавил: — Ему тоже. И два пильзнера. Больших. — Хорошо, — баркипер взял два бокала со стеклянной полки и начал по очереди сцеживать в них пиво. — И еще пни-ка там Фабриццио, чтобы положил нам пару оливок в качестве закуски. Что-то я умираю от голода. Ты? — Да, я тоже, — Эрвин потер ладони в предвкушении еды и наконец почувствовал, что полностью проснулся. Он был полон сил и энергии: если бы Эрен сейчас же попросил его взять на себя левую часть зала, от двадцатого до двадцать восьмого столика, Эрвин подорвался бы в ту же секунду. Впрочем, роль гостя тоже была интересной альтернативой. Даже вип-гостя. Эрвину нравилось. — Я так понимаю, вы знакомы с Фабриццио? — ненавязчиво поинтересовался баркипер, кладя перед ними на стеклянную поверхность столешницы бирдекели. — Я скажу тебе больше: мы не просто знакомы, я — его босс, а он, — Леви пихнул Эрвина локтем в ребра, — твой потенциальный босс. — Даже так? Что ж, приятно познакомиться. Меня зовут Ради. — Что это еще за всратое имя? — Леви салютовал ему бокалом и с видимым удовольствием сделал несколько больших глотков. — Сокращенно от Радой. Я — болгарин. — Серьезно? — спросил Эрвин. — У тебя даже акцента нет. — Давно здесь живу. Но спасибо. — Послышался механический звук, и Ради быстрым движением руки выхватил из чекового принтера очередной заказ. — А как давно работаешь? — Месяц. Меня Закклай переманил из «Черного Петера». — Серьезно? — повторил Леви. — Чем? Что он тебе пообещал? Если, конечно, можно узнать… — Расскажу как-нибудь в другой раз, — Ради усмехнулся и кинулся к кофемашине делать эспрессо. То, что это эспрессо, Эрвин прочел на чеке, который остался лежать на сушильной поверхности бара и скрючиваться от случайно попавшей на него воды. — Надеюсь, это какая-то охуительная история про освобождение из сексуального рабства, иначе мне не интересно. — Почти! — засмеялся Ради, вытряхивая кофейную гущу из холдера. Когда им принесли оливки, Эрвин был приятно пьян. Когда им принесли ризотто, Эрвин был восхитительно пьян. Постепенно ресторан начал пустеть, так что Эрен — то с грязными бокалами, то со стопкой салфеток — все чаще задерживался около барной стойки, чтобы поболтать, а Фабриццио, поглядывая на них через окошко раздачи, выспрашивал, как им ризотто: «Вкусно, босс?», «Не суховато, босс?», «Мидии хорошо получились, да, босс?». В конце концов Леви запустил в него бирдекелем, который угодил Ради в спину. — Извиняться не буду, — с набитым ртом сказал Леви. — Утихомирь там своего повара, совсем от рук отбился. При мне такого беспредела не было! После одиннадцати вечера они в полном составе сидели в закрытом ресторане — вывеска снаружи не горела, в зале было темно, а стулья, как стайки диких птиц, ножками кверху прикорнули на столах. Они весело пили за возвращение «гонконгских псов» — отчего-то Джузеппе окрестил их с Леви именно так — и вспоминали какие-то яркие эпизоды минувших рабочих будней. Эрен рассказал, как съездил в сентябре в Барселону: как отстоял очередь в Саграда Фамилию, как гулял ночью по бульвару Рамбла, как ел черную паэлью, запивая сангрией, и как познакомился с симпатичной студенткой университета Барселоны. — Он теперь постоянно в телефоне торчит! — шутливо пожаловался Антонио. — Как там ее зовут? Какое-то имя странное… — Никак, — отрезал Эрен. — Да говори, че такого? — Да отвали ты от меня! — Хистория ее зовут, — подал голос Ради. — Вот ты козел! Еще раз попросишь меня во время смены за напитками сгонять, ага… нахер пошлю! — Ой, да ладно. Леви в свою очередь рассказал, как они прожили три месяца в Гонконге — сначала в отеле, затем в съемной комнате на богом забытом острове, — как объедались димсамами и жареной лапшой, как искали работу и как Эрвин однажды обоссался на улице после полторашки пива… Никто ему, правда, не поверил. Эрвин, наверное, мог бы даже обозлиться за неправомерное разглашение чего-то настолько личного, но Леви все время гладил его по бедру и поглядывал на него ласковым, полным тепла взглядом, так что Эрвин заочно ему все простил. Кажется, у Леви не было проблем с тем, чтобы открыто демонстрировать их далеко не дружеские отношения, отчего внутри все ликовало. Даже больше — Эрвин давно не чувствовал себя таким счастливым. Только мысль о том, что со следующей недели надо выходить на офисную работу, спускала его с небес на землю. Работодатель, которому Эрвин отказал в конце августа из-за Леви и поездки в Гонконг, написал совсем недавно, буквально на днях, когда у них на руках уже были обратные билеты, мол, может, Эрвин все еще заинтересован в предложенной позиции, потому что они, к сожалению, пока никого не нашли. Эрвин не задумываясь согласился и подписал договор. Леви особых восторгов по этому поводу не выразил, но поддержал его решение. Впрочем, что бы там ни было с работой, Эрвин был невероятно счастлив уже от того, что между ним и Леви все так гладко. На фоне всех недоразумений, размолвок и попыток оттолкнуть друг друга в начале знакомства их нынешний мирок, полный понимания, заботы и доверия, имел особую ценность. Для них обоих. Эрвин даже представить не мог, что после всех их приключений что-то может пойти не так. Да и — что? Казалось, они всегда будут так же счастливы, пьяны и веселы, как в тот вечер. ____________ * «Какого черта! Мадонна! Кто это вернулся? Неужели он?» (итал.)