*\\\*
Шкафчик Ко Чунчун обклеен стикерами с многочисленными признаниями в любви. Сначала таких было пять-десять, а затем они стали увеличиваться с какой-то неведомой человечеству скоростью. И теперь сосчитать их толком уже было невозможно. Самые отчаянные студенты оставляли на таких посланиях свои координаты: номера телефонов, никнеймы в инстаграм и снэпчат, QR-коды из других социальных сетей и ссылки на различные блоги, каналы, интернет-ресурсы… Однако как бы все они не старались (какой-то умник один раз обклеил гербарием всё пространство вокруг своего стикера в радиусе десяти сантиметров), Чун оставалась непреклонной. Лишь холодно снимала все бумажки и складывала в мягкий мешочек, который вскоре превратился в банку, а банка — в коробку, которая через неделю переехала в комнату общежития, заняв собой добрую половину пространства под письменным столом. Причина такой внезапной популярности подруги была ясна Лалисе не до конца, хоть она и помнила ещё по школе, что Ко Чун всегда была видным и заметным человеком. Однажды на неё даже обратил внимание выпускник, который славился образом «самого недоступного парня Сиама». И любая другая первоклассница на месте Чунчун уже давно бы растеклась лужей перед улыбкой того красавца… Любая, но только не Чун. Её вопрос: «Мы знакомы?» — закрепился за ней на все оставшиеся три года и преследовал всякий раз, когда люди заговаривали о «личунчё». Студенты поговаривали, что Ко разбила тому парню сердце, и он страдал так сильно, что перевёлся на заочную форму обучения. Лиса, конечно, знала, что это было всего лишь сплетнями, потому что тот «красавец» просто спился и перестал посещать учебное заведение, но отрицать факт прибавления пары-тройки баллов к карме подруги тогда не могла. Всё-таки она действительно отшила того, по кому сохло пол школы, и умудрилась выглядеть при этом вполне бойко и естественно. Чего никогда нельзя было сказать о Лисе, которая терялась всякий раз, когда к ней пытался кто-либо подкатить. И ситуация с Дженни — отличный тому пример. Пускай Ким и строила из себя звезду академии, отказываясь даже здороваться с младшей и как-либо с ней контактировать. Но в один день, где-то спустя две с половиной недели после последнего разговора Лисы и Стар, последняя решает, что в повседневном ходе жизни пора сделать паузу и немного развлечься. Поэтому на поточной лекции, под которую обычно выделялся актовый зал, Ким Дженни решает сесть рядом с Лалисой Манобан и Ко Чунчун, разрушив тем самым все ставки студентов, которые думали, что феномен академии будет находиться всю пару рядом с сестрой в своём привычном «приват-углу». — Приветик, — Ким лыбится и отклоняет сидушку кресла, в которое плюхается практически вальяжно, — никто же не против, если я составлю двум прекрасным дамам компанию? — Составь, — пожимает плечами Чун, находящаяся от Стар через одно место. — Смотрю, ты сегодня решила сменить обстановку? Трудно сказать, хамит ли Чунчун или просто выражает свои мысли в столь грубой форме, но такой вопрос явно удивляет всех вокруг. Одну первокурсницу настолько, что та даже прикрывает от удивления рот ладонью в ожидании реакции Ким Дженни. Но Стар, на первый взгляд абсолютно естественно, лишь накидывает ногу на ногу и съезжает чуть вниз, чтобы коленки упёрлись в спинки кресел впереди. — Ну да. Вы сели практически в центре, почему бы и мне не присоединиться к вам? К тому же, полагаю, моя сестра будет здесь с минуты на минуту. Люди, поставившие на то, что Джен будет рядом с Ким Джису всю лекцию, облегчённо выдыхают и навостряют уши сильнее прежнего. Напряжение между тремя девушками невидимо нарастало и пугало. Старшекурсница сколько-то молчит, но потом продолжает говорить. — А ты что думаешь об этом, Лалиса Манобан? Твоя подруга, кажется, не очень рада моему присутствию. Что насчёт тебя? Лиса вздрагивает, когда девушка обращается к ней по имени, и поворачивает голову, чтобы лучше видеть её профиль. Дженни сидела словно статуя, положив обе руки на ту коленку, что была выше, и слегка вытянув губы в трубочку. На секунду младшая даже ловит себя на мысли, что Ким можно было бы запросто взять в натурщицы, но она тут же пропадает, когда собеседница переводит с пустой сцены взгляд на неё. — Мне всё равно, — сконфуженно цедит Фокс, резко отводя голову, — это твоё дело, где сидеть. Меня не касается. — Раз не касается, то перестань пялиться на меня, — самодовольно отчеканивает Стар и улыбается одним уголком губ, выгибая бровь и стараясь произвести впечатление. — Тогда ты перестань вести себя так, будто собираешься сейчас пройти пробы на ведущую роль в дурацком сериале, — делает девушке замечание Джису, подошедшая к той с её стороны. — Сестра! — Восклицает Ким, тут же убирая руки с ноги и выпрямляясь. — Не пугай так! — Тебе стоит сменить тон, — стыдит младшую шатенка, протискиваясь между сидениями к Чунчун, — и снять этот полушубок. Ты же в помещении. У Лалисы, когда знаменитая Стар тянет руки к своей меховой жилетке, от удивления на лбу появляется морщинка, но вскоре пропадает, потому что, конечно, кто такая Ким Дженни, чтобы подчиняться какой-то там Ким Джису. Однако на секунду Манобан показалось, что вокалистка имеет сильное влияние на свою сестру, которую, впрочем, довольно быстро удалось приструнить парой строгих предложений. Кажется, Ким Дженни не такая уж и пафосная, если стереть с её лица все эти стрелки с красной помадой и переодеть в обычные домашние треники с майкой. Может, она даже умеет убираться и мыть посуду… — Сходишь со мной в эту субботу, — шепчет Чичу Чунчун на ухо, — в торговый центр за костюмом для предстоящей вечеринки? Старшая практически успевает незаметно подмигнуть, но от коротковолосой следует совершенно несвойственная ей реакция, останавливающая любые желания. Студентка вздрагивает и тут же поворачивается к Лалисе. — Чудно! Хей, Фокс, ты с нами? — Пинает Ко подругу в бок и часто кивает головой. — Что? Ты о чём? — Ким Джису хочет посмотреть костюмы для Хэллоуина. Пойдёшь? Чичу разочарованно вздыхает, потому как времяпрепровождение изначально планировалось только с Ко Чун, но всё же натягивает улыбку и подаётся корпусом чуть вперёд, чтобы установить с Лисой зрительный контакт. — Присоединяйся. Моя сестра тоже там будет. Дженни вроде как хочет раскрыть рот, чтобы возразить, но тут же осекает себя, когда Лалиса бросает взгляд на слегка ссутулившуюся Ко и, смирившись со своей судьбой, утвердительно моргает, уходя в себя. Когда приходит преподаватель, блондинка не замечает. Всю лекцию она проводит в раздумиях над тем, что суббота скорее всего станет для неё самым сложным днём за весь месяц. Потому что проводить время с той, кто заставляет полыхать от злости и негодования, должно быть, вредно для ментального здоровья. Но даже если психике Лалисы конец, она готова наконец-то выпить с треклятой Дженни «чашку кофе или рюмку рома в местном баре», чтобы на следующее утро проснуться и навсегда пожалеть об этом. Потому что такое воспоминание вряд ли сможет сделать её счастливой.*\\\*
В субботу все четверо встречаются в каком-то торговом центре на отшибе города, в котором ни Чунчун, ни Лалиса никогда не были. Дорога до него от общежития занимает добрых сорок минут, которые, вообще, можно было смело потратить на прекрасный сон красоты. Однако исключительно ради своей подруги, которая уже сто процентов была одной ногой в очередной авантюре месяца, Лиса всё-таки заставляет себя составить ей компанию, при этом очень надеясь слинять как можно раньше. Поэтому, когда она видит вдалеке Дженни, прибывающую явно не в настроении, с трудом сдерживает победоносную ухмылку человека, готового оторвать пару часов дневного сна. — Не пей сегодня много. И возвращайся в общагу до комендантского часа, — полутихо говорит подруге Манобан, чуть шлёпая её по попе. — И, пожалуйста, удостой меня чести знать о твоём местонахождении в случае чего. — Ой, не будь моей мамочкой только, — незаметно для подошедшей Ким, улыбающейся столь ярко, будто её взяли дублёром в рекламу колгейт-тотал, ворчит Чунчун. — Я поняла тебя. Буду осторожна. Лиса чуть кланяется двум сёстрам, взмахивает на прощание рукой и уже было даёт дёру, но, к сожалению, быстро отвязаться от нежелательной компании у неё не получается. — А? — Изумляется Джису, останавливая этим гитаристку. — Фокс покидает нас? Лалиса едва кивает головой, придумывая на ходу какую-то глупую отговорку, чтобы оставить Ко Чун наедине со старшей. И, самое главное, чтобы отдалиться от треклятой Ким Дженни. — Я внезапно поняла, что у меня есть неотложенный доклад. Надо идти. — Вот как! — Не скрывая счастья, лыбится Ким. — Ну, ничего не поделаешь. Жаль, что ты бестолку проделала такой путь сюда. — А за меня тебе типа не жаль? — Вступая в беседу, вредно спрашивает Дженни, скрестившая руки на груди. — Мне костюм этот твой к чёрту не сдался. Так что, сестрёнка, я отчаливаю. Чао. Тон, конечно, у Стар был и правда просто отвратительным. Но за то время, что Лиса знала её, ей было известно, что порой Дженни бывала и мягкой. Например как в тот день знакомства, когда она подняла с пола потерянный Манобан плектр. Абсолютно внаглую вытащив из рук сестры ключи от машины, Джен длинным шагом направляется в сторону выхода из торгового центра. — Эй! Ким Дженни! Подумай обо мне, как я буду добираться до дома? — Возьмёшь такси! Или ты обеднела? — На ходу отчеканивает брюнетка и толкает одной рукой стеклянную дверь, наконец покидая торговые ряды. Лалиса слышит, как Чичу цокает языком, поэтому, не желая попадаться под горячую руку, тоже разворачивается и удаляется восвояси. Ко Чунчун было виднее, как успокаивать свою потенциальную девушку. На улице сегодня стояла приятная погода. Подкрадывающиеся холода лишь аккуратно намекали на себя, а солнце, светя ярче обычного, постепенно переставало греть. Хотелось погулять и развлечься, возможно, зайти в кафешку за кофе на вынос. В общем, сделать что-то такое, что прямо противоречило придуманной пятью минутами ранее отговорке. Хотя, конечно, идея с дневным сном была тоже по-прежнему жива, дожидаясь своего осуществления. — Смотрю, ты не особо торопишься делать доклад, — с ухмылкой замечает стоящая около идеально белой машины Дженни. Манобан вздрагивает и замирает на месте. Стар начинает бесить тем, что вызывает собой такую реакцию. — Садись, — кивает она на пассажирскую дверь, — развеемся. Ну, вот. Проблемы примчались оттуда, откуда их не ждали. Джен обходит автомобиль со стороны капота, залезает в просторный салон и по нажатию кнопки заводит мотор. Лиса не торопится присоединиться, понимает, что эта затея скорее всего не закончится ничем хорошим. — Мне вот интересно, — опуская стекло, проговаривает старшая, смотря на Манобан через тёмные очки, — ты глухая или глупая? Садись, говорю, развеемся. В третий раз предлагать не буду. Лалиса ломается под выжидательным взглядом ещё сколько-то, жмуря глаза от вышедшего из-за светлых облаков солнца, и, наконец, открывает пассажирскую дверь. Она заранее знала, что её ментальному здоровью сегодня придёт конец. Если, конечно, Ко Чунчун, не убьёт его быстрее, когда обо всём узнает. Но Лиса не может сопротивляться. Ким Дженни слишком прекрасна, чтобы отказать ей. — Тебя пристёгиваться не учили? — Учили, — на автомате кивает Манобан. — Тебе напомнить или сама справишься? Опережая действие потянувшейся к ней Джен, Лалиса сама хватается за ремень безопасности, тут же фиксируя его и выпрямляясь словно по струночке, чем заставляет девушку улыбнуться и отпрянуть на своё место. Ким блокирует двери, поправляет на носу явно дорогущие очки и надёжно обхватывает руль. — Расслабься. Я не собираюсь с тобой ничего делать. Во всяком случае, прямо сейчас. Тесновато будет. А после нажимает педаль газа и рывком направляется в свой любимый бар рядом с домом.*\\\*
В баре сразу видно, что Дженни в нём — частый клиент. С ней здороваются двое охранников, справляясь о здоровье, а бармен, увидя девушку издалека, вскрикивает: «Вам как всегда?» Ким ориентируется в путаном, приподвальном заведении как у себя дома, салютует некоторым посетителям, а у одного столика даже задерживается на пару минут для светской беседы. Брюнетка находилась явно в своей среде: двигалась вольготно, свободно и горделиво. Такой развязности за ней не наблюдалось даже в коридорах королевской академии. Хотя, казалось бы, она там была словно мать-наседка, за которой гуськом выстраивались десятки человек. Лиса рядом с иконой стиля и популярности никак не пририсовывалась, выглядела лишней, чужой. Несмотря на то, что Ким всячески пытается её встряхнуть и привести в чувство — времяпрепровождение в местном пабе было явно не для Манобан. Однако вскоре бокалы вина — единственное, на что Лалиса дала своё согласие, — всё-таки берут своё и успокаивают нервы. Блондинка заметно расслабляется, привыкает к обстановке. Её глаза обретают более живые краски, теряют тусклость и блеклость. И наконец, Лиса даже заводит неожиданный для себя разговор. — Почему тебя отстранили от занятий на две недели в начале учебного года? Они сидели в приватной комнатке за низким кофейным столиком, провалившись в два глубоких кресла. Дженни всё это время крутила у себя в руках стакан с горьким холодным ромом, обдумывая какие-то свои мысли в тишине и не придавая ничему особого значения. Лалиса, в общем-то, тоже не норовила много болтать с той, кто влечёт за собой сплошные интриги и сплетни, но мысль, внезапная ударившая ей в голову, не могла дать покоя. — Это действительно то, что ты хотела узнать у меня? Серьёзно? Из всех вопросов на свете ты выбрала именно этот? Джен выглядит слегка раздасованной, задетой. По правде, она ждала, когда молчаливая Лиса подаст голос, но не думала, что темой разговора станет то самое отстранение, наделавшее немало шума. — Если бы я хотела спросить о чём-то другом, — младшая ставит бокал с глотком вина на столик, придвигаясь ближе к краю сидушки, — спросила бы о чём-нибудь другом. Но мне интересно знать именно это. — Хорошо, — кивает Ким, скрещивая ноги, — будь по-твоему. Трагическая пауза обостряет внимание. Лиса складывает руки в замок и наблюдает, как Дженни доливает себе в стакан алкоголь, быстро облизывая при этом губы. — Директор спалил меня в гримёрке, когда я подсыпала слабительное в бутылку воды одной противной однокурсницы, — совершенно спокойно пожимает плечами Ким. — Он был в ярости, поэтому принял решение отстранить меня на две недели. Лиса, ожидавшая услышать историю какого-нибудь бешеного секса в подсобке, разочарованно вздыхает и допивает глоток вина. Она думала, рассказ знаменитой Стар будет длинным, душещипательным, захватывающим… А обошлось всё двумя предложениями. Скукота. — Однако истинная причина отстранения заключалась не в этом, — Дженни залпом выпивает содержимое стакана, из-за чего кубики льда звонко стукаются друг о друга. — Истинная причина заключалась в том, что до этого старого пердуна долетели слухи, будто я толкаю наркоту младшекам. — Лалиса заметно оживляется. — Абсурд полнейший, конечно. Я сразу сказала, что никакого отношения к подобному не имею. Однако директор «в профилактических целях», — Ким рисует в воздухе кавычки, — всё-таки отстранил меня, чтобы слухи улеглись. Манобан удовлетворённо суживает глаза. Брюнетка открылась ей, хотя никто её не просил об этом. Лиса даже ловит себя на мысли, что получать информацию от первоисточника было куда приятнее, чем от трубачей, потому как те имели привычку всё приукрашивать. Конечно, никто не отменял возможности приукрашивания со стороны Ким Дженни, но Лалиса всё же верила ей. Почему-то ей казалось, что история, преподнесённая в столь строгой и короткой форме, не могла быть ложной. — Вокруг меня много всякой необоснованной чепухи, — брюнетка встаёт, подходит к Манобан и помогает ей подняться, — но я буду счастлива, если ты будешь верить тому, что тебе говорю я, а не чужие люди. Фокс выпрямляется и оказывается прямо напротив носа Дженни. Та придерживает её сзади за спину, ближе к талии, и внимательно рассматривает глаза, выглядывающие из-под пышной чёлки. Из-за этого младшей приходится долго собираться с мыслями, чтобы заставить себя отступить от манящей к себе девушки на шаг в сторону. Поэтому, замешкавшись, обнаруживает, как Ким притягивает её к себе одной рукой теснее прежнего, а второй — чуть-чуть приподнимает волосы, чтобы доскональнее рассмотреть привлёкшие её внимание веки. — У тебя глаза красивые, — шепчет она, — тебе когда-нибудь говорили об этом? У Манобан тяжело ухает в сердце и обваливается потолок разума. Ох, да. Когда-то ей уже говорили об этом. Только тогда она решила не расценивать это с романтической точки зрения. А сейчас она была как нельзя ближе к тому, чтобы предать данное собой обещание. Рука Дженни всё ещё лежит на талии Лисы, а пальцы свободной руки, слегка касаясь, со лба перемещаются на брови, с них — на нос, щёки и останавливаются около подбородка, прямо рядом с губами. — Я очень хочу поцеловать тебя сейчас, — тихо произносит она, — не испугаешься? У Лалисы дрожат колени и ресницы. Ей нужно срочно прийти в себя, иначе она рискует обрести проблемы. Отдельная комната для постоянных клиентов не освобождала от возможно зашедшей официантки и сотен любопытных глаз, оставшихся за её пределами. Слегка уперевшись ладонью в чужую грудь, Лиса опускает голову. Нужно собраться. Раз, два… — Ты чудная, — Дженни ведёт указательным пальцем по шее девушки вниз, к воротнику рубашки, а после кладёт руку на блондинистый затылок, — но мне нравится в тебе эта черта. Она сокращает расстояние и касается полураскрытыми губами чужих, выбивая из лёгких Лисы весь воздух и заставляя на пару мгновений забыть обо всех обещаниях. Ким целуется рвано, по-издевательски тянуче и тягуче, периодически переходя с нижней губы на верхнюю, порой прихватывая ту зубами и медленно отпуская. Лалиса, несмотря на все мысли отступить, подставляется открыто, кладёт руки на острые лопатки и слегка склоняет голову на бок, замирая так и едва успевая дышать. Всё это было похоже на сумасшествие, о котором Манобан ещё пару дней назад не могла себе даже позволить вообразить. А сейчас Джен касалась её так умело, так превосходно, что это отбивало память. И Лалиса клянётся, что на следующее утро не сможет вспомнить всех подробностей этой сцены. Вошедшая во вкус Дженни чувствует чужую раскрепощённость, перемещает руку с талии на ягодицу, а второй расстёгивает две верхние пуговицы, пока Манобан не успевает опомниться. Начинает целовать более настойчиво, теперь уже очерчивая кончиком языка контур чужих пухлых губ и почему-то не смея спуститься ниже — на шею и ключицу. Лалиса пьянила. Одних только поцелуев с ней было достаточно, чтобы почувствовать себя по-настоящему хорошо. И в глубине души Ким гнобит себя за эту нерешительность, которой на момент поддаётся, потому как Манобан, наконец, опоминается и убирает со своих бёдер тяжёлую руку, касаясь её так трепетно, так нежно, что у Дженни слегка кружится голова. — Думаю, пора расходиться, — отстраняясь, прерывает череду поцелуев Фокс, — в любой момент сюда может кто-нибудь зайти. — Тебя волнует только это? — Дженни закапывается пальцами под хлопковую рубашку, пробегается подушечками под тугими лямками лифчика. — Почему ты не спрашиваешь меня ни о чём? Почему не интересуешься мною? — Интерес должен быть взаимным, — отрезает девушка. — А он взаимен, — с блеском в глазах подмечает Джен и берёт руки Лалисы в свои. — Послушай, — младшая трезвела прямо на глазах, — я не собираюсь играть с тобой в твои дурацкие игры. Я не хочу видеть своё имя или прозвище, так щедро полученное от студентов, в различных группах рядом с твоим. Мне не нравится это. — Так вот в чём дело. Ким устало прикрывает глаза, но не выпускает больших рук, думая, как лучше ответить. Вообще-то, сейчас хорошего ответа не было и не могло быть, но Лиса… Она почему-то цепляла. По какой-то неведомой Дженни причине Лалиса неистово влекла к себе. Сильнее кого-либо. Грёбаный алкоголь. С ним пора завязывать. — Будь по-твоему, — Джен повторяет заученную фразу и поглаживает большими пальцами тыльные стороны ладоней девушки, — но знай, что я с тобой была честной сегодня. И у тебя прекрасные руки. Будет жаль, если ты собьёшь их о струны гитары. У Лисы в глазах стоят слёзы. Она знает им причину. Ведь раньше такие слова говорил ей лишь один-единственный человек. — За всё уплачено, — Ким берёт в руки свои вещи, — если хочешь, можешь ещё побыть здесь. А нет — уходи сразу после меня. Она кротко и целомудренно, скорее даже на ходу, целует Лалису в уголок губ и, наконец, открывает тяжёлую дверь, пропадая за ней и оставляя после себя слабый, едва ощутимый горько-сладкий запах духов. Запах, больше похожий на злостное проклятие. Запах, ассоциирующийся со всевозможными грехами, которые, увы, Лиса Манобан уже совершила. И теперь ей точно нет за это прощения. И никакие отговорки тут больше не помогут.