Bad guy - Billie Eilish Think you're so criminal Bruises on both my knees for you Don't say thank you or please I do what I want when I'm wanting to My soul so cynical So you're a tough guy Like it really rough guy
Нежная бледная кожа Бинхэ была окутана алой веревкой, словно коконом, что способен защитить от всех невзгод и страхов, вот только не смог. Она больно вгрызалась в тело, не позволяя пошевелить руками, что были плотно зафиксированы за спиной, невозможно было даже напрячь в полную силу мышцы. Больно. Он лежал на боку и впитывал любовь от учителя, что самозабвенно бил его носком туфель. Удары приходились в живот, грудь и солнечное сплетение, не давали вздохнуть, успеть понять происходящее. Он терпел. Не один вскрик не сорвался с губ. Он не знал почему, но был уверен, что кричать нельзя, молить о пощаде тоже. Новый удар и снова тишина, лишь тихий стон, что глушился громкими битами музыки. Хорошо, что играла музыка, она не давала сойти с ума от боли и унижения. Бинхэ изо всех сил держался, чтобы не закричать - ЗА ЧТО? Его учитель всегда был ласков, даже в боли. Сейчас же ученик совершенно ничего не понимал. Сознание спуталось, а повязка скрывавшая комнату, рисовала красные пятна перед глазами. - Какой хороший мальчик. Такой терпеливый. Не сдерживай стоны. Мне нравится слышать твой голос, - прошептал на ухо учитель. Горячее дыхание обдало кожу, но совсем не вызывало прежней истомы в животе, лишь страх и отвращение. Бинхэ, сбитый с толку окончательно, хотел задать вопрос, но не успел, его кожу коснулся жгучий удар плети. Той самой, что всегда доставляло нестерпимое удовольствие и желание сдаваться раз за разом, но только не в этот раз. Ему казалось, что кровоточит не только кожа, но и его сердце. Боль в его теле была ничем в сравнение с болью душевной, он чувствовал себя преданным, разбитым и выброшенным из сладкой сказки на грязную промозглую улицу, как щенок. Хотелось плакать, но он держался, уже не понимая зачем. Его перевернули на спину. Новый удар заглушил даже музыку, а Бинхэ стиснул зубы с такой силой, что чуть не прикусил язык, во рту был металлический привкус его собственной крови. Лучше бы эта была кровь Цинцю, сейчас он готов был перегрызть ему глотку и рвать его на куски, пока не останется ничего, не задумываясь о последствиях, лишь бы закончить эту пытку. Оружие сменили, Бинхэ это сразу понял, потому как выгнулась спина от удара по животу, боль была нестерпимой: рвалась кожа, мышцы и кости, именно так ему казалось. Он почувствовал, как горячая струйка крови стекает на бока. И снова, рвущийся из горла крик был запечатан стиснутыми зубами. - Так совсем не интересно, Бинхэ. Я хочу слышать тебя, - Цинцю шептал, одновременно водя пальцами по ранам, надавливал, царапал, сжимал соски, словно ждал чего-то. Так и не дождавшись стонов и мольбы Бинхэ Цинцю окончательно разозлился. Он с силой сжал рукоять кнута, самого жестокого мучителя среди арсенала брата. Такой кнут мог действительно дробить кости, рвать плоть и просто-напросто вызвать болевой шок с последующим летальным исходом. Бинхэ крупно повезло, что "Цинцю" не собирался его убивать, иначе такая смерть бы ему совсем не понравилась: тело, бьющееся в конвульсиях, как птица с переломанным крылом, пена изо рта и боль, настоящая боль, боль посмертная и ужасная. Нормальный, среднестатистический человек, может выдержать от четырех до десяти ударов, в зависимости от его болевого порога. Один удар он уже получил и уже готов рвать на себе волосы и веревки, что крепко держали его. Как жаль, что у него нет сверхчеловеческой силы - он бы разорвал эти вервия, а потом и учителя на мелкие куски. Злость, доселе ему неизвестная, рвалась наружу, гнетущая аура уже клубилась вокруг его тела, он осязал это каждой своей клеточкой, убийственная аура. Как только все закончится - он убьет. Первый раз. И не уверен, что сможет остановиться. Цинцю же, почуяв поток сил, решил выбить всю дурь из башки мальчишки наряду с последними силами к сопротивлению. Он был зол настолько, что еле сдерживался. Да, он сдерживался, несмотря на кровавое месиво перед ним, он сдерживался. Он творил дела и похуже, намного хуже. "Цинцю" взглянул на Цинцю и увидел нечто прекрасное, невообразимо завораживающую картину, что так долго ждал. Холодный взгляд брата разрезал его и стирал в порошок тысячу раз в секунду. Истинное наслаждение. Пусть мальчишка молчал, он достиг чего хотел. Его любимый холодный, гордый брат был в ярости. Наконец-то. Трепет поднимался от кончиков пальцев на ногах и растекался лавой по сердцу и венам, взрывая фейерверки в теле и голове. - У-учитель, - прохрипел Бинхэ. Цзю моментально оторвался от брата и ударил с новой силой кнутом, в очередной раз разрывая кожу парня. Затем подошел и поднял того за волосы, больно стискивая пряди у самых корней. - Господин! Я твой господин! - Цзю орал Бинхэ в ухо, периодически тряся его головой из стороны в сторону. - Веер, - снова хриплый голос сорвался с потрескавшихся губ Бинхэ. - Какой еще, к черту, веер?! Ты слышал, что я сказал? Зови меня господин! В следующую секунду Бинхэ начали душить с такой силой, что чуть не сломали гортань, он судорожно глотал воздух, бился, сучил ногами и хрипел. Бинхэ уже понял, что это не его любимый учитель и теперь настоящий страх накрыл его с головой. Его убьют. В этой самой комнате. В доме его учителя, а значит, когда он придет, то найдет тело Бинхэ, а потом и его тоже убьют. Бинхэ начал рыдать, слезы струились из под повязки, а кислород убывал, затуманивая остатки, покидающего его, сознания. Когда он уже начал погружаться в небытие, его отпустили, швырнули в пол, он ударился головой и закашлялся, сгибаясь пополам на боку. Цзю плюнул прямо на него, а затем поставил его на колени и снял повязку. Бинхэ открыл глаза, но ничего не увидел, от боли и удушья его взгляд расфокусировался, а темные пятна шли рябью. Спустя пару минут и десяток морганий, он, наконец увидел, то, что увидеть никогда не пожелал бы. Его Цинцю был привязан к креслу: руки, сжатые в кулаки, дергались, по запястьям текла кровь от, стертой веревкой, кожи; рот заклеен лентой, кадык дергался, словно пытаясь, что-то сказать, а из глаз струились слезы, горькие, такие настоящие. Все капилляры потрескались и белых просветов в белках почти не осталось. Он смотрел на учителя, а тот смотрел на него. Гамма чувств проступила на лице учителя, от некогда прекрасного лица не осталось ничего. Дикий зверь, загнанный в угол и то смотрел бы с меньшей яростью и болью. Бинхэ хотел подползти к учителю, освободить его, а потом молить о прощение, что не понял все сразу, ползать в ногах, зацеловывать раны и никогда не отходить. Вот только его мечтам было не суждено сбыться - ко рту поднесли тряпку и прижали к лицу, он вдохнул едкий запах и провалился в темноту.***
Цзю еще пару раз пнул уже бессознательное тело и направился к брату. Погладил того по лицу и убрал, выбившиеся из хвоста прядки за ухо. - Потерпи немного, ленту отдирать немного больно, я быстро, - он говорил таким приторно заботливым голосом, что Цинцю едва сдерживал рвотные позывы. Да и как рвать, когда кляп во рту. Ленту снял, действительно с лаской, потер ему щеки. Цинцю же выплюнул кляп, а затем плюнул в лицо брату. - Ублюдок! Что ты творишь? Окончательно сбрендил? Развяжи немедленно и вызови скорую! Ты же его покалечил! Он истекает кровью, - Цинцю кричал в заплеванное лицо и дергал телом, пытаясь в сотый раз вытащить руки. Цзю медленно вытер лицо, он был зол и доволен одновременно - никогда его брат с ним так не говорил. Никогда. Столько пыток и унижений, и все бесполезно, всегда смиренное принятие, а тут... Насколько же Бинхэ ему дорог? Злость перевесила радость и он отвесил звонкую пощечину, дрыгающемуся брату. И поделом ему. Надо снова заклеить ему рот и продолжить пытать Бинхэ, даже будить не надо, всё равно он молчал все время пытки - разницы никакой. Цзю зашел куда-то за спину Цинцю, чем-то звякнул и вернулся на прежнее место, в руке он держал нож с коротким обоюдоострым лезвием, не кухонный - военный. Провел кончиком по шее Цинцю, спустился ниже, отпарывая пуговицу за пуговицей, открыл грудь. Тихонько надавил и распорол кожу под соском, провел вдоль, удлиняя порез. Цинцю шипел, сжимая кулаки, больно, но это ничто по сравнению с болью Бинхэ от кнута, мелочь. Цзю поставил нож под прямым углом и воткнул в грудь, неглубоко, но достаточно, чтобы кровь начала литься бурной рекой, быстро окрашивая рубашку. - Чокнутый псих. Ненавижу тебя, - Цинцю тихо шипел сквозь зубы, держался, чтобы не взвыть от боли, прикусывал губы и щеки, сегодня он не доставит ему такого удовольствия. - Знаешь, с вами все скучнее и скучнее. Видимо я плохо стараюсь, раз вы не кричите от боли и удовольствия, - Цзю вырисовывал круги, оцарапывая кожу на животе Цинцю. Он хотел истыкать его, как игольницу, сотни раз вгонять этот короткий нож, он специально взял его, им сложно убить, лезвие не достанет до органов, но пытать...пытать им просто прекрасно. Можно медленно, словно в масло, всаживать нож, вынимать и снова всаживать, ни в чем себе не отказывая, наслаждаться по полной, не страшась, что жертва умрет. Не умрет. Если только от потери крови. Сумасшедшая улыбка расплылась на лице, когда он в очередной раз воткнул нож - теперь в бедро. Почувствовал, как комочки мышц раскрываются под лезвием, накрывая его эйфорией с головой. Цзю балдел, никакие наркотики не способны взорвать мозг таким фейерверком наслаждения. - Прекрати! Ты снова сядешь, слышишь, я сам засажу тебя за решетку, а лучше в дурку, навсегда?! Ненавижу... - Заладил - ненавижу-ненавижу, заткнись уже! - Цзю снова впихнул мокрый от слюны кляп ему в рот.***
Пока Цзю искусно орудовал ножом по уже израненному телу Бинхэ Цинцю искал любую возможность освободиться. Снова выплюнуть кляп не составило труда, а вот с веревками на руках было куда сложнее. Стертая кожа кровоточила и саднила, сколько бы он не пытался вытащить хотя бы одну руку - ничего не выходило, лишь причиняло новую порцию боли и страданий. Цинцю снова и снова кричал брату остановить это безумие - тщетно. Тот даже не заметил, что Цинцю больше не заткнут тряпкой. Из дыр в его теле вытекала жизнь, а изо рта крики, но никто не слышал. Впервые Цинцю проклял свою предусмотрительность, ведь если бы он не был педантичен и не установил лучшую звукоизоляцию, то соседи бы уже услышали эти дикие вопли боли, ужаса и гнева. Если бы. Никто не услышит. Никто не спасет. Волна отчаяния накрыла Цинцю с головой, он захлебывался в водах ужаса, тонул в апатии - человек, что умер с еще бьющимся сердцем в груди... Из глаз вновь заструились слезы. Он снова маленький мальчик, такой беззащитный и беспомощный, не способный бороться, лишь принять судьбу. Тихо. Безропотно. Смириться. НЕТ! Нельзя! Борись!***
Он не знал сколько времени прошло, но слезы уже высохли, а для нового водопада не осталось воды. Бинхэ лежал без сознания в собственной крови, не двигался, не сопротивлялся, несмотря на Цзю, что с тщательностью отличника трудился над заданием. Окончательно обезумевший он делал широкие мазки кистью, окрашивая все вокруг в алый, почти красивая картина, если б не была такой жуткой. Пора это заканчивать. Цинцю снова стал собой - холодный, рассудительный, сильный, способный на невозможное. Он опустил лицо к веревкам на правой руке и стал вгрызаться в нити: тянул, переворачивал, дергал рукой. Ему удалось добраться до узла под подлокотником, и спустя сотни секунд он смог его развязать, изранив рот и язык, но ему было плевать на все сейчас. Свободная рука развязала оставшиеся узлы на руке и ногах. Он действовал на автопилоте: резко встал - из раны на бедре, с брызгом, усилилось кровотечение - подошел-подлетел к Цзю и выхватил нож. Что случилось дальше он не понял. Кажется они подрались, потому что ран на обоих братьев порядком прибавилось.***
Holding on - Ferry Corsten feat Shelley Harland
И вот он стоит посреди комнаты, в руках нож, лезвие в груди Цзю, кровь на ковре, везде. И музыка. Грустная. Так похожая на них. Они не смогли остаться вместе. В этом мире нет места для них двоих. Цинцю плакал, в который раз за вечер, но теперь не от боли, он просто сожалел, что все так вышло, что нельзя было по-другому, а он бы так хотел, чтобы они были счастливы. Все они. Но мир решил иначе. - Не шевелись, - Цинцю плотнее сжал рукоять, не давая Цзю отстраниться, чтобы вынуть лезвие. - Пусти, - Цзю шипел диким зверем, он хрипел, изо рта вытекала пенистая кровь. - Не шевелись! - Цинцю повысил голос и стал оглядываться в комнате, в поисках мобильного. Нашел аппарат в штанах брата, но сигнала не было, он смачно выругался и уже хотел швырнуть трубку об стену, как Цзю его остановил. - Я...заглушил...сигнал,- он с трудом выговаривал слова, каждый раз останавливаясь, чтобы глубоко вдохнуть. - Как его снова запустить? Быстрее, иначе вы оба тут умрете, и возможно я с вами, - Цинцю легонько тряс брата, пытаясь привести его в чувства, выходило плохо. - В кармане... - Цзю прохрипел и начал заваливать на бок с закатившимися глазами. Цинцю с трудом удержал его и нож, уложил на спину, проверил пульс и дыхание. Выдохнул. Все в порядке - для умирающего. Пошарил в карманах брата и нашел маленький пультик с двумя выпуклыми кнопками, из надписей было лишь "on" и "off". Некоторое время он размышлял. On - это включить связь или глушилку? Решил не париться и просто сработать методом тыка, выбрал "off" и не прогадал - связь появилась. Трясущимися руками он вызвал скорую, а затем и полицию - позвонил тому самому следователю, с которым говорил всего пару часов назад. Затем снова проверил жизнеспособность брата, что Бинхэ дышит он видел - сильный мальчик. Он подполз к любимому и стал развязывать его, как можно аккуратнее, стараясь не задеть порезы, что было практически не возможно. Казалось на нем не осталось и миллиметра чистой кожи - без ран. Все в крови. Дверь выломали - Цинцю не удивился - у него просто не было сил добраться до нее и открыть вход гостям. Он терял сознание, все плыло перед глазами, было холодно и одиноко. Когда вошли медики и копы Цинцю уже лежал на боку и не видел. Он погрузился в темноту, глубокую и густую - в тишину и покой.